Богиня милосердия слышит ваши молитвы

Янь Цзэтянь шел по выжженной земле. Куда бы ни простирался его взгляд, вокруг была пустота, ни стебелька растения, ни одного живого существа. Только ледяной ветер завывал и трепал полы его одежд, пробирая холодом до костей. Он знал этот сон, тот часто ему снился, последние годы немного реже. Он не знал, почему видел один и тот же сон снова и снова, но сколько бы ни искал в древних трактатах, так и не нашел разгадки. В конце концов, сны — это просто сны. Он продолжал идти по пустоши, черная каменистая земля под ногами, серое небо над головой, ничего. Куда бы он ни шел, везде то же самое. Он был совершенно один в этом мертвом мире. Можно было оставаться на месте, но из-за ледяного ветра приходилось двигаться дальше, чтобы не замерзнуть. Здесь он не мог согреть свое тело с помощью ци, он был просто одинокой душой, потерянной в этом мрачном месте. Гнетущее ощущение от этот мира и пронизывающий холод были не самым неприятным. Одиночество. Всеобъемлющее и, словно проникающее под кожу, одиночество. Нигде он не чувствовал себя настолько одиноким, как в этих снах. Он всегда был один, сколько себя помнил. Его окружали люди, даже были те, кого он мог бы назвать своими друзьями, у него были ученики, но именно в толпе людей он сильнее всего ощущал свою отчужденность. Он был не таким, как другие, он не умел общаться с людьми. Словно чего-то в нем недоставало, какого-то свойства, присущего другим людям. И это отсутствие отделяло его от людей, словно глубокая трещина на земле. Его мать умерла рано, он даже не помнил ее лица, а отец был суровым холодным человеком. Еще когда ему не исполнилось и пяти лет у молодого господина Янь открыли талант к совершенствованию. С тех пор его жизнь превратилась в сплошную череду тренировок. Фехтование, каллиграфия, заучивание древних трактатов, медитации. У него не было друзей его возраста, не было обычных детских игр, каждый его день был посвящен тренировкам и совершенствованию. Глава семьи Янь гордился своим сыном и готовил его к великому будущему воина. Дисциплина была на первом месте, никаких поблажек. Единственным человеком в поместье семьи Янь, кто тепло к нему относился, была служанка Сяо Линь, которая присматривала за ним. Именно она перевязывала его стертые до крови руки от бесконечных тренировок с мечом. Каждый вечер, укладывая его спать, она нежно гладила его по голове и говорила: — Отдыхайте, молодой господин. Завтра будет новый прекрасный день. Его дни не были прекрасными, каждый из них был как две капли воды похож на предыдущие. Фехтование, каллиграфия, медитации. Отец требовал от него совершенства, и маленький Янь Цзэтянь вкладывал все свои силы, чтобы его не разочаровать. В десять лет его отправили в орден Тяньсин, у него был небесный духовный корень воды и большой талант к совершенствованию, а мастерство фехтования уже тогда превосходило многих старших учеников. Легендарный мастер меча и глава ордена Тяньсин, старейшина Бай Тайшэнь взял его в ученики. Янь Цзэтянь стал младшим учеником из трех, его старшими братьями были Син Шэнли и Сун Линьи. Позже их легендарный учитель ушел в закрытую медитацию, из которой до сих пор не вернулся, а все три ученика стали старейшинами ордена. Син Шэнли не был самым сильным из них, но он был талантливым управленцем, поэтому его учитель с радостью спихнул на него всю бумажную работу и дела ордена. Вначале Син Шэнли был очень рад такой чести, но, оценив объем работы, понял, почему его учитель решил уйти в отставку и заниматься своими делами. В ордене было более пятисот учеников, а во внешней школе около тысячи, дел было невпроворот, и Син Шэнли вместо самосовершенствования весь день крутился как белка в колесе и решал дела ордена одно за другим. Впрочем, он был доволен своей жизнью, кто-то же должен был заниматься всей этой бумажной работой. Сун Линьи обладал небесным духовным корнем земли, поэтому вполне закономерно, что он выбрал путь алхимика. На восточном склоне горы он выращивал духовные травы, а в количестве его учеников не был уверен даже он сам. Их было много, и это было бы проблемой, если бы он не умел делегировать, поэтому вырастив старших учеников, он поручил им заботу о младших и спокойно занимался своими делами, а именно созданием пилюль, исследованиями и пьянством. Говорили, что созданные им вина обладали самыми невероятными свойствами, некоторые даже утверждали, что постигли Дао всего после одной чашки. Когда Янь Цзэтянь пришел в орден, его жизнь почти не изменилась. Он все так же тренировался, что и в поместье семьи Янь, вот только перед сном больше никто не гладил его по голове и не говорил, что завтра будет новый прекрасный день. Он скучал по Сяо Линь, но не мог никому об этом рассказать. Его боевые братья хорошо к нему относились, и все же он чувствовал свое одиночество, чем старше он становился, тем сильнее оно в нем прорастало. Впрочем, он уже давно к нему привык. Когда-то еще в молодости он думал, что однажды встретит человека, и этот человек станет особенным для него. Практикуясь в контроле над ци, он вырезал из куска белоснежного нефрита изящную заколку для волос и решил, что однажды подарит ее той, что заставит его сердце биться сильнее. Но шли годы, а он так никого и не встретил, и заколка давно пылилась на верхней полке в его доме. С тех пор как ему исполнилось двадцать, его постоянно пытались кому-то сосватать, однажды он даже согласился пригласить в их орден талантливую ученицу из Цзиньляо, чтобы познакомиться поближе, но, вопреки его ожиданиям, когда он увидел ее, то совершенно ничего не почувствовал. А мысль о том, что ему придется жить с какой-то незнакомой женщиной, наводила на него ужас. После этого он ушел в уединенную медитацию на год и вернулся уже заклинателем, вошедшим в Царство Махаяны, став легендой. В тот же год он стал старейшиной ордена, а годом позже взял двоих учеников — сына Син Шэнли, Син Дэшэна и Ли Минши. Они оба были талантливы и обладали небесными духовными корнями, и он делал все, чтобы вырастить из них сильных воинов, то есть дисциплина и никаких поблажек. Он не умел общаться с людьми, просто не знал, что сказать, поэтому молчал, чтобы не показаться глупым, но другие люди принимали его молчание и холодное выражение лица за высокомерие. Он смотрел на своего ученика Ли Минши, яркого и живого, и завидовал, как тот легко находит язык с другими. Он бы тоже хотел таким быть, но он не был. Янь Цзэтянь шел по мертвой пустоши, не обращая внимание на холодный ветер. Ничего, это всего лишь сон, скоро он проснется и будет новый прекрасный день. А пока надо просто идти вперед. Вот только какой в этом смысл? Он остановился, чувствуя себя такими старым и уставшим, словно прожил уже сотни лет. Ледяной ветер пробирал до костей. Внезапно его талию обвили чужие руки, и другой человек прижался к его спине. Янь Цзэтянь замер в оцепенении, он забыл, что находится во сне. Здесь есть кто-то еще! Он не один в этом мертвом мире! От волнения его сердце забилось так быстро, что он сам услышал его стук. Изящные руки продолжали его обнимать, и от них исходило тепло, распространяясь по телу и согревая, он уже не чувствовал ледяного ветра. Ему было так тепло. Уютно. Спокойно. А потом объятия разжались, и человек позади отстранился. Янь Цзэтянь резко обернулся, но увидел лишь фигуру, осыпающуюся черным пеплом. Он протянул руку, пытаясь ее ухватить, но схватил лишь воздух. — Нет! Не уходи! Не оставляй меня! Но человек уже исчез, а вместе с ним и тепло, и пронизывающий ледяной ветер снова обжигал его кожу. Он стоял посреди бесплодной выжженной пустыни, единственный живой человек в этом мертвом мире. Старейшина Янь резко открыл глаза, в комнате было темно, солнце еще не встало. Он лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок, никогда его дом не казался ему таким пустым. Янь Цзэтянь свернулся калачиком на кровати, в глазах почему-то защипало, он крепко зажмурился, пытаясь отогнать это навалившееся чувство утраты. Что это был за сон? Он знал, кто был тем человеком из сна. Он даже не видел ее лица, но узнал бы эти руки. Встретятся ли они еще когда-нибудь? Заснуть он так и не смог, поэтому встал и пошел в библиотеку, взял первый попавшийся под руку трактат и принялся его читать. Он чувствовал себя разбитым и уставшим, после этих снов он никогда не высыпался, но думать о них не хотелось, поэтому он заставил себя сосредоточиться на чтении. Пришел рассвет, а с ним и новый день. Привести себя в порядок, провести тренировку с учениками, прочитать лекцию о демонических тварях в главном зале ордена, обед, медитация, все как обычно. Только его не переставало преследовать чувство, что чего-то не хватало, будто он лишился чего-то важного, но он даже не хотел задумываться, чего именно. О таких вещах лучше не думать, в этом нет никакого прока. Но из-за этих мыслей он был рассеянным и даже перепутал на лекции огненного пустынного вилохвоста с огненным равнинным вилохвостом. Он быстро оглядел лекционный зал, но, кажется, никто не заметил его оговорки, либо сделали вид, что не заметили. Он вздохнул и прикрыл глаза, как же он устал. После битвы в Долине Проклятых его энергия все еще не восстановилась. Вечером он сидел в своем доме и читал работы учеников, выделяя ошибки, похоже, они совсем не слушают его на лекциях, о чем они там думают? Старейшина Янь нахмурился, его мысли тоже постоянно блуждали. В дверь громко постучали, а затем человек вошел без приглашения. Старейшина Янь вздохнул, в последнее время он вздыхал слишком часто. Старейшина Сун, напротив, сиял самым благодушным видом. — Я заметил, дорогой брат, что в последнее время ты какой-то тихий. Не то чтобы ты обычно был громким, но сейчас ты явно тише, чем обычно. Поэтому прямо сейчас мы идем в город, где будем пить вино, а ты изливать мне свои печали. Никакие печали Янь Цзэтянь изливать не собирался, но, возможно, идея пойти в город была не самой плохой. Несколько чаш вина точно не сделают ситуацию хуже. А Сун Линьи будет весь вечер болтать, так что ему самому даже ничего не придется говорить. — Ладно, пойдем. — Ух ты, вот так сразу согласился, я даже не ожидал. Прекрасно, значит, мне не придется искать другого собутыльника на вечер. Ну же, идем-идем, расскажешь мне, о ком ты там грустишь. Неужто прекрасная богиня не осыпала тебя сегодня персиковыми цветами? Но увидев выражение лица, Сун Линьи тут же осекся. — Я пошутил, просто пошутил! Понял, про это больше ни слова. Я слышал, сегодня в таверне на площади девушки будут играть на гуцине, мы обязательно должны их послушать. Старейшина Янь не хотел слушать никаких девушек, но он хотел отвлечься от собственных мыслей, поэтому послушно пошел следом.