Чёрная вода ✨

Сознание вернулось к Рейне грубыми, просоленными голосами, которые клинками врезались в гипнотическую тишину ее полудремы. Собрав последние крупицы воли, она заставила себя подняться на четвереньки и, цепляясь за шершавый камень, выглянуть из-за своего спасительного валуна. Внизу, у самой кромки воды, стояла лодка — не утлая рыбацкая посудина, а крепкая, с ободранными, иссечёнными бортами и видавшая виды. Возле неё хлопотали три женщины. Их одежда — потёртые холщовые штаны, выцветшие рубахи, стянутые на талии широкими кожаными поясами с заткнутыми за них ножами — кричала о жизни, не знающей мягкости и компромиссов. Они, переговариваясь короткими, как удары, фразами, выносили на берег пустые бочки и, с лёгкостью взвалив их на плечи, уходили вглубь прибрежных скал. И тогда Рейна увидела его. Корабль. Он стоял на якоре поодаль, и один его вид сжал её сердце ледяной рукой. Это был не корабль из сказок о приключениях. Это было чёрное, голодное существо из кошмаров. Высокие, голые мачты торчали из палубы, как рёбра гигантского скелета. Паруса, тёмные и заплатанные, были убраны, обнажая сложный, запутанный узор снастей, похожий на паутину, сплетённую морским дьяволом. От него веяло не романтикой, а тяжёлым трудом, застарелой тоской, солью и несгибаемой железной решимостью. Женщины скрылись за скалами. Используя последние капли силы, Рейна поднялась и, пошатываясь, побрела к лодке. Вода... Там должна быть вода... Заглянув внутрь, она увидела лишь связку абордажных крюков, туго свёрнутые просмолённые канаты и кусок жёсткой парусины. Ни капли влаги. Отчаяние, острее любой физической боли, пронзило её. Она облокотилась о шершавый борт, и её ноги подкосились. С коротким, слабым вскриком она перекинулась через борт и свалилась на дно шлюпки. Боль пронзила всё тело. Инстинкт самосохранения, последний оставшийся у неё союзник, заставил её ползти. Она забралась в корму, под длинную скамью, натянула на себя грубую, пропахшую рыбой и смолой парусину и замерла, стараясь не дышать. «Может, они плывут в Западное королевство? Спрячусь на корабле... буду тихой, как мышка... найду еду...» Мысль о еде вызвала приступ тошноты и черноту в глазах, и её снова поглотила спасительная тьма. Её вырвало из забытья резкой качкой и грубыми руками, которые без всякой церемонии поволокли её из-под сиденья. — Ты посмотри, Иза! У нас заяц! — проревел голос над ней, полный удивления и насмешки. — Откуда она взялась? Ребёнок... — та, что держала её, — Иза — смерила Рейну долгим, испытующим взглядом. — Эй, мелюзга, ты откуда? Кто ты? — встряла третья, худая и жилистая, с лицом, прожжённым солнцем. — От неё воняет, — брезгливо бросила Иза, отпуская Рейну и передовая ее жилистой. — Ой, а ты у нас фиалками благоухаешь после таскания бочек, — усмехнулась та. — Кто ты, дитя? — спросила третья женщина, с лицом, испещрённым синими татуировками. — Она полудохлая. В море её, и дело с концом! — раздался чей то безжалостный голос. — Да погоди ты, успеем, — неожиданно вступилась Иза. Сверху, с борта корабля, донёсся зычный крик: — Вы там якорь бросили, что ли?! — Девчонку нашли тут, непонятно откуда взявшуюся! — Да неужто её нам сама Морская Богиня подкинула? — прокричали сверху в ответ с хриплым смешком. Рейну выволокли на палубу. Она лежала на животе, на горячих, солёных досках, и с трудом водила взглядом по окружающему её миру. Корабль оказался ещё страшнее вблизи. — Воды... — прохрипела она, чувствуя, как слова царапают горло. Её окружило плотное кольцо женщин. Все в штанах, рубахах, кожаных жилетах. Одежда была поношенной, но чистой и добротной — верный признак строгого корабельного устава. — Воды... — Да подожди ты, Морган, тратить воду на падаль! — крикнула кто-то из толпы. — Откуда ты, крысёныш? — кто-то присел рядом на корточки. — Сильно сгорела. Руки и ноги изранены, колени воспалены... Она с шахт. Рабыня. Сбежала, видать. — Девчонка — труп. Не выживет. Киньте её за борт, рыбам на корм! — проревел чей-то хриплый, прокуренный голос. — С ума сошла, это же ребёнок! — возразил молодой, звонкий голос. — Воды... — снова простонала Рейна, вкладывая в это слово последнюю надежду. — Она уже почти мертва. Сказано, выбрасывайте! — приказал тот же грубый голос. Её подхватили под руки и потащили к борту. Безжалостные синие воды, равнодушные и холодные, ждали её внизу. — Прошу... — выдохнула она, зажмуриваясь. Сейчас всё кончится. — А ну прекратить! — новый голос, властный и резкий, как удар клинка, прорубил гул толпы. — Прекратить, я сказала! Толпа мгновенно расступилась. Рейну дёрнули, грубо перекинули обратно на палубу, в чьи-то крепкие руки. Она с трудом открыла глаза. Перед ней была женщина. Иссиня-чёрные волосы, собранные в строгий узел на затылке. И синие, как море в надвигающийся шторм, глаза. Через всё правое лицо, от виска к скуле, тянулся шрам — старый, белый, он будто делил её лицо на «до» и «после». Она держала Рейну на руках так, женщина взвешивала, и изучала её взглядом, в котором не было ни капли жалости — лишь холодная, отстранённая оценка. — Ты кто? Откуда? — Воды... — снова выдохнула Рейна. Женщина со шрамом резко подняла голову: — Цира! Сюда, быстро! Займись девчонкой, пока она концы не отдала! Живо! Рейну выхватили из её рук и понесли. Дальше — кошмар обрывочных ощущений, пытка спасением. В рот лилась чистая, холодная вода, но тело, отравленное солью и обезвоживанием, тут же выплёскивало её обратно в мучительных, разрывающих спазмах. Её поили снова, по капле, силой разжимая челюсти. Её тело горело изнутри от какой-то горькой, жгучей настойки. Всё болело — старые раны, воспалённые суставы, голова, которая раскалывалась от каждого удара сердца. Мир плыл, смешиваясь с болью и бредом. Она не знала, сколько длился этот ад. Когда стемнело, конвульсии стихли, сменившись глубокой, болезненной ломотой. Где-то в темноте горела свеча. Она открыла глаза и увидела склонившееся над ней лицо пожилой женщины с копной седых волос и выцветшими, усталыми глазами. — Вот так... ещё глоток, дитя... Вот так... Не смей умереть, капитан меня за борт на доске отправит... Слышишь? Не смей мне умирать! — женщина, Цира, прикрикивала на неё, властно заставляя глотать. Рейна снова проваливалась в небытие, а когда приходила в себя, опять видела седые волосы и слышала тот же голос: — Дыши, дыши, давай, девочка... Ну же! Пей! Потом в её сознании появилось другое лицо — лицо женщины со шрамом. Рейна в ужасе зажмуривалась, пыталась отвернуться, но её держали крепко. — Держись, мелюзга, не смей мне тут умирать! — говорил властный голос. И снова провал. Качка. Грохот на палубе. Свеча в темноте. Солнечный луч в узком иллюминаторе. Два лица — старухи-лекаря и женщины-со шрамом — стали якорями в её бреду, двумя полюсами этого нового круга ада. А потом пришёл сон. Мать кормила её с ложки ухой. Где-то рядом сидела Анджела и улыбалась. — Ешь, давай, понемногу ешь, девочка, — говорила мать. Или это была не мать? Рейна открыла глаза. Над ней склонилась женщина со шрамом. Девочка дёрнулась, инстинктивно пытаясь отползти. — Да-да, я знаю, шрам тебя пугает. Но ты и сама не похожа на златовласую принцессу, дочь королевы Исаны Алдар, так что привыкай, если жить хочешь. А теперь — еще ложку. Давай! Женщина уверенно вложила ей в рот ложку тёплого, прозрачного бульона. Рейна послушно проглотила. Спазмы прошли. Она ела. Ела и пила, выполняя приказы старухи и женщины со шрамом. Свеча, солнечный свет, свеча, свет... Цикл боли и агонии прервался. Начинался цикл выживания.