RedRoom

Даня влетел в дизайнерскую, обиженно поджав свои пухлые губы. Затушенная сигарета, по-пиратски торчащая у него за ухом, и преувеличенно страдальческое выражение лица красноречиво сигнализировали о новом, очевидно, сокрушительном поражении на любовном фронте. Он шумно рухнул в свое кресло, тяжело откинулся на спинку и с видом вселенской скорби уставился в потолок, нервно закусив щёку изнутри. Алекс оторвал взгляд от монитора, на мгновение скользнув по нему цепким взглядом. — Погода опять испортилась? — с ленивой полуулыбкой, протянул он, вытягивая длинные ноги вперёд под столом. — Типа того, — мрачно буркнул Даня, не меняя своей трагической позы. Алекс неопределенно повёл плечом, собираясь вернуться к прерванной работе, но уже вполоборота, не глядя на Даню, всё же не удержался и спросил: — Это всё из-за Лизы, я угадал? Даня дёрнулся так, как будто его легонько, но ощутимо щёлкнули по уху. — С чего ты взял? — обиженно фыркнул он, выпрямляясь в кресле и с вызовом глядя на Алекса. На несколько секунд в кабинете повисло напряжённое молчание, нарушаемое лишь размеренными щелчками компьютерной мыши Алекса и меланхоличной музыкой, едва доносившейся из наушников Аны. Та неподвижно сидела у окна, низко склонившись над своим планшетом, и с таким сосредоточенным видом водила по нему стилусом, словно в мире не существовало ничего, кроме её нового, выстраданного концепта. — Интуиция, и немного наблюдательности, — наконец пожал плечами Алекс, не отрываясь от своего экрана. — Я просто… — Даня с досадой провёл ладонью по своему коротко стриженному затылку, в надежде стереть этим движением остатки своего любовного фиаско. — Ну, мы с ней так нормально вчера болтали на кухне, я даже подумал, может, у нас что-то такое… намечается… А она сегодня… — Отшила? — мягко, без иронии, уточнил Алекс. — Да не то чтобы прямо отшила. Просто сказала: «Ты очень классный, такой милый и забавный, но ты для меня ещё совсем малыш». Представляешь, «малыш»! Можно подумать 8 лет разницы что-то решают. Даня снова сник, уткнулся расстроенным взглядом в свой стол, обиженно прикусив нижнюю губу. Несколько секунд он явно что-то напряжённо обдумывал, потом тяжело, с шумом выдохнул: — Слушай, Алекс… ты вот производишь впечатление парня, у которого со всеми этими… ну, с такими вот делами — вообще никогда никаких проблем не возникает. Ты не мог бы, ну я не знаю… чисто по-дружески подсказать что-то? Как себя с ней вести? Что ей сказать, чтобы она… ну, ты понял? Алекс склонил голову набок, чуть сузив свои серые глаза в насмешливой гримасе: — Я похож на учебник по женской психологии? — Нет, ну… просто у тебя же есть это… это самое. — Даня снова неопределённо провёл рукой в воздухе, будто пытаясь очертить какую-то невидимую, но очень мощную ауру вокруг Третьякова. — Харизма эта твоя, уверенность в себе, какое-то особое чувство момента. Татуировки эти твои, в конце концов! Ну и ты банально старше, опытнее. Это же всё как-то… работает, да? Наверное. Алекс снова прищурился, его взгляд метнулся на собственные руки — с этими самыми татуировками, с тонкими, проступающими венами и парой лёгких, почти незаметных мозолей на пальцах от постоянной работы со стилусом. — Значит, по-твоему, вся мужская сила в татуировках и возрасте? — задумчиво, почти философски, протянул он. — Ну, тогда мой тебе совет: начни сразу с полного «рукава», а не с заезженных комплиментов и неуклюжих подкатов. Может, сработает. — Да я же серьёзно тебя спрашиваю! Хватит притворяться скромным и загадочным, — недовольно проворчал Даня. — Ты же просто врываешься в любой кабинет — и все присутствующие там женщины как будто сразу думают: «Ну вот, этот чувак точно знает, чего он хочет от жизни. И от нас». Я же вижу, как на тебя все реагируют. Особенно некоторые. Алекс криво усмехнулся, снова откинувшись на спинку стула. — Может, всё дело в том, что я обычно не сильно думаю как произвести на кого-то особое впечатление. Я просто… говорю то, что думаю. Ну и, как правило, не начинаю свой разговор с фразы: «Привет, я Даня, мне всего двадцать три, но я уже почти взрослый, и я всё ещё верю в большую и чистую любовь, а также в революционный потенциал редизайна интерфейсов». Тот обиженно фыркнул, но всё же не смог скрыть промелькнувшую на его лице улыбку. — Я так не начинал! Почти. — Слушай, Лиза — она же очень умная девушка. Ироничная, наблюдательная, с прекрасным чувством юмора. Она за километр чувствует любую фальшь, особенно когда кто-то пытается играть с ней в игру под названием «я такой весь из себя серьёзный, состоявшийся взрослый мужик, хоть и родился после выхода первой «Матрицы». — И что мне тогда делать? Просто быть собой, как советуют во всех этих дурацких пабликах? Это же скучно! Алекс на мгновение замолчал, его взгляд задумчиво скользнул в сторону Аны. Та по-прежнему сидела в своих наушниках, низко склонившись над планшетом, но он почти физически ощутил, как она в этот момент напряглась, застыла чуть плотнее, чем это было необходимо для простого рисования — будто бы внутренне вся подобралась, прислушиваясь к их разговору. Он едва заметно усмехнулся одним уголком губ. — Не обязательно «просто быть собой». Можно попробовать быть лучшей версией себя. Но только, пожалуйста, без излишнего пафоса и трагического надрыва в голосе. Женщины это не любят. Даня задумчиво кивнул, понимающе прищурившись. — Типа… лёгкий, но собранный. — Типа не выпрашивай внимания — а вызывай интерес. — Это как ты делаешь, да? — Я? — Алекс с преувеличенным удивлением вскинул брови. — О нет. Я уже старый и очень уставший от жизни циник. У меня в арсенале остались только RedBull и сарказм. И то, и другое — не самый лучший вариант для соблазнения такой женщины, как Лиза. Оба тихо рассмеялись. В этот самый момент Ана потянулась за своей ручкой, лежавшей на столе. Алекс краем глаза тут же уловил это едва заметное движение — и его взгляд снова невольно скользнул к ней. — Кстати, а ты не хочешь спросить совета у Романовой? — как бы невзначай, негромко бросил он. — Она ведь, как-никак, её лучшая подруга. Она точно должна лучше знать, что именно нравится Лизе, а что — нет? — Я уже пробовал, — криво, с досадой усмехнулся Даня. — Она сказала, что принципиально не вмешивается в чужие личные отношения и «не собирается играть в сваху для своих подруг». И что у неё своих проблем хватает. — Пффф, ну ладно, как скажет, — Алекс снова пожал плечами, мысленно анализируя весь свой опыт в общении с противоположным полом. — Тогда, для начала — просто запомни одну важную вещь: женщины — это не роботы, запрограммированные на определённые реакции. Им действительно нравится, когда с ними просто разговаривают. Честно. Искренне. Без заранее заготовленных скриптов и подкатов. — Ага. Ну и что я ей скажу? «Привет, Лиза, а у тебя сегодня просто невероятно классные… э-э-э… сводные таблички в Excel получились?» — с отчаянием в голосе протянул Даня. — Во-первых, да. Это уже очень даже неплохо. Проявление внимания к её профессиональным успехам — это всегда плюс, — серьезно кивнул Третьяков. — А во-вторых… — он на мгновение замолчал, задумчиво втянул носом воздух, словно к чему-то прислушиваясь. — Поменяй парфюм. От тебя пахнет, так будто ты помылся детским шампунем. Нужно что-то с более выраженным характером. Ветивер, например. Или кожа. Или какое-нибудь благородное дерево. Что-то, что говорит о зрелости, а не о том, что ты вчера забыл сделать уроки. Ана, услышав это, едва заметно, скосила на него взгляд — не оборачиваясь, не выдавая своего внезапного интереса, регистрируя эту неожиданную перемену в его голосе. Алекс звучал непривычно расслабленно. Почти по-дружески. — Ты не думал, может, тебе стоит обратить внимание на кого-то… ну, попроще и помоложе? — То есть? — Даня тут же насторожился. — Типа кого-то из эйчаров? — Да не обязательно. Просто Лиза — это как сложные многоуровневые шахматы, где нужно просчитывать каждый ход на девять шагов вперед. Ты в неё, скорее всего, влюбился именно потому, что подсознательно боишься простоты и скуки в отношениях. — А тебе самому-то какая бы подошла? — неожиданно для Алекса, тихо, но с явным любопытством бросил Даня. — Юля, кстати, тебе сегодня снова какие-то пирожные на общей кухне оставила. — Юля — это совершенно не мой вариант, — наконец медленно с нажимом, произнёс Алекс, снова откидываясь на спинку своего стула и устремляя свой взгляд куда-то в потолок. — Слишком… предсказуемая.

***

— А если я тебе скажу, что Юля — отличная? — Голос Аны прозвучал неожиданно резко. Она даже не повернулась, продолжая водить стилусом по планшету, но в её голосе звенела сталь и отчетливые учительские нотки. — Умная, инициативная. И, в отличие от некоторых, явно не против твоего драгоценного внимания. Или тебе, Третьяков, обязательно нужно, чтобы с загадками, с надрывом и поиском очередной «болевой точки», да? Тогда ты тоже как и Даня боишься простоты и скуки? Алекс, до этого лениво развалившийся на стуле и что-то объяснявший Дане, медленно повернул голову в её сторону. На губах заиграла лукавая, чуть снисходительная улыбка. — А тебе, Романова, обязательно подслушивать чужие разговоры? — Я и не слушала, — фыркнула она, наконец отрываясь от экрана и разворачиваясь к нему на своем кресле. — Просто у вас слишком громкие голоса для таких тихих мужских секретов. И, уж прости, но советы ты даешь совершенно идиотские. Он же наивный, поверит еще. Алекс хмыкнул, его взгляд стал чуть более внимательным, изучающим. — У тебя ко мне какие-то конкретные вопросы, Ана? — Вопрос у меня к тебе пока только один, — её голос стал жёстче, она чуть прищурилась, глядя ему прямо в глаза. — Как, ну вот как ты, с такими твоими «эффективными» жизненными методами и подходами к женщинам, до сих пор умудряешься оставаться в живых, да ещё и с целыми конечностями? — Потому что они, как ни странно, работают, — он чуть пожал плечами, его улыбка стала шире. — Особенно на тех, кто очень старательно делает вид, что не слушает и что ему совершенно все равно. — Алекс с ленивой грацией, поднялся со своего места и, засунув руки в карманы джинсов, неторопливо подошел к её столу, присев на край. Его взгляд, тяжелый и внимательный, скользнул по её напряженной шее, на мгновение задержался на тонкой линии ключицы, видневшейся в вырезе блузки. Мимолетно, но этого было достаточно, чтобы у Аны что-то ёкнуло в груди. — И я, кстати, не говорил, что Юля плохая. Я сказал — она слишком понятная для меня. А это, согласись, две большие разницы. — То есть, если женщина не оставляет за собой густой шлейф из неразгаданных загадок, глубокой детской посттравмы и не оказывает тебе лёгкого, но регулярного противостояния — ты мгновенно теряешь к ней всякий интерес? — Ана чуть качнула ногой под столом, всем своим видом показывая пренебрежение к его словам. — Скажем так: если интересная книга сразу же случайно раскрывается на последней странице — зачем тогда вообще тратить время на чтение всех предыдущих глав? Я не люблю спойлеры. Ана резко развернулась к нему всем корпусом. — Но это же не книга! Это живой человек. И поверь, далеко не каждая женщина мечтает быть для тебя очередным неразгаданным ребусом или сложным квестом. И вообще… — она снова прищурилась, и её голос стал ещё жёстче, почти ледяным. — Прости, но ты, похоже, просто до усрачки боишься, что с такой «понятной» Юлей тебе придётся быть настоящим, взрослым мужчиной. Без всех этих твоих дешёвых полунамёков, без психологических лабиринтов и игр в «угадай, что у меня на уме». — А ты, я так понимаю, у нас теперь дипломированный эксперт по моей сложной душевной организации и точно знаешь, кто именно мне подходит? Может, сразу резюме пришлешь подходящих кандидаток? — Я, по крайней мере, — Ана ядовито усмехнулась, чуть вскинув бровь, — достаточно хорошо знаю, кто точно не подходит Лизе. — Даня для неё — слишком предсказуемый, слишком безопасный, слишком… юный. Она привыкла к мужчинам с характером, с внутренним стержнем, с напором. К тем, кто не боится ей перечить, кто может бросить ей вызов. А он, уж извини, растекается перед ней лужицей, как подтаявший пломбир. С ним у неё никогда не будет той самой необходимой ей искры, того огня. Скучно ей с ним будет, понимаешь? Смертельно скучно. — А может, она просто устала от этой твоей «искры» и «огня»? — на удивление спокойно и серьезно парировал он, отмечая боковым зрением как сник Даня. — Может, она как раз и хочет наконец кого-то спокойного, надёжного, кто не будет каждый день проверять её на прочность и устраивать эмоциональные качели? Кого-то, с кем можно просто… выдохнуть? — Да не смеши ты меня, Третьяков! — фыркнула Ана. — Ты же сам — одно ходячее, воплощение эмоциональных качелей! Он усмехнулся, но Ана успела заметить, как на мгновение дрогнул уголок его рта, как чуть напряглись мышцы на его челюсти. Словно что-то в её словах всё-таки его задело. Она уловила это и по тому, как он на долю секунды отвёл свой взгляд куда-то вбок, прежде чем снова посмотреть на неё. — Что, не нравятся женщины, которые умеют искренне улыбаться и не пытаются заигрывать с полным саморазрушением личности? Юлю, значит, не хочешь — что же с тобой не так, а, Третьяков? — Она чуть насмешливо наклонила голову, разглядывая его с преувеличенной, почти театральной жалостью. — У меня уже давно зреет одна настойчивая догадка… Может, ты все-таки гей? Это бы многое объяснило. Он опешил. На этот раз — по-настоящему. А потом — медленно, очень медленно, как будто действительно прокручивая эту её безумную мысль у себя в голове — рассмеялся. Сначала тихо, почти беззвучно, потом всё громче, с хрипотцой, с этими его характерными длинными паузами между глубокими вдохами. — Прекрасно, Романова. Просто великолепно. Твоя логика сегодня вышла на какой-то совершенно запредельный, космический уровень: раз не сплю с Юлей — значит, предпочитаю мужчин. Браво! — Ну а что в этом такого? Она же объективно нравится всем в этом офисе. Даже нашей уборщице. А ты тут сидишь, такой весь из себя загадочный, и советы по ароматам раздаёшь. Тебе, похоже, нужна не девушка, а какая-то сложная жизненная философия с лёгким запахом тлена. Он смотрел на неё уже совершенно иначе. Мягче как-то. Внимательнее. Без тени сарказма. — Раз уж мы все заговорили о предпочтениях. Кто нужен тебе? Она молчала несколько долгих, невыносимых секунд. Потом, чуть помедлив, ответила: — Кто-то, кто не будет так отчаянно пытаться разобрать меня по слоям, по косточкам. Как какой-то вишневый пирог. И уж точно не будет потом предъявлять мне претензии за то, что начинка оказалась не той, какую он ожидал. — Ага, — понимающе кивнул Третьяков. — А если я всё-таки очень сильно захочу попробовать этот твой загадочный пирог — что тогда будет? Обожгусь? — Нет, — она криво усмехнулась. — Я просто вытащу противень и со всей дури запущу им прямо в тебя. — Но я всё равно останусь с тобой на кухне. Даже если буду весь в ожогах и вишневом сиропе. Он чуть заметно наклонился вперёд, его взгляд стал ещё более пристальным, почти гипнотическим. — Окей, Ана, хочешь немного поспорить с моим обонянием? Ты сегодня в чём пришла на работу? — В одежде, — сухо отрезала девушка, чувствуя, как к щекам снова приливает внезапный жар. — Нет. Я сейчас спрашиваю про твой аромат. Про тот, что под одеждой. Романова сделала вид, что совершенно не понимает, о чем он говорит, но Алекс продолжил, снова глядя на её напряженную шею, на тонкую линию ключицы: — Ваниль. Совершенно чистая. Очень тёплая. С едва уловимой ноткой корицы. Ммм, немного мускуса, такого… животного. Как будто кто-то случайно уронил дорогую шоколадную конфету на тёплую, разгоряченную кожу. И совершенно не спешит её оттуда поднимать. А наоборот. Ана чуть заметно дёрнулась всем телом, словно от внезапного укола. — Ты всегда так анализируешь женщин? По одному только запаху? Это какой-то особый фетиш? — Нет, Романова. Далеко не всегда. Только тех, кого мне действительно хочется… распаковать. До основы. Ана непроизвольно моргнула. Её пальцы машинально, до боли, сжались на подлокотниках кресла. Алекс тем временем невозмутимо продолжил, как будто говорил о чём-то совершенно обыденном, так, между делом: — Вот у Юли, например, запах совершенно плоский. Продуманный. Я бы даже сказал — маркетинговый. От неё всегда так пахнет, будто она очень настойчиво хочет всем понравиться. Приторный ландыш или навязчивая белая лилия. Слишком светло, слишком однозначно, слишком правильно. Как будто она сама себя убедила в том, что обязательно должна быть такой вот мягкой, пушистой, податливой. Такой, знаешь… очень удобной для всех. Он наклонился ещё немного вперёд, его голос стал ниже, почти шёпотом: — А ты… ты пахнешь совершенно иначе, Ана. Ты пахнешь… как тот самый человек, который, в принципе, совершенно не против, чтобы его когда-нибудь разоблачили. Но только при одном условии — если это сделает тот, кто действительно сможет дойти до самого твоего центра. Без лишней спешки. Очень медленно. Алекс на мгновение замолчал, тщательно выбирая нужные слова. Потом продолжил всё тем же обволакивающим шёпотом: — Твоя ваниль — не про пирожные или приторные десерты. Она не из тех дешёвых, кричащих ароматов, которые так щедро поливают себе на запястья девочки в дьюти-фри. Нет. В твоём сегодняшнем запахе есть особенная, трудно осязаемая тяжесть, есть аромат очень тёплой, разгоряченной женской кожи, есть немного этого животного, первобытного мускуса. Чуть-чуть пряной корицы, чуть-чуть острого перца. Он не кричит о себе, он держится очень близко к твоему телу, как тонкий, дорогой шёлк. Он буквально прилипает к мыслям, его невозможно забыть. Он пахнет не столько откровенным желанием — сколько воспоминанием о нём. Снова пауза. Ана тяжело сглотнула, пока Алекс смотрел на неё, не мигая, и его серые глаза казались сейчас почти чёрными. — Это запах тех женщин, которые никогда и никуда не торопятся. Которые точно знают, чего на самом деле стоит настоящая близость. Которые позволяют подойти к себе близко — но только в том случае, если ты умеешь идти к ним очень медленно. Осторожно. По миллиметру. Не спугнув. Он усмехнулся, одними только глазами, в которых плясали опасные огоньки. — Ты пахнешь сегодня так, Ана, как будто тебя нельзя просто взять. Только — очень долго и упорно завоевывать. Или заслужить… — Ты больной, — наконец пробормотала она, чувствуя, как её голос предательски дрогнул. — Никогда этого и не отрицал, — усмехнулся он уже в полный голос. — Зато я всегда честен. Хотя бы с самим собой. Знаешь когда я впервые заметил? Твой аромат? Он не стал ждать ответа. Легко обошёл её стол, встал совсем рядом. Ближе, чем это позволяли бы офисные приличия. Намного ближе. — Бильярд! А теперь… — он чуть наклонился к ней, почти касаясь своим дыханием её волос, её щеки, — теперь он здесь. Снова. Только гораздо сильнее. Концентрированнее. — Как будто ты сама этого хочешь. Как будто ты хочешь, чтобы тебя наконец… попробовали. Ана инстинктивно дернулась, обернувшись к нему. Их лица оказались в какой-то совершенно опасной, недопустимой близости. — Ты перешёл все возможные границы, — прошептала она, чувствуя, как её сердце ухнуло куда-то вниз, в область желудка. — Это ты их стёрла, Ана, — так же тихо, на выдохе, ответил Алекс. — Когда пришла на работу в этом аромате. Ваниль — это провокация. Не случайность. Это приглашение. — Это обычный гель для душа! — почти выплюнула ему в лицо, чувствуя, как щёки горят огнём. — Тогда ты — единственный человек, который может сделать дешёвую ваниль самым возбуждающим запахом в этой компании. Даня в дальнем углу комнаты неловко, но очень громко откашлялся, будто только что вспомнил, что он вообще-то тоже существует в этом пространстве. Ана с трудом сглотнула подступивший к горлу ком. И этот сдавленный звук был отчётливо слышен в наступившей тишине. Алекс медленно опустил свой взгляд вниз — туда, где на мышке от напряжения дрогнули её пальцы, потом снова поднял свои глаза на горящее румянцем девичье лицо. Его взгляд стал уже заметно мягче, в нём уже не было прежней жесткости. — Ты не конфета, Ана. Нет. Но чертовски похожа на ту самую, особенную, которую нельзя просто так, грубо распаковать. Только… очень медленно, очень осторожно разворачивать. Языком. — Алекс… — её голос снова дрогнул, теряясь в ответах. — А чем пахну я? Ты чувствуешь? Она сделала это. По инерции. Не подумав. Ошибка. Фатальная ошибка. Ана сделала глубокий вдох. Он пах так, как и всегда — смесью свежей мяты, дорогой кожи, и чем-то ещё, неуловимо-тягучим, смолистым. То ли табак, то ли церковный ладан, то ли этот его любимый ветивер? — Видишь? — его голос теперь почти ласкал её слух. — Это не просто какое-то там обоняние, Ана. Это… это обмен. Мы делимся друг с другом чем-то большим, чем простыми словами. — Он не отступал ни на миллиметр. — Иногда всё в этой жизни решают именно такие незначительные детали. Запах. Тон голоса. Какая-нибудь нелепая привычка задумчиво кусать колпачок от ручки, когда напряжённо думает. Или… или то, как девушка незаметно ерзает в своём кресле, когда на самом деле так сильно возбуждена… Ты ведь сейчас это не делаешь, да, Ана? Она хотела сбежать. Отчаянно хотела. Но оказалась предательски зажата между ним и высокой спинкой своего кресла. Отступать было некуда. — Уйди, — прошептала она еле слышно. Алекс смотрел на неё ещё одну долгую, томительную секунду. Взглядом, от которого плавился мозг. А потом — действительно отступил. Неохотно. Но всё же, уважая её последнюю границу. Но его взгляд… его взгляд, казалось, так и остался на ней, на её коже, на её губах. — Хорошо, — он с деланым равнодушием вернулся к своему рабочему месту. — Как скажешь. Но теперь, Ана, когда я так хорошо знаю, как именно ты пахнешь… — Он на мгновение задержал на ней свой взгляд — долгий, чуть прищуренный, полный каких-то его собственных, непонятных ей мыслей. — Мне вдруг стало невыносимо любопытно, побывать с тобой на твоей кухне. Или на моей. Без разницы. Испечь пирог…

***

Ана распахнула дверь на балкон с большей силой, чем это было необходимо. Вышла, глубоко, с наслаждением, втянула носом воздух — бодрящий, с характерной городской примесью табачного дыма, мокрого бетона и прелой листвы, словно это было какое-то спасительное лекарство. Лиза стояла у перил, плотно закутавшись в свою объемную чёрную куртку. Тонкая сигарета дымилась между её пальцами, а в одном ухе был неизменный наушник. — Ты одна? — Ана без церемоний выдернула у неё наушник из уха. — Он меня просто бесит, Лиз, — выдохнула она почти на грани. Не вопросом. А как неоспоримый, научный факт. — Он вообще нормальный, а? Лиза не сразу отреагировала. Сначала сделала глубокую, медленную затяжку, выпустила дым тонкими колечками, и только потом искоса, с ленцой, глянула на подругу. — Кто именно из вашего отдела токсичной маскулинности сегодня удостоился твоего гнева, дорогая? — лениво, почти нараспев, уточнила она. — Наш нежный персик Даня? Или твой любимый стример? Ана раздражённо скосила на неё взгляд. Щека нервно дёрнулась. — Алекс, конечно. Кто же еще? Он только что читал лекцию Дане о том, как правильно завоевать ТЕБЯ. Со сменой парфюма, как обязательным условием. С какими-то глубокомысленными советами про женщин в целом. С… — она на мгновение закашлялась от попавшего в горло сигаретного дыма. — С такой непробиваемой уверенностью в своей неотразимости, будто у него дома собран персональный мини-курс «Как гарантированно трахнуть любого бизнес-аналитика и при этом не облажаться». — Ммм, как интересно, — протянула Лиза, делая ещё одну глубокую затяжку и выпуская дым в сторону. — И что же такого он знает про мои предпочтения, если я длительный срок стабильно и без измен сплю только с квартальными отчетами и очень крепким кофе без сахара? У меня уже либидо на таком уровне, что подкроватному монстру лучше переночевать в другом месте! Ана хмыкнула, но взгляд оставался напряжённым, и был устремлён куда-то вдаль, поверх крыш. — Я им сказала, что тебе нужен кто-то, кто не побоится тебе перечить. Что ты по натуре своей любишь мужчин с напором, с характером. Что Даня, при всей его милоте, тебе совершенно не пара, потому что он… ну, он слишком безопасный для тебя. Слишком пресный. Лиза громко фыркнула, едва не поперхнувшись дымом. — И абсолютно правильно сказала, между прочим. Даня — как младший, немного непутевый брат, который каждый год дарит тебе картонную открытку на 8 марта и потом до вечера краснеет, если ты случайно проходишь мимо него в юбке чуть выше колена. Ну какой там, к черту, может быть напор? Я же не садистка, не хочу портить невинного ребенка. Она на мгновение замолчала, внимательно посмотрела на Ану. — Но чем конкретно Алекс тебя сегодня выбесил? Жалуйся. — Он… — Ана запнулась, её пальцы до боли сжали холодные перила балкона. — Он нюхал меня, Лиз. Понимаешь? Он. Меня. Нюхал. И ещё подал это все под соусом какой-то извращенной философии: «Я, мол, просто так чувствую запах тех людей, которые подсознательно хотят, чтобы их поскорее разоблачили». Это вообще нормально, по-твоему? Лиза удивлённо, но с явным интересом приподняла одну бровь. — А ты в чём сегодня? — Господи, Лиза! И ты туда же?! Какая разница, в чем я?! — Я просто пытаюсь разобраться в ситуации, — невозмутимо ответила Лиза. — Он тебя нюхал и оказался прав, или он тебя нюхал и оказался парфюмерным маньяком? — Да он был прав, Лиз, прав, и именно в этом-то вся и проблема! — почти выкрикнула Ана и тут же испуганно прикрыла рот ладонью, оглядевшись по сторонам. — Я теперь сижу и думаю, как мне вообще после этого ему в глаза смотреть, когда он… он же теперь всё знает! Или думает, что знает! — Что именно он знает? Что ты обычная женщина, и у тебя, как у всех живых людей, есть свой запах? — снова фыркнула Лиза. — Пффф, какая неожиданность. Просто сенсация. Ана застыла на месте, ещё сильнее вцепившись побелевшими пальцами в холодный металлический поручень. — Он сказал, что я пахну так, словно подсознательно хочу, чтобы меня… попробовали. Как будто всё то, что я так тщательно прячу внутри себя, — это вовсе не моя защита от внешнего мира, а какое-то завуалированное приглашение к действию. К очень конкретному действию. Лиза усмехнулась. Медленно. Тягуче. С таким видом, как будто она только этого момента и ждала весь их разговор. — А ты — хочешь, Ана? Чтобы тебя «попробовали»? — Да пошла ты к черту, Лиза! — зло буркнула Ана. — Господи, Романова, какая же ты иногда бываешь невыносимая, — подруга закатила свои глаза к серому небу. — Вот когда вы наконец-то уже нормально потрахаетесь, я точно уйду в недельный запой от облегчения. Ана резко и шумно выдохнула — так нервно, что пар от её дыхания на мгновение стал видимым. — Я хотела его ударить. — Но ведь всё-таки не ударила? Или я что-то пропустила? — Слушай… А с RedRoom’ом что в итоге? Ана на мгновение затаилась, её щеки чуть заметно порозовели. — Я… я туда не заходила уже почти неделю, — немного с вызовом пробурчала девушка. — После того, как мы с Максом сцепились из-за концепта, мне как-то… не хотелось больше. Да и некогда было. — М-м. И чем же ты таким важным занималась всё это время, позволь поинтересоваться? — Представь себе, работала, — уже спокойнее ответила Ана. — И что, серьёзно? Без трагических «я полная бездарность и ничего не умею»? Ана не удержалась и криво усмехнулась, чуть насмешливо скосив на подругу свои глаза. — Ну… почти. Если не считать пары разбитых чашек. — Макс, кстати, сказал, что ты вытянула весь этот их новый визуал в одиночку. Что ты гений. — Не совсем одна, — чуть поморщилась Ана. — Алекс подсказал кое-что важное — метафору, идею про «пульс», и она действительно очень точно зацепила. И ведь, чёрт возьми, он был прав тогда, с этой своей «искрой»… Раздражающе, но абсолютно прав. Но сама основная идея и вся её реализация — это, да, моя работа. — Угу. Понятно, — кивнула Лиза. — Я как раз сейчас собираю финальный фидбэк. Клиент снова прислал какую-то ерунду, но я их обязательно дожму. Немного подправлю эти корявые «якорные» формулировки, чтобы там больше не было бреда про «современно, но с лёгкими ностальгическими отголосками счастливого босоногого детства и привкусом нескрываемого королевского величия». Ана снова хмыкнула. — Спасибо тебе, Лиз. Без тебя они бы точно в следующий раз попросили нас изобразить что-нибудь вроде «внутреннего света с ярко выраженной текстурой вселенской надежды». — А ты бы им ещё и подробный moodboard за ночь собрала. — Потому что я очень добрая. — Нет. Потому что ты отчаянно хочешь, чтобы тебя наконец-то признали — даже если для этого иногда приходится с умным видом понимать и реализовывать откровенный бред сумасшедшего. Лиза докурила, стряхнула пепел с кончика сигареты и решительно затушила её о шершавый бетон. — Ты ведь уже поняла, что на самом деле гораздо сильнее, чем привыкла о себе думать? Или будешь ждать финальной, утверждённой версии макета, чтобы в этом убедиться? Ана ничего не ответила. Только ещё крепче сжала холодные перила. — А ещё, мы не закончили тему «Алекса». — сказала Лиза, поворачиваясь к ней. — Что? — не поняла Ана. Лиза хитро прищурилась, её глаза заблестели знакомым азартным огоньком. — Ты уже с ума по нему сходишь. И он — тоже от тебя уже почти на грани. Но пока вы оба только так, осторожненько, трётесь этими своими гранями. Может, стоит скинуть ему в личку на RedRoom что-нибудь пикантное? Ты же всё равно там абсолютно анонимно, чёрт возьми! Чего ты боишься? Ана усмехнулась — немного нервно, но в глубине её карих глаз, на это короткое мгновение вспыхнул тот самый опасный, почти безумный огонёк, который Лиза так хорошо в ней знала — огонек азарта и готовности к полному безумству. Она медленно уткнулась горячим лбом в прохладный, влажный металл перил. — Он сказал, что я опасная. — Так и есть, моя дорогая, — невозмутимо пожала плечами Лиза. — Абсолютно опасная. Просто пока ты свои зубки используешь, чтобы прикусить себе язык, а не для того, чтобы, оставлять симпатичные следы на его шее. Или где-нибудь еще. — Ты такой неисправимый романтик, Лиз. Просто до ужаса. — Я прагматичный реалист. И если ты сейчас практически мокрая от одного его взгляда, но при этом до сих пор не воспользовалась его приватным стримом как своим персональным, эксклюзивным шоу — ты просто безбожно теряешь очень ценный и, возможно, ограниченный по времени ресурс. А это непростительно. — А если я в этой игре всё-таки проиграю? Ты подумала об этом? — Ну, проиграешь так проиграешь, делов-то, — легкомысленно хмыкнула Лиза, направляясь к двери. — Только сначала, смени трусики.