На грани свободы

POV: Елизавета Я открыла глаза, и мир вокруг был чужим — но таким родным, что сердце сжалось от боли. Вместо пледа на полу и звякающей цепи я лежала на мягкой кровати, укрытая старым одеялом с выцветшими ромашками. Моя детская комната. Запах маминых пирогов тянулся из кухни, смешиваясь с ароматом лаванды от свечи на подоконнике. А потрепанный плюшевый мишка смотрел на меня с подушки, как старый друг. Я дома? Неужели я сбежала? Воспоминания нахлынули, как ледяная вода. Я потерла виски, пытаясь вспомнить, что вообще произошло. Видимо, мозг не хотел воспроизводить картинки вновь. Но сука, раз я здесь, значит у меня все получилось. Я села на кровать и попыталась сосредоточиться, смотря в окно. Вчера вечером, после очередной сессии, Максим был не в себе. Его телефон звонил без остановки, и он вышел, бросив: «Спи, Лиза». Я лежала на пледе, прислушиваясь к тишине, и вдруг заметила, что дверь не щелкнула замком. Он забыл ее запереть. Сердце заколотилось так, что я едва могла дышать. Это был шанс — единственный, которого я ждала. Я подползла к двери, пальцы дрожали, когда я коснулась ручки. Она поддалась. Я замерла, ожидая, что он ворвется, но дом был тих, как могила. Только где-то вдалеке слышались голоса охраны — грубые, с хриплым смехом. Коридор был темным, с тусклым светом, пробивавшимся из-под двери его кабинета. Я кралась, прижимаясь к стене, чувствуя, как холодный пол обжигает босые ступни. Каждый шаг был как прыжок в пропасть — я ждала, что его рука схватит меня за шею. Но я добралась до задней двери, ведущей во двор. Она была приоткрыта, словно насмешка судьбы. Я выскользнула наружу, захватив первую попавшуюся куртку с вешалки, и холодный воздух ударил в лицо, как пощечина. Стоп. Как я прошла сквозь ворота? В моей памяти лишь обрывки, я помню много охраны, как притаилась за мусорным баком, чувствуя, как сердце стучит в горле. Перед глазами картинки какого-то грузовика. Задняя дверь кузова была открыта, и я, не думая, забралась внутрь, спрятавшись среди ящиков. Запах душил, но я зажала рот рукой, чтобы не кашлять. Грузовик тронулся, ворота заскрипели, и я почувствовала, как мы выезжаем за пределы особняка. Ночной Питер был холодным и сырым. Я выпрыгнула из грузовика на пустынной дороге, когда он остановился на светофоре. Асфальт был мокрым от недавнего дождя, и я бежала, прячась в тени домов. Запах сырости, бензина и мокрого камня наполнял легкие. Скрип трамвайных рельсов вдалеке был как музыка свободы. Я знала эти улицы — здесь я гуляла с подругами, пила кофе в маленькой забегаловке, смеялась. Но каждый шорох заставлял оглядываться. Я ждала, что Максим появится из темноты, его глаза найдут меня. Но погони не было. Вроде не было. Я добежала до дома родителей, старого панельного дома на углу. Окна светились теплым светом, и я стучала в дверь, задыхаясь от бега и слез. — Лиза! — Мама открыла дверь, ее глаза расширились, и она обняла меня так крепко, что я чуть не задохнулась. — Доченька, ты жива! Я вошла, чувствуя, как тепло дома обволакивает меня, как будто я вернулась из ада. Папа вышел из соседней комнаты, его лицо было бледным, но в глазах горела радость. — Мы искали тебя везде, — сказал он, обнимая меня. — Кто этот ублюдок? Да, так все и было. Господи, как я счастлива. Я дошла до кухни. Голоса родителей звучали приглушенно, как через толстое стекло. Я пыталась рассказать, что пережила, но слова застревали в горле, а на глаза наворачиваются слезы. — Ты в безопасности, моя маленькая, — сказала мама, гладя меня по руке. — Все позади. POV: Максим Утро выходного дня в офисе пахло кофе и папками, которые Николай небрежно кинул на стол. Он сидел напротив, его форма сидела мешковато, а глаза блестели циничной уверенностью. На столе лежал отчет о розыске Лизы — ее фото, сделанное пару лет назад, где она улыбалась. — Ее отец не сдается, — сказал Николай, ухмыляясь. — Таскается по участкам, требует новостей. Но у нас ничего, кроме телефона из бара. Камеры везде стерты, как ты просил. — Хорошо, — кивнул я, откидываясь на спинку кресла. Николай сделал глоток кофе, его пальцы постукивали по столу. — Да… Ну, что еще… Поставки под контролем, — сказал он, но его голос стал тише. — Хотя слухи ходят. Кто-то из твоих «друзей» начал задавать вопросы. Они знают, что ты что-то скрываешь, Макс. Я прищурился, чувствуя, как внутри закипает злость. — Кто именно? — Пока не знаю, — пожал он плечами. — Но ты же понимаешь, как это работает. Слишком много денег, слишком много глаз. Да, в этом он прав. Слухи никогда ни к чему хорошему не приводят. Но это уже не его забота, разберусь как-нибудь. Я налил виски в два стакана. — Выпьем? Он кивнул, беря стакан. — За что пьем? За твой бизнес или за твою новую игрушку? — спросил он, его ухмылка была, я бы сказал, до ушей блять. — За тебя, — ответил я, улыбаясь ему в глаза, — лучшего подкупного мента. — Так что с Лизой? Ее отец — проблема? — Вот уж спасибо. Не проблема, пока я на твоей стороне, — хмыкнул он, поднося стакан ко рту и делая глоток. — Но, Макс, серьезно. Зачем тебе эта девка? Мог бы найти кого-то, кто сам придет. Вокруг куча таких. Ну на крайняк, готовых на все, за твои деньги. Я сделал глоток, чувствуя, как виски обжигает горло. — Мне надоели добровольцы, — сказал я, мой голос был низким, почти рычанием. — Они все притворяются. Играют. Это скучно, приелось мне. А Лиза… Ее страх, ее сопротивление. Ой, да чего тебе объяснять, ты все равно больше по нежной части. Николай покачал головой, но в его глазах мелькнуло понимание. — Ты больной, Макс, — сказал он, но без осуждения. — Только не переусердствуй. Если ее найдут, тебе конец. И мне заодно. — Не найдут, — сказал я, доставая флешку. Ну, с паролем от кошелька. Наш немолодой друг принимает авансы только криптой. — Вот твой залог. Чисто, как всегда. Все, как ты любишь. Он взял флешку, убирая ее в карман. — Как всегда, обожаю за это работу с тобой — усмехнулся он. — Но держи ухо востро. Проблемы могут создать не только мои коллеги. И если отец этой девчонки найдет зацепку... — Разберусь, — сказал я, допивая виски. — Просто делай свою работу. POV: Елизавета Я вспомнила свои вечеринки, где люди танцевали под мою музыку, а я чувствовала себя живой. Я мечтала стать независимой, открыла свое агентство, но теперь я была здесь, дома у родителей, и все равно чувствовала, что он где-то рядом. Его тень висела надо мной, как проклятье. — Лиза! — Позвал меня папа, но голос стал резче, настойчивее. — Лиза, проснись! Я открыла глаза и увидела его. Максим. Его рука сжимала мое плечо, глаза блестели холодной насмешкой. — Плохой сон, малышка? — спросил он, и его улыбка была как лезвие. Блять. Я все еще в комнате, в ошецнике, а надежда на спасение разбилась, как хрусталь. Слезы жгли глаза, но я сжала зубы, не давая им пролиться. Он смотрел на меня, наклонив голову. — Вставай, соня, — сказал он, его голос был мягким, но с железной ноткой. — Пора есть. Передо мной стояли мисочки: в одной вода, в другой — порезанные сырники с вареньем. Вилки не было. Я посмотрела на него, чувствуя, как унижение сжигает изнутри. — Почему без вилки? — спросила я, мой голос дрожал от злости и стыда. — Потому что мне так нравится, — ответил он, садясь на стул напротив. — Ты выглядишь чертовски сексуально, когда выгибаешься, чтобы дотянуться до еды. Ешь, Лиза. Пока я добрый. Я наклонилась к миске, чувствуя, как щеки горят. Каждый кусок был как удар, но голод был сильнее. Я ела, ощущая его взгляд, который будто сдирал с меня кожу. — Ты же любишь сырники, да? — сказал он, наклоняясь ближе. — Откуда ты знаешь? — вырвалось у меня, и я тут же пожалела. Его улыбка стала шире, хищной. — Ты шептала во сне на днях, — сказал он, его голос был как яд, сладкий и смертельный. — «Мама, сырники…» Это было так мило. Хочешь еще? Я сжала кулаки, ногти впились в ладони. — Не хочу, — прошептала я, но он только рассмеялся. — Ну и славненько, — сказал он, вставая. — Доедай и пойдем, выберешь, чем ты будешь развлекать меня сегодня. Он отстегнул ошейник и помог мне подняться, его пальцы были теплыми. Он подвел меня к столу, где лежали его игрушки: плети, наручники, вибраторы и много чего еще. — Что это? — спросила я, указывая на квадратики с проводами, стараясь выиграть время. — Электростимулятор, — ответил он, беря один в руку. — Клеится к телу, посылает импульсы. Может быть приятно, может быть больно. Я учился их использовать. Важно дозировать ток, чтобы кожа не пострадала, но ощущения были… незабываемыми. Хочешь попробовать? Я сделаю так, чтобы было приятного. Я содрогнулась. — А это? — указала я на плеть с металлическими наконечниками, чувствуя, как страх сжимает горло. — Кнут для порки, — сказал он, его голос стал ниже, угрожающим. — Требует мастерства, чтобы не оставить шрамов, но доставить максимум боли. Я тренировался на манекенах, когда проходил курсы по порке. Туда, конечно, можно было взять с собой девушку, но я тогда был один, — он сделал небольшую паузу, — но будь у меня ты, я бы все равно оставил тебя дома. Не хочу, чтобы кто-то еще заглядывался на мою девочку. Я смотрела на него, чувствуя, как сердце колотится. Ошейник был снят, и я заметила, что дверь чуть приоткрыта. Это был шанс. Я толкнула его, вложив всю силу, и бросилась к двери. Он ударился об стол, с характерным звуком. Мне плевать, чем это кончится, но другого шанса может не быть. Позади раздался его смех, холодный и резкий. — Ты разочаровываешь меня, Лиза. Он нажал кнопку, и браслет на моей ноге послал разряд тока. Боль пронзила тело, как молния. Я споткнулась, но устояла на ногах. Блять, я совсем забыла про это. Еще разряд, и еще, и еще. Это очень больно, я упала на колени, крича. — Пожалуйста, остановись! — умоляла я, но он нажал еще раз, и еще. Мое тело корчилось, слезы текли по щекам, а боль была такой острой, что я едва могла дышать. Он подошел, его шаги были очень медленными. Его пальцы грубо вошли в мой рот, прижимая язык. — На что ты рассчитывала, блять? Ты будешь наказана, — сказал он ледяным голосом. POV: Максим Я приковал Лизу к стене, ее запястья сковали холодные наручники, цепи натянулись, не давая ей пошевелиться. Теперь она стоит ко мне спиной, вжатая лицом в стену. Руки прикованы над головой к стене, а ноги она сжала от страха. Ее попытка сбежать разожгла во мне ярость, как бензин, вылитый в огонь. Я был к ней добр — снял ошейник, дал еду, которую она хотела, позволил выбрать игрушку, а она? Она моя, и я заставлю ее это понять. Я взял плеть — кожаную, с длинными хвостами. Я знаю как держать запястье, как рассчитывать силу, чтобы каждый удар был точным, оставлял жгучие полосы, но не рвал кожу. — Считай удары, — приказал я, мой голос был холодным, как сталь, но внутри кипела злость. — И не смей останавливаться. Я взмахнул плетью, и она рассекла воздух с резким свистом. Первый удар пришелся по ее ягодицам, и Лиза вскрикнула, ее тело дернулось в наручниках. — Один! — выкрикнула она, ее голос дрожал, как натянутая струна. Я бил методично, наслаждаясь каждым стоном, каждым ее криком. Плеть оставляла красные полосы, которые вспыхивали на ее коже, как следы от раскаленного железа. Ее ягодицы горели под моими ударами, и я знал, что она чувствует — боль, которая проникает под кожу, заставляет каждую клетку кричать. Но я не переступал грань. Нужно контролировать силу, чтобы боль была острой, но безопасной, чтобы жертва — или партнер — оставалась в игре. — Пять! Шесть! — считала она, ее голос срывался, слезы текли по щекам, смешиваясь с потом, который блестел в тусклом свете комнаты. Я видел, как ее тело дрожит, как она борется с болью, и это только разжигало мой азарт. Я отложил плеть и взял кнут с металлическими наконечниками — тяжелый, с короткими шипами, которые цеплялись за кожу, усиливая боль. Я знал, как с ним работать: короткие, резкие удары, чтобы наконечники лишь слегка касались кожи, оставляя жгучие следы. — Одиннадцать! — кричала она, ее голос был хриплым, почти надломленным. Ягодицы Лизы были как полотно, покрытое алыми полосами, горящее, пульсирующее. Каждый удар был как взрыв, и я видел, как ее ноги подкашиваются, но наручники держали ее на месте. Ее крики были сказкой — смесь страха, боли и сопротивления, которое я так люблю. — Ты хорошо держишься, — сказал я, мой голос был низким, почти нежным, но в нем сквозила угроза. — Но ты должна знать свое место, Лиза. Я был добр, а ты решила бежать. Это была ошибка. Я подошел ближе, чувствуя жар ее кожи, даже не касаясь ее. Она отшатнулась, насколько позволяли цепи, и это разозлило меня еще больше. Я взял электростимулятор, прикрепил электроды к ее ягодицам, прямо на горящие полосы. Кожа была воспаленной, и я знал, что ток усилит боль. Вот сейчас ты и узнаешь, что это, тебе же было интересно. Да, но пожалуй обойдемся первыми режимами, самими лайтовыми. Она и так уже завтра на жопу не сядет. — Это добавит остроты, — сказал я, включая устройство. Первый импульс ударил, как молния, и Лиза закричала, ее тело выгнулось, как лук, натянутый до предела. Я усмехнулся, наслаждаясь ее реакцией. — Чувствуешь, как это работает? — спросил я, медленно увеличивая интенсивность. — Меня учили, как найти грань между болью и удовольствием. Как дозировать ток, чтобы он проникал под кожу, заставлял нервы гореть. Но тебе, Лиза, сегодня достанется только боль. Потому что ты не ценишь мою доброту. Она стонала, не в силах остановиться, каждый импульс был как удар хлыстом, но глубже, вгрызающийся в мышцы. — Пожалуйста, хватит, — умоляла она, ее голос был слабым, сломленным, но я только наклонился ближе, чувствуя, как ее страх питает меня. — Хватит? — переспросил я, мой голос был ядовитым. — Ты думаешь, можешь решать, когда хватит? Ты забыла, кто здесь главный, Лиза. Я взял зажимы — маленькие, металлические, с грузиками. Я прикрепил их к ее соскам, и она закричала, когда металл сжал нежную кожу. Боль была резкой, как укус, и я видел, как ее глаза расширяются от ужаса. — Это для тех, кто не ценит мою доброту, — сказал я, слегка дернув зажимы, и она задохнулась, ее тело сотрясалось. — Я дал тебе шанс, Лиза. — Я не… я просто… — начала она, но я перебил, схватив ее за подбородок и заставив посмотреть мне в глаза. — Молчи, — рявкнул я, мои пальцы сжали ее лицо сильнее, чем нужно. — Ты моя. И ты будешь подчиняться. Или я сделаю так, что ты пожалеешь о каждом своем слове. Я сдернул квадратики с ее жопы и вернулся к кнуту, нанося еще пять ударов, каждый сильнее предыдущего. Она висела уже на руках, не в силах подняться на ноги. — Двадцать три! Двадцать четыре! — кричала она, ее тело сотрясалось. Я видел, как кровь стучит в ее висках, как слезы текут по щекам, как горло сдавило от ужаса и боли. Я остановился, подошел к ней сзади и провел рукой по ее спине, затем по ягодицам, чувствуя жар от ударов. Мои пальцы были прохладными, и каждое прикосновение заставляло ее вздрагивать, как от нового удара. POV: Елизавета — Я тебя ненавижу, — прошипела я, голос был хриплым, почти неживым. Он наклонился, и его лицо было так близко, что я прикрыла глаза, боясь встретиться взглядом. — Ненавидишь? — переспросил он, его тон был угрожающим, что я приоткрыла взгляд и увидела ярость в его глазах. — Это только начало, Лиза. Ты еще научишься любить меня. Или, по крайней мере, бояться и подчиняться так, как я хочу. Он наклонился еще ближе и плюнул мне в рот, разжимая челюсть пальцами. Жидкость была теплой, горькой, и я закашлялась, а глаза расширились от унижения. — Проглоти, — приказал он. — Это напоминание, кто здесь главный. Он смотрел. Смотрел как я борюсь с собой, как унижение сжигает меня изнутри. Он погладил меня по волосам, но я отшатнулась, насколько позволяли цепи. А после стянул зажимы с сосков. Не снял, стянул. Моя грудь натянулась за ними, но эта боль была ничто, по сравнению с тем, что я испытала до этого. Он освободил меня, вернув ошейник на свое, уже законное место. И ушел, хлопнув дверью. Я сползла на пол, чувствуя, как боль пульсирует в спине и ягодицах. Мое тело дрожало, но я не плакала — слезы кончились. Я рисовала пальцем узоры на полу, пытаясь хоть как-то отвлечься. Сон был таким реальным, что я почти поверила в свое спасение. Я чувствую на своих бедрах влагу. Неужели он избил меня до крови, что она стекает? Я опустила руку ниже. Блять. Смазки было на столько много, что кажется в меня можно сейчас вставить абсолютно любой предмет, и он проскользнет как по маслу. Теперь я не знала, радоваться мне или плакать. Но я верила, что родители и друзья ищут меня. Они не сдадутся, как и я. Я должна найти способ выбраться, даже если это кажется невозможным. POV: Максим Я знал, что довожу ее до предела, но это было то, что мне нужно. Ее страх, ее ненависть, ее стоны — все это было моим. Но где-то внутри шевельнулось сомнение. Может, я зашел слишком далеко? Я отогнал эту мысль. Слабость в этом мире недопустима.