На грани свободы

POV: Максим Пять недель. Пять недель, как Лиза в моем доме. Она пыталась сбежать пару раз, и каждый раз я ловил ее. Я наказывал ее жестоко — порка кнутом, пока ее кожа не покрывалась алыми полосами, или изоляция в темной комнате, без еды и ее любимого апельсинового сока. Ее крики, ее страх, ее сломанная гордость были как вино, которое я пил медленно, смакуя. Но теперь моя ярость, которая раньше горела, как пожар, начала тлеть. Не понимаю что со мной. Я хочу не только держать ее в страхе, но и заботиться. Хочу видеть в ее глазах не только ужас, но и доверие — и это пугает меня больше, чем ее бунт. Я никогда не отпущу ее. Лиза стала частью моего мира, моей одержимостью. Даже не знаю как именно это объяснить, я не хочу делиться ею — ни с кем, даже в своих фантазиях. Когда я представляю, как кто-то другой смотрит на нее, касается ее, во мне вскипает ярость, как будто кто-то вторгается в мой разум. Она моя. И это делает меня уязвимым, а я ненавижу слабость. Надо с этим что-то решать. Сегодня я встречаюсь с Артемом, моим другом с юности. Мы договорились встретиться в ресторанчике на Петроградке. Я пришел первым, занял столик в углу, где свет был немного приглушен и пахло сигаретами. Я не курю уже пару лет, но иногда, в удовольствие, покупаю пачку и скуриваю пару штук, а потом пачка теряется. Я заказал каких-то фирменных настоек, чтобы заглушить паранойю, которая грызет меня изнутри. Слухи о розыске Лизы становятся громче — ее отец, просто блять, землю роет. Ну оно и понятно, он волнуется. На самом деле я подумываю над тем, чтобы дать ей возможность связаться с родителями, но пока рано. Николай клянется, что все под контролем, но есть у меня какое-то плохое предчувствие. О ее нахождении у меня знает всего пара человек, и все они не рискнут идти против меня, но все-таки. Вдруг я где-то просчитался? Надо убрать у ее комнаты охрану, лишние уши мне не нужны. Артем вошел с улыбкой, от которой даже этот холодный город кажется теплее. Его светлые волосы растрепаны, а голубые глаза искрятся, как в те дни, когда мы были молодыми и безбашенными. Он в джинсах и кожаной куртке, как в те времена, когда мы пили дешевое пиво в общаге и дрались с хулиганами за углом. — Макс, черт, ты выглядишь, как будто тебя менты пасут! — сказал он, падая на стул и хлопая меня по плечу, и я невольно улыбаюсь. — Расслабься, брат. Выпьем за старые времена? — За старые времена, — киваю я, поднимая шот с настойкой из черники. Он обжигает горло, и я чувствую, как напряжение чуть отпускает. — Помнишь, как мы угнали тот мотоцикл у мажора? — Артем хохочет, откидываясь на спинку стула. — Ты гнал, как псих, а я орал, что нас посадят. А потом мы пили пиво в подворотне, пока менты нас искали. — И ты еще ныть умудрялся, — подкалываю я, вспоминая те дни. Мы делились всем — сигаретами, пивом, даже девчонками. Тёма всегда был рядом, прикрывал спину, когда дела шли не по плану. Он стоматолог, но для меня он больше, чем просто врач с милой улыбкой. Он мой друг, мой советчик, тот, кто видит меня насквозь. — Слушай, Макс, — Артем наклоняется ближе, его голос становится тише, но глаза все еще искрятся. — Что у тебя творится? Ты какой-то… дерганый. Это из-за какой-то девчонки, да? Или… Я напрягаюсь, но его взгляд такой открытый, такой искренний, что я не могу отмахнуться. Артем — не враг. И я… черт, я устал держать все в себе. Его «или» скорее всего было про FLX, он и про это знает, да, но учувствовать в этом всем отказался. Оно и к лучшему, зато я могу делиться с ним всем, начиная от проблем с поставками, заканчивая… Лизой. — Ее зовут Лиза, — говорю я, глядя в пустую рюмку. — Она… она не просто девчонка. Но я не знаю, что с ней делать, Темыч. Она меня бесит, но… я не хочу ее отпускать. Никогда. — Бро, ты влип, — говорит он, качая головой. — Серьезно, я тебя таким давненько не видел. Ты всегда был, как машина — все просчитано, все под контролем. А тут… ты реально переживаешь за нее, да? Я отставляю пустую рюмку и заказываю новый сет на двоих, чувствуя, как правда жжет сильнее алкоголя. — Она пыталась сбежать пару раз, — говорю я тихо. — Я наказывал ее, жестко. Но теперь… я смотрю на нее, и мне хочется не только держать ее взаперти. Хочу, чтобы она сама осталась. Хочу, чтобы она… черт, чтобы она мне доверяла. Это нормально вообще? — Сбежать? Не понял. — Блять ну да, я ее можно сказать украл, держу в одной из комнат, не выпуская. Артем молчит секунду, а потом хмыкает, но не с насмешкой, а с каким-то теплым пониманием. Но по его глазам, я бы сказал, что он в ахуе. — Нормально, Макс. Ее родители, наверное, рвут и мечут. Если ты хочешь ее удержать, тебе нужен план. — Николай говорит, что все под контролем, — говорю я, но мой голос звучит неуверенно даже для меня. — Николай? — Артем морщится, как будто съел лимон. — Этот мент скользкий. Не доверяй ему, бро. Слушай, я с тобой. Если что, звони, пиши, приезжай. Я всегда прикрою, ты знаешь. Но сука, эти твои игры до добра не доведут точно, завязывай. Я киваю, чувствуя, как его слова снимают часть груза с плеч. — Да не могу я. Я хочу ее, мне на других даже смотреть теперь противно. — Так вы трахаетесь или нет? — Да. Ну в подробностях не буду, ты все равно к такому негативно относишься. — Конечно негативно епта, ты вообще псих, как может возбуждать что-то, что приносит партнеру боль. Я еще с последнего раза не отошел, после того как ты меня на групповушку позвал. Это вообще пиздец. — Во-во, и я про то же. А ты как думал, что мы вдвоем будем трахать ту девку при свечах и в романтичной атмосфере? — Я рассмеялся, чокаясь с ним новой партией напитков. — Ой иди ты. — Давай заедешь ко мне на днях? — предлагаю я, чтобы сменить тему. Этому парню тема принуждения и унижения вообще не близка, я бы сказал он монашка в сексе. Все по классике. Как же все-таки некоторые скучно живут. — Посидим, выпьем, как раньше. Расслабимся. Может еще людей соберу. — О, это я за! — Артем подмигивает, его улыбка снова становится широченной. — Захвачу тот сыр, что ты любишь. Из Швейцарии привез. Мы еще болтаем — о старых байках, о том, как Тёма чуть не женился на своей бывшей, о том, как я однажды проспорил ему ящик пива. Когда мы прощаемся, он хлопает меня по плечу и говорит: — Макс, серьезно. Не пропадай, и береги свою Лизу. Она, похоже, того стоит. Стоит. Да, Лиза стоит всего. И я не отдам ее никому. POV: Елизавета Пять недель. Я пыталась сбежать пару раз, но каждый раз он ловил меня, и наказания были хуже ада. Теперь я стараюсь быть покорной, чтобы не разозлить его. Но каждый раз, когда я подчиняюсь, я чувствую, как Лиза — та, что танцевала на вечеринках, смеялась с друзьями — растворяется. Он изменился. Иногда он смотрит на меня с какой-то странной мягкостью, гладит по волосам, говорит приятности. Он снял с моей ноги браслет с током, назвав это «поощрением за поведение». Но я не верю ему. Это игра, я знаю. Он хочет, чтобы я расслабилась, чтобы я доверилась, а потом снова ударит. Мое тело устало — спина ноет от сна на пледе, голова тяжелая. Он входит, держа в руках кружку с чаем. Не миску, а кружку. — Держи, выпей Я беру кружку, чувствуя, как тепло керамики обжигает пальцы. Чай пахнет мятой, и я делаю глоток, стараясь не смотреть ему в глаза. — Спасибо, — шепчу я, боясь, что он услышит слабость в моем голосе. — Ты в последнее время такая послушная, — говорит он, садясь на плед рядом со мной. Он облокачивается спиной о стену, а взгляд направлен в другой конец комнаты, как будто смотрит в никуда, даже не поворачиваясь ко мне. — Мне это нравится. Может, ты наконец начинаешь понимать? Я сжимаю кружку, чувствуя, как сердце колотится. — Понимать что? Что я твоя вещь? Он наклоняется ближе, и я чувствую его дыхание — теплое, с легким запахом какого-то сладкого алкоголя. — Не вещь, — он повернул голову и поймал мой взгляд. — Просто моя. Но я хочу, чтобы ты сама это приняла. Чтобы ты хотела быть моей. Я сжимаю кружку так сильно, что пальцы обжигает. Хочу ли я? Мое тело дрожит, но не только от страха. Его взгляд, его голос — они путают меня, и я ненавижу себя за это. — Пойдем, — говорит он, вставая. POV: Максим Я веду Лизу к центру комнаты, а сам отхожу к столу и беру красные веревки. Шибари — мой способ показать ей, кто здесь главный. Я беру веревку, чувствуя ее вес в руках, и начинаю обматывать ее запястья, медленно, с наслаждением. Я хочу дать ей расслабиться, дать ей веру в то, что то, что я делаю, может доставлять удовольствие. — Расслабься, — говорю я, завязывая первый узел, туго, но не до боли. Веревка обхватывает ее грудь, сжимая кожу, подчеркивая изгибы ее тела. Я завязываю узлы вокруг ее бедер, создавая узор, который делает ее уязвимой, открытой. Она дрожит, ее дыхание становится рваным, но она не сопротивляется. Ее кожа белая, как полотно, и я хочу оставить на ней свой след. Веревка плетется вокруг шеи, затем опускается к груди, после оставляет красивый узор на талии и обхватывает бедра снизу. Длинный край остается у связанных запястий, и я подвязываю его на крюк над ее головой. — Красиво, — говорю я, отступая, чтобы полюбоваться своей работой. Мой голос низкий, почти рычание. — Веревки делают тебя слабой и уязвимой. Мне это нравится. Я беру плеть — кожаную, с тонкими хвостами, которую я выбрал специально для нее. Первый удар приходится по ее ягодицам, и звук шлепка эхом разносится по комнате, смешиваясь с ее сдавленным стоном. Кожа краснеет почти мгновенно, и я вижу, как она сжимает ягодицы от боли. — Считай, — рычу я. POV: Елизавета — Один, — шепчу я, чувствуя, как кожа горит под ударом. Боль резкая, как вспышка, но я бы сказала, что это приятная боль. Он бьет снова, и я считаю: — Два… три… Веревки впиваются в кожу, усиливая каждое ощущение. После пятого удара он останавливается, подходит ближе и гладит меня по волосам. Его пальцы мягкие, почти нежные, и я замираю, не зная, чего ждать. — Ты боишься, — говорит он, его голос тихий, но в нем есть что-то пугающее. — Но я хочу, чтобы ты доверяла мне. Хочу видеть это в твоих глазах. Я смотрю на него, и мои глаза наполняются слезами. — Доверять тебе? — вырывается у меня, и я тут же жалею. — После того, как ты… как ты… POV: Максим Она винит меня? Серьезно? Все, что я делал, она заслужила. Если бы вела себя как надо, не было бы ни синяков, ни дней без еды. Я беру зажимы — маленькие, металлические, холодные на ощупь. Их блеск ловит тусклый свет, и я вижу, как Лиза напрягается, ее грудь вздымается под красными веревками. — Ты сама во всем виновата, — говорю я, мой голос низкий, с легкой хрипотцой, пока я прижимаю первый зажим к ее левому соску. Она шипит, ее тело выгибается, и я вижу, как сосок твердеет под металлом, кожа вокруг краснеет от давления. — Если бы ты не бунтовала, Лиза, все было бы проще. — Я прикрепляю второй зажим, и она стонет, ее губы дрожат, но она не отводит взгляд. — Мне нравилось, когда ты боялась, правда. Но теперь… — Я тяну зажимы, усиливая боль, и она вскрикивает, ее тело дергается. — Теперь я хочу, чтобы ты поняла, что я не враг тебе. Ее глаза блестят — от слез или от гнева, я не уверен, но это заводит меня еще сильнее. Я наклоняюсь ближе, чувствуя запах ее кожи — смесь пота, страха, покорности и какого-то цветочного шампуня, который я же и купил. Мой член уже твердый, давит на молнию джинсов, и я знаю, что она это видит. Я хочу ее. Я хочу, чтобы она сама отдалась мне. Я бью снова, сильнее, и ее тело дергается, веревки натягиваются, въедаясь в кожу, удерживая ее на месте. Она стонет, и я вижу, как между ее бедер начинает блестеть влага. Она мокрая, черт возьми. Интересно, что именно ее так заводит, порка? Скорее всего да, она всегда так течет, когда я ее шлепаю. Я бью еще, каждый удар точный, оставляющий алые полосы на ее коже, и она считает, ее голос становится все слабее, но все громче от боли и чего-то еще — удовольствия, которое она не хочет признавать. После десятого удара я бросаю плеть на пол. Я подхожу ближе, мои пальцы скользят по ее ягодицам, чувствуя жар ее кожи, и она вздрагивает от моего прикосновения. Я наклоняюсь к ее уху, мои губы почти касаются ее мочки, и шепчу: — Я хочу тебя, Лиза. Она хнычет, но не отвечает, и я чувствую, как мой член пульсирует от ее слабости. Я начинаю развязывать веревки, медленно, наслаждаясь каждым движением. Узлы ослабевают, и ее кожа, освобожденная от давления, покрывается мурашками, краснеет там, где веревки въедались глубже. Она дрожит, ее дыхание рваное, и я вижу, как ее бедра сжимаются, как будто она пытается скрыть свою влажность. Но я знаю. Я вижу. Я чувствую запах ее возбуждения, сладкий и резкий, и это сводит меня с ума. Я хватаю ее за бедра, мои пальцы впиваются в ее кожу, и нагибаю ее, заставляя упереться руками в стол. Ее ягодицы передо мной, алые от порки, блестящие от пота и ее соков, которые стекают по внутренней стороне бедер. Я расстегиваю джинсы, и мой член высвобождается, твердый, горячий, с набухшей веной, готовый к ней. Я провожу головкой по ее складкам, чувствуя, как она мокрая, как ее тело невольно подается ко мне, и она стонет. — Вот так, умница, — рычу я, толкая член в нее резко, без предупреждения. Она вскрикивает, ее тело напрягается, но ее тепло обволакивает меня, и я почти теряю контроль. Она такая узкая, такая горячая, и я чувствую, как ее мышцы сжимают меня, как будто не хотят отпускать. Я начинаю двигаться, сначала медленно, наслаждаясь каждым толчком, каждым ее стоном. Мои руки шлепают ее бедра, оставляя белые следы на коже, и я вижу, как ее пальцы царапают стол, как будто она ищет, за что зацепиться. Я ускоряюсь, мои толчки становятся глубже, сильнее, и звук наполняет комнату — влажный, ритмичный. Ее стоны превращаются в крики, и я чувствую, как она дрожит, как ее тело на грани. — Пожалуйста… — хнычет она, и я знаю, она просит не останавливаться, а продолжать. Моя девочка. Я наклоняюсь над ней, моя грудь прижимается к ее спине, и я обхватываю ее шею одной рукой, слегка сдавливая, не до боли, но достаточно, чтобы она почувствовала мой контроль. Ее дыхание становится прерывистым, и я чувствую, как ее пульс бьется под моими пальцами, быстрый, как у загнанного зверя. Другой рукой я хватаю ее за подбородок, засовывая два пальца в ее рот. Ее губы мягкие, влажные, и она инстинктивно начинает сосать, ее язык скользит по моим пальцам, пока я трахаю ее, мои толчки становятся еще жестче. — Ты моя, Лиза, — рычу я, мои пальцы в ее рту, моя рука на ее шее, мой член в ее киске. — Всегда будешь моей. Она стонет, ее голос приглушен моими пальцами, и я чувствую, как ее тело содрогается, как ее оргазм накрывает ее, как волна. Ее мышцы сжимают меня так сильно, что я почти теряю контроль, и я ускоряюсь, мои толчки становятся яростными, пока жар не взрывается во мне. Я кончаю, мое тело напрягается, и я изливаюсь в нее, чувствуя, как она дрожит подо мной, как будто мы оба падаем в пропасть. Я отстраняюсь, и она падает всем весом на стол, ее тело дрожит, ее дыхание рваное, как после марафона. Я вижу, как по ее бедрам стекает моя сперма. Ее глаза полны слез, но в них есть что-то новое — не только страх, что-то, что я не могу назвать. — Говори, — улыбаюсь я, вижу же, что чего-то хочет. Может, ей не хватило? Ха-ха. POV: Елизавета — М-максим, — шепчу я, стараясь говорить мягко, почти ласково. — Можно мне… хотя бы кровать? Моя спина… она болит. Ты же сам сказал, что не хочешь, чтобы я видела в тебе врага. Я не могу все время спать на полу, понимаешь? Он смотрит на меня долго, его глаза — как буря, полная противоречий. — Я подумаю, — говорит он улыбаясь, и его голос звучит, как обещание и угроза одновременно. Он подхватывает меня на руки и несет обратно на плед. А после целует в лоб и достает из кармана таблетку. — Выпей. Или ты уже хочешь от меня детей? — он усмехается, вкладывая таблетку мне в руку, а после уходит, закрыв дверь. Я чувствую, как боль в спине смешивается со страхом и тонкой нитью надежды. А еще я чувствую, как из меня вытекает его сперма. Детей мне здесь еще не хватало, надеюсь, таблетка не плацебо. Хотя с другой стороны, он мог тогда вообще ничего не давать. Макс запер дверь, но позволил мне спать без ошейника. Я так сплю уже второй день. Его мягкость — это трещина в его броне, но я боюсь, что игра на его чувствах свяжет меня еще сильнее. Я слышала, как охрана шепталась о розыске — кто-то ищет меня, может, родители, может, друзья. Эта мысль — как свет в конце туннеля, но я боюсь, что он погаснет. А может, я уже и не хочу никуда убегать? Может, он дает мне как раз то, чего мне так не хватало?