Раб госпожи

Подвели к кресту. Один его вид заставил Эрика сглотнуть. Поводок натянулся, вынуждая подняться. Едва он выпрямился, как его толкнули вперед, к дереву. Холод металла сковал запястья на верхней перекладине, затем и лодыжки. Движения стали невозможны. — Ну как вам, дамы? — прозвучал женский голос. — Не хватает двух деталей, — ответила другая, отходя к стене. Она вернулась с маской из плотной ткани и надела её на Эрика, погружая в непроглядную тьму. Затем, приблизившись, надавила на его щеки, раскрывая рот, и положила на язык маленькую таблетку. — Глотай, сладкий, — прошептала она ему в ухо, облизав мочку. Эрик подчинился. Последовал легкий шлепок по ягодицам. — Вот теперь он готов. Резкая боль, смешанная с унижением, пронзила его. Он попытался вырваться, но цепи держали крепко. Тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием, давила на барабанные перепонки. Шаги приближались и удалялись, шепот оставался неразборчивым, а тело ощущало на себе чужие взгляды. Каждый шорох, каждый звук усиливал страх и беспомощность. Он был полностью во власти окружающих, и эта мысль была невыносимой. Сначала – легкое прикосновение, словно дуновение ветра. Затем – настойчивее, увереннее. На третий раз Эрик понял: это флоггер. Каждый удар, меняя силу, отзывался дрожью по всему телу. Боль сплеталась с нарастающим возбуждением, и это казалось кощунственным. Он стиснул зубы, борясь с желанием издать хоть звук, но каждый удар флоггера разжигал неведомую, пьянящую искру. Он чувствовал, что вот-вот потеряет рассудок от этого странного симбиоза боли и наслаждения. Его тело, казалось, жило своей жизнью, реагируя на каждое прикосновение с пугающей интенсивностью. Влажные поцелуи скользили по коже, оставляя за собой горячий след, и там, где еще недавно была лишь боль, теперь зарождалось нечто иное, тревожное и притягательное. Он чувствовал, как его собственная воля ускользает, растворяясь в этой странной смеси страдания и экстаза. Женские голоса, теперь более отчетливые, звучали как приговор и как обещание. Они обсуждали его, словно предмет, оценивая его реакцию, его податливость. Каждое слово, каждый вздох приближал его к грани, за которой уже не было возврата. Эрик ощущал, как его тело откликается на их игры, как оно предаёт его, подчиняясь неведомым импульсам. За непроницаемой маской сгущалась тьма, лишь обостряя его ощущения. В воображении вспыхивали лица женщин, их взгляды — то пламенеющие желанием, то испепеляющие чем-то ещё. Было ли это презрение или же животная похоть? Раб не мог разобрать. Он ощущал себя марионеткой в их руках, игрушкой, которой они распоряжались по своему усмотрению. И это, как ни странно, разжигало в нём неведомый огонь. Удары нарастали, становясь всё более яростными, и Эрик больше не мог сдерживать вырывающиеся из груди стоны. Он извивался, скованный цепями, чувствуя, как кровь пульсирует в висках. Тело его горело, каждая клетка жаждала лишь одного — чтобы это не прекращалось. Границы между болью и наслаждением стёрлись безвозвратно, и он уже не понимал, где заканчивается одно и начинается другое. Его тело, измученное и одновременно возбуждённое, казалось, жило своей собственной жизнью. Каждый удар флоггера, каждый новый всплеск боли лишь подпитывал этот странный, запретный огонь, разгорающийся внутри. Он чувствовал, как его воля ускользает. Женские голоса, теперь звучавшие ближе, сплетались в единый, гипнотический хор. Они шептали слова, которые он не мог разобрать, но которые проникали в самую суть его существа, пробуждая древние инстинкты. Он чувствовал их дыхание на своей коже, их пальцы, скользящие по его телу, и каждый их жест, каждое прикосновение было как новый удар, новый импульс, толкавший его всё дальше и дальше по краю бездны. Эрик кричал сквозь стоны, уже не столько от боли, сколько от удовольствия. Его тело горело огнём желания, и, если бы не пояс верности, сковывавший его пульсирующий член, он давно бы кончил. Каждый удар, каждый вдох лишь усиливал мучительное наслаждение, растягивая предвкушение до невыносимой грани. Он чувствовал, как напряжение нарастает в каждой клетке, как кровь стучит в висках, а кожа покрывается испариной. Пояс верности, этот холодный металл, стал одновременно и его тюрьмой, и его спасением, удерживая его на краю бездны, где боль и наслаждение сливались в единое, всепоглощающее чувство. Он молил о пощаде, но в глубине души жаждал продолжения этого пылающего танца на грани. Внезапно удары стихли. Тяжелая, звенящая тишина окутала пространство, нарушаемая лишь его прерывистым дыханием. Прохладный палец коснулся его губ. Эрик вздрогнул. Тихий, шепчущий голос, словно дуновение ветра, прозвучал у самого уха: — Это только начало. Пальцы скользнули к его рукам, расстегивая цепи. Он рухнул на пол, обессиленный, захлебываясь в агонии желания. — Поднимайся, Эрик. Мы хотим продолжения. Мы еще не наигрались, — внезапно прошептал голос госпожи у его уха. Юноша попытался встать, но ноги его не слушались, дрожа и отказываясь держать. И тут он почувствовал, как к его возбужденным соскам прикасаются пальцы, сжимая и потирая их. Эти прикосновения вызвали крик желания, и тело его выгнулось дугой. — Не сопротивляйся, милый, — промурлыкала она, и ее дыхание опалило кожу на шее. — Ты так прекрасен в своем подчинении. Его взгляд метнулся вверх, пытаясь уловить хоть какой-то силуэт в маске, но он не увидел ничего. Он чувствовал ее присутствие всем своим существом: ее власть над ним была абсолютной, неоспоримой. — Еще немного, — прошептал другой голос, и ее рука скользнула вниз, исследуя дрожащие бедра. — Мы хотим видеть, как ты будешь молить о большем. Эрик застонал, не в силах сдержать нарастающее напряжение. Его тело, словно живое существо, жаждало прикосновений, требовало их, но разум боролся с этим животным инстинктом. Он был пленником своих желаний, пойманным в сети чужой воли. — Ты принадлежишь нам, Эрик, — прозвучал другой женский голос, теперь с оттенком торжества. — И мы будем играть с тобой, пока не насытимся. А насытиться нам будет сложно. Ее пальцы вновь вернулись к его соскам, теперь уже более настойчиво, вызывая волны наслаждения, которые пронзали его насквозь. Юноша чувствовал, как его тело предательски откликается на каждое движение, как оно готово сдаться без боя. И в этой беспомощности, в этой полной отдаче таилось нечто пугающее и одновременно завораживающее. Он был на грани, на грани полного погружения в бездну страсти, где реальность смешивалась с фантазией, а боль — с наслаждением. Дыхание юноши стало частым и неровным, словно он только что пробежал марафон. Он попытался схватить её руки, но она ловко увернулась, продолжая свои ласки. Горячая волна прокатилась по его животу, спускаясь ниже, к самому центру желания. Эрик почувствовал, как напрягаются мышцы пресса, а кровь приливает к лицу. Его глаза были скрыты под маской, и он старался сосредоточиться на ощущениях, на тех тонких нитях, которые связывали его с ней. Он слышал её тихое дыхание, чувствовал тепло её тела и её запах — пьянящую смесь мускуса и сладкого аромата, напоминающего ваниль. Этот аромат дурманил разум, заставляя забыть обо всём на свете. Он не знал, что ждёт его дальше, но не хотел, чтобы это закончилось. Эрик хотел полностью отдаться этому чувству, раствориться в нём, но одновременно боялся потерять контроль. Её губы коснулись его шеи, оставляя за собой дорожку горячих поцелуев. Он вздрогнул, словно от удара током. Её руки скользнули ниже, к его члену, и он почувствовал, как дрожит всем телом. В этот момент мир вокруг них исчез, остались только они двое, запертые в этом волшебном пространстве, где время теряло своё значение. Каждое её прикосновение было как искра, разжигающая огонь внутри. Подруга госпожи продолжала исследовать его тело; её пальцы были нежными, но в то же время полными уверенности. Эрик не мог сдержать стон, который вырвался из его груди, когда её губы вновь нашли его шею, а потом переместились к ушам, оставляя за собой шлейф горячего дыхания. Он чувствовал, как его разум затуманивается, а тело реагирует на каждое её движение. — Не останавливайтесь, — прошептал он, не в силах сдержать свои желания. Ему хотелось, чтобы этот момент длился вечно. Внезапно он ощутил прикосновение ещё одной пары рук, скользящих по его телу. Лёгкое нажатие на его уязвимое место, затем осторожное проникновение пальца. От этого электрического разряда его тело выгнулось дугой, и он начал судорожно хватать ртом воздух, подобно рыбе, выброшенной на берег. Катарина наблюдала за ним с явным наслаждением. В её глазах плясали искры азарта и властности. Ей доставляло удовольствие видеть, как Эрик теряет самообладание, как рушатся его последние барьеры. Она знала каждый его вздох, каждую дрожь, каждый стон. Медленно, с дразнящей нежностью, она провела кончиками пальцев другой руки по его напряжённой груди, спускаясь ниже, к границе пояса верности. Он вздрогнул, словно от внезапного удара, и издал приглушённый стон. — Тише, мой милый, — прошептала госпожа, её голос, словно шёлк, был соткан из намёков и обещаний. — Скоро всё закончится. Но прежде... тебе придётся немного потерпеть. Она чуть сильнее сжала пояс, и Эрик невольно выгнулся в спине. — Чувствуешь? Чувствуешь, как это желание разрывает тебя изнутри? Как ты готов отдать всё, лишь бы утолить эту муку? Молодая женщина склонилась ближе, её дыхание коснулось его уха. — Скажи мне, чего ты жаждешь. Скажи, и, быть может, я исполню твоё желание. Раб задыхался, пытаясь вырвать глоток воздуха. Слова застревали в горле, скованные стыдом и всепоглощающим желанием. Но наконец, сквозь стоны и хрипы, из его груди вырвался шёпот: — Вас... Я хочу вас. Удовлетворённая улыбка тронула губы госпожи. В её глазах плясали озорные огоньки, смешиваясь с тем нескрываемым вожделением, которое она так умело скрывала до этого момента. Она отпустила пояс, и Эрик разочарованно простонал. — Хочешь меня? — промурлыкала она, запрокидывая голову и позволяя тонкой струйке света упасть на её точёный профиль. — Но чего ты можешь мне предложить взамен, раб? Ведь ничто не даётся даром, особенно такая близость. Её пальцы нежно прошлись по его груди, словно изучая каждый изгиб, каждую мышцу. Эрик вскинул голову. Он жаждал её прикосновений, её внимания — всего, что она могла ему дать. И готов был отдать всё, что у него было, лишь бы почувствовать её рядом. — Всё, что у меня есть, — прохрипел он, его голос дрожал от напряжения. — Мою жизнь, мою преданность, мою душу… Всё, чем я владею, принадлежит вам. Юноша знал, что звучит жалко и униженно, но в этот момент его это совершенно не волновало. Единственное, чего он желал — это утолить этот пожар, бушующий в его венах. Госпожа рассмеялась — тихим, мелодичным смехом, который, казалось, звенел в воздухе. Она наклонилась ещё ближе, её губы коснулись его уха. — Тогда докажи, — прошептала она. — Докажи, что ты достоин моей милости. Её слова словно электрический разряд пронзили Эрика. — Как? — выдохнул он, чувствуя, как внутри него нарастает тревога. Что она потребует? На что он должен будет пойти, чтобы заслужить её благосклонность? Он был готов на всё, но страх перед неизвестностью сковывал его движения. — Ты должен сделать… — её шёпот, обжигающий мочку его уха, заставил его застонать, не в силах сдержаться. — Ты должен удовлетворить… — с этими словами Катарина резко сорвала маску с лица Эрика. — Кого? — вырвалось у него в полузабытьи. — Меня, — прозвучал ответ. Повернув голову, он увидел мужчину, входящего в комнату.