RedRoom

После недели сессий с психологом, которая вскрыла все трещинки и вывернула всех наизнанку, в дизайнерской установился хрупкий нейтралитет. Ана сосредоточенно двигала пиксели на макете, находя утешение в строгой логике сетки и выверенных отступах. Концепт, с горем пополам рождённый в эпицентре производственного ада, вызывал у неё стойкое желание распечатать каждый экран и скормить офисному шредеру. Он был… ничего так. Уродливый памятник недавней холодной войны с лёгким привкусом разочарования. Макс кивал, Алекс упорно молчал, а она, прикусывая язык, собирала воедино то, что теперь напоминало чудовище Франкенштейна: кнопки из одного концепта, шрифты из другого, цветовую гамму вообще утвердили по почте в субботу ночью. И самое абсурдное — клиент, к их общему тихому изумлению, «схавал» эту пресную, безжизненную кашу, созданную из страха и апатии, и даже попросил добавки, назвав это чистым и понятным решением. Дверь в их кабинет открылась без стука, разбивая сосредоточенную на работе тишину вдребезги. — Привееет! — в «дизайнерскую» впорхнула Юля, и пространство мгновенно наполнилось густым, сладковатым ароматом её духов и приторно-бодрым энтузиазмом. Реакция на вторжение идеально отражала расстановку сил в комнате. Даня, сидевший ближе всех к двери, тут же обернулся, просияв, и его лицо расплылось в широкой, мальчишеской улыбке. Алекс, наоборот, замер. Щелчок его мыши оборвался на полутакте, и только спустя секунду он с явной неохотой посмотрел на гостью. Ана, в свою очередь, успела подавить предательский, с трудом контролируемый импульс закатить глаза так, чтобы они скрылись под черепом. Лишь уголок её губ едва заметно, брезгливо дернулся, когда она заставила себя оторвать взгляд от экрана и процедила сквозь зубы самое короткое и ледяное из всех возможных приветствий: — Юля. — У меня для вас супер-новость! — Юля обвела их взглядом, как ведущая ток-шоу перед неудобным вопросом. — Психологи, конечно, это всё мило, но знаете, что по-настоящему сближает команду? — Алкоголь и коллективная травма? — предположил Даня. — Почти, — сверкнула глазами эйчар. — Алкоголь и «правда или действие». Наступившую паузу, плотную и почти осязаемую, разорвал тихий хмык Дани, в котором смешались и азарт, и л`гкая паника. — А можно только алкоголь? — Нельзя! — отрезала Юля. — У нас вся прошлая неделя была сплошным тимбилдингом через боль. Теперь давайте «лечиться» весело! — Последнее слово она произнесла с нажимом и такой широкой, неестественной улыбкой, что оно прозвучало почти как угроза. В её корпоративном лексиконе слово «весело» уже давно стало синонимом слова «обязательно». — Сегодня вечером, после работы. Сбор в комнате отдыха. Музыка, кальян, вино. Макс одобрил. Она обвела их торжествующим взглядом, словно даровала величайшую милость, и её глаза остановились на Третьякове. — Узнаем друг о друге все грязные секретики. Алекс, ты же будешь? Без нашего главного дизайнера праздник — не праздник. Её приглашение было настолько адресным, а поза — настолько откровенно флиртующей, что стало почти неприлично. Ана почувствовала, как в животе скручивается знакомый, горячий и уродливый узел ревности, приправленный изрядной порцией «испанского» стыда. Она тут же мысленно дала себе пощёчину, и заставила себя смотреть обратно в монитор, на пиксели, на буквы и отступы, на что угодно, лишь бы не видеть этого убогого флирта. «Это больше не моя война. Меня это не касается. Я наблюдатель. Мне всё равно». — Я подумаю, Юль, спасибо, — ровным, абсолютно нейтральным тоном ответил Алекс. Он даже не смотрел на неё, его взгляд был прикован к экрану. Услышав его ответ, Ана медленно выдохнула. Напряжение в животе ослабло, но на смену ему тут же пришло двойственное чувство: волна облегчения и едва заметный, досадный укол разочарования. Он не поддался. Но и не отказал. — Ой, ну какие «подумаю»! — не унималась Юля, кокетливо надув губы. — Приходи обязательно! Будет весело! Не получив от Алекса явного согласия, она развернулась, и ее острый и выжидающий взгляд впился в Ану. — Романо-ва? — пропела блондинка, разрезая фамилию на две сладкие, ядовитые части. — Ты с нами? Ана улыбнулась в ответ ровно на необходимую, вежливую амплитуду. — Если это у нас теперь официальная замена психотерапии… почему бы и нет. Сарказм был настолько тонким, что Юля его, кажется, даже не заметила. — Вот и отлично! — сказала она так, будто поставила галочку в своем списке. — Только давайте без детских «целовались ли вы в школе» и всей этой дребедени, — неожиданно подал голос Даня. — Если уж играть, то по-взрослому. Чтобы потом не было неловко смотреть друг другу в глаза. Затем сделал вид, что раздумывает, и осторожно добавил: — Ну, типа… не будем же мы спрашивать, кто девственник, да? Юля хищно улыбнулась. — О, Данечка, не переживай. Будет очень неловко. Всем. Обещаю! Она послала последний воздушный поцелуй в сторону Алекса и выпорхнула из кабинета, оставив за собой лишь напряжённое молчание. Ана на секунду прикрыла глаза, поморщившись. Сладкий запах духов Юли все еще стоял в воздухе, тяжелый и тошнотворный, как в переполненном лифте. Не говоря ни слова, она поднялась, подошла к окну и, резко дернув ручку, распахнула створку. Ледяной февральский воздух ворвался в кабинет, принося с собой спасительную свежесть. «Правда или действие»? Серьёзно? Вот она — вершина креатива от HR-отдела. Последнее, чего ей сейчас хотелось, — участвовать в офисном театре абсурда под видом тимбилдинга, с Юлей, которая наверняка, считала себя гениальным манипулятором. Ана мысленно фыркнула. Она была слишком уставшей, слишком вымотанной для чужих игр. Она точно не пойдёт. Или… В чат упало уведомление от Юли: «Кто опоздает — начинает с «действия» 😘». Её взгляд почти инстинктивно метнулся через комнату к Алексу. Она услышала, как он тихо фыркнул, и сама едва не рассмеялась. На долю секунды их глаза встретились. В этом коротком, молчаливом обмене Ана прочитала явное признание: они оба — игроки в лиге повыше. Ладно. Она пойдёт. Не из-за дурацкого «наказания», а из-за внезапно проснувшегося злого азарта. Ей вдруг до чёртиков стало интересно, чем закончится спектакль, срежиссированный настолько бездарной актрисой.

***

Ноги гудели тупой, ноющей болью. Восемь часов на каблуках внутри офисных стен ощущались как марафон по битому стеклу. Где-то, наверняка, существовал секретный всемирный пакт, подписанный всеми женщинами, — молчаливо и с достоинством терпеть эти изящные орудия пыток ради иллюзии длинных ног и красивой осанки. И Ана, в очередной раз, проклинала тот день, когда присоединилась к этому мазохистскому культу. «Завтра точно в мартенсах», — пообещала она себе, прекрасно зная, что это наглая ложь. Первым инстинктивным желанием, едва она вошла в гудящую, полутёмную комнату отдыха, было развернуться и уйти. Основной свет был приглушен, а по стенам лениво перетекали волны цвето-музыки — комната то тонула в холодном синем, то окрашивалась в меланхоличный фиолетовый, создавая ощущение нереальности, на грани сна. В воздухе удушливо пахло яблочным кальяном и витало почти осязаемое чувство неловкости, которое с трудом маскировалось музыкой из портативной колонки. В груди поднялась неожиданная волна протеста против ещё одного навязанного «тимбилдинга». Но Романова тут же мысленно себя одёрнула. Нет. Она пришла посмотреть шоу. И у неё будет лучшее место в зале. Ана окинула взглядом импровизированный круг из пуфов и кресел и выбрала себе место чуть в стороне — не в самом центре событий, но с идеальным обзором всей комнаты. Скинув ботильоны, она с наслаждением поджала под себя ноги и буквально утонула в бесформенной мягкости кресла-груши. Тело отозвалось лёгкой дрожью, но не от холода, а от усталости, накопленной за день. — Держи, боец, тебе понадобится, — рядом материализовалась Лиза, протягивая ей запотевший стакан с джин-тоником. Кубики льда в нём тихонько звякнул, сталкиваясь друг с другом. Ана с благодарностью приняла напиток, чувствуя, как холодное стекло приятно остужает разгорячённые ладони. — Не планирую задерживаться дольше чем на час, — предупредила она подругу и, внезапно для самой себя, усмехнулась сказанному. «Час? Если выберется до полуночи без новых эмоциональных увечий — можно будет считать, что вечер удался.» Лиза лишь понимающе кивнула и устроилась рядом на таком же пуфе, создавая вокруг них маленькую зону безопасности. Ана сделала один большой глоток, позволяя горьковатому вкусу джина немного отвлечь её от гула в комнате. Она откинулась на спинку кресла-груши и, чувствуя себя почти невидимой, скользнула взглядом по коллегам, инстинктивно каталогизируя их, словно расставляла фигуры на доске. Юля порхала у стола с закусками, разливая по шотам цветной алкоголь. По её словам, это были «штрафные» — для тех, кто попробует струсить. Шоты выстроились в ряд, как боевые патроны. Рядом с ней суетилась Марина, и пара громких, вечно болтливых ребят из отдела продаж, Кирилл и Женя, которые уже вовсю травили анекдоты, создавать шум и видимость всеобщего восторга. В другом углу, у игровой приставки, столпились технари. Игорь, лид-разработчик, что-то оживлённо доказывал Диме-тестировщику, активно жестикулируя. Даня, тем временем, крутился рядом с ними, пытаясь вставить слово и выглядеть «своим». Чуть особняком, у окна, стоял Макс под руку с Полиной, которая, казалось, чувствовала себя не в своей тарелке, но старательно улыбалась, то и дело отпивая из своего бокала. Ана слишком хорошо знала эту роль — «девушка босса на корпоративе» — и почувствовала не жалость, а скорее холодное, отстраненное сочувствие. — Забавно, — тихо сказала она Лизе, чтобы слышала только подруга. — Юля так кричала про «обязаловку», а в итоге пришла, дай бог, половина компании. Лиза окинула комнату своим фирменным аналитическим взглядом и пожала плечами. — Меньше народа — больше кислорода. К тому же, все ключевые персонажи здесь. Драматург позаботился, чтобы на сцену вышли только нужные актеры. Ана хмыкнула, соглашаясь. — Кстати, об актерах, — Лиза хитро прищурилась. — Главная звезда твоего вечера что-то задерживается. Не переживаешь? — С чего бы это? — слишком быстро ответила Ана, чувствуя, как предательски вспыхнули щеки. — Мне нет никакого дела, придет он или нет. Я с этим завязала. Третьяков в прошлом. — Да-да, конечно, — не поверила ни на секунду Лиза. — Только ты уже пятый раз смотришь на дверь с тех пор, как мы сели. Ана хотела было возразить, придумать какое-нибудь едкое замечание в ответ, что тема себя исчерпала, что нет смысла ворошить болезненное прошлое (это ведь прошлое, да?), но в этот момент дверь в комнату отдыха снова открылась. Последним вошел Алекс. Мысль, что он всё-таки пришёл, ударила в голову непрошеным теплом. Сердце пропустило удар, а потом застучало вдвое быстрее, отбивая паническую дробь о рёбра. «Не смотри», — приказала она себе, впиваясь пальцами в мягкую ткань кресла. — «Просто игнорируй. Тебе всё равно». Но она не могла не смотреть. Ана следила за движением его рук, за тем, как он взял тяжёлый гранёный стакан. Как с резким, хрустальным стуком бросил в него пару кубиков льда. Как плеснул себе щедрую порцию виски, и золотисто-янтарная жидкость лениво качнулась в свете диско-шара. Каждое его движение казалось ей одновременно и угрозой, и обещанием. Алекс опустился в кресло напротив неё. И Романова с почти физической болью осознала, никакая броня не спасает, если ты всё равно смотришь на него так, будто он одновременно эпицентр и спасения, и катастрофы — а «лучшее место в зале» в миг превратилось в персональную пыточную камеру с идеальным обзором на главный источник её проблем. — Итак, котики, минуточку внимания! — Юля, дождалась, пока все займут места, образовав неровный круг на полу вокруг низкого журнального столика и театральным жестом поставила на столик две одинаковые стеклянные вазы. Внутри каждой белели аккуратно свернутые бумажки, похожие на записки с приговорами. — Чтобы наша игра была максимально честной и непредвзятой, я всё подготовила! — Она с гордостью указала на вазы. — В этой, — девушка коснулась левой, — лежат вопросы для «Правды». Самые сокровенные, глубокие и, возможно, неудобные. В этой, — её палец переместился на правую ёмкость, — задания для «Действия». Дерзкие, смешные, а местами и совершенно неприличные. Затем Юля взяла пустую бутылку из-под вина и положила её в центр столика. — Ход передаётся по часовой стрелке. Тот, чья очередь, выбирает любую вазу и тянет задание. Все просто. НО! — она подняла палец вверх, требуя внимания. — Если в задании на «Действие» нужно будет выбрать партнёра… решать будете не вы. Решать будет ЭТОТ беспристрастный судья. Она крутанула бутылку для демонстрации. Горлышко сделало пару оборотов и указало куда-то в стену. — Ну и, конечно, — Юля одарила всех хищной, довольной улыбкой, — главный пункт. Отказаться от правды или действия нельзя. Точнее, можно. Нооо… тот, кто пасует, — она кивнула в сторону мини-бара, где на подносе уже была выстроена батарея шотов, — пьёт «штрафной». Без разговоров. — Ну что, всё понятно? — Блондинка хлопнула в ладоши. — Тогда начинаем! И так как я — организатор, первый ход за мной. А передаю я его… — она медленно повернулась налево, к Дане. — Нашему младшенькому. Даня, зажигай! Правда или Действие? Какую вазу будешь пытать? Даня, оказавшись в центре всеобщего внимания, заметно растерялся. Он обвёл паническим взглядом круг, поймал ободряющую улыбку Лизы, выдохнул и выпалил: — Действие! — Смело! — одобрила Юля. — Тащи бумажку, не стесняйся! С видом человека, обезвреживающего бомбу, парень потянулся к столику и запустил руку в вазу с «Действиями», вытащил один из свёрнутых листков, вернулся на свое место и с трагическим выражением лица развернул его. — «Возьми… любую книгу или инструкцию поблизости… и прочитай страницу максимально… сексуальным голосом». По кругу пронесся взрыв хохота. Игорь хлопнул себя по колену. — Данька, это твой звёздный час! Вон, на кофемашине инструкция лежит! Смущённый, но подстрекаемый общим весельем, Даня подошёл к сверкающему хромом агрегату, снял с него глянцевую брошюру и вернулся в круг. Откашлялся, набрал побольше воздуха в грудь, опустил подбородок, пытаясь изобразить томный, бархатный баритон. — «Для достижения… оптимальной экстракции… — начал он, старательно понижая голос до хриплого шёпота, в котором звучал и вызов, и азарт. — Убедитесь, что контейнер для отработанного кофе… опорожнён…» Он сделал многозначительную паузу и поднял глаза на Лизу, которая едва не захлебнулась от смеха, уткнувшись Ане в плечо. — »…о, да… и плотно вставлен до характерного щелчка…» — продолжил он, слегка наклоняя голову, будто читает не инструкцию, а любовное письмо. — «В случае утечки жидкости…» — голос стал глубже, насыщенней, — »…незамедлительно протрите все… мокрые поверхности мягкой тканью, избегая круговых движений…» За его спиной кто-то тихо захихикал, Дима поперхнулся напитком, но Даня не сбился ни на секунду — наоборот, с каждой фразой входил во вкус. — «Не допускайте засорения фильтра посторонними предметами… даже если вам очень хочется узнать, что произойдёт…» Он провёл пальцем по краю бумаги, потом медленно поднял его к губам, театрально облизал, как будто собирался перевернуть страницу, но передумал. — «Убедитесь, что резервуар для воды… всегда полон. И только после этого…» — пауза, напряжённая, как перед поцелуем, — »…нажмите на старт.» Последние слова он выдохнул с такой нежностью, что у Марины округлились глаза, потом прикусил губу и выразительно повёл бровями настолько нелепо и комично, что Ана не сдержала искренней улыбки, наблюдая, как Даня, войдя в роль, начал поглаживать инструкцию. Алекс, сидевший напротив, прикрыл рот рукой, но Ана увидела, как дрогнули его плечи и как в глазах мелькнул весёлый огонёк. — Моя очередь! — Лиза, отдышавшись после приступа хохота, вызванного кофейным перформансом Дани, решительно потянулась к центру столика. Её щёки всё ещё были слегка раскрасневшимися — не то от смеха, не то от джин-тоника. — Ну что, Лизавета, — протянула Юля с предвкушением, — не боишься испытать судьбу? Может, выберешь «Правду»? — Боюсь, Юленька, — проворковала Лиза в ответ. — Но не судьбу, а твои «правдивые» вопросы. От них, знаешь ли, терапевтический эффект сомнительный. Так что я, пожалуй, выберу Действие. Она с демонстративной грацией вытащила бумажку из вазы, развернула, и ее брови удивленно поползли вверх. — Ого! «Страстно поцелуй кого-то в этой комнате». Комната взорвалась одобрительным гулом. — Ну что ж, — Лиза подняла палец, игнорируя выкрики с именами потенциальных «жертв». — Раз уж у нас тут игра в честность, пусть решает наш самый беспристрастный и «независимый судья»! Она произнесла последние два слова с такой издевательской интонацией, едва заметно кивнув в сторону Юли, что Романова не сдержала саркастической усмешки. Ана наблюдала, как горлышко вращающейся бутылки медленно проползло мимо Дани, тот моментально выпрямился, на лице его появилась выраженная готовность. Мимо Игоря… замедлилось, и казалось, вот-вот остановится на Алексе, отчего у неё на секунду перехватило дыхание… Но бутылка, словно издеваясь, сделала ещё один ленивый полуоборот и упрямо ткнулась точно в неё саму. — Опаньки! — взревел Игорь. — Романова! Судьба тебя нашла! Она почувствовала себя бабочкой, пришпиленная к пробковой доске — все взгляды в комнате были направлены на нее, и в них читалась смесь любопытства, насмешки и ожидания. Лиза посмотрела на нее с лукавой, но сочувствующей улыбкой и, чтобы спасти подругу, быстро коснулась губами ее щёки. — Засчитывается? — громко спросила она у всех. — Засчитывается! — бодро крикнул Макс, но его тут же перебил возмущённый гул Игоря. — Э-э-э, нет! В щёчку?! Так нечестно! — прогремел он на всю комнату. — Это что за детский сад? Романова, слабо в губы, как маленькие шалуньи на ночёвке? Слабо? Это слово — короткое, хлёсткое, озвученное коллегой с атрофированным чувством такта — ударило по нервам, как разряд тока. Ана фыркнула. «Слабо» всегда было для неё красной тряпкой, персональным спусковым крючком. Всю жизнь она кому-то что-то доказывала: родителям, преподавателям, Максу. Именно на этом «слабо» строилась вся их игра с Лексом в RedRoom, где она раз за разом доказывала, что может быть умнее, дерзче, смелее. Но за последний месяц этот её упрямый, соревновательный огонь угас. Выгорел дотла под гнетом разоблачения, боли и бесконечного, выматывающего самоанализа. Она почти забыла, каково это — не защищаться, а нападать. И вот сейчас, под пристальным, нечитаемым взглядом Алекса, это простое, глупое слово, брошенное Игорем, стало той самой искрой. Огонь не просто вернулся — он вспыхнул внутри с новой, пьянящей силой. Зануда? Да. Интроверт? Спору нет. Но слабачка? Больше никогда. Не говоря ни слова, Романова развернулась к подруге, одной рукой властно обхватила её за затылок, пальцы зарылись в черные кудри. На мгновение Ана увидела шок в широко раскрытых глазах Лизы, а в следующую секунду накрыла ее губы своими. Поцелуй был наглым, демонстративным, почти показательным. Ана почувствовала мягкую податливость чужих губ, ощутила на языке легкую горечь джина и сладковатый, клубничный привкус гигиенической помады. Тихий, влажный звук их поцелуя в наступившей тишине показался ей громче любого крика. Это было чистое представление, лишённое нежности, но полное хмельного, злого ликования. Ровно через три секунды, которых было достаточно, чтобы все в комнате успели затаить дыхание, она так же резко отстранилась. Мужская половина зала взорвалась восторженным, почти первобытным рёвом. Лиза смотрела на неё округлившимися, блестящими глазами, всё ещё поражённая, но без малейшего следа недовольства. Скорее с удивлённым, восхищённым весельем. — Ну… — выдохнула Романова, поправляя волосы. — Это точно засчиталось. И только тогда она позволила себе посмотреть на Алекса, игнорируя всех остальных. Он сидел в той же позе, обхватив пальцами стакан, но что-то в нем неуловимо сменилось. Исчезла легкая, дежурная насмешка, и его взгляд потяжелел, собрался в точку, становясь внимательным до оглушающей тишины. Ана узнала этот взгляд, в котором плескался чистый холодный азарт. Взгляд Лекса, когда он читал её дерзости на стримах, словно гроссмейстер, заметивший нетривиальный ход. Без удивления, но с чистым признанием и оценкой. Он видел, как она приняла вызов, не спасовала и перевернула неловкость в свой маленький триумф, используя тот самый дерзкий почерк, который знала лишь его онлайн-персона. Третьяков медленно поднёс стакан к губам, не разрывая зрительного контакта, и тонкий звон льда вырвал её из оцепенения. Уголок его рта дрогнул, складываясь не в привычную ухмылку, а в короткую, настоящую улыбку, которую он тут же спрятал в глотке виски. Это безмолвное движение было красноречивее любых слов: «Хороший ход, Романова. Очень хороший». Ана ощутила, как где-то под рёбрами щелкнуло что-то, что было не страхом и не стыдом, а ясным откликом. Он смотрел на неё так же, как там. И если это и было совпадение, оно оказалось слишком точным, чтобы на него не ответить. — Чёрт, Романова, — выдохнула Лиза с хриплым смешком, нарушив её оцепенение. — После такого мне точно нужно покурить. А то я, кажется, влюбилась. Подруга ухватила её за руку, увлекая за собой в сторону балкона. Ана едва успела сунуть ноги обратно в ботильоны, даже не поправив носки, поспешив за Лизой. — О-о-о, дееевочки хотят уединиться! — раздался за спиной порядком захмелевший голос Игоря. Несколько парней гоготнули, поддерживая его мерзкую шуточку. Ана даже не обернулась, лишь крепче сжала руку Лизы. Они выскользнули из душной, гудящей комнаты на промёрзший балкон. Ана жадно вдохнула ледяной воздух, чувствуя, как успокаивается бешено колотящееся сердце, и радуясь временной передышке от дурацкой игры. Лиза полезла в карман кардигана за сигаретами, достала пачку, вытащила одну, вторую протянула Романовой. Затем снова похлопала по карманам. Раз. Другой. — Чёрт, — растерянно произнесла она. — Кажется, я оставила зажигалку на столе. Она с досадой посмотрела на сигарету в своих пальцах. — Ты постой здесь, подыши. Я сейчас вернусь. Не дожидаясь ответа, Лиза скрылась за дверью, оставив Ану одну наедине с холодным ветром и своими мыслями. Да, перекур был хорошей идеей. Ей нужна была секунда спасительной тишины перед тем, как снова нырнуть в этот цирк. Облокотившись на холодные перила, и глядя на огни ночного города, она пыталась расслабиться, чтобы побороть нервную дрожь. Дверь за спиной тихо щелкнула. — Нашла? — бросила Ана через плечо, — А то я уже начинаю здесь покрываться инеем. Ответа не последовало. Она с лёгким раздражением обернулась, готовая упрекнуть Лизу в медлительности, и слова замерли у неё на губах. Это была не Лиза. В паре шагов от неё, прислонившись к дверному косяку, стоял Алекс и молча смотрел на неё — его лицо терялось в полумраке, и невозможно было прочитать ни единой эмоции. Ана застыла на месте, не понимая, что хуже — вернуться в шумную комнату или остаться в этой ледяной, звенящей тишине рядом с ним. Но Алекс уже оттолкнулся от стены и двинулся к ней. Не быстро, не угрожающе, а с той ленивой, уверенной грацией, от которой у неё всегда всё трепетно сжималось внутри. Он остановился прямо перед ней, опустив взгляд на сигарету в её дрожащих пальцах, а затем снова посмотрел ей в глаза. Не говоря ни слова, достал из кармана простую металлическую зажигалку. Пламя вспыхнуло между ними, выхватив из темноты его лицо — резкие скулы, плотно сжатые губы, и холодные серые глаза, в которых огонь отражался особенно ярко. Ана, словно загипнотизированная, невольно наклонилась к этому маленькому, тёплому островку света. Его вторая рука легла на её ладонь, придерживая, чтобы сигарета не дрожала. Горячие пальцы жгли сильнее, чем дым в лёгких. Пламя погасло, и темнота снова их поглотила, оставив после себя лишь тлеющий оранжевый огонёк её сигареты. Впервые за долгое время Алекс был так близко, и это была его инициатива. Она не знала, что сильнее — желание удержать этот момент или страх, что он сейчас отступит. — Это было смело. Там, внутри, — наконец произнёс он тихо, прикурив. Голос, с хрипотцой, в тишине балкона звучал так близко, что у неё перехватило дыхание. Ни тени сарказма. Просто констатация. Ана лихорадочно пыталась проанализировать его тон, его цель. Это ловушка? Манипуляция? Новая тактика? — Просто устала, когда меня держат за дуру, — отрезала она. Ответ был автоматическим, защитным, наполненный единственной целью — вернуть их на привычную, безопасную территорию конфликта. Он выпустил струйку дыма, которая тут же растворилась в морозном воздухе. — Да. Я заметил. Это твой триггер, — Алекс смотрел не на неё, а на тлеющий кончик сигареты, и эта его отстраненность пугала ещё больше. — О чем ты? — О слове «слабо», — спокойно пояснил он. — Стоит кому-то его произнести, и ты готова сжечь всё дотла. Просто чтобы доказать, что это не так. Ана ощутила, как дыхание сбилось на полуслове. Алекс не просто смотрел — он отмечал детали. Впрочем, как всегда. Словно перебирал её жесты, паузы, слова, расставлял акценты в голове. И теперь спокойно озвучивал вывод, без лишних эмоций, как медицинский протокол. Но это был не сухой анализ. В его словах было больше, чем просто наблюдательность. Она готова была поклясться, что это намеренная отсылка — к их общему прошлому, к той территории, которую оба научились обходить упрямым молчанием. — Ты не знаешь, о чём говоришь, — её слова прозвучали слабо, почти неубедительно. Защита, которая уже не защищала. — Не знаю? — он криво усмехнулся и наконец посмотрел ей прямо в глаза. Взгляд был тяжёлым, полным воспоминаний. — А как же «Никогда не играй со мной на слабо, Lexx. Проиграешь»? Вот оно… Он наконец-то сделал это. Произнёс вслух то, что было их тайной, их кодом. Открыто заговорил о RedRoom. Она будто застыла посреди минного поля, где каждый его слог был прицельным нажимом на детонатор. Знакомый холодок, в котором переплелись злость за причинённую боль и обида за его жестокость после разоблачения, пробрался под кожу. И вместе с ним — жгучее, почти невыносимое любопытство и нужда… «Чего он добивается? Всё ещё держит обиду? Хочет уколоть побольнее, напомнив, кто начал эту войну? Или, наоборот, ищет точку примирения, признавая, что помнит не только плохое?» Она лихорадочно продолжала ответный анализ его слов, позы, взгляда, но не находила ответа. — Я до сих пор чувствую это, — тихо добавил он, и его взгляд на мгновение скользнул вниз, к своей груди. — Каждый раз, когда надеваю рубашку. Алекс снова посмотрел на неё, прижав ладонь к солнечному сплетению. — Меня ещё никто так не метил. Ана почувствовала, как слова рвутся наружу сами, против её воли, как единственно возможный ответ на его откровение. — А меня, — выдохнула она, — никто так не бесил… Весь её анализ рассыпался в прах. Признание. Голое, уязвимое, обезоруживающее. Тишина, повисшая между ними, перестала быть гнетущей. Она стала живой. Напряжённой, тёплой и болезненной. И паника Аны сменилась ещё большим замешательством. «Что он чувствует? Что она должна чувствовать? Что дальше? А есть ли у них вообще совместное «дальше» после всего, что они натворили?» Бесконечный, изматывающий поток вопросов, на которые у неё не было ответов. Но ещё страшнее было то, что она не знала, чего хочет сама. Единственное ясное желание стучало в висках — простое и трусливое: напиться. Напиться так, чтобы все эти сложные вопросы наконец замолчали. Сегодня самый удачный день для воплощения этого замысла. Алекс слегка наклонил голову, и их взгляды столкнулись. Два оголённых нерва. — И ты всё ещё хочешь играть?.. — спросил он почти шёпотом. Играть? Слово, острое и многозначное, повисло между ними в морозном воздухе. Ана судорожно пыталась разгадать его смысл. О чем он говорит? Об этой дурацкой пьяной игре в комнате отдыха, из которой они сбежали? Или… о них? О той большой, жестокой и сводящей с ума игре, которая началась между ними много месяцев назад? Первой её накрыла волна унижения. «Игра». Для него всё свелось к игре? Ночь, которую она до сих пор чувствовала на своей коже, его признание про «метку», её собственный срыв — просто очередной раунд, который он предлагает переиграть? Эта мысль была настолько оскорбительной, что ей захотелось рассмеяться ему в лицо. А ещё возможно ударить. Да. Именно ударить. Но она заставила себя смотреть. Смотреть на него по-настоящему. В его голосе не было насмешки. А в глазах, в этой тёмной, уставшей глубине, не было обесценивания. Человек, который только что признался, что она оставила на нём несмываемый след, не мог так легкомысленно называть это «игрой». И тогда её накрыла вторая, ещё более опасная догадка. А что, если «игра» — это единственный язык, на котором он умеет говорить о чём-то настоящем? Что, если это не обесценивание, а наоборот — отчаянная, неуклюжая попытка вернуться на ту единственную территорию, где они умели общаться? Где были Lexx и Вишенка, азарт, интеллект и то самое электричество, которое сейчас снова потрескивало между ними. Что, если за его гордостью и страхом скрывался единственный способ спросить: «Можем ли мы вернуть хотя бы это, если «нормально» у нас не получается?». Две трактовки — одна унизительная, другая пугающе-нежная — боролись в её голове, и она не знала, какая из них верна. Её мозг, привыкший все структурировать, зашёл в тупик. Ана смотрела на него, на ровно тлеющий огонёк сигареты в его руке. Её — потухла, так и не докуренная, словно отражение её собственной неуверенности. Она не могла дать ему ответ, потому что сама не знала, во что он предлагает играть. И сделала единственное, что могла — вернула вопрос, вложив в него всю свою растерянность, свой страх и свою отчаянную надежду. — А ты?

***

Ана шагнула в душную комнату. Дым кальяна, запах алкоголя, шумные разговоры — всё это снова накрыло её с головой, будто липкая вуаль, после резкого холода балкона. Алекс вошёл следом и занял своё место, ни слова не сказав. Но для неё он не растворился в толпе: их разговор всё ещё вибрировал в тишине между ними, слышимый только двоим. — Ты предательница. Ты знала, что он выйдет. — Прошипела Ана так, чтобы слышала только подруга, ныряя обратно в своё кресло и скидывая обувь. Лиза не ответила, лишь отпила из своего бокала и загадочно, растянула губы в улыбке, которой позавидовал бы даже Чеширский кот. — Наконец-то! — громко объявила Юля, недовольная затянувшейся паузой. — Все вернулись с тайных переговоров? Может, продолжим играть, а не будем по углам шептаться? Её взгляд метнул ядовитую стрелу в сторону Аны и Лизы. — Романова, ход твой. Не заставляй ждать. Правда или Действие? — Действие, — её голос прозвучал ровно и спокойно, хотя внутри всё ещё бушевал ураган сомнений. — Опять действие? — фыркнула Юля, закатывая глаза. — Что, правды мы сегодня не дождёмся? Или все настолько бережно охраняют свои тайны? — Для правды я ещё слишком трезвая, — парировала Ана, делая демонстративный глоток джин-тоника. По комнате пронёсся смешок, и Юля поджала губы, принимая тот факт, что словесная дуэль снова проиграна. — Что ж, твоё право. Тащи свою судьбу из вазы. Ана потянулась к столику и запустила руку в вазу с «Действиями». Пальцы нащупали прохладный, гладкий листок. — «Обменяйся одной вещью с напарником до конца вечера», — прочитала она вслух, и сердце пропустило удар. — А напарника выберет… — Судьба! — радостно закончила за неё Юля, подталкивая к ней бутылку. Ана крутанула её, сосредоточившись на том, как стекло шуршит по поверхности стола. Бутылка сделала несколько ленивых оборотов и стеклянное горлышко, будто нарочно издеваясь, остановилось ровно на Алексe. Это уже не смешно. Она оказалась в ловушке между десятками любопытных взглядов и одним, самым главным, напротив. Бумажка в её руке стала якорем, тянувшим на дно абсурдной ситуации… «Обменяться вещью». Мозг мгновенно захлестнуло одно-единственное воспоминание: его чёрная футболка. То, как она пахла им. То, как она спала в ней, а потом, в приступе ярости и боли, выбросила в мусорный бак, чтобы потом, глотая обидные слёзы, достать обратно. Его вещи были опасными артефактами, заряженными слишком сильными эмоциями. Она не могла. Не могла ни взять что-то у него, ни, тем более, отдать что-то взамен. Отказаться и выпить штрафной? Это будет равносильно капитуляции, признанию в том, что она его боится. Пауза затягивалась. Ана сама не заметила, как закусила губу, лихорадочно соображая, пока остальные участники ожидали её дальнейших действий. «Так, спокойно. Просто вещь. Одна вещь». Она заставила себя посмотреть на Алекса не как на источник своих проблем, а как на объект для обмена. — Не стесняйся, выбери у него что-нибудь подороже. Часы, например, — раздался сбоку подбадривающий голос Марины. Эта реплика вывела её из ступора. Нужно было что-то сказать, разрядить обстановку. — Ну… — она криво усмехнулась, обращаясь к Третьякову напрямую. — В мои джинсы ты точно не влезешь. Так что у нас проблемы. По комнате пронёсся смешок. Алекс чуть заметно качнул головой и медленно поднялся, не проронив ни слова. Просто, с той же отстранённой уверенностью, с какой он наливал себе виски, подцепил пальцами край своей толстовки и одним плавным движением стянул её через голову. Отбросил на спинку кресла, оставаясь в чёрной футболке, которая предательски выгодно обрисовала его плечи и грудь. Юля, Марина и даже, к её большому удивлению Полина, томно вздохнули. Алекс обогнул столик, заставив нескольких человек отодвинуться, и встал прямо напротив неё. Его движение было слишком спокойным и целенаправленным, чтобы казаться случайным. Когда он наклонился ближе, Ана уловила аромат его парфюма. Терпкий сандал, табак, горький цитрус и что-то ещё — дымное, древесное, до боли знакомое. Этот запах смешивался с едва уловимой нотой озона, которую он принёс с холодного балкона, и чем-то ещё, абсолютно его личным. Запах, от которого у неё предательски дрогнули колени. Его пальцы, тёплые и сухие, лишь на мгновение коснулись её виска, а затем осторожно скользнули в её волосы, к затылку. Аккуратно, и Ане даже показалось, что касание было нарочито нежным, подцепил шелковую черную резинку, стягивающую её небрежный пучок, и снял. Тяжёлая волна волос каскадом рассыпалась по её плечам и спине. Ана, парализованная этой невыносимой, публичной интимностью, неотрывно наблюдала, как Алекс надел её резинку себе на запястье, рядом с часами. Затем, он опустился перед ней на одно колено, оказываясь с ней на одном уровне. Этот жест — смесь рыцарского преклонения и хода хищника, загоняющего жертву в угол, — заставил её вжаться в спинку бесформенного кресла. Деваться было некуда. Не отрывая от неё взгляда, и полностью игнорируя шутливые подначивания коллег, он молча потянулся к своей шее, расстегнул маленький замочек и снял тонкий кожаный шнурок с серебряным крестиком. Он осторожно убрал её волосы с шеи, и Ана вздрогнула от этого лёгкого, почти невесомого прикосновения. Цвето-музыка, до этого лениво переливавшаяся синим и зелёным, замерла. Комнату накрыло густым, алым светом. В этом внезапном красном сумраке его лицо, оказавшееся так близко, показалось ей другим — с более резкими тенями, с более тёмными глазами. Весь мир сузился до ощущения холодного металла крестика на её горячей коже. Словно они снова оказались там, в анонимной, запретной красной комнате их переписок. — Я хочу играть дальше, — прошептал он ей на ухо так тихо, что никто, кроме неё, не мог этого услышать. Красный свет погас, сменившись безмятежным зелёным.