Спорим на жизнь?

      Как я перестал что-либо чувствовать? Почему я вообще стал таким? Не знаю. Не помню даже, с какого момента началось это саморазрушение. Кажется, внутри меня всегда была пустота, которую невозможно ничем заполнить. Я всегда искал выход в комнате, где даже не было окон. По крайней мере мне так казалось. Иногда мне снятся воспоминания, как будто чужие, но они принадлежали мне. Я помню те комнаты, помню те лица, но будто я их не знал. Возможно, всего этого вообще не было, и я всё выдумал.       Снова передо мной женщина, лицо которой было таким родным, но ее глаза, словно плеть, каждый раз ударяли по моим чувствам. Они смотрели с такой надменностью, что я чувствовал себя ничтожеством, отводил глаза. Мама. Так называли другие дети этих женщин. Но они были совершенно не такими, как та, что ходила со мной по паркам и покупала мне сахарную вату. Нет. С ней я чувствовал подвох. Будто стоит мне слишком долго её разглядывать, как эта сахарная вата исчезнет, окрестности парка превратятся в мою темную детскую комнату, а я проснусь с криком, потому что мой, реальный мир — кошмар. Но нет. Ничего этого не происходило. Почему я вообще думал, что так произойдёт?        Я старался быть послушным, правда. Я никогда не перечил или спорил, делал то, что меня просили. Но иногда моя мама плакала из-за моих слов, а я молчал, пока другой молчать не собирался. Молчал, когда меня ругали. Молчал, когда настоящий ремень в чужой руке ударял меня по губам за скверные слова. Какими были скверные слова? Вроде бы я говорил, что эта женщина не моя мама. Это было мое мнение, я не хотел никого обидеть, но если меня ругают, значит, я где-то провинился. А я не должен этому сопротивляться, не должен из-за этого расстраиваться. Я лишь молча терпел свое наказание, позволяя боли разрастаться по всему телу.        Отец. Я не знаю, кто ты и где ты. Вместо тебя сейчас чужой человек, наивно верующий в то, что я смогу принять его. Но даже если бы вместо него был ты, я все равно не смог признать. Ты мне никто, ровно так же, как и все в этом мире. Интересно, как ты себя ощущал, когда бросал её? Знал ли ты, как она себя чувствовала, оставаясь одной? Конечно нет, тебе было плевать и до сих пор тебе равнодушна семья. За 19 лет ты так и не объявился. Быть может ты и вовсе спился или тебя сбила машина где-нибудь на перекрестке. Мне плевать. Может, если бы ты остался, все было бы хорошо. У нас была бы нормальная семья, но уже не в этой жизни. К сожалению, я так и не смог познать родительскую любовь. Что уж говорить, я не знал своих родителей. И они не знали меня.       Школа. Что Вы знаете о жестокости детей? Первичная социализация, что б её. В моей жизни ее будто не было. Не было любящих родителей, которые с улыбкой и такой теплотой в глазах забирали других детей с занятий, а после спрашивали как прошел день их чада. Не было и друзей, которые находились рядом и сумели бы поддержать в трудную минуту. Я всегда принадлежал себе, и меня не строило окружение. Я выстраивал себя сам, а после меня ломало общество, следуя общепринятым нормам. Я не должен был отличаться от других, не должен быть лучше, иначе они меняли меня так, как им удобнее видеть в своих кругах. Но я не входил в компании детей, а вновь собирал себя по кусочкам. Снова и снова. Я так и не смог понять людей, а они не смогли принять меня.       Средние классы ничем не отличались от предыдущих лет. Почти ничем. Я скоро должен был заканчивать художественную школу, в которую ходил из-за того, что во втором классе туда записала она. Для чего? Догадываюсь, что лишь для того, чтобы подольше быть вдали от меня. Не думаю, что ей была бы приятнее моя компания, - мелкой копии отца, как она говорила - , чем компания моего отчима. Но я благодарен ей за это. Вроде, это был 6-й класс. Участвуя в очередном всероссийском конкурсе я был уверен, что снова буду лишь участником, но стал победителем. Я был заурядным, как мне казалось, учеником, поэтому был шокирован новостью о победе. Преподаватель сказала, что я поеду на вручение награды в Москву, и эта поездка изменила мою жизнь. Само вручение было не столь важным, сколько те люди, присутствующих в зале. Когда несколько детей из других городов были вызваны и объявлены призерами, вызвали меня, завершая список победителем. Когда я поднялся на сцену, то встал посередине сцены, где дети сразу расступились, хоть и нехотя. Это было странно. Я никогда не чувствовал такой стыд и вину за то, что я будто бы не должен здесь стоять. Я не заслуживал этого. Рядом со мной тогда стоял мальчишка, года на два старше, и почти все время удивленно разглядывал меня, будто пытаясь найти причину, по которой я здесь стою. После награждения мы походили по коридорам вне концертного зала, на стенах которого были развешаны неплохие работы других детей. И ко мне снова подошел тот мальчишка. Он расспрашивал про мой возраст, класс, где я научился так рисовать. — А почему ты спрашиваешь? — Я никак не мог понять, что ему от меня нужно было. Вроде позлорадствовать не хотел, оскорбить тоже. — Я просто никогда не видел, чтобы первое место занимал кто-то младше меня. Обычно я всегда выигрывал в каждом конкурсе, но тот получилось исключение из правил. — Я и сам не не думал, что выиграю. Возможно, вышла какая-то ошибка. Можем пойти к организатору и попросить его, чтобы он снял меня с награждения. — Ты что, шутишь что ли? Не нужно никуда идти, ты наоборот молодец. Я всегда не понимал, почему никто не рисует что-то по-настоящему прекрасное, заслуживающее место на таких выставках. Кстати ты знаешь, что как работу победителя этого года, твою картину повесят сюда и многие люди смогут приходить сюда и оценить по достоинству твое творение? — Никакое это не творение. Обычный рисунок, я даже особо не старался. — Тогда ты очень талантлив. Я бы хотел иметь такого друга. — Видимо, шутишь ты, — я поник, осознавая то, что все таки надо мной действительно поиздевались. — Нет, я серьезно! Подожди, — он нагнал меня, и поравнявшись со мной, достал телефон, — Можешь дать мне свой номер? Я хочу пообщаться с тобой еще, но увы, сейчас время уже поджимает и мне нужно уезжать. — Прекрати уже издеваться, это не смешно, — мне было обидно почти до слез. Сколько я слышал эти слова, верил им, а потом люди просто смеялись над моей ничтожностью. — Да что с тобой? — он схватил меня за руку и повернул к себе, — Я говорю искренне, клянусь. Мне интересно обсудить с тобой еще сотни тем. Убедишься в этом сам, если дашь мне свой номер телефона.       В очередной раз я попробовал довериться людям. Я ожидал того, что пообщавшись со мной он посмеется и уйдет из моей жизни точно так же, как и пришел. Но нет, проходили дни, недели, месяцы. Он не разу не говорил, что я не такой, как ему хотелось бы, чтобы я был. Ни разу не говорил обидных слов, и пытался интересоваться моей скучной жизнью. Благодаря тебе я узнал, что такое друзья. И ты же породил очередную надежду на то, что все таки остались хорошие люди. И благодаря тебе я снова совершил ошибку.