Дельфины здесь тонут

Привет.

      Через опущенные жалюзи свет отчаянно пробивался полосами, просачиваясь сквозь щели и тянусь по серому ковролину, а вскоре добираясь до кровати. Он сначала касался голых ног, выглядывающих из-под плотного одеяла, затем — рук, а вскоре — и плеч, уставших от груза повседневности и отдыхающих в тишине бежевых стен.       Зрачки подёрнулись под сомкнутыми веками, но глаза открывать не хотелось. Не хотелось снова просыпаться — и проживать очередной, невыносимо холодный осенний день, хотя осень уже больше напоминала зиму, а ведь до декабря оставалось ещё время. Худощавые руки свисали с краёв кровати, и пальцы одной почти касались пола, пока щека тонула в мягкости вязкоупругого полиуретана. Что-то было в этих подушках с эффектом памяти. Интересно, что ещё они могли запоминать? Слёзы, наверняка.       Глаза Кирилла распахнулись в тот самый момент, когда пришло осознание: он не у себя в комнате. У него ведь никогда не было ковра. Сон окончательно слетел, но из-за яркого света понять, где он, чёрт возьми, оказался на этот раз, было непросто. Кирилл приподнялся, опираясь локтем о матрас, потер переносицу и сонно повернул голову набок, уставившись на мужскую спину.       Алан.       Сознание наконец возвращалось.       «Это что, и правда произошло?» — подумал он, рассматривая изогнутый позвоночник лежащего на боку парня. Кожа на его плече поблёскивала от солнечного света, пробивающегося через окно. За ним уже не шёл снег — он растаял, оставив после себя лишь лужи дождя: температура снова поднялась выше нуля.       Дышать рядом было страшно. Кирилл аккуратно перевернулся на другой бок, оказываясь носом у самой тёмной макушки, вдыхая запах коротких волос и вспоминая вчера.       Мышцы отзывались приятной усталостью, навевая мысли о том, чем были заняты руки ночью. Ему стало стыдно — всего на миг, но ощутимо.       Почему? Почему стыдно за то, что произошло по взаимному согласию? Почему, когда ты делаешь это с женщиной, этим можно хвастаться, а сейчас — это что-то постыдное?       Взгляд скользнул по комнате, задерживаясь на ненавязчивых узорах обоев, матовом потолке, открытом ноутбуке на письменном столе и восковой лампе рядом с ним. Наверное, она выглядит завораживающе, когда нагревается? Кирилл видел такие только в фильмах. Эта была красного цвета, а воск внутри — оранжевый, густой, как расплавленное солнце.       Мысли, как часто бывало, начали уводить в сторону — хитросплетениями, как трещины на стекле, привели к сестре. Снова защемило под рёбрами. Каждое утро он ждал, что сможет просто зайти к ней в комнату и увидеть, как её светлые волосы раскинулись по лиловым подушкам. Почему она? Почему отец трогал именно её, а не его? Он бы с радостью забрал её боль на себя, спас от этого. Сколько она терпела? Сколько раз он к ней прикасался? С каких лет?.. Становилось мерзко.       Брови сами собой сдвинулись, глаза снова сомкнулись — будто от боли, будто в попытке убежать от мыслей, которые невозможно выдерживать.       Одеяло рядом вздрогнуло. Обнажённое тело, частично укрытое тканью, зашевелилось. Кирилл распахнул глаза, молча наблюдая, как тот — Алан — потянулся к телефону на прикроватной тумбе, бросил взгляд на экран: 10:52, на фоне — заставка с горой.       Интересно, подумал Кирилл, где это?       Алан повернул голову набок, и в мягком свете показался его профиль. Полуоткрытые глаза сонно всматривались, пытаясь понять, не спит ли ещё гость, оставшийся с ночёвкой. Кирилл мгновенно зажмурился, расслабляя лицо и затаив дыхание — словно испугался того, что может произойти, если их взгляды встретятся.       Если бы только можно было лежать вот так вечно… Он бы выбрал это — вместо ещё одного дня.       Алан перекатился на спину, а затем повернул голову, оказываясь носом к носу с Кириллом. Тот почувствовал, как сердце вдруг сбилось с ритма — слишком близко, слишком внезапно. И в ту же секунду — еле ощутимое прикосновение пальцев к шее. Мурашки поползли по телу, от уха до поясницы. — Не спишь ведь, — пробормотал Алан, улыбнувшись, сонно, но уже осознанно.       Кирилл приоткрыл глаза — светлые, уже отливавшие проблеском бодрости. Их взгляды встретились.       Алан медленно провёл ребром ладони по его плечу, затем вверх — по шее, до скулы. — Привет. — Привет, — ответил Кирилл шёпотом.       Казалось, всё держится на хрупкой грани. Стоит лишь пошевелиться — и нарушится. Когда становится слишком хорошо — слишком светло, слишком тепло — это почти всегда заканчивается плохо. Оба это знали. Так было в последнее время: жизнь била по рукам каждый раз, как только те тянулись к чему-то живому, тёплому, настоящему.       Алан чувствовал, как Кирилл вот-вот исчезнет — как он это делал прежде. И не мог этому помешать. Если бы была возможность — он бы спрятал его в карман, запер бы в комнате, приковал к батарее, если уж на то пошло. Но здравый смысл всегда приходил первым — тяжёлым, реальным, неотвратимым.       И ничего нельзя было с этим сделать.       Наплыв этих мыслей и страха толкнул его к лежащему рядом оголённому телу, которое классно было бы видеть только таким — без ненужной одежды. Кирилл задрал голову, давая носу упереться в горбинку на шее, и руки заползли под одеяло, словно змеи. Пальцы сжимали рёбра, давя на них, — и без слов было ясно, что Алан тоже не хотел, чтобы этот день наступал.       Вибрация телефона где-то под подушкой выдернула из омута, выуживая оттуда клещами — как бы ни хотелось в нём захлебнуться. Лёжа на спине, вдавленный в чужую постель, он отвечал на поцелуи нависшего над ним Алана, сжимая руками его плечи.       От соприкосновений с голым, тёплым, впервые мужским телом внутри всё будоражило — словно мозг не понимал, почему в бедро что-то упирается. Но это волнующе возбуждало, больше не пугая. Скомканные одеяла одиноко свисали с постели, касаясь пола, пока изогнутая спина, напоминающая сгусток напряжённых мышц, нависала над лежащим под ней парнем, который лишь успевал хвататься за него. От трения твердого паха о другой, ноги сами раздвигались, а колени подрагивали.       Когда Кирилл машинально потянулся за мешающей телефоном, чтоб сбросить входящий, Алан схватил его за запястья, сжимая и поднимая над головой партнера, лишь бы тот не смел это прервать.       Губы второго растянулись в улыбке, но тут же она сошла, и брови нахмурились, ведь оргазм буквально подкатывал комом к горлу. Пара толков чужих бёдер, и его тело выплеснуло скопившиеся за ночь соки с протяжным стоном, почти шипением.       Алан лишь смотрел на лежащего под ним парня — как на шее того проступили линии вен, а от напряжения колени сжимали бедра, которыми он продолжал трение, доводя и себя до разрядки. Нос Алана утыкался в шею, он томно и шумно выдыхал. Они буквально слипались друг с другом, а телефон всё ещё упрямо жужжал под ухом. — У тебя пиздец какое высокое либидо, да? — засмеялся в томлении Кирилл, пока мышцы Алана наконец расслаблялись и ложились ношей на него, наконец отдыхая. — Отвали, — усмехнулся он низким голосом, упираясь рукой в кровать в стороне от торса Кирилла, пытаясь заставить себя оторваться от него и наконец встать.       Телефон затих.       Алан взял пачку «Мальборо», которые они курили на балконе перед сном, выудил из неё сигарету, зажал её губами и прикурил. Его глаза снова вернулись к томящему голому телу на своей постели. — Ты провоцируешь моё либидо.       Кирилл усмехнулся, прикрывая ещё напряженные гениталии рукой. — Хуйня, не помогло, — констатировал Алан, впервые закурив в спальне, но выходить из комнаты не хотелось.       Гость молчал, просто глядя на фигуру голого парня, стоящего перед ним и без стыда осматривающего его в ответ. — Я ещё не попрощался с тобой, но уже хочется увидеть тебя снова, — сказал Кирилл, вздыхая от тяжёлых мыслей и присаживаясь на край кровати. — Я сейчас возьму в руку телефон, и что-то случится, после чего я уйду. Ты тоже это ощущаешь?       Алан кивнул, подошёл к нему и протянул к его губам фильтр своей сигареты. Кирилл затянулся. — Я всегда тебя жду здесь, ты ведь знаешь. Помогу с чем угодно, просто позволь, ладно? — попытался поддержать его Алан.       Кирилл лишь кивнул в ответ, но этого было достаточно — он услышал. Его рука неохотно потянулась под подушку и достала оттуда телефон, немного нагретый после уведомлений и асфиксии под его затылком.       Пять пропущенных вызовов от мамы, два — от Полины, и куча уведомлений из ВКонтакте — их было просто несчётное количество. Парень напрягся, пролистывая их и читая обрывки сообщений от знакомых, которых не видел месяцами, и от совершенно посторонних людей. Перед тем как окунуться в эту грязь, ведь там явно было что-то не так, он набрал маму. — Кирилл, какого чёрта?! Где тебя носит? Я проснулась, а тебя нет! Ты хочешь меня добить?! — женский голос в трубке рвался от крика. Она никогда на него так не кричала. — Да я... — хотел он что-то соврать, но в голову ничего умного не пришло, и он неуверенно пробормотал: — ...я у Полины остался. — Я звонила её маме, тебя у них не было! Зачем ты мне врёшь?!       Чёрт.       Он вздохнул, устало откинувшись лопатками назад на постель, но не убирая телефон от уха. Алан выдохнул дым из лёгких, искал взглядом своё бельё где-то неподалёку, но решил открыть шкаф и надеть свежее. Затем он присел на кровать, слушая приглушённые крики матери Кирилла в его телефоне, не прерывая разговор. — Ты просто убиваешь меня, сын, просто убиваешь без ножа. Я пол утра металась, думая, что тебя тоже забрали от меня, а потом эти статьи в интернете... Мне даже с работы позвонили уже! — Какие статьи? О чём ты вообще? — недоумевая, переспросил он, связывая это с многочисленными сообщениями в соцсетях. — Какая статья?! Ты что, только проснулся? Выйди в интернет. Её это «выйди в интернет» всегда смешило, ведь туда обычно заходят, но для старшего поколения это был какой-то открытый космос, а не цифровое пространство. — Да объясни, мам. — На городском новостном портале выложили интервью какого-то малолетнего придурка, который обвиняет тебя в домогательствах. Он общался с журналистами, — сказала она, и мир ушёл из-под ног.       Кирилл вскочил с кровати и сбросил вызов, судорожно открывая браузер и кое-как вбивая название новостного сайта. — Ты чего? Что случилось? — Блять... — вычленил Кирилл, бегло читая содержание статьи и повторяя уже громче и протяжнее то же слово.       Алан потушил сигарету о кусок скомканной бумаги на прикроватном столике и подошёл к Кириллу, заглядывая через его плечо на заголовок.       «Пропажа Екатерины Савельевой. В какой же семье жила девочка?»       Руки дрожали. Кирилл дочитал до конца и, разворачиваясь к Алану, увидел, как тот выхватил у него телефон и поднёс его к лицу, словно не веря прочитанному. Тот самый брат его друга пошёл к журналистам?       «…пятнадцатилетний школьник шокировал свою семью и общественность откровениями о том, что его домогался сын обвиняемого в похищении Екатерины, по совместительству отца потерпевшей».       Имя Кирилла там не мелькало, ведь они права не имели права делать это без согласия, иначе бы непременно сделали. Роман, так звали того школьника, оклеветал во лживых подробностях парня, описывая, как тот уговаривал его вступить с ним в сексуальные отношения.       Алан без лишних слов ринулся обратно к шкафу, доставая оттуда футболку и натягивая её на себя. — Одевайся, поехали, — коротко сказал он и принялся натягивать валяющиеся на кожаном компьютерном кресле джинсы.       Кирилл будто не слышал, с тревогой глядя через жалюзи на серое небо, на котором не было ни облака, но солнце слабо пробивалось. Внутри всё разбилось. «Это конец», — думал он, не находя в себе сил бороться дальше. — Кирилл, — в какой-то момент Алан одёрнул его за плечо, и его лицо оказалось напротив. — Я знаю их семью. Поехали к ним прямо сейчас. Это полный бред всё. — Зачем? Это всё равно статья, — ответил Кирилл. — Я же с малолеткой целовался. — Ну, ты ведь не спал с ним, твою мать, а просто зажимался. За такое не сажают, Кирилл. Да и отчего тогда полиция тебя ещё не ищет? Это просто жёлтая пресса, ничего более, слышишь? — Откуда ты знаешь, что не ищут? Может, уже начали, — безэмоционально ответил изнемогший парень. — Твоя мама бы уже знала об этом. Она что-то говорила тебе? — Нет. — Тогда надевай трусы и пойдем. Я разогреваю машину во дворе, ключи под вешалкой — закрой за собой дверь.       Он ушёл, дождавшись кивка Кирилла, и вышел из квартиры, захлопнув за собой металлическую дверь. Обессиленно натягивая штаны, Кирилл стоял у компьютерного стола, рассматривая несколько фотографий в рамках на стене. Там был Алан в окружении своей семьи. Его отец выглядел совсем не похожим на него — с уставшим взглядом и сединой. На вид ему было около пятидесяти, как и маме, которая обнимала сына за плечо. Рядом с ними стоял мальчик лет двенадцати, должно быть, младший брат. Все смотрели в объектив камеры на фоне природы. Где-то вдалеке виднелась гора. Осетия?       Парень вздохнул, безвольно натягивая худи и кроссовки, взял в руку куртку со звенящими ключами и покинул тёплую квартиру.       Подъезд проводил его звоном домофона, когда Кирилл нажал на кнопку, чтобы дверь отворилась. Он прошёл к чёрной иномарке, где парень припарковался вчера ночью, и уселся на переднее сиденье, кинув куртку назад. Музыка не играла всю дорогу. Алан с серьёзным лицом сидел за рулём, иногда поглядывая на пассажира, который листал сообщения в телефоне. — Зачем ты это читаешь? — сухо проговорил он. — Игнорируй, не отвечай им ни черта. — Да я незнакомым и не отвечаю, бывшей ответил. — Что она? — Она не поверила, конечно. Я же с ней спал. Она бы не поверила, что я гей, даже если бы я ей сказал в лицо. — Иногда правда не так очевидна, как нам кажется. Поверь, ты бы своему отцу тоже не поверил, если бы он рассказал тебе свою правду, — руки резко повернули руль влево, и под звук поворотника они проехали перекрёсток на жёлтый свет. — Не знаю. Наверное, не поверил бы… — пробормотал Кирилл и заблокировал телефон. — Меня могут посадить? Ты же тут юрист. — Нет, Кирилл, не могут. Нет вещественных доказательств, и то, что сделал этот парень, обратившись к прессе, дискредитирует его в глазах правоохранительных органов. Он должен был пойти к полиции, а не к журналистам. Тебе стоит проверить автора статьи, к нему тоже нужно зайти. — Какой-то Сергей Головакин. — Головкин? Забавно… А осуждают тебя… — многозначительно сказал Алан. Кирилл усмехнулся, пробормотав «придурок» под нос и перевёл взгляд на окно, запотевшее от перепада температуры в салоне.       Остановившись у подъезда высокой безликой новостройки, оба освободились от ремней безопасности и вышли из машины, уже на улице натягивая куртки. Слякоть под ногами никак не напоминала вчерашний снег, будто это всё было во сне.       Алан набрал на домофоне знакомый номер квартиры, слушая противные гудки, и уже держась за ручку двери. В нём было столько уверенности, что это контрастировало с робким Кириллом, мявшимся с ноги на ногу рядом. — Алло? — прозвучал мужской голос. — Эй, привет, я к Егору, это Алан, — сказал он, склонившись к микрофону современного домофона. Этот район находился ближе к центру и выглядел более презентабельно, но в целом это была та же Россия с серыми гаражами и побитым асфальтом во дворах.       Звон домофона, и дверь, тяжёлая и железная, ловко открылась. Она захлопнулась за ними с гулом по лестничной клетке. — Слушай, — начал парень, стоя в лифте рядом с Кириллом и обращаясь к нему взглядом, — я буду говорить, ладно? Я знаю их семью. Мы попробуем выяснить, зачем он это сделал, потому что должна быть какая-то выгода. Зачем тому парню идти к журналистам и просто так позориться? — Ладно, — кивнул Кирилл. — Но полного имени его в статье всё равно не было, никто не знает, кто этот малолетка, а все знают меня. — Всё равно, ты бы пошёл в прессу жаловаться, если бы тебя кто-то трогал где-то в подворотне? — приподнял бровь Алан и, не дождавшись ответа, кивнул сам себе. — Не пошёл бы. — Конечно, не пошёл бы. Я б рад был, если б меня кто просто так в подворотне трогал, — искренне ответил Кирилл, пожимая плечами. Алан лишь улыбнулся, качая головой.       Они вышли на девятом этаже и направились к квартире №93, где дверь была приоткрыта. Кирилл почувствовал себя незваным гостем — точно его там никто не ждал. Когда они переступили порог, к ним подошёл невысокий парень в домашних тапках и шортах. На голове у него царил настоящий хаос: будто он только проснулся, русые волосы нелепо торчали в разные стороны, а мятая футболка выглядела слегка неопрятной.       Он пожал руку Алану, пробормотав «привет», и глянул на Кирилла, искренне не понимая, что те забыли у него на пороге. — Пожар где-то, что ли? — спросил он, почесывая затылок и зевая. — Чего вы такие резкие? — Поговорить нужно о брате твоём. — О брате моём? Ну, говорите, — он присел на подоконник, давая им пройти в кухню прямо в обуви. Там царил беспорядок, без всяких признаков женской руки, то есть он жил один? — Егор, я буду с тобой откровенен. Он зря пошёл к журналистам. Если хотел бабок — это не лучший способ, согласись.       Егор с неподдельным любопытством приподнял брови, глядя на гостей, будто не понимая, о чём идёт речь. Кирилл стоял в проходе, опираясь спиной о стену и глядя на кофейную машину. Внезапно захотелось эспрессо и сигарету. — К каким журналистам? — поинтересовался хозяин квартиры, скрестив руки на груди и метая взглядом от одного парня к другому. Алан стоял напротив, руки в карманах чёрного пуховика. — Блять, ну к каким, ты думаешь, я помню название сайта? Короче, про домогательство. — Он что, домогался кого-то? — Егор приоткрыл рот от удивления, и прежде чем кто-то успел вставить слово, закричал: — Эльдар! Иди сюда, бегом! — Чего за Эльдар-то? — напрягся Алан, оборачиваясь и бросая взгляд на Кирилла. Тот отвечал тем же. — Я не знаю. В статье был Роман, — еле успел сообразить он.       За спиной Кирилла послышались шаги, и вскоре перед ним стоял худощавый парень примерно его роста. То смазливое лицо сразу напомнило подростка из клуба, с которым Кирилл целовался той ночью. Эльдар выглядел опрятнее брата — то ли из-за того, что проснулся раньше, то ли просто по натуре. Его глаза сначала безмолвно смотрели на Алана, затем на Егора у окна, а потом остановились на Кирилле, зрачки расширились от испуга — он узнал его. — Ты кого там домогался? — сразу спросил с напором Егор. Кирилл напрягся и оживился. Ещё слово — и Эльдар подумает, что именно он его обвиняет в чём-то, что было между ними в каком-то пьяном бреду. В комнате был только один человек, который спутался с ним однажды. Кирилл уже видел заголовки: «Пятнадцатилетний парень домогался рослого гея. Сенсация!» — Это не он. Стоп! — замер он, а руки остановились в воздухе. Все смотрели на него в недоумении. Кирилл замолчал, не зная, что сказать дальше. — Мы не его искали. Просто недоразумение, — кое-как пробормотал он, хватая Алана за локоть и волоча его к выходу. — Да стой ты, — рассмеялся Алан, кажется, поняв, что тот парень из клуба никогда не шел к журналистам, и что это была провокация с их стороны, основанная лишь на их или чьих-то фантазиях. — Остановись, давай хоть что-то объясним.       Алан осторожно постучал подростку по плечу, извинился и начал разговор с Егором, который пригласил их на балкон покурить. Кирилл нарочно остался в кухне, притворяясь, что не хочет сигарету, хотя сам очень хотел. Он сел на хлипкий стул, положил локти на стол и поглядывал в дверной проём, ожидая, что появится Эльдар и что-то спросит. Но подросток будто провалился сквозь землю. Представляя себя на его месте, Кирилл лишь потёр переносицу и матерился про себя. Ситуация была максимально глупой. — Ну, как дела? — ломающийся детский голос донёсся сбоку, и Кирилл перевёл взгляд на паренька, стоявшего у кофейной машины. Тот запускал программу капучино, не отрывая взгляда от экрана. — Нормально. А ты? — кивнул Кирилл, неожиданно ощутив себя взрослым рядом с этим ребёнком. Как он вообще мог с ним целоваться? Даже по пьяни. Становилось стыдно. — Мы же знакомы, да? — осторожно спросил тот, избегая взгляда Кирилла и будто гипнотизируя машинку. — Ну… типа того. — Кирилл пожал плечами. — Я не буду описывать всю ситуацию, но… мы не тебя искали. Это всё — ошибка. Нелепая. — Вы брату моему что-то обо мне сказали? — испуганно глянул тот на Кирилла. — Нет! Конечно, нет. — Кирилл замахал руками и отрицательно покачал головой. — Всё нормально. Не переживай.       Подросток кивнул и снова сосредоточился на кофе, видно было, как он постепенно успокаивается. Кирилл в какой-то момент увидел в нём самого себя — того, былого, неуверенного. Казалось, теперь он сам стал немного смелее. — Я искал тебя. — Внезапно сказал Эльдар, не отрывая взгляда от струек кофе. — Зачем? — Кирилл неловко опустил глаза и начал потирать костяшки пальцев. — Ну, понравился ты мне, — тихо признался Эльдар. Он выключил кофемашину, взял чашку двумя пальцами за ручку, а второй рукой опустил в кофе ложку, лениво размешивая. Металлический звук, с которым ложка ударялась о стенки, почему-то напомнил Кириллу то утро, когда он проснулся у незнакомки. Как он вообще там оказался — загадка. — Без обид, но ты мелкий для меня. Я был пьяным. Обычно… не связываюсь со школьниками. — Ладно, — кивнул тот и направился к себе в комнату, прижимая чашку к груди. — Эльдар, — позвал его Кирилл. Подросток остановился, но не обернулся. — Когда будет восемнадцать... пиши.       Парень едва заметно улыбнулся — грустно, коротко — и скрылся за дверью.       Наконец Кириллу удалось выкурить сигарету. Они вышли из душной квартиры и стояли под подъездом, на сыром осеннем воздухе. Ситуация всё ещё не разрешилась окончательно, но внутри стало чуть легче. Ложь Романа из статьи рассыпалась в прах, и было понятно — никаких реальных доказательств быть не могло. Стало проще дышать. — Я просто рассказал Егору о статье, — говорил Алан, присев на капот машины. — Сказал, что кто-то из журналистов упомянул их фамилию. Вот мы и пришли проверить.       Кирилл стоял напротив, курил и впервые за долгое утро позволил себе действительно насладиться затяжкой. Дым щекотал лёгкие, вырывался наружу медленно и спокойно — как будто вместе с ним выходило напряжение. — Как он вообще поверил в эту чушь? — покачал головой Кирилл, тревожно подумав, не заподозрил ли Егор чего-то. Он бы не хотел подставить Эльдара — того самого мальчишку, что был буквально его копией лет пять назад. Если бы в пятнадцать с ним случилось подобное... Кирилл бы, наверное, вздёрнулся. — Егора я хорошо знаю. Мы вместе работали, — сказал Алан, крутя серебряное кольцо на пальце. — Он, скажем так, не одарённый. Я не в плохом смысле... Просто не вдумывается. Всё проглатывает, как есть. — Знаешь, что его брат мне сказал? — усмехнулся Кирилл, выдыхая дым. — Что он меня искал. Я сначала напрягся. Думаю: "Не хватало ещё, чтобы за мной школьник охотился". А он говорит — «понравился ты мне». — Ну, поздравляю. Ты теперь герой тинейджерских грёз. Добро пожаловать в мой клуб, — хмыкнул Алан. Катя тоже была младше. Хотя на свой возраст она совсем не тянула, ни лицом, ни мозгами. — Пошёл ты, — засмеялся Кирилл, втаптывая бычок в мокрый асфальт и пряча руки в карманы. Пальцы начали подмерзать. — И что ты ему ответил? — А что я мог ответить? — чуть ухмыльнулся тот, приподняв бровь. — Сказал, чтоб через пару лет приходил.       Алан рассмеялся, доставая из кармана ключи и направляясь обратно к машине. — Смотри, он и правда дождётся. Придёт. Там уже и не отвертишься.       Они почти одновременно захлопнули за собой двери автомобиля, и внутри сразу стало чуть тише. Кирилл тут же включил обогреватель — на улице ощутимо холодает. — Да пусть приходит, я не против, — пожал плечами он, снова доставая телефон. — Только когда 18 стукнет. Это ему будет 18, а мне… 23?       Он задумался на пару секунд, делая быстрые расчёты в голове. Алан молча отпил воды из пластиковой бутылки, затем протянул её другу и завёл мотор. — Думаешь, тебе в 23 будет интересно с 18-летним шкедом? — произнёс он, не отводя глаз от дороги. — Хотя, если вариантов не будет... Геи, бывает, не переборчивые. — Ага, и поэтому я с тобой спутался? — хмыкнул Кирилл, поддразнивая. Глотнул воды, закрутил крышку и отложил бутылку в сторону. — Я думал, ты со мной из-за харизмы и интеллекта, — сухо бросил Алан. Звучало почти отстранённо. Как будто он сам в это не верил.       Кирилл метнул на него взгляд, немного прищурившись. Ожидал, что Алан сейчас усмехнётся — но тот молчал, смотрел вперёд, и лишь чуть приподнял бровь, замечая взгляд. — Ты сейчас, типа, комплимент выманиваешь? — уточнил Кирилл, усмехнувшись и снова вернувшись к переписке с Полиной, которая присылала сообщения одно за другим. — Зачем мне твои комплименты? — отмахнулся Алан. — Я и так знаю свои плюсы и минусы. Просто... всегда брал напором. Девчонкам такое нравится. Как оказалось — не только девчонкам. — Бред, — фыркнул Кирилл, выключая экран айфона и засовывая его в карман куртки.       Алан мельком посмотрел на него, ожидая продолжения. Кирилл, не глядя в ответ, протёр запотевшее стекло рукавом, опёрся локтем о дверь и, подперев кулак подбородком, уставился в окно. Сухие, серые ветки деревьев скользили мимо, расплываясь в полупрозрачной дымке — город начинал замирать в позднем холоде. — Ты думаешь, если просто упрямо кого-то добиваться, он обязательно скажет «да»? — покачал головой Кирилл. — Это абсурд. — Не знаю… возможно, — Алан пожал плечами. — Это определённо не так, — повторил Кирилл. — Ты и не берёшь напором. Путаешь его с прямолинейностью, наверное. Это твоя сильная сторона. Плюс к этому ты, ну… — он замялся, нервно теребя ладонью перед своим лицом, как будто выискивая нужные слова. — Ну? — удивился Алан, бросив на него короткий взгляд. — Ну… красивый, — выдохнул Кирилл, немного смутившись. — Тебе проще. Самоуверенный… там…       Он снова отвернулся к окну, делая вид, будто там что-то важное происходит. — Чем же? Это понятие относительное в принципе, я бы употребил его по отношению к человеку, который нравится, а если он или она не отличаются умом, то красота блекнет быстро. — Согласен. Не поспоришь, — тихо сказал Кирилл и снова протёр окно. Всё та же серая Россия за стеклом. — А у тебя глаза красивые.       Он не успел уловить реакцию Алана, потому что солнце резко ударило через лобовое стекло. Кирилл потянул козырёк вниз — и оттуда выскользнула старая фотокарточка, упав ему на колени. — Это ты? — усмехнулся он, подняв снимок. На фото был ребёнок в комбинезоне, сидящий на коленях у мужчины. Мальчик улыбался во весь рот — беззубо, по-детски счастливо. Что-то в этом снимке защемило. — Ага. Это я с отцом. До второй войны в 2008. На фото Цхинвал в 1994, наверное. — Война? — опешил Кирилл. — С кем? — С Грузией. Девяносто первый год, я в том же родился, но уже в России — мы бежали, но вернулись на какое-то время до развода родителей. Запутанно. — Жесть. Прости, я с историей так себе. И судя по тому, что Южная Осетия всё ещё Грузия — вы проиграли? — Де-юре — да. Де-факто — нет.       Алан говорил беззлобно, просто констатируя. — Мир признаёт Южную Осетию частью Грузии, но по факту мы с Россией. Там российские базы. Грузия туда не заходит. Кирилл слушал, будто только сейчас начинал осознавать, что его собеседник — из совсем другой реальности. — Странная хуйня, — пробормотал он, кладя фотографию в бардачок. — Добро пожаловать в политический реализм, — усмехнулся Алан, паркуясь. — Для современной России это почти шаблон: Нагорный Карабах, Осетия, сейчас подобное началось на Донбассе, и будут ещё, я уверен. — он развернул торс назад, свешивая локоть с кресла и аккуратно паркуя машину ближе к стене подземной парковки. — Мне жаль, — тихо сказал Кирилл, повернувшись к нему.       Алан кивнул, не сразу отвечая. — Это не твоя вина. Тогда, в конце восьмидесятых, в Грузии резко пошёл национализм. «Грузия для грузин» — звучало отовсюду. А у нас — свой язык, своя культура. Мы не хотели раствориться. Россия предложила поддержку — и мы приняли.       Он отстегнул ремень и немного расслабился в кресле, глядя на медленно идущих мимо людей на подземной парковке. — А дальше что? Сейчас всё спокойно? — Это уже другая история… — Алан вздохнул и обернулся к Кириллу. — Пойдём? — Что мы им скажем? — нерешительно спросил Кирилл, не представляя, с чего вообще начать разговор с этими конченными журналистами. — Пригрозим статьёй за клевету. Потребуем опровержение. Не пойдут на это — поедем в полицию и напишем заявление, — уверенно ответил Алан.       Он явно продумал шаги лучше, чем Кирилл. А тот... всё больше думал о маме. Как она там, одна? Плачет ли ещё по ночам, когда он не ночует дома? А где Катя?.. Он даже не решался представить. Снова что-то защемило в груди, как от внезапного удара. Навалилась усталость — липкая, выматывающая. — Я не хочу, — выдохнул он, покачав головой, когда Алан уже открыл дверь машины. Тот обернулся, глядя на него, и, не говоря ни слова, закрыл дверь, оставаясь рядом. Он чувствовал: Кирилл на грани. Говорить сейчас — только хуже сделать. — Я не могу больше, правда... — слабо проговорил Кирилл, и голос его дрогнул. — Мне больно. От всего. От того, что происходит с нами… С Катей, которой, возможно, уже нет в живых… — он сглотнул, вытирая влажную щеку рукавом. — И с мамой… Она всю жизнь возилась с нами. А что получила? Муж — мразь. Сын — гей.       Алан молча взял его за руку и сжал. Глаза Кирилла покраснели, блестели от слёз. Он отвернулся, снова вытирая нос, пытаясь сдержаться. Сил уже не было. Всё происходящее выжигало изнутри, будто каждый день он тянул цепь, привязанную к шее.       Иногда становилось чуть легче — на секунду, но затем накатывало снова. И сильнее. Его разрывало от чувства вины. Он боялся, что сам станет ещё одной проблемой для и без того убитой горем матери. — Мой отец погиб в 2008-м, — тихо начал Алан. — Утром восьмого августа. Грузия пошла в наступление. Цхинвал тогда был адом. Горели дома. Дети прятались в подвалах. Без света, воды, еды. Совсем без ничего... Он замолчал, будто заново переживая те времена беспомощного страха за свой дом. — Я тогда был в Владикавказе. Наслаждался жизнью. А он… умирал в подвале. Осколок... — его голос надломился. — Я до сих пор виню себя, что не вывез его. Он не хотел уезжать. Упрямился. А я... уступил.       Алан сжал пальцы Кирилла, продолжая: — Боль не уходит. Ни через год, ни через десять. Она остаётся. Просто становится частью тебя. С ней не борются. С ней живут. Учись быть сильным. Ради неё. У твоей мамы больше никого нет. Только ты.       Кирилл смотрел куда-то на ручку двери рядом с собой, а глаза наливались слезами от обиды на всё – на жизнь. Не проходило ни дня, чтоб он задавал себе вопроса, зачем такая жизнь? — Я бы так хотел оказаться на месте Кати. Чтобы она осталась с мамой… А я просто исчез. Если бы не мама — я, наверное, уже спрыгнул бы с моста. — Ты можешь чувствовать, будто оказался в аду, — спокойно сказал Алан. — Но это не значит, что ты там останешься. Желание умереть — это не истина. Это просто момент. Ты не умирать хочешь. Ты хочешь, чтобы стало легче. Чтобы кто-то был рядом и разделил с тобой эту боль. Мы же не одиночки по природе — мы социальные существа.       Он взял обе руки Кирилла, крепко сжал их и немного потянул к себе, чтобы тот наконец посмотрел ему в глаза. — Послушай. Ты не от боли сейчас загибаешься. Ты — от одиночества. От того, что не можешь увидеть: ты не один. Все мы умрём рано или поздно, это неизбежно. Но попробуй дожить не из страха, не из привычки — а так, чтобы конец пришёл не от пустоты, а от приятной усталости. От насыщенной жизни, которая хоть что-то тебе дала.       Кирилл тяжело дышал. Будто не хватало воздуха. Слёзы застилали глаза, и он уже не мог толком различить лицо собеседника. Он хотел ответить, сопротивляться, сказать хоть что-то — но вместо этого Алан обхватил его затылок, аккуратно прижал к себе и прошептал: — Плачь. Просто выпусти всё.       Кирилл упрямо попытался оттолкнуться, замотал головой, будто не соглашаясь, но сил не было. И сопротивляться не хотелось. В следующую секунду его прорвало — он зарыдал, прижавшись лицом к чужому плечу, оставляя мокрые пятна на ткани. Его грудь всхлипывала на вдохе, тело то сжималось, то снова оседало, а Алан лишь молча держал его, гладя по голове, вспоминая самого себя — несколько лет назад. Те же мысли, то же одиночество, та же боль.       Чувство облегчения не приходило после выпущенных слёз, было всё так же больно, но словно пришла усталость себя жалеть. Выпустив эмоции наружу, стало проще дышать.