Дельфины здесь тонут

Ориджиналы
Слэш
Завершён
NC-17
Дельфины здесь тонут
Savageness
автор
Описание
Одна ночь — и всё рушится: семья распадается, привычная реальность трескается по швам, а она — исчезает. Кирилл пытается удержаться на поверхности, но прошлое тянет вниз, а тайные желания подталкивают к грани, за которой уже не вернуться. Каждый взгляд — вызов, каждое прикосновение — как удар током. И чем ближе правда, тем сильнее ощущение, что она способна уничтожить его окончательно. История, где тишина громче крика.
Примечания
Ссылки на плейлисты: Яндекс Музыка — https://music.yandex.ru/playlists/60560091-cd03-8bb7-b1df-b2396636b54d?utm_source=desktop&utm_medium=copy_link Спотифай — https://open.spotify.com/playlist/1mb5ZUviPwqRm79HWHfNUv?si=a1f62f6e683f4d01
Поделиться
Отзывы
Содержание Вперед

Глава 12

Вкус незабываемого две тысячи пятнадцатого.

      После полученного от друга сообщения «выходи гулять» Кирилл расплылся в улыбке, вспомнил детство и сунул телефон обратно в карман — ведь осталось лишь дожевать позавчерашнюю разогретую курицу на ужин, и можно было выходить. Теперь в доме было всего два рта: Катя сидела на диете и ела мало, а папа оказался мудаком и теперь ел кашу за решёткой.       Сестра с мамой остались на кухне, обсуждая какой-то новый фильм и то, что им стоит пойти в кинотеатр впервые за пару лет. Кирилл так и не переоделся после улицы ещё с прошлого раза, когда они ездили за ёлкой, поэтому лишь обулся, натянул куртку на плечи и пообещал вернуться скоро. Впрочем, давно уже никто его не контролировал. — Привет! — воскликнул друг, уже сидя под подъездом на ступеньках с двумя бутылками пива. — Ты чего, правда тут собрался сидеть? Холодно же, — удивился Кирилл, но присел рядом. Снег становился мягче под кроссовками, но ещё не таял, а лишь был более податлив, чем при сильном морозе до этого. — Всё будет таять, температура падает. Завтра будет до −10, потом −5, походу на новогоднюю ночь будут лужи везде. — Чудесно, блять, — возмутился Кирилл, взял бутылку из его рук и зажигалкой открыл обе. Они чокнулись горлышками, как бокалами, и отпили по глотку. — Я просто хотел поговорить с тобой и думаю, что лучше сделать это подальше от посторонних ушей, — сказал Кихун, оправдывая собрание. — Да ладно, и так могли бы посидеть, почему нет? В Корее-то такого нет, — сронил Кирилл с усмешкой, вытягивая ноги в джинсах вперёд. Колени оказались грязными после работы с ёлками и крестовинами. — А о чём поговорить? — О Корее. Я поговорил с мамой, и она сказала, что эта идея правда хорошая. Я просто хочу, чтобы ты подумал. Ты не обязан лететь со мной, но в любое время я буду ждать тебя, — Кихун смотрел на друга, тот слегка ошарашенно отвечал взглядом. — Понимаешь, я просто… как бросить маму тут? Катю? — В смысле «бросить»? Они что, младенцы? Твоя мама позаботится о ней, а Катя умеет о себе позаботиться. Она выжила месяц на нескольких консервах, и ты думаешь, что без тебя она загнётся?       Он был прав, и Кирилл лишь пожал плечами, глядя вдаль на заснеженный район и попивая пиво. Ему всегда было страшно что-то менять, а тут — переезд. И не в другой город, а в другую, совсем другую страну. — Можешь честно ответить на один вопрос? — попросил Кихун. — Ты из-за Алана не хочешь лететь?       Кирилл не посмотрел на него, ожидая этого вопроса, но и сам ответа не знал. Это был бы выход и хорошая попытка забыть его — просто уехать. Не было бы шанса думать о нём. Наверное. Он погряз в раздумьях, пытаясь понять самого себя. — Послушай, — продолжил Кихун, — несмотря на то, как я хочу, чтобы ты полетел ко мне, я тебе вот что скажу: если у тебя душа болит по этому челу, тебе нельзя уезжать.       От удивления Кирилл взглянул на друга: тот говорил настолько серьёзно, что стало не по себе. Кирилл всё ещё не мог подобрать слова. Если он сейчас хотя бы кивнёт, это будет значить, что кто-то ещё знает о том, что он — гей. Поломанный. — Мне кажется, у меня был шанс быть с твоей сестрой, если бы я не уехал. Но всё было сложно. Мне лет шестнадцать было, а ей тринадцать… — задумался Кихун, считая на пальцах. — Ну, примерно так. У нас тогда были чисто платонические отношения, но ты был настолько против, как и её отец, что мы просто сдались. Я обиделся, что она даже не попросила остаться. Будто отпустила так просто. Сейчас, думая об этом, жалею. — У вас что-то было? Я же и не знал… — пробормотал Кирилл, снова слыша себя: «я и не знал». О чём он вообще знал? Где он был всё это время? У себя в комнате, дрочащий на гей-порно? Злоба на самого себя снова охватила его. — Да, просто целовались, ничего особенного, но я до сих пор, когда её вижу, — он положил руку на грудь и слегка постучал, — вот тут что-то… — Горит? — дополнил Кирилл, и Кихун лишь кивнул, снова отпив пива. — Горит. И болит так же, как тогда. Или даже сильнее из-за чувства потерянного времени, упущенной возможности. Она больше не испытывает ко мне ничего, она выросла, а я так и остался влюблённым.       Кирилл вздохнул, глядя под ноги, и вдавил бычок докуренной сигареты в снег на ступеньке. Тот быстро погас, издав тихое шипение. — Может, не всё потеряно? Я был бы рад иметь такого родственника, как ты, — искренне признался Кихун, улыбаясь сквозь боль и глядя на лучшего друга. Он оказался мудрее, чем казалось раньше. — Всё потеряно, Кир, — покачал головой тот; карие глаза казались немного стеклянными — на них собиралась слеза, но он не плакал, сдерживаясь. — Он испытывает к тебе что-то?       Кирилл лишь пожал плечами и залпом допил остаток пива. Эта откровенность была слишком для него сейчас. «И сколько бы тебе лет понадобилось, чтобы признать, что ты гей?» — думал он, глотая ледяное пиво. — Ну смотри, Кате он не говорил, что любит, как мы услышали недавно, — выставил Кихун руку вперёд и загнул один палец, — более того, он с ней расстался по его инициативе, — загнул второй, затем третий и добавил: — и он заботится о тебе.       В ушах всё пульсировало, пока друг излагал доводы. — Я не знаю… — наконец произнёс Кирилл. — Да, он говорил это мне. — Тогда чего ты боишься? — спросил Кихун. — Знаешь, я не верю в теорию, что кого-то можно увести от кого-то, поэтому не вини себя в том, что Катя не оказалась той, которой он это сказал. Она же обожает тебя, всё поймёт в конце концов. Но это не столь важно. Просто позволь себе это. — Я не думал, что ты будешь убеждать меня стать педиком, — усмехнулся Кирилл, отодвинув пустую бутылку в сторону. — Я убеждаю тебя не терять то, что редко кому перепадает. Если у вас это взаимно, то ты счастливчик. Не испытывай судьбу — просто пойди к нему, — сказал Кихун, слегка хлопнув Кирилла по плечу. Тот наконец усмехнулся. — Привет. — Твою мать, — не ожидал Кихун такой реакции, но кто тогда ожидал увидеть перед собой Алана? Он выглядел немного уставшим, остановившись перед ними в кожанке и чёрном худи под ней.       «И не холодно ему?» —, казалось, подумали оба парня, сидящие на ступеньках, и уставились на него.       Кирилл отодвинулся чуть в сторону, кивнул, давая пройти — сначала подумал, что Алан пришёл к его сестре и не мог войти внутрь из-за них. Бледнокожий парень молча покачал головой в ответ. — Ладно, чуваки, погнал я, мне ещё цветы поливать, — пробормотал Кихун, вскакивая с холодных ступенек; на снегу остался след от его задницы. — Какие к чёрту цветы? — закатил глаза другой, неловко прикрыв лицо рукой, будто потирая голову и приглаживая короткие волосы. — Тебя ебать не должно. Гортензию.       Он пожал руку Кириллу, затем повернулся ко второму, но тот выглядел слишком серьёзно и смотрел куда-то в сторону. Кихун поклонился, как принято в Корее, и пошёл с бутылкой по двору в сторону своего дома. Кирилл еле сдержал смех, увидев слишком азиатский поклон в слишком русских реалиях. Кихун ушёл в переулок и скрылся, а Кирилл остался один на один с не по погоде одетым парнем, который наконец посмотрел на него. Его руки всё время были в карманах растёгнутой кожанки, и от этого парню становилось зябко. — Ты чего так одет? — спросил Кирилл. — Как? — послышалось в ответ. — Холодно. — Не знаю, такой у меня настрой, — коротко ответил тот. — Ты ко мне? — решил спросить Кирилл, опершись локтями на колени. — А к кому ещё? — низкий голос делал каждую реплику слишком серьёзной. — Может, к Кате, я откуда знаю? — Просто увидеться хотел. Покури со мной, и я пойду.       Алан достал из кармана пачку Marlboro, стал искать зажигалку, но, порывшись в карманах, понял, что не переложил её из другой куртки. Кирилл заметил это, достал свою, сунул сигарету в зубы и кивнул ему — мол, наклоняйся. Алан подался вперёд, придерживая пальцами сигарету и поднося её к пламени. Кирилл, не убирая зажигалку, схватил его за затылок и удержал так, будто не давая отстраниться.       Их взгляды встретились. Лицо Алана было неподвижным, как будто его уже ничто не могло удивить в этом мире. Кирилл отодвинул его руку с сигаретой в сторону и резко, почти грубо, поцеловал его в губы. На секунду. Алан, коротко посмотрев на него, ответил — но уже долгим поцелуем. Фонарь над ними светил так ярко, будто прожектор.       Сладковатый вкус слюны заполнил рот, знакомый запах щекотал ноздри и будто будил остаток мозга. Этот проклятый одеколон никогда не казался таким удачным, как в смеси с запахом его кожи. Кирилл отпустил затылок, и Алан выпрямился. Оба закурили. Брюнет не отводил от него взгляда, затягиваясь всё глубже, а Кирилл откинулся локтями на верхнюю ступеньку, расслабился и так же молча смотрел на него, дымя. — Я думал, ты меня пошлёшь, — честно сказал Алан. — Хотелось бы, — ухмыльнулся Кирилл. У Алана тоже дрогнуло лицо — намёк на улыбку. — Ёлку поставил? — Что? Новогоднюю? Нет, на хер она мне, я один живу. — Тогда я к тебе не приду без ёлки. — Ты что, Дед Мороз? — Алан даже засмеялся. Он казался чуть более живым. — А хоть бы и так.       Алан хмыкнул, затянулся и поднял взгляд на окна дома, где то и дело мелькали гирлянды и блестели игрушки на ёлках. — Просто хотел увидеться перед отъездом, — проговорил он, всё ещё глядя куда-то вверх. — Каким отъездом? — В Осетию. На юбилей погибшего отца. — Почему не говорил раньше? — Зачем? Ты всё равно исчезаешь. Нет времени на разговоры. Чувствую себя марионеткой: ты то пропадаешь, то возвращаешься, подпускаешь ближе, и снова исчезаешь. Теперь моя очередь спросить: кто я для тебя?       Кирилл нахмурился. Он и правда считал, что всё делает правильно, но не думал, каково было Алану, который снова и снова решал сам — прийти или не прийти, ждать или перестать. — Я не могу ответить на этот вопрос, — сказал он тихо. — Но могу сказать одно: ты тот, кого я пиздец как не хочу потерять.       Он поднялся, подошёл к нему и остановился рядом. Алан лишь устало посмотрел в ответ.       Кирилл вытащил руку из кармана и впервые коснулся его руки — холодной, почти ледяной. Казалось банальным, но они никогда не держались просто за руки. Горячие пальцы погладили его ладонь. — Хочешь зайти? Ты замёрз. — Нет, я не хочу заходить. Не хочу снова становиться парнем твоей сестры. Извини.       Кирилл кивнул — он понял, что тот прав. — Может, они уже спят? Пойдём хотя бы в подъезд.       Он открыл дверь своим ключом, они прошли мимо лифта и поднялись на пролёт между вторым и третьим этажами — туда, где меньше шансов, что кто-то пойдёт пешком. Свет зажигать не стали: снег за окном освещал их бледным светом.       Кирилл раздвинул края его кожанки, тёплые ладони скользнули под худи и футболку, касаясь рёбер. Алан шумно выдохнул, глядя ему в висок. Кожа была ледяной, но Кирилл специально дышал горячим воздухом ему на шею, пытаясь согреть. — Не делай так больше, — сказал Алан хрипло. — Если снова убежишь, я тоже. — Попробую не убегать, — честно ответил Кирилл. Впервые он ощущал, что всё взаимно. Слова Кихуна, сказанные вчера, эхом звучали в голове. Алан взял его за подбородок, заставляя поднять взгляд: — Придёшь завтра ко мне? — Я буду дома до полуночи. Если заедешь — поеду куда скажешь.       Кирилл потянулся к его губам, и Алан ответил поцелуем. Их влажные звуки отдавались эхом на лестничной клетке. Руки Алана легли на его бёдра, задрав короткую куртку, и спуская ладони ниже. — В час ночи заеду, — прошептал Алан в его рот. Кирилл утвердительно промычал, ведя пальцем по его позвоночнику вниз до поясницы.       День пролетел в праздничной суете. Катя с широкой улыбкой включила своего любимого Сэма Смита на айподе, но особой помощи от неё не было: Кирилл с мамой убирали кухню после того, как женщина полдня готовила оливье, салаты и «Наполеон». Айпод стоял в подставке в форме панды, чьи маленькие глаза были на самом деле мощными колонками.       Катя, подтанцовывая под медленную песню, улыбалась, а потом плюхнулась на стул напротив брата, который устало перемешивал настоявшийся оливье. — О чём песня? Я понимаю только кусочки, — спросила она, вылавливая из салата кубик колбасы. Кирилл замялся — не хотел напоминать ей о грусти, но ответил: — Грустная. — Что-то про «останься со мной, мне это надо»? — уточнила она наивно. — Да. Там про случайную связь на одну ночь. Но он просит, чтобы человек остался хотя бы ненадолго — не ради секса, а ради того, чтобы не чувствовать себя одному, — сказал Кирилл, вспоминая слова. — О чём это вы? — вмешалась мама, забирая у сына миску с оливье и ставя перед ним доску с огурцом и ножом. — Опять резать? — поморщился Кирилл, но взял нож. — Немного не хватает, — устало кивнула она, снимая фартук. В последнее время мама снова красила волосы, использовала макияж, носила массивные золотые серьги — снова становилась собой. — Кирилл мне песню переводил, — сказала Катя, вдруг посерьёзнев. Кирилл пожалел, что рассказал: у сестры тут же навернулись слёзы. — Грустная песня? — мягко спросила мама, с жалостью глядя на дочь. — Я хотела позвать Алана к нам. Он же один там… — Катя вытерла слезу и отпила воды. Кирилл виновато опустил взгляд. — Его семья не приедет? — поинтересовалась мама, аккуратно складывая фартук. — Нет, у него строгая мама, она не любит путешествовать… — Катя внезапно улыбнулась, услышав следующую песню, более весёлую. Она начала качать головой в такт, но Кирилла её резкая перемена настроения тревожила. — Так люблю Сэма Смита… но он же никогда не приедет в Россию, — вздохнула она. — Почему? — удивилась мама. — Он недавно сделал каминг-аут. — Что он сделал? — нахмурилась женщина, глядя на сына. — Мам, каминг-аут — это когда человек открыто говорит о своей ориентации, — пояснил Кирилл. — Он что, гомосек?! — вскрикнула она. — Гей, мам, — закатила глаза Катя. — Ой, бедный парень. — Почему бедный? — спросил Кирилл, скрестив руки на груди. — Ну как… Это же ненормально. Я считаю, это как психическое отклонение, — произнесла женщина ровно, даже не замечая, как больно ранит сына. Кирилл сразу будто посерел. — В чём именно психическое отклонение заключается? В том, что человек любит другого человека по обоюдному согласию? — терпеливо переспросил он. — Кирилл, ну не может мужчина любить мужчину!       Парень только переглянулся с Катей, которая лишь усмехнулась от маминых слов, но промолчала, больше сосредоточившись на играющем треке. Кирилл поднялся из-за стола, вылез с другой стороны, отираясь об угловой диван, лишь бы отдалиться от родного, казалось бы, человека. Он высыпал порезанный огурец в салатницу и, не глядя, схватил из холодильника банку пива. — Никогда не понимал, какая людям разница, с кем и как занимаются сексом другие люди? Это ведь их личная жизнь. Почему ты отца ни разу ещё не назвала психически ненормальным? — он специально задел больную тему. Катя опустила взгляд, а мать наоборот— уставилась на Кирилла, будто пытаясь испепелить его на месте одним взглядом. — Простите за правду, я пойду в гостиную, заебался. — Не ругайся, — пробубнила мама, но Кирилл уже молча направился в гостиную, где по телевизору шёл какой-то нелепый концерт на одном из федеральных каналов.       В животе что-то перевернулось от волнения, но он даже себе не признавался, что это задевает. Будто если он позволит себе расстроиться, то сил не хватит ни на что другое. «Оттолкнёт ли мама, если я когда-нибудь признаюсь, кто я на самом деле?» — подумал он. Казалось, что да.       Ближе к полуночи, когда стол был уже накрыт, а ёлка сверкала и освещала комнату разноцветными огнями, к ним в гости пришёл Кихун с мамой. Катя снова стала собой — накрасилась, надела короткое платье и бегала из комнаты в комнату, пританцовывая и иногда появляясь с горящими бенгальскими огнями. Она помогала маме: то приносила сок, то доставала шампанское из холодильника, то проверяла мясо в духовке. А мама вовсю пыталась говорить с госпожой Чон Йон-у — мамой Кихуна. Их диалог напоминал разговор глухого со слепым. — А вот тут, смотри, ребята в прошлом году в университете Кирилла. Он там выиграл в конкурсе по рисованию! — гордо говорила мама и показывала улыбающейся гостье экран телефона. Та широко улыбалась, так что узких глаз почти не было видно. Она производила впечатление очень добродушного человека. — Какое рисование? Это было 3D-моделирование! — засмеялся Кирилл, допивая третью банку пива. Но сколько бы он ни ел, опьянение так и не приходило. — Ну какая разница! — фыркнула мама, продолжая листать галерею.       Кихун ел за обе щеки, казалось, что он вот-вот лопнет, но снова накладывал себе ещё. Соскучился по этой еде… Кирилл не понимал, как можно скучать по такой пресной пище. Он бы сейчас с удовольствием съел пибимпап. От еды друга отвлекала лишь Катя, врывающаяся в комнату так же внезапно, как и исчезающая. Кирилл заметил, как тот смотрит на неё — с таким теплом и грустью, что у самого сжалось сердце. Он пытался каждую оставшуюся в России секунду провести с ней.       По телевизору показали лицо ненавистного Кириллом президента, выражающего особую благодарность тем, кто служит, в том числе военнослужащим, тем, кто борется с международным терроризмом. Это он про Донбасс и Крым? Сказал о том, сколько они всего сделали за год и какие они рыцари. Кириллу вспомнились рассказы Алана о Южной Осетии и его слова, что всё ещё не раз повторится. Вздохнув, он допил пиво и лишь терпеливо досидел до конца, чтобы потом чокнуться бокалами со всеми и сделать глоток шампанского, которое он так терпеть не мог. — Эй, что вчера было-то? — тихо спросил Кихун, пока мамы увлечённо смотрели концерт. Катя наконец начала есть, но сидела в стороне, ближе к родителям, и насмешливо наблюдала за ними. — Где? — переспросил Кирилл, не сразу поняв, о чём речь. — Ну как «где»?! С… — он коротко глянул на Катю, ещё тише добавив: — С Аланом. — А, ты об этом, — усмехнулся Кирилл и отмахнулся. — Значит, всё хорошо, понял, — кивнул Кихун и закинул в рот кусок сыра с плоской тарелки посередине стола. — Кстати, я хотел тебя попросить кое о чём, — Кирилл чуть наклонился к другу, чьи чёрные волосы блестели в свете телевизора. — Ты не мог бы сказать им, что я уйду с вами? Ну, будто мы гулять хотим пойти, или к тебе — что-то такое. — Зачем? — Нужно так. — А, — идиотски заулыбался тот, качая головой. — Свидание. — У Кира свидание?! — почти подпрыгнула на месте Катя. — Да блять, — прорычал Кирилл, толкнув его в плечо. — Да я пошутил, — засмеялся Кихун, отмахиваясь. Но Катя посмотрела на них подозрительно, пережёвывая свою варёную курицу. — Кретин, — пробурчал Кирилл, прикрыв рот кулаком, чтобы она не прочитала по губам. Катя ненавидела, когда от неё что-то скрывали, и всегда пыталась всё выведать. — Ты поможешь мне или нет?       Кихун лишь кивнул, угукнув и уставившись в телевизор. Он врал редко и плохо, но что ещё можно было придумать? К кому мог пойти Кирилл, который почти всё время сидел дома? К Полине? Она давно уже не девушка ему, да и, скорее всего, Катя с ней общалась ВКонтакте.       Ближе к часу госпожа Чон Йон-у уже сонно кивала маме Кирилла. Никто не знал, понимала ли она что-то или просто поддакивала. Улыбалась, когда нужно, грустила, когда история того требовала.       «Маме бы такую собеседницу почаще — слушала бы и молчала. Но кому понравится общаться с такой говорливой подругой», — думал Кирилл, наблюдая за ними. — Ну что, погнали? — встал из-за стола Кихун, потирая свой надутый живот. — До Кореи не довезу, придётся прийти к вам ещё и доесть. — Да конечно приходи! — сразу согласилась мама. — Ты вон какой хлипенький. Даже Кирилл подкачался, смотри… А куда ты собрался? — заметила она, что сын тоже встал из-за стола и направился в коридор. — Так, я это, с ними же, — качнул он головой в сторону Кихуна. Его мама, кажется, не поняла, но всё же с радостью вскочила — наконец-то её уведут от говорливой приятельницы. — Да, он с нами, — всё, что выдавил Кихун. Кирилл уставился на него, требуя взглядом: скажи хоть что-то ещё! Ну хотя бы что-то! — Он будет спать у нас. — Блять, — засмеялся Кирилл, закрывая лицо рукой. Казалось, что вот-вот и план рухнет из-за такой актерской игры друга. — Короче, мы играть хотели, там сервера все празднуют и много людей онлайн.       Ложь Кирилла прозвучала так убедительно, что Кихун улыбнулся, кивая и хлопая его по плечу. — Точняк, играть будем. До утра прям. — Закрой рот и обувайся, — сквозь показательную улыбку прошипел Кирилл, и Кихун кивнул, натягивая ботинки.       Наконец удалось выйти из дома, потратив минут двадцать на сборы. Мама не могла успокоиться, снова заговорив с Госпожой Чон Йон-у прямо в подъезде. Кирилл с облегчением вдохнул холодный воздух полной грудью, стоя в расстегнутой куртке. От застолья и пива тело согрелось, и было приятно выйти на мороз.       Кихун разговаривал с мамой по-корейски, что-то объясняя, а Кирилл лишь наблюдал за ними, потом попрощался на английском, объясняя, что собирается в магазин за пивом и домой. Мама обняла его, помахала в след, и они разошлись под звуки далёкого салюта. Кихун крикнул вслед: — Привет передавай!       Автомобиль Алана уже полчаса дожидался его на заснеженной парковке. Внутри сидел расслабленный парень, которому было плевать и на Новый год, и на полночь, и на желания. Кирилл же всегда загадывал, надеясь на чудо. В этом году он загадал, чтобы Катя была счастлива. — Прости, что долго, я от них еле ушёл, — начал Кирилл, садясь на переднее сиденье. — Всё хорошо, я музыку слушал. — Машина тронулась. Руки умело скользили по рулю, выезжая из двора. — Как посидели? — Странно. Но неплохо. — Почему странно? — Да не знаю… Обычно мы были с отцом, понимаешь? — Думай иначе — теперь твоя сестра правда счастлива и ощущает свободу. — Это правда, — улыбнулся Кирилл, и Алан косо на него глянул. — Шампанское пил? — С чего ты взял? — Улыбаешься. Обычно ты хмурый, — дёрнул плечом, строя свою теорию. — Немного, но хочу ещё пива или чего-то другого. Ты хочешь? — обратился Кирилл к водителю и глянул на магнитолу, делая громче, ведь песня нравилась. — Давай. У меня дома есть виски, джин, пиво — не уверен. Но если хочешь, можем по пути взять. — Ты ел вообще? Сидел дома сегодня? — Ел. Да, был дома, занят работой. В поезде будет не до этого. — Забыл, что ты уезжаешь. Надолго? — голос Кирилла стал серьёзнее. Он достал сигарету и прикурил, слегка опуская стекло. — Нет, всего на неделю. Давно там не был. А ты что будешь делать? На работе выходные есть? — Алан взглянул на него, затем снова сосредоточился на дороге. — Ага, до восьмого, как у всех. Буду дома сидеть… — затянулся Кирилл, задумавшись о недавних словах друга: — Можно спросить кое-что? Тебе не кажется, что у нас мало общего? — Что имеешь в виду? Дай и мне затянуться.       Кирилл передал водителю сигарету, тот затянулся с облегчением. — Я постоянно сижу дома и играю. Тебе реально интересно со мной? Или это больше из-за секса? — Ты шампанского перепил, — засмеялся Алан, потирая короткие волосы. — Мы можем иметь разные хобби, но ты умеешь анализировать, и я считаю, что ты интересный человек. У нас схожие взгляды на жизнь. — Надеялся услышать: «только из-за секса, такого у меня никогда не было»! — сыронизировал Кирилл, пародируя низкий голос Алана, который закатил глаза. — Отрицать не стану, такого действительно не было.       Оба усмехнулись, и стало немного неловко.       Когда они подъезжали к району Алана, по улицам бегали подростки с алкоголем и бенгальскими огнями. Один едва не врезался в капот, на что водитель через окно обматерил его, и тот извинился. «Он и правда выглядит опасно», — подумал Кирилл.       По пути они заскочили в ночной супермаркет, набрали льда для виски, сигарет и сырной с мясной нарезки. Шампанское выветривалось, хотелось ещё алкоголя. Дома у Алана не было ни одного намёка на Новый год, даже настольная восковая лампа не горела. Только из окна слышались салюты и радостные крики людей. — Почему не полетел к своим раньше? На праздник? — поинтересовался Кирилл, ставя пакет на обеденный стол в кухне. Свет зажёг хозяин, проходя вслед и доставая бутылку виски с одной из закрытых полок. Кухонная гарнитура была совсем новой, или же здесь никто никогда не готовил — всё выглядело идеально чистым. — У них там своя вечеринка, я решил лететь сразу в Осетию. Она тоже завтра едут с Владикавказа.       Звук падающего льда в стакан, щёлкающий звук крышки, жидкость льётся в сосуд. Алан поставил на стол стаканы, и после того, как Кирилл разложил все купленные снеки, тот наконец уселся напротив.       «Слишком далеко сел», — думал Кирилл, всё ещё не прикоснувшись к нему за вечер. — Ну, с Новым 2015-ым? — приподнял стакан Алан. Они чокнулись и отпили немного. — Ого, что это? — удивлённо спросил Кирилл, щурясь от крепости напитка, но вкус показался интересным, не дерьмовым, как американский бурбон. — Это дорогая штука, — Алан привстал, ступая босой ногой на кафель, и потянулся за бутылкой. Он был в майке и джинсах, голые плечи уже слишком привлекали внимание гостя. — Hibiki.       Бутылка двенадцатилетнего японского виски была почти единственным, что могло отвлечь его от тела собеседника. Судя по внешнему виду, она стоила около двухсот долларов. — Нихуя себе, ты откуда это взял? — Отчим привёз. Я сам ахуел, — засмеялся Алан, отпивая ещё немного. — Он у тебя олигарх? — Нет, конечно, но я подарков не люблю, а он решил дать то, что точно буду использовать. — Мудрый. Тебе не жалко мне наливать? Я бы и говёный Джек Дениелс пил, — отшутился Кирилл, вдыхая запах виски. — Почему должно быть жалко? — Не знаю, мог бы сам выпить. — Я не алкоголик, да и для тебя не жалко даже такого антиквариата.       Кирилл улыбнулся, сделал ещё глоток. Сначала казалось, что пить такой дорогой напиток будет жалко, но постепенно опьянение накрывало. Разговоры становились смешными, печальными, а потом снова заканчивались смехом. Алан почти ничего не ел, лишь иногда прикуривая сигарету, сосредоточиваясь на виски и собеседнике.       Когда Алан опьянел, его взгляд стал мягче, лицо казалось добрее. Смотреть на него становилось почти невыносимо. — … и прикинь, она тогда настолько разнылась. И закат ей не такой, и море холодное. Когда мы сидели в отеле, я сказал: «Почему ты такая говнистая?». Мне 10 лет было, чувак, — смеялся Кирилл, вспоминая детство с капризной сестрой.       Алан засмеялся, не ожидая такого поворота, и виски вылетел ему на подбородок. — Говнистая! — повторил он, представляя маленькую девочку с ангельским лицом. — Она мне всекла. Я ответил машинально, а потом она пошла к родителям и сказала: «Я не виновата, я просто на опережение пошла, и втащила ему, а он взял и влепил мне в пятак». — Пиздец, женская логика, — смеялся Алан, задирая майку и вытирая ею подбородок, с которого стекало виски.       Кирилл отпивал свой, наблюдая за его подтянутым телом и тату на рёбрах, что уже видел раньше. Внезапно захотелось его раздеть.       Он отвёл взгляд к почти пустому стакану, где лёд медленно таял, и прислушался к музыке на телефоне Алана. Редко услышишь иностранный трек, и Кирилл приподнял брови. — Вау, Behind Blue Eyes? Удивил. — Заткнись, я просто при тебе слушаю говно. — Да почему говно? Я после тебя начал русские песни слушать, — признался Кирилл, слушая одну из самых грустных песен, что знал. — Реально? Чудо, не иначе.       Гость допил последние капли крепкого напитка, вставая из-за стола и протягивая руку, как когда-то сделал Кирилл. Алан поправил майку, окинув его взглядом, отпил ещё немного и тоже поднялся.       Кирилл обнял его за шею одной рукой, другой накрыв торс, и, наконец, вдыхая полной грудью запах дорогого виски, сигарет и одеколона, смешанного на его теле. Все ароматы слились в один, навсегда врезавшись в память — запах 2015-го года. — Полетели со мной в Осетию? — тихо проговорил он, прижимаясь носом к коротким волосам на виске Алана, от которых пахло просто его телом. Светлые волосы парня всегда отдавали мятой, смешиваясь с его естественным ароматом. — Ты серьёзно? — переспросил Кирилл, негромко, прикрывая глаза и наполняясь тем воздухом. — Я не очень хочу ехать один, у меня сложные отношения с матерью, но с тобой… Может, получится как-то забавно. — Если правда хочешь, я поеду, — ответил Кирилл, не раздумывая. Под этим запахом он был готов согласиться на всё.       Алан взял его за шею, вынудив приподнять подбородок и встретиться глазами. Пальцы другой руки коснулись живота под кофтой, затем грудной клетки, дотронувшись до соска. Кирилл лишь шумно выдохнул. Раньше он никогда не замечал за собой, что его возбуждает доминирование, но когда тот схватил шею, всё внизу сразу напряглось.       Губы брюнета впечатались в рот второго, целуя с языком страстно, будто бы не делал этого вчера. Сразу словно током пробивало. Ноги Кирилла подкашивались. Он отвечал губам, задирая на его теле майку и наконец оголяя торс, но рассмотреть увы не удавалось, пока тот не начал толкаться к столешнице, отпуская горячую шею и снимая злосчастный свитер. Парень уселся на поверхность кухонной мебели, свесив ноги, и оказавшись даже немного выше Алана, осматривал привлекательное тело и дотрагивался до бледной кожи кончиками пальцев, при этом заводясь ещё больше от поцелуев в шею.       Пальцы Алана ловко стянули носки с пят, и руки обхватили чужие стопы находящиеся за его поясницей, затем отходя на шаг и массируя ступни. — Ты правда поедешь со мной? Я оплачу твой билет.       Его пальцы так приятно скользили по ногам, что Кирилл едва удерживался на столешнице — мышцы всего тела предательски расслаблялись. Он шумно выдохнул. Такие серьёзные вопросы буквально ловили его врасплох в этот момент. — Куда хочешь — туда и поеду. — Слишком откровенно. Алан расплылся в улыбке, обнимая себя его ногами вокруг бёдер и с благодарностью целуя в мягкие губы.       «Чёрт, у него ахуеть какое высокое либидо», — мелькнуло в голове у парня, пока хозяин квартиры вёл его к себе в спальню, сжимая тело, которое безвольно следовало за ним. Они натыкались на стены коридора, пока наконец не добрались до комнаты, где Кирилл резко остановил долгий поцелуй. Рот и язык приятно болели, но это была приятная усталость.       Оставшийся в одних боксерах, Кирилл сел на чужую постель, притягивая к себе за бёдра изящное тело второго. Он не спеша обнажал его полностью, расстёгивая ремень и опуская штаны вместе с бельём. Каждое движение было уверенным и жадным, руки скользили по коже, оставляя после себя тепло и напряжение. Твердый орган уткнулся в шею, но сначала хотелось коснуться наконец рёбер губами, что он и сделал, покрывая поцелуями кожу и иногда облизывая её, желая вкусить как можно больше.       Алан не отрывал от него взгляда, держа руки опущенными и не мешая тому, кто уже взял в руку его мошонку, и член запульсировал, пока лицо его опускалось всё ниже и приближалось к заветному. В момент, когда язык облизывал ствол, парень машинально накрыл светлую голову рукой, массируя кожу на затылке и будто поощряя. Пока он орально ублажал парня, тот шумно и часто дышал, иногда выпуская короткий мат, и пытаясь думать о чем-то не связанным с сексом, лишь бы не излиться тому прямо в рот. Кирилл понимал это, делая всё медленнее и давая себе так же насладиться.       В какой-то момент терпеть стало невыносимым, и Алан схватил его за шею со стороны затылка, поднимая на ноги. Рот парня был приоткрыт, хватая воздух после работы им, и брюнет обхватил его нижнюю губу, рукой забираясь в трусы и начиная смело трогать, быстро в нужном ритме двигаясь по члену хваткой пальцев, пока тот не начал цепляться за его предплечья, мыча и тем самым прося не доводить.       Развернув к себе спиной, тот поставил парня перед собой коленями на край кровати, и окинул взглядом оголённую спину. Ему уже было страшно, как сексуально это будет выглядеть, когда тот начнёт извиваться. Мокрым пальцем тот начал касаться между ягодиц, хватая того поперек шеи сзади и вжимаясь грудью в лопатки парня. Пальцы скользили по выгнутой шее покрытой выпирающими венами от напряжения, и мышцы спины соблазнительно начинали выделяться, когда тот завёл руки назад, чтоб коснуться бедер стоящего позади Алана.       Когда он начал между ног упираться, Кирилл поёжился, ведь возбуждение всё сильнее пульсацией отдавало в пах. Казалось, что само предвкушение могло привести к разрядке. После подготовки его сжатого тела пальцами с тонной лубриканта, Алан выдавил её на свой орган в презервативе и начал предпринимать попытки войти. Содрогающееся тело под ним наклонилось вперед, упираясь локтями в матрас и сжимая в руках покрывало. Напряженная спина покрылась испариной, ещё больше выделяя мышцы в тусклом свете комнаты. Стоящий за ним возбуждённый до предела парень терпеливо предпринимал попытку за попыткой вжать конец между его ног, пока наконец не попал и проник в него сразу на пару сантиметров.       Снова было больно, как и в первый раз, но присутствовала уверенность, что дальше будет приятно. Кирилл терпеливо сжимал постельное под собой до побеления костяшек на кулаках, руки напрягались и выступали вены на предплечьях, пока Алан сжимал его бедра руками и пытался плавно двигаться. Тело было настолько горячим и тугим, что буквально сразу сводило с ума, и время от времени он останавливался, чтоб отдышаться. Ладони катались по лопаткам, рёбрам, вскоре снова хватая за что придётся и начиная двигаться немного быстрее с каждым разом.       Сложно было описать, почему именно всё это так заводило. Почему Кирилла так не заводил секс с девушками? До этого он спал с Полиной, которая привлекала его физически, но тяги не было. Всё происходило так, как должно было, будто бы был какой-то сценарий, который он подсмотрел на порнхабе. Доводить себя до оргазма получалось, но после было ощущение, что он должен был насладиться больше. Будто все те истории про секс были гиперболизированы, и в какой-то момент тому показалось, что это просто не его тема, и что мастурбация нравилась сильнее самого полового акта.       Теперь всё было иначе, как будто он был другим человеком даже. Когда эти роли мужчины и женщины ушли, раздвигая рамки, секс казался более волнующим. Недавно он доминировал над телом под ним, а теперь этим телом оказался сам.       Сильные Кирилла руки держали свои ноги под коленями, придерживая их, пока нависший над ним Алан быстро двигал бедрами ритмично до шлепков. В какой-то момент он схватил одну ногу за лодыжку, упираясь подбородком в голую ступню и делая финальные толчки. Когда он доходил до пика возбуждения, его лицо казалось ещё более сексуальным. Сквозь одышку светловолосый парень снизу наблюдал за партнёром, пока его дыхание щекотало ногу. В момент оргазма он всегда смотрел на него в ответ, не закрывая глаз.       Алан продолжал двигаться даже после оргазма, уже более рвано, ведь тот был буквально как оголённый нерв. Он плавно двигал бёдрами, опуская ноги парня по сторонам от своих бёдер и начиная трогать его накалённое тело, тоже приводя к разрядке. — Всё ещё в ахуе с тебя, — покачал головой Алан, ощущая, как тело Кирилла ещё дрожит после оргазма. Медленно вышел из него и аккуратно снял презерватив, не отрывая взгляда. — Почему? — устало прошептал Кирилл, закрывая глаза и вытирая пот со лба. Его колени всё ещё слегка дрожали, а между ними сидел Алан, владелец кровати, на которой только что произошло что-то невероятное для обоих. — Тебе не больно? Ты реально кайфуешь? — Алан провёл ладонями по голым бедрам Кирилла, затем скользнул по животу, растирая ещё тёплые соки по едва заметному расслабленному прессу. — Судя по виду, да. —Это очень странные ощущения, но мне нравится это больше, чем я ожидал, —усмехнулся он, кладя ладони сверху на кисти рук Алана. Он молча наклонился ниже, плавно целуя того в губы. Как-то слишком нежно, аккуратнее обычного. —Я бы так же описал свои чувства к тебе: очень странно, но нравится больше, чем мог подумать, — проговорил негромко брюнет в его рот, заставляя улыбаться.       Своей решимостью Алан превращал любую близость между ними во что-то будто настолько правильное, что чувство стыда отступало, и приходило понимание, что если это нравится им обоим, то никто другой не смеет им запрещать этого. Точка невозврата наступила мгновенно. Кирилл понял, что больше не будет мучить ни себя, ни девушек, обманывая и обманываясь. Его тело, привыкшее к лжи и скрытности, дрожало от открытой страсти, и он впервые почувствовал, что может быть собой полностью — не прятать желания, не стесняться своих ощущений.
Вперед
Отзывы
Отзывы

Пока нет отзывов.

Оставить отзыв
Что еще можно почитать