Дельфины здесь тонут: На твоей луне

Every me and every you

      Просыпаясь одновременно от неистового стука в дверь, Кирилл распахнул глаза и поднялся, оглядываясь испуганно, будто небо на него рухнуло. Сестра замычала, с трудом разлепляя веки и глядя вопросительно на брата. — Что это? — А я откуда знаю, в дверь стучат, — Кирилл потёр переносицу, крича: «I’m fucking coming!», а сам плёлся в коридор, поправляя на себе футболку и зевая. Такое иногда случалось, когда внезапно приходили какие-то службы, и ему нужно было открыть им чердак, где у них было совместное с соседями пространство для отдыха. Летом там загорали девушки, которых, впрочем, было не так и много в их доме.       Кирилл взглянул в дверной глазок, видя по ту сторону тёмную макушку вертлявой головы Ромы. Парень удивлённо поднял брови.       «Он посмел прийти сюда после вчерашнего?» — подумал Кирилл, проворачивая замок и открывая дверь резко перед гостем, ударяя его в нос со всей силы. С хрустящим стоном тот отлетел в стенку напротив, врезаясь в неё лопатками и хватаясь за лицо. — Ты чё, блять?! — завопил он, а Кирилл схватил его за шиворот бомбера, одёргивая и ударяя затылком о стенку. Они были примерно одного роста, и хотя Рома казался крепче по телосложению, уверенности ему не хватало. — Что, можешь только баб пиздить? — Катя! Выходи! — начал кричать тот, а Кирилл резко закрыл ему рот ладонью, закидывая его к себе в квартиру, так что тот аж споткнулся, едва не падая на пол и хватаясь за стену, у которой стояла испуганная Катя. Её лицо всё ещё кричало о вчерашней ночи, ведь синяк под глазом лишь опух сильнее. — Катенька! — завопил тот, кидаясь к ней и пытаясь обнять. — Ты ахуел орать? Хочешь, чтоб полиция приехала и мы рассказали о твоих «достижениях» на лице моей сестры? — говорил Кирилл, захлопывая дверь за ними и снова приближаясь сзади к незваному гостю. — Ты чего тут делаешь? — спрашивала Катя, пытаясь отодвинуть его от себя, но парень уже буквально падал перед ней на колени, обнимая за талию и задирая футболку так, что аж виднелось её нижнее бельё.       Кирилл схватил его за руку, одёрнув, но тот крепко вцепился в сестру, и Кириллу вынуждено пришлось выхватить запястье парня, завернуть руку за спину, поднять его и вдавить грудью в стену. Брюнет лишь возмущённо охнул, пытаясь встать на носки, чтобы уменьшить тянущую боль от захвата хозяина квартиры. — Отпусти, ты чё, блять?! — Я чего? Ты какого хуя её трогаешь? — проговорил Кирилл ему над ухом, сильнее выкручивая запястье. Рома завыл, а Катя начала стучать по плечу брата. — Хватит, перестань! Ему больно! — А тебе больно не было вчера? — рыкнул брат, и та немного отскочила, будто боясь их обоих. Кирилл взглянул в её испуганные глаза, приходя в себя, и отпустил парня, который сразу развернулся и ошарашенно посмотрел на обидчика. Словно тот тоже не ожидал от него такого. — Что ты хотел, Рома? — спросила девушка как-то слишком нежно. — Я за тобой приехал. Прости, Катя, прости меня, — он внезапно начал плакать. — Да что ж, блять, такое, — закатил глаза Кирилл, скрестив руки на груди. Все вокруг в последнее время начинали реветь при нём. — Ты больно мне делаешь, Рома. А если Маша увидит, как ты её маму бьёшь? — Она ничего не увидела. Я же буквально схватил тебя, так случайно вышло, Катюша, пойдём домой… — он снова пополз к ней на коленях. Кирилл усмехнулся, глядя на него с презрением. — Боже, какой же ты ничтожный, — прокомментировал он, но те словно не замечали его присутствия. — Я тебя люблю, Катя, и дочь люблю. Я оставил её с моей мамой и сразу к тебе прилетел. Я знал, что ты здесь. Прости меня, — скулил он, словно пёс, и снова пытался обнять молодую жену. Они были ровесниками, и обоим явно не хватало опыта, чтобы заводить ребёнка, — думал Кирилл, наблюдая за ними с тех самых пор, как они встретились.       Катя встретила его на курсах немецкого языка, и он даже там звёзд с неба не хватал, постоянно рискуя быть отчисленным за пропуски. Он объяснял это тем, что не любил учиться и вообще — языки не его. Вообще всё в этой жизни было «не его». Работу найти он не мог, и ему снова пришлось просить Марину о помощи, ведь Катя уже тогда ходила беременной. Теперь он работал на ресепшене с ужасным знанием языка, но его вечно выгораживала двоюродная сестра, которая, к тому же, была операционным менеджером отеля. — Ты никуда с ним не пойдёшь, — сказал Кирилл сестре, вновь открыв дверь. — А ты — на выход. — Кать, пожалуйста, последний шанс, — предпринимал он последние попытки, умоляя её взглядом. — Вышел! — повысил голос хозяин. — Ты обещаешь? — негромко спросила Катя, тоже почти плача. — Я клянусь, Катя, пожалуйста… — Рома встал, поглядывая на брата жены, и медленно шагая к выходу боком. — Господи, да вы серьёзно? Катя, блять, он тебя ударит снова, ты что и правда веришь этому? — попытался её разбудить брат, хватая девушку за плечи. Её каре из светлых волос закрыло лицо; он убрал пряди с лица, взяв её за подбородок и глядя в глаза. — Катя, не смей. Забирай Машу и переезжайте сюда. — Я не могу жить у тебя постоянно с ребёнком, Кир. Я дам ему последний шанс. Он любит нас, — наивно ответила она, действительно веря в свои слова. Кирилл обессиленно опустил руки, больше не удерживая её, показывая ладони перед собой, будто сдавался. — Окей, тогда я умываю руки. Угробь ребёнка. Она насмотрится, как этот пидор пиздит тебя, и вырастет с такими же проблемами, как и ты. Этого хочешь?       Катя сглотнула ком в горле, дыхание учащалось, глаза её метались по коридору. Рома остался за порогом, гипнотизируя её взглядом, как будто, дав ей секунду подумать, она точно не вернулась бы к нему. — Она ничего не видела и никогда не увидит. — Ты и впрямь дура.       Он оставил их за закрытой дверью, позволяя разбираться самим, а сам открыл ноутбук, включил музыку так, чтобы заглушить мысли, и пошёл к окну готовить себе крепкий кофе. Сквозняк тянул прохладой, но день был залит солнцем — будто сам мир смеялся над его бессонной усталостью. Впереди оставалось пять часов до смены в баре, и он решил потратить их на разговоры с Димой.       Тот как раз сидел в поликлинике и ждал справку. Когда документ наконец оказался у него в руках, Дима тут же позвонил — глаза сияли, голос дрожал от облегчения. Он шёл по улице, держа бумагу в камеру телефона, словно показывал билет на свободу. Кирилл не мог не улыбнуться в ответ: наконец-то у друга появился шанс вырваться, перестать вздрагивать от грохота и жить без страха повестки. Лицо Димы светилось так, что в нём узнавалась совсем другая версия его самого — живая, лёгкая. Когда он широко улыбался, на щеках проступали ямочки, и казалось, будто мир снова становился нормальным.       Пока Кирилл ехал к бару, чтобы снова разливать пиво и слушать бесконечные пустые разговоры, Дима уже ждал поезд. Его путь лежал через полстраны во Львов, дальше автобусом до границы, а там — Польша. В поезде оказалось тепло, и ему досталась верхняя полка. Слухи о том, что люди спят в проходах на полу, давно потеряли актуальность: поток уезжающих редел. Было странное чувство — словно сама война выжимала людей и теперь оставляла лишь тех, кто уже не мог или не хотел бежать.       Кирилл вернулся домой снова под утро. В баре и правда было чуть тише, но это не спасло. Усталость вползала под кожу, ломала тело: ноги гудели, спина в пояснице тянула ноющей болью, плечи горели, будто в них налили свинца. Он рухнул на кровать, пустую и холодную, и впервые за ночь позволил себе замереть в тишине.       Мысли о сестре пришли сразу. Горечь подступала, как несварение. Зачем она заявилась, всё это вывалила — и снова исчезла? Зачем прощает его? Неужели правда верит, что Рома — её единственный шанс? Что больше никто не посмотрит на неё? Смешно. Она же всё ещё молодая, красивая. Она может жить по-другому.       Кирилл почувствовал, как в нём поднимается ярость. Ему вдруг захотелось вернуться в тот коридор, сломать Рому нос, отбить печень, показать, что нельзя безнаказанно прикасаться к его сестре. Но тут же перед глазами всплыло её лицо в тот миг: испуг, застывший в глазах, и… отвращение? Он понял — в её взгляде он сам становился Ромой. Или, хуже того, отцом. Тем, кого они оба ненавидели и от чьих рук столько раз страдали.       Мысль прожгла его до костей. Он резко отвернулся, уткнулся лицом в подушку. Внутри его разрывала тишина, слишком похожая на пустоту.       Кирилл перевернулся на бок, призывая к себе Музу, которая сидела в нескольких шагах и вылизывалась. Кошка вальяжно подошла ближе, задирая хвост и позволяя почесать себе спину кончиками пальцев. Парень улыбнулся, пытаясь схватить её за лысый хвост; та муркнула, отскочила и игриво убежала в кухню. — Сучка, — шутливо назвал её парень, на самом деле обожая её и уже не представляя себе жизни без неё. Она была словно тень — всегда рядом, когда ему плохо и когда хорошо.       Взгляд упал на кольцо на прикроватном столике. Пальцы зацепили его, приблизили к лицу и стали рассматривать. Оно выглядело массивным, выполнено в стиле перстня-печати. Он провёл пальцем по гладкому, слегка утолщённому ободку и по овальной площадке сверху. На площадке был рельефный узор, напоминающий абстрактную складку или мягко изогнутую геометрическую линию. Душа защемила. Всё будто снова заболело. Перед глазами возникали его чёрные глаза, и в носу стоял знакомый запах.       Кирилл сжал кольцо в кулак, прижал его к груди и глубоко, медленно дышал, будто пытаясь успокоить бурю внутри. Казалось, всё внутри грозилось вырваться, как только грудная клетка отпустит. Он вспоминал отрывки: как целовал его, как на его лицо и тело падал свет, очерчивавший рельеф напряжённого тела, когда тот нависал сверху во время секса. После него ни один человек в постели не мог сравниться с тем, как было тогда.       Парень поднялся, подошёл к столу и открыл нижний шкафчик. Флакон одеколона, подаренный Аланом, всё ещё лежал у него — светлое стекло, чуть потускневшее от времени. Кирилл редко решался открыть его, будто боялся растратить последние капли. Запах стал слабым, как воспоминание, растворяющееся в воздухе. И каждый раз он думал: когда исчезнет и этот аромат, исчезну и я — последний след, ведущий к Алану.       Он сел на пол, держа в руке Tom Ford и словно погружаясь в воспоминания. Одолела вязкая тоска; даже скорый приезд Димы больше не радовал, хотя ему предстояло лететь за ним в Варшаву завтра. К счастью, у него были выходные, и отпрашиваться не придётся, а в офисе появиться стоило бы. Он собирался притвориться больным.       Кирилл надел кольцо на палец, гладя его другим, словно успокаивая себя. Почему он не вернулся? Почему не написал хотя бы в сети? От собственной слабости его тошнило. Парень винил себя за многое, что случилось в его жизни, и за это был готов себя убить. Он уже, кажется, и убил — лишив себя чувств. Теперь полюбить кого-то казалось невозможным; он и не мечтал об этом, желая лишь время от времени перестать страдать, открывая эту полку и снова вспоминая, что внутри он всё тот же двадцатилетний уязвимый парень из Москвы.       Чем ближе становилась встреча с Димой, тем сильнее волнение накатывало на Кирилла. Он слушал объявления в аэропорту, ждал открытия посадки. Летал он нечасто, но время от времени приходилось — в основном по уговору Кати или мамы, когда путешествовал по Европе. Он держал телефон в руке, сидя в бейсболке, с рюкзаком у ног. В наушниках громко играла музыка, но один он оставил на плече, чтобы слышать, что происходит вокруг.       Дима пересёк польскую границу ранним утром. Украинские пограничники долго досматривали его, засыпали вопросами, проверяли купленную справку, но всё же пропустили. А вот на польской стороне всем было уже всё равно. Там никто никого никуда не призывал. Уставший, но облегчённый, он перешёл границу пешком, сел на какой-то поезд до Варшавы — и едва состав тронулся, уже смотрел в окно и рассказывал Кириллу, как всё вокруг изменилось: Польша оказалась куда чище, а пограничники куда привлекательнее. Кирилл только смеялся, радуясь, что тот перестал думать о войне. Ведь ночью поезд дважды останавливался из-за ракет, пролетающих над ними и падающих где-то в городах. — Ты правда летишь в Польшу? Или это сон какой-то? — сказал Дима в трубку.       Кирилл встал в очередь на посадку, отвечая в микрофон проводных наушников, которые всё ещё предпочитал беспроводным: — Не, я просто так помогал тебе, уговаривал, чтобы тупо не явиться. Вот такая вот шутка. — Ну ты загадочный парень, Кирилл. — С каких это пор? Самый обычный. — Да нет, ты точно не обычный, — устало, но с улыбкой проговорил Дима. — Почему? Просто решил помочь. — Спасибо тебе. Без тебя я бы уже сдох в том подвале… — Не говори херни. Не сдох бы. Но уж точно не радовался бы жизни, — Кирилл достал пластиковое удостоверение из кармана, готовясь показать его девушке у сканера. — Сдох бы, точно. Я очень хочу тебя увидеть, — тише сказал Дима. — И я тебя хочу, — ответил Кирилл, улыбнувшись уголком рта. — Ты только не пугайся меня, — с усмешкой сказал тот. — Я уже видел тебя миллионы раз в разных позах, не выдумывай. — Ах да, точно… — будто и правда забыл он, и добавил: — Ты же в жизни, наверное, ещё более сексуальный. — Я? Конечно, хоть сразу трусы снимай. — Дурак, — засмеялся Дима.       Прервать разговор пришлось только тогда, когда объявили посадку и попросили отключить сеть. Кирилл с облегчением закрыл глаза и, с наушниками в ушах, уснул — спокойный, готовый к встрече. Всё ещё не верилось, что он скоро коснётся его. Реальный ли он? Сколько раз Кирилл прокручивал встречу в голове — и каждый раз его реплики менялись, будто правильных слов не существовало.       По прибытии в Варшаву он перекусил в первом попавшемся фуд-корте, подзарядил телефон как получилось и направился к вокзалу, где Дима должен был оказаться через час. После трёхчасового полёта Кирилл чувствовал себя бодрее — он проспал весь путь. После ночных смен ни турбулентность, ни перепады давления его не тревожили: спал, как убитый.       Он устроился на пустой платформе, где должен был прибыть поезд, и сел на лавку, кинув рядом рюкзак и откинувшись на жёсткую металлическую спинку. Лопатки начали ныть от перекладины, и Кирилл вскоре поднялся, стал бродить туда-сюда по платформе, пиная кроссовком пустую коробку от сока. На него косо посматривали поляки. Он закатил глаза, сунул руки в карманы чёрной джинсовки и вернулся к «своей» лавке.       «Дурацкие поляки», — пробормотал он, хмурясь и пряча выбритый подбородок в длинный ворот серого свитера.       Поезд входил на станцию медленно, почти мучительно, будто нарочно растягивал ожидание. Кирилл стоял на перроне, напряжённо вглядываясь в окна вагонов. Сквозь стекло проплывали чужие силуэты — мужчины с чемоданами, женщины с детьми, сонные подростки, прижатые к стеклу. Каждый раз сердце вздрагивало, будто вот-вот мелькнёт знакомое лицо, но проходили лишь незнакомцы.       Он переступал с ноги на ногу, машинально засовывал руки в карманы и тут же вытаскивал обратно, словно не знал, куда их деть. Ладони вспотели от волнения, взгляд метался то к дверям вагона, то к стрелке часов над платформой.       С каждой секундой поезд сбавлял ход, а внутри нарастала дрожь — предвкушение и страх переплетались так тесно, что невозможно было отличить одно от другого. Мысли роились: а вдруг он не узнает его сразу? а вдруг слова застрянут в горле? а если Дима окажется совсем не таким, каким был в сообщениях и звонках? И всё же сквозь тревогу пробивалась тонкая, пульсирующая радость: сейчас из этих дверей выйдет человек, которого он ждал. И мир изменится.       Сначала вышли женщины. Много женщин — все украинцы. С детьми и без, с сумками и бесконечными пакетами. В этой суете Кирилл терялся, бегал взглядом по толпе, которая всё росла, и пустая платформа быстро наполнилась людьми. Он уже достал телефон, собираясь написать Диме, спросить, где тот, но вдруг услышал знакомый голос сбоку.       Он резко повернул голову и увидел растрёпанные короткие тёмно-русые волосы, уставшие глаза и смазливое, знакомое лицо. Дима оказался ниже, чем Кирилл ожидал, — ростом, наверное, около 170, глядя ему куда-то в подбородок. Когда он улыбнулся, морщась тонким носом, на щеках обозначились ямочки. — Ну, привет, — сказал Дима, поправляя на плече лямку рюкзака поверх свободной чёрной куртки. Та была расстёгнута, и под ней виднелась футболка, обрисовывающая худое тело. — Привет, — Кирилл слегка улыбнулся, словно завис на месте, но сдержать настоящую улыбку не смог. Он шагнул к нему, обнял за шею и прижал щекой к своему плечу. Первое, что почувствовал — запах его волос: свежесть вперемешку с ароматом дороги. «Он ехал больше суток, но всё ещё пах хорошо», — мелькнула мысль. Кирилл заглянул в его глаза, оставаясь чуть ближе к лицу, чем следовало бы.       Дима замер, подняв на него взгляд снизу вверх и затаив дыхание. — Ты красивее, чем по видео, — сказал он, выглядевший моложе своих двадцати четырёх лет. Из-за разницы в росте кому-то и правда могло показаться, что он встречает младшего брата.       Мимо протискивались женщины с вализами, переговариваясь на смеси русского и украинского с примесью уличных словечек. — Ты просто устал, — улыбнулся Кирилл, провёл пальцем по его острому подбородку и отпустил. — Погнали. Голодный? — Дико, — подтвердил Дима.       Они пошли по платформе к лифту, проталкиваясь сквозь толпу и долго дожидаясь своей очереди. Когда двери закрылись, внутри оказалось тесно, как в консервной банке. — Какой-то ебланский вокзал, — прокомментировал Кирилл, стиснутый среди женщин. — Галя! Галя! — громко закричала одна, придерживая дверь и зовя подругу. Голос её был гортанным, с характерным «г», больше похожим на хриплое «х». Сама Галя бежала по платформе с двумя сумками, пару раз споткнувшись и чуть не упав.       Кирилл закрыл рот рукой, сдерживая смех, а Дима уткнулся лбом в стекло и тихо захохотал. — Да куда вы пхнётесь, женщины? — возмутилась одна из пассажирок. Она выглядела довольно культурно, в отличие от Гали, гулька которой прыгала за ней при беге, макияж был размазан по лицу, а одежда была вся наперекосяк и невпопад, будто она её вслепую из шкафа доставала. — Галя, ну шо так медленно?! — кричала первая. — Женщины, подождите минуту! Какого чёрта вы лезете все разом, будто это последний лифт! — уже вмешался мужчина лет сорока, стоящий рядом с Кириллом. Он устало вздохнул, будто такие сцены его давно не веселили. — Едь, Ира, я подожду, — сдалась та. — Галя, я останусь тогда тоже. Что за люди? – она начала хватать свои сумки, которые занимали место потенциального человека, который мог бы поместиться там. Она выкинула одну, вторую, третью, и только потом вышла сама. Обеим женщинам было по лет шестьдесят. — Пиздец, — не удержался Кирилл, посмотрев на Диму. — Вэлком ту Юкрейн, — хмыкнул тот. — У нас не все такие, — возразила культурная женщина, — но иногда поражаешься. — Гале бы в спорт, а не по лагерям одежду собирать. Нет бы помогать своим же, а они хуйней страдают, — устало добавил мужчина.       Они выбрались из лифта и прошлись по вокзалу, выискивая что-то приличное перекусить. Вокруг же были одни фастфуды. Кирилл поморщился — он уже ел там сегодня и хотел чего-то особенного. Он открыл Google Maps, проверяя рестораны поблизости, а Дима потирал устало сонные и немного красные глаза. Дима потирал сонные красные глаза: предстоял ещё ночной перелёт, и лишь встреча с Кириллом удерживала его на ногах. Он рассматривал профиль парня, его немного опущенные уголки больших глаз, делающие его взгляд мягким. Его внешность была резкой и выразительной, с довольно «острыми» чертами лица. — Хочешь грузинскую кухню? — Кирилл скосил на него серые глаза и чуть усмехнулся. Дима окинул взглядом его узкое лицо с выраженными скулами и четкой линией подбородка будто впервые. – Чего? – вскинул он прямые густые брови, вопросительно глядя на друга, но не требуя его ответа, словно и так знал, что тому всё равно. Кирилл только хмыкнул, снял с головы бейсболку и нахлобучил её на Диму, легонько толкнув плечом: «Пошли».       Они нашли ресторан рядом с площадью и устроились у окна. За стеклом распахивалось широкое пространство: трамваи скользили по рельсам, автобусы собирали людей, а посреди площади возвышался дворец, весь в каменных узорах и шпилях. — Смахивает на Москву, — протянул Кирилл, подпирая подбородок кулаком. — И что мешало тебе туда слетать, просто посмотреть? — Дима не сводил глаз с него. — Зачем? Чтоб захотеть остаться? — в голосе Кирилла прозвучала короткая усмешка. — А что тебя останавливало от того, чтоб вернуться? Ты никогда не рассказывал, почему вы уехали оттуда. — Это долгая история и она мне не нравится. — Послышался честный ответ, и Кирилл взял в руку меню, выбирая хинкали с сыром и грибами, а друг выбрал с мясом, и вскоре на столе перед ними красовались здоровенные мешки из теста.       Когда принесли еду, Кирилл показал, как их «правильно» есть: взял за хвостик, откусил сбоку, шумно втянул сок. Дима сначала пытался вилкой и ножом, но сдался и повторил за ним. Жирная капля стекла по подбородку, и Кирилл прыснул со смеху. На секунду всё стало проще, всё стало легче, и Кирилл забыл о вечной тяжести на душе, просто смеясь с другом, пока животы не набились едой до упора.       Дима буквально в драку лез, пытаясь оплатить обед, и таки первым подставил телефон к терминалу, побеждая в этой схватке. Кирилл с прищуром глянул на резвого парня, обещая, что больше не даст ему платить ни за что. Билеты на самолёт уже были на электронной почте парня, и он переслал один Диме и те направились после бокала пива к таксисту, который ждал их уже у ресторана — Кирилл вызвал по Uber. — Я ни разу не летал, — немного взволнованно сказал Дима, когда они уже вошли в тот же аэропорт, куда сегодня же прибыл друг за ним. — Да обычное мероприятие. Я не люблю летать, если честно. Вот этот весь процесс перед посадкой — тихий ужас. Сам полёт — ерунда. — Правда? Почему? — Короче, ты приезжаешь в аэропорт, думаешь — ок, быстро всё сделаю. Ага, конечно. Сначала очередь на регистрацию — как будто все решили прилететь именно в одно время. Потом сдаёшь багаж, таскаешь сумку, которая весит тонну, и молишься, чтобы не взяли штраф за лишний килограмм. Далее security: снимаешь всё, что можешь снять, обувь, ремень, телефон, а они всё равно как-то найдут, чем тебя раздражать. Потом паспортный контроль — и там люди как будто специально стараются задавать максимально странные вопросы, пока твой рейс медленно уходит. И в итоге, когда ты думаешь, что всё, можно сесть, — ещё минут 20 беготни до гейта. Летать, конечно, круто, но добраться до самолёта — как пройти квест “выживи в аэропорту без нервного срыва”. — Жаловался тот, а Дима лишь пугался ещё больше. — В общем, если не разобьюсь, то мозги выебут.       Весь процесс прошёл привычно, но без лёгкости — украинцев было слишком много, словно с тонущего корабля бежали. Дима постоянно ворчал, что бежали с западной стороны, где вроде бы ничего не происходило, а Кирилл пытался отвлечь его от этого хаоса, показывая смешные видео в Инстаграм. Они смеялись так громко, что люди иногда оборачивались, думая, что над ними смеются.       Перед самой посадкой Дима уже засыпал на креслах, глаза едва держались открытыми. Кирилл обнял его одной рукой, осторожно положив голову Димы на свои колени. Тот сопел тихо, лёгкое дрожание грудной клетки подсказывало усталость. Кирилл слушал музыку в наушниках, но внимание всё равно было приковано к другу — к изогнутому носу с тонким кончиком, длинным тёмным ресницам, к аккуратному бледному лицу, к приоткрытым губам во сне. Каждый вдох Димы отзывался в груди Кирилла лёгким теплом.       Впервые за долгое время он позволял кому-то войти так близко. Сердце сжималось и разжималось одновременно — тревожно. Сможет ли он с ним жить, делить пространство, заботиться? Но выгнать его — никогда. Он будет помогать до конца, сколько сможет.       Чёрная кепка всё ещё была на Диме, немного съехав на бок. Он провёл в ней почти весь полёт, засыпая на плече Кирилла, когда впечатляющая часть взлёта закончилась и за облаками ничего не было видно. Теперь место у окна потеряло интерес: Кирилл смотрел не на облака, а на Диму, на его расслабленное тело рядом, на лёгкую дрожь рук, на ритм дыхания.       Рука гладила колено парня, и Кирилл посмотрел на кольцо на своём указательном пальце, которое вчера оставил, решив наконец принять тот факт, что больше оно Алану не принадлежит. Взгляд снова улетел к небу за иллюминатором, и в голове нахлынула тревога, как холодная волна, разливаясь по всему телу. Он вспомнил, как когда-то летел в Осетию с Аланом, и сердцебиение резко участилось. Давление будто сжимало виски, руки стали влажными, дыхание — резким и прерывистым. Он убрал руку от Димы, пытаясь восстановить контроль, но внутреннее напряжение не отпускало. Перед глазами стояло призрачное лицо, которое он видел теперь лишь на фото, будто оно смотрело на него прямо сейчас, вблизи, с теми же глазами, что когда-то тронули до самой глубины.       Кирилл попытался отвести взгляд, искать спасение где-то в облаках, но накатывало невыносимое ощущение пустоты. Опустив веки, он пытался отключить разум, успокоиться, дышать медленно. В голове начала звучать песня Placebo — Every You, Every Me, хотя наушники молчали.       «Что я делаю? Я ведь не дам ему того, чего он хочет», — подумал Кирилл, глядя на колени в джинсах рядом с ним. Уставившись в окно, парень пытался не смотреть ни на кого, ни на что больше, просто успокаиваясь от шума при полёте и от вида горизонта с облаками. Даже боль в ушах от давления казалась почти приятной — лёгкой пощёчиной по сравнению с той, что стучала внутри груди.       Placebo — Pure Morning       «Светлым утром» стала ночь, когда они приземлились в Берлине. Уставшие и сонные, но наконец прибывшие. Дима зевал, спускаясь по ступенькам с самолёта, ожидая увидеть что-то удивительное, но Кирилл постоянно повторял ему, что это всего лишь Германия и смотреть здесь особо нечего. Дима был настолько изумлён, что его было не остановить: он читал все вывески на ломаном немецком и фотографировал виды из такси, пока они добирались до дома Кирилла. Слушая любимую группу, о которой давно забыл, Кирилл лишь смотрел в окно, снова возвращаясь мыслями в ту самую Германию, куда каждый раз возвращаться так не хотелось. —Danke, schöne Schicht noch! (Спасибо, хорошей смены!) — поблагодарил Кирилл таксиста родом откуда-то из Ирака, а тот ответил вежливым «пожалуйста» и с арабским акцентом пожелал им спокойной ночи, прежде чем сесть обратно в автомобиль и уехать на следующий заказ. —Ты правда тут живёшь? — переспросил друг, стоя ошарашенно перед обычным, по меркам Кирилла, домом. Трёхэтажка была новостройкой и выглядела современно. В отличие от других городов Германии, где в большинстве случаев архитектура уцелела после войны и старые фасады реставрировали, здесь Берлин казался куда более урбанистичным: здания послевоенной постройки, строгие линии и функциональная эстетика. Но район Кирилла был благоустроен, с зелёными клумбами, аккуратными тротуарами и небольшими скамейками у подъездов. —Ну, да, — ответил он, вешая к себе на плечо лёгкий рюкзак, совсем иной, чем массивный рюкзак Димы. —Охуеть, видел бы ты мой дом… — сказал Дима, глядя на тёмно-серое здание с большими окнами. Затем он обернулся и заметил более старый дом напротив, в котором было пять этажей. Тот больше напоминал Европу: аутентичные ставни, высокие окна с декором, старомодные фонари у входа. —Музей, не иначе… —Погнали, а, — усмехнулся Кирилл, открывая перед ним стеклянную входную дверь, и парень побрёл внутрь.       На входе их встретила Муза, явно удивлённая гостем, и сразу скрылась, когда Дима попытался с ней заговорить. Кирилл оправдал её недружелюбие страхом и направился сразу на кухню, ведь снова был изголодавшимся. Он кинул рюкзак на подоконник. За стеклом напротив горели окна соседнего дома, освещая аккуратные интерьеры. Дима с любопытством наблюдал за ними, а потом осмотрел современную, светлую и просторную кухню Кирилла: белые шкафы, деревянная столешница, аккуратная техника и крупное окно, через которое видно улицу и соседние здания. —А ты минималист. —Да нет, я похуист. Я просто не готовлю, поэтому тут ни черта нет, — дёрнул тот плечом, снимая наконец свитшот, который, как ему казалось, уже был вонючим после аэропортов и такси. Он открыл встроенную в мебельный гарнитур стиральную машинку, кинул туда вещь и оставил дверцу открытой для Димы. —Если хочешь что-то постирать — просто кидай сюда. В целом, чувствуй себя как дома, может, хотя бы у тебя получится это сделать.       Дима лишь усмехнулся на его слова, но Кирилл говорил серьёзно. Он снял и футболку, оставив её в машинке, а гость с любопытством уже осматривал его торс, присев на подоконник. —В целом, здесь правил особо нет. Мне похуй, если ты за собой посуду не моешь или если носки разбрасываешь, потому что я делаю так же. Один нюанс — иногда сюда может заглянуть моя мать. Но я уже подумываю над тем, чтобы сменить к чертям замки в квартире. Однако… — он показал палец, выдвигая шкафчик со столовыми приборами у электрической плиты, достал ключ и повесил его на свой палец, глядя на гостя. —Что это? Ключ от твоих штанов? —Это… Чего? — от неожиданности нахмурился Кирилл, тут же усмехаясь и отмахиваясь. —Это ключ от спальни. Да, тут есть замки на каждой двери. Этого ключа у неё нет, и мы можем запираться. Ибо, ну, сам понимаешь, — развёл он руками, проходя к обеденному столу и оставляя там ключ рядом со своим ноутбуком. —Почему бы мы запирались? — притворился непонимающим Дима, наклоняя голову набок и глядя на стоящего к нему боком Кирилла, чья татуировка на спине слегка виднелась. —Ну, хуй знает, может, что-то интересное, совместное и интерактивное там будет происходить, — пожал плечами тот, делая шаги назад спиной и усмехаясь. Он включил свет в ванной, нажав на переключатель на уровне бёдер через приоткрытую дверь. —А тут можешь душ принять. Ты первый? —Окей, — кивнул Дима, слезая с подоконника и ещё раз осматривая ночную улицу с интересным домом напротив.       Кирилл вошёл в свою спальню, слушая звук льющейся воды в душе, и осматривал просторную комнату, в которой, к его удивлению, даже было убрано. Он открыл шкаф, перекидывая свои вещи с полки на полку и выделяя место для гостя, а затем упал на кое-как заправленную кровать, куда сразу пришла кошка, будто спрашивая его: «Кого ты привёл к нам?» Кирилл успокаивал животное, гладя её, и та уже лежала на его груди, мурча, пока в комнату не вошёл Дима — кошка сразу напряглась. —Я всё, — сказал тот, держа в руке полотенце и протирая мокрые короткие волосы. Он был в одних шортах, проходя по комнате и осматривая спальню, которую до этого видел лишь по видеосвязи. —Тут просторнее, чем казалось. —Ну, комнат мало, но они большие. Если тебе будет некомфортно спать со мной, мы купим что-то типа дивана. В кухне он станет или здесь. Хочешь? —Да пока не знаю. Ты храпишь? — взглянул на него пристально Дима.       Кирилл отрицательно покачал головой. —Может, толкаешься? —Нет вроде, — почесал тот светлый затылок, привставая, отчего кошка сразу убежала и полезла в шкаф, где на нижних полках было её место. —Кстати, там её кровать внутри, оставляй открытой. Это единственное правило. —Ладно, — улыбнулся Дима, наблюдая за скрывающимся лысым хвостом животного. —Я полки тебе выделил там. —Что мне туда класть? У меня нет ничего с собой, забыл? Боже, я до сих пор не верю, что я это сделал. Безумие какое-то… — вздохнул Дима и впервые показал свои настоящие эмоции — тревогу. До этого он пытался казаться спокойным и удобным, ведь было жутко неловко, что Кирилл сделал столько для него, и что ещё хуже — потратил на него деньги. —Расслабься. Тут тоже продают одежду, даже дешевле, наверняка. Одежда — это хуйня. Я понимаю, ты привязался к своему зимнему свитеру или спортивным штанам с полосками и вынужден был бежать без ничего, но всё это заменимо. Важнее то, как ты ощущаешь себя изнутри. Там детали не меняются. Попытайся дать себе время привыкнуть. Может, ты уедешь в другую страну потом, искать себя. Не требуй от себя много сейчас, не учи немецкий, а просто осмотрись. Ты по-английски говоришь? —Ну… — покачал головой Дима, оценивая свои знания как «так себе». —Раз не сказал «нет», уже хорошо. Подучишь. —А работа? —Не прыгай с обрыва, погоди, — Кирилл сел на краю кровати, поставив локти на колени, будучи всё ещё в штанах. —Сначала нужно пойти в миграционный центр и подать заявку на то, что ты будешь переселенцем именно тут, на этой земле. Тебе скажут «нет», ибо Берлин полон, но я схожу и сделаю тебе бумагу, что предоставляется спонсорство и жилищные условия. По квадратуре тут на двоих одобрят, и у них не будет выхода — они согласятся. Там тебе будут что-то кидать на карту, пока ты не устроишься на работу. —Типа платить? За что? —Ну, социалка. —В Украине мне даже стипендию нормально не платили, так это моя страна была… — Дима удивлённо присел на край письменного стола. —Ну, там копейки. Для Берлина этого только на еду хватит. Поэтому найдём тебе работу, но это будет позже. —Я могу работать удалённо и хоть какие-то деньги тебе давать, не парься, — покачал головой Дима, пытаясь хоть как-то внести свою лепту в их будущее совместное проживание. —Я ноутбук с собой привёз, буду там проекты делать. Для Европы может, это не деньги, но хоть что-то… —Дим, я и не парился, денег мне хватает. Тут проблема не в деньгах… Ты потом сам это ощутишь. Если работаешь, заработать деньги просто, но вот желание их тратить… Тот ещё челлендж. Не хочется нихуя здесь. —Это проблемы миллионеров, — закатил глаза Дима, смеясь. —Отвали, — отмахнулся Кирилл, улыбаясь и поднимаясь, чтобы пойти в душ. —Мне завтра на работу утром, я и так сегодня ничего не сделал в офисе, а до работы ещё нужно пойти в миграционную службу. Ты это, на велике умеешь? —Кататься на велосипеде? Ну да. —Круто, я тебе дам один. У меня старый в подвале есть, но он отлично работает. Просто для спортивной езды был тяжеловат. В общем, дам тебе велик, и завтра поедем. Общественный транспорт я не люблю. Поезда здесь — проблема. Избегай их.       Кирилл задумался, всё ли сказал, достал из шкафа домашнюю одежду и скрылся в душе.       Было немного тревожно пускать кого-то к себе, но это ведь Дима. Он, как никак, знал его несколько месяцев и доверял ему, и проблема скорее была в том, доверял ли Кирилл себе. Сможет ли он сосуществовать с кем-то? После сожительства с Мариной и её мужем, а также с семьёй, он зарёкся, что впредь будет жить лишь один. Хотя это ведь другое: сейчас дом его, и друг его, а не какой-то посторонний человек с улицы. Кирилл успокаивал себя, пока стоял под горячим потоком воды, задумчиво вздыхая перед тем, как закрыть воду и одеться.       На раковине лежала зубная щётка гостя. Кирилл лишь слегка улыбнулся, снова напоминая себе, что теперь это и его дом. Он достал свою щётку со стакана, выдавил на неё пасту, включил и та зажужжала во рту, щекоча губы и создавая пену.       Войдя в спальню, он окинул взглядом Диму, сидящего на краю кровати в шортах и белой майке. Как-то неловко, будто всё ещё думал, что не должен здесь находиться. Его тёмные волосы были взъерошены на макушке, по бокам выбриты. Кирилл закинул штаны на свою полку, стоя перед ним в домашней одежде и пытаясь понять эмоции гостя и как облегчить его пребывание у себя. —Не комфортно? —Нет, комфортно. Просто задумался. —О чём? —Мне повезло, что я тебя встретил, — кивнул Дима и посмотрел на высокую фигуру парня, стоящего напротив. —Я постараюсь быстрее адаптироваться, чтобы не быть обузой. —Заткнись, ты не обуза. —Просто кивни, ладно? — встал Дима перед ним, глядя в глаза и будто убеждая друга в серьёзности своих слов. —Я понимаю, как сложно впускать кого-то в своё личное пространство. Спасибо, что сделал это для меня.       Кирилл замолк, глядя в его карие глаза и рассматривая аккуратное лицо. В этот момент он словно осознал, что перед ним стоял тот самый парень, который изгибался для него перед вебкамерой, и что ему так хотелось прикоснуться к нему раньше. Почему он сразу этого не сделал? Парень молча вытянул руку вперёд, касаясь его белой майки и медленно приподнимая её край. Дима опустил голову, а затем перевёл взгляд на торс Кирилла напротив, обтянутый тёмной футболкой. Они были так близко, что впервые можно было почувствовать лёгкий запах друг друга — запах чего-то нового, ещё не открытого, но уже ощутимого.       Кирилл сделал шаг к нему ближе, буквально утыкаясь носом в висок. Дима накрыл его бёдра руками, вжимая пальцы в белые шорты и глубоко вдыхая запах парня, затем опустил голову, сталкиваясь носом с его плечом. Руки начали осторожно исследовать спину под майкой, задирая ткань. Кожа его была такой гладкой, что Кириллу хотелось водить ладонями по его рёбрам бесконечно. Он слегка повернул голову, их лица соприкоснулись вплотную, и наконец они поцеловались. Вкус слюны был приятным, не раздражающим, что означало — дальше всё пойдёт гладко.       У Кирилла была теория: если ты целуешь человека впервые и всё время думаешь о том, что целуешься, значит, чувств у тебя нет. А если тебе не нравится вкус или запах партнёра, даже и не стоит переходить к сексу. Он любил секс, но осознанный, иначе проще открыть порно-сайт.       Губы медленно двигались, касаясь и обхватывая губы партнёра, пока руки неспешно исследовали тела. Дима касался подтянутого торса парня, забираясь рукой под футболку и ощущая ещё слегка влажную после душа кожу, а второй спускался поцелуем по шее друга, заставляя того схватиться за его предплечья, чтобы устоять под напором. — У меня ведь встанет сейчас, — на шумном выдохе сказал честно Дима, будто это должно было кого-то остановить. Мокрые губы касались шеи, дыхание будто накаляло ещё сильнее, и вскоре языком он начал щекотать приятно чувствительную кожу. Руки Кирилла уже сжимали узкие бёдра, прижимая плотно к себе. Его тело было таким гибким, податливым и сексуальным, словно манило войти в него. Кирилл и не помнил уже, когда в последний раз спал с кем-то — примерно полгода назад, да и то по пьяни.       Рука Димы залезла в шорты, хватая член, и Кирилла аж передёрнуло от неожиданности. Он взглянул ему в глаза, начиная шумно дышать в губы, пока своими руками спускал одежду по бёдрам Димы, не оставляя на нём даже боксеров. Пальцы Димы скользили по члену, возбуждая его всё сильнее, а взгляд оставался прикованным к глазам Кирилла, словно молчаливо говоря, как долго он этого ждал.       В какой-то момент он уже оказался на коленях, беря в рот, и Кирилл приоткрыл губы, хмурясь, будто собираясь вдохнуть, но лёгкие не раскрывались. Голова Димы ритмично двигалась на уровне его бёдер, а Кирилл держался за неё рукой, слегка направляя движения. Он так глубоко засовывал член в рот, что хотелось тут же довести себя до разрядки, но Кирилл иногда вынужденно приостанавливал его пыл, чтобы не закончить слишком быстро.       В какой-то момент подхватив Диму под руками, тот развернул его к себе спиной, толкая на кровать, после чего тот стал на постель на четвереньки. Кирилл снял с себя футболку, и нажал между его лопаток рукой, вынуждая прижаться к простыни грудью, и прогнуться в спине. Одной рукой тот трогал его член, который был уже затвердевшим, а другой – между ягодиц, пока стоял на коленях за ним. Его спина была такой соблазнительной, что захотелось прижать её к своей груди.       Он поднял Диму за плечи, оставляя на коленях, и его лопатки упирались в грудь парня, пока член Кирилла уткнулся ему между ног. Тот рукой нарочно прижимал конец ствола к промежности, отираясь о него и грозясь войти, но знал, что всё не будет так просто. Другая рука крепко держала его поперёк торса, не давая и двинуться с места. На контрасте с худым любовником, Кирилл ощутил себя намного сильнее. Тот буквально гнулся в его руках. — Хочешь, чтоб я трахнул или не сейчас? — спросил негромко Кирилл, говоря тому на ухо, пока начинал снова трогать его член рукой. Дима же завёл свои руки назад, стараясь касаться бёдер партнёра, который так упорно жался сзади. — Я не… Я не знаю, — сбито дыша, ответил тот. — Тогда не буду. — Нет, давай, я хочу, — повернул тот голову набок и посмотрел вблизи в серые глаза.       Кирилл обвил его рукой, и пальцем коснулся его нижней губы. Дима перехватил запястье у своего рта и медленно выставил язык, начиная облизывать, затем обсасывать пальцы. Зрелище завораживало. Дима уже имел опыт анального секса, поэтому, казалось, понимал, на что идёт. Мокрые пальцы вскоре проникали между его тугих мышц ануса, растягивая их, а его небольшой член пульсировал от происходящего, грудь же непрерывно вздымалась на глубоких вдохах.       Парень прижимался подбородком к его плечу, глядя вниз на вторую руку, которой мастурбировал Диме, подготавливая к чему-то особенно волнующему. Вскоре он уже держал свой член в резинке, направляя мокрый от смазки орган между ягодиц Димы, пытаясь протолкнуться хотя бы на миллиметр. Дима замер, расслабляясь, и когда конец наконец оказался в тугом кольце, Кирилл прошипел от дискомфорта. — Только не спеши, — проговорил еле-еле Дима.       Кирилл терпеливо держал его за бёдра и плавно проникал глубже, а парень опустился на четвереньки, торсом вперед. Когда член оказался целиком внутри, тот завыл от боли, утыкаясь лбом в постель. Кирилл понимал, что нужно действовать аккуратно, и выдавил себе смазку на руку, наклонился вперёд и снова начал стимулировать его, не давая боли полностью заглушить возбуждение. Это помогало. Вскоре Кирилл уже двигал бёдрами поступательно, а тело парня буквально изгибалось под ним.       В какой-то момент, ощущая готовность партнёра, Кирилл взял его за бёдра и начал делать ритмичные резкие толчки, входя в него до лёгких шлёпков. Дима впервые громко застонал, хватаясь руками за постель, но не останавливал. Он двигался быстрее. Всё тело напрягалось, каждая мышца, пока тот вбивался в любовника, в какой-то момент снова поднимая его торс, хватая поперёк, и делая пару финальных сильных рывков, что тот аж схватился за руку Кирилла и завыл от смеси удовольствия с боли.       Лёжа голым на кровати, обессиленный, Кирилл сунул руку под голову, ноги раскинув чуть в стороны, и наконец позволил себе расслабиться. Каждое движение давалось с трудом, будто тело само шептало: «Отдыхай». Парень вернулся из ванной, выключая свет, и рухнул на свою сторону кровати, которая теперь, молчаливо и без обсуждений, казалась его. Он почувствовал, как напряжение медленно стекает из плеч, но внутренний груз всё ещё давил на грудь. — Слушай, — начал Дима, глядя в высокий, тёмный потолок, словно ища там ответы на свои мысли. — То, что я принимаю твою помощь и мы спим вместе, не обязывает тебя быть со мной в отношениях. Не думай, что после этого мы стали чем-то вроде обручённых, что ты мне чем-то должен. Я тоже могу быть easygoing. — Видишь, а ты говорил, что английский у тебя так себе.       Дима усмехнулся со слов парня, накрываясь одеялом и проверяя свой телефон, который держал над лицом. — Откуда ты знаешь, о чём я думал? — спросил Кирилл. Он в тот момент действительно ощутил какой-то тяжёлый груз, будто теперь должен был сказать, что они вместе, а потом признаться в любви, которой у него не было. — Я не знаю, что с тобой случилось раньше и почему ты такой замкнутый, — сказал Дима, положив телефон на грудь экраном вверх и, развернув голову в темноте к Кириллу, посмотрел на него. — Но в любой момент ты можешь рассказать мне об этом, если захочешь. — Учту, — коротко ответил он. В груди что-то сжималось. Почему у него не получалось быть нормальным? Почему он не мог просто нырнуть в новые отношения, в кого-то нового? Ведь все расстаются, но никто не остаётся разбитым на годы. Или остаются? В тот момент Кирилл ощущал себя единственным таким. Бракованным.       Он опустил веки и сразу ощутил запах Алана, будто тот обвивал его, даже когда рядом его не было. Этот запах успокаивал и одновременно разжигал что-то внутри. Он бы отдал всё, лишь бы услышать его голос снова — низкий, хриплый, иногда невнятный, но такой знакомый, что заставлял сердце биться быстрее. Перед глазами всплывала его улыбка, и боль от невозможности быть рядом с ним сжимала грудь.       Внутри разгоралась жара, смешанная с ледяным одиночеством. В груди что-то горело, давило, стучало, и одновременно казалось, что кровь замирает. Он хотел кричать, бежать, трястись — но тело парализовало, и все движения становились невозможны. Страсть и тоска сливались в мучительное ощущение беспомощности, будто каждое чувство усиливало другое, не оставляя ни минуты покоя.       Слёзы собирались в глазах, но он не открывал их, чтобы не выпустить наружу эту слабость. Внутри него всё кипело и ломалось, но наружу он выдавал лишь холодное спокойствие и ровное дыхание.       «Это никогда не пройдёт…» — подумал Кирилл, чувствуя, как усталость поглощает его целиком, — «я умру с этим…»       И в этой мысли, в этом горьком, сладком, обжигающем одиночестве, он наконец позволил себе погрузиться в сон, как в единственное убежище от всего, что разрывает его изнутри.