Where the Guns Sleep

      На следующий день Боуи вышел из дома в идеально скроенном костюме глубокого винного оттенка. Любому мужчине известно, что только сшитый на заказ костюм может сидеть так, как выглядит именно этот образ. Это была и есть работа Мин Ю — дизайнера и подруги семьи Гарсия, в частности Мартинеза.       Огненные волосы Боуи собрал в небрежный пучок. Несколько прядей выбились, обрамляя лицо, как языки пламени.       Перед входом в театр он остановился, вскинул взгляд вверх, будто осматривал фасад храма, и на мгновение замер. В воздухе чувствовалась влажность, вечер был прохладен, но Бернс, как и всегда, казался непроницаемым.       Сниджер подъехал на машине — чёрный Porsche выглядел слишком дорого на фоне колонн и лестниц старинного здания. Он вышел из салона в костюме дымчато-голубого цвета, строгом, как и он сам. Только небольшая складка на лбу выдавала его волнение.       Они встретились глазами.       — Здравствуйте, — сказал Боуи, слегка улыбнувшись.       Сниджер осмотрел его. Взгляд задержался на открытой ключице, на линии подбородка, на живых волосах, скрутившихся в рубиновые кудри.       —У тебя хороший вкус в классической одежде.       — Это не совсем мой вкус, — ответил Боуи, опуская взгляд.       Сниджер чуть поднял бровь.             — Даже если и так, то тебе очень идет…       Они прошли в зал. Свет медленно гас, зал наполнялся шёпотом. Бернс сел, опустив руки на колени, и лишь краем глаза смотрел на Сниджера.       Его губы… выглядят чертовски соблазнительно       Боуи обернулся к нему и, прежде чем осмелиться что-то сказать, чуть выдохнул.       — Сниджер... Простите, если это прозвучит неловко. Но... что вы думаете про разницу в возрасте в отношениях?       Ответ не настиг его сразу. Снидж отвёл взгляд, поджав губы.       — Всё зависит от разницы.       — Сколько вам лет? — продолжил Боуи спокойно.       — Тридцать пять.       — Двенадцать лет разницы критичны для вас?       Он сидел почти неподвижно, не отрывая взгляда. Ни один мускул не дрогнул. Но внутри было совсем иначе — в груди грохотало.       Сниджер выдохнул в три счета, не поднимая глаз:— Тебе не кажется это странным? Быть с кем-то наст олько старше…или младше?       — А если это любовь? — Боуи спросил просто, без наигранности.       Мужчина сжал пальцы на руках и также быстро распустил, открывая ладони, словно отсек этим рывком всю неуверенность. Его плечи медленно опустились и зависли на пару секунд, прежде чем он смог набрать воздух в грудь. — Если это любовь... — в воздухе повисла секундная, но такая долгая для Боуи пауза — Если это любовь, то плевать на возраст, ничего более не будет иметь значения.       — Тогда... я бы хотел чтобы мы с тобой к этому пришли, ты мне понравился...       Оркестр взял первую высокую ноту, и свет погас.       Всё... моё сопротивление повержено.       — Я… кажется уже и не против, — выдохнул он, расслабляя тело, принимая свою участь – такую приятную, разлитую жаром по всему телу.       Боуи взял его за руку. Его пальцы были холодными от волнения, но мягкими. Сниджер не отдёрнулся. Ему было хорошо.       Музыка в то время развивалась.       — Самая выдающаяся часть — соло Танкреда во втором акте, — прошептал Сниджер, склоняясь ближе. — Главный герой не уверен в своей возлюбленной, но идёт на риск ради неё, ведь испытывает искренние чувства. И даже если она не любит его — он всё равно готов отдать за неё жизнь.       Боуи внимательно слушал и саму музыку оркестра, и Сниджера, пытаясь разобраться в том, что нравится его спутнику.       Сниджер улыбнулся, не скрывая радости от его искренней вовлеченности.       — Я просто обожаю романтику. Не могу устоять перед чувствами. Это моя слабость.       — А ты сентиментальный…       Сниджер лишь кратко кивнул.       Они слушали оперу дальше. В какой-то момент Боуи повернулся к нему, взял за подбородок и осторожно поцеловал. Сниджер сначала замер — но ответил, не отрываясь. В его жесте было что-то удивительно уязвимое, но и сам Боуи касался его губ так, словно это были крылья бабочки, хрупкие, способные сломаться от любого неправильного механического воздействия.       В этом поцелуе не было ни грамма пошлости и резкости. Он стих вместе с музыкой оркестра и снятием (то жест, который указывает на окончание музыкального фрагмента, показывая завершение мотива, фразы или произведения в целом.) дирижёра       После оперы они вышли на улицу. Вечер уже успел плавно перетечь в ночь и стать сильно прохладным. Боуи сиял и горел как огонь костра, а Сниджу не было холодно рядом с ним, наверное, прохлада ночи – последнее, о чем он бы мог думать в этот день.       Бернс снова наклонился к объекту своего обожания и прошептал так, будто никто больше не должен услышать этого признания, ведь в нем скрывалось что-то стыдное, способное ввести в агонию их обоих:       — Твои губы… Я хочу прикоснуться к ним еще раз.       Сниджер посмотрел в его глаза вызывающе прямо:       — Ты можешь делать это, когда захочешь.       — Хорошо, — шепнул Боуи и поцеловал его снова.       Позже, когда они разъехались по домам, Боуи вошёл в свою комнату с лёгким, детским торжеством на лице. В это же время Сниджер стоял у окна, прикасаясь пальцами к губам.       Я никогда не испытывал ничего подобного       Поздно ночью Сниджер написал:       — Ты свободен завтра?       — Да, уже успел соскучиться? —сразу ответил Боуи.       — Тогда, может, сходим еще куда-нибудь?       — А может, просто дома посидим? У тебя или у меня. Я всё равно хочу воспользоваться твоим разрешением и расцеловать тебя, — добавил он без капли стеснения.       Сниджер усмехнулся. Он читает мои мысли... или меня так легко раскрыть?       — Тогда пусть у меня.