Рыцарь Храма Соломона

      Эсташ меланхолично пережёвывал жёсткое мясо и с досадой размышлял о том, что в монастыре сейчас обед. И взять можно столько мяса, хлеба и овощей, сколько нужно, чтобы наесться. И вино ещё. И всё вкусное и бесплатное, не то что в трактире. А с его аппетитами деньги могут подойти к концу очень быстро. Они и подходили. Эсташ же вдруг с чего-то возомнил себя совестливым человеком и постеснялся брать у Сержа очень много.       Надо решать, что делать дальше. На крайний случай можно добраться до другого монастыря и опять пойти с той же сказкой, пару недель откормиться. Только для чего он тогда приехал на Кипр? Пытаться спасти кого-нибудь или пытаться прокормить свою утробу?       Эсташ вздохнул и невидящий взглядом уставился в зал… Моргнул, подобрался и снова посмотрел. Зря он на себя наговаривал: приличный законопослушный человек ничего и не заметил бы. Разномастные посетители ели, пили, перебрасывались с сотрапезниками какими-то сплетнями и новостями. А вот Эсташ видел.       Вон та троица у окна… Ещё в углу один… На улице в тени разместились четверо… Все между собой знакомы, все делают вид, что просто так сидят.       Эсташ прикусил губу, соображая. Вечереет. Значит, скоро выйдут на промысел. Тут недалеко дорога через оливковую рощу идёт. Удобное место для засады. Если им повезёт, то часа через четыре будут с добычей. Ограбить грабителей — это же не преступление? А если вдруг случатся свидетели, всегда можно сказать, что это они напали на одинокого путника.       Один из предполагаемых злодеев поднялся из-за стола и вышел. Эсташ неспешно пил пиво и продолжал сидеть. Его шайка тоже никогда не ходила гурьбой — старались не светиться вместе. Через пару минут лениво поднялись ещё двое. Наконец, мужчина, которого Эсташ, по размышлении, посчитал главарём, встал и зашагал на выход.       Эсташ повеселел, повёл плечами и направился следом. Аккуратно, естественно. Спустя несколько часов в зыбком свете огромной южной луны он уже наблюдал последние мгновения жизни какого-то расфранчённого местного дворянчика. Одного из его слуг грабители уже убили, под самим дворянином убили коня, и он, встав спиной к спине с оставшимся в живых, отчаянно отбивался. Скоро. Надо подходить поближе, пока за звоном железа и криками не слышно шагов. Эсташ, пригнувшись, стелющимся шагом начал подбираться к дерущимся, стараясь не выходить из тени. Ну. Что вы возитесь? Видно же, что выдохся. Пацан совсем, что там с ним драться? Давайте быстрее, Эсташу ещё вас всех перебить и уйти подальше с вашей добычей. Добыча добрая должна быть: у дворянчика, судя по одежде и оружию, папаня не бедный. Ещё бы кто научил с этим оружием управляться…       «Тамплиер должен привнести свою силу туда, где есть слабость. Туда, где нет голоса, должен привнести свой», — вдруг зазвучали в голове слова.       Внутренний голос был осуждающим и очень похож на Роберов. Эсташ засопел, нервно поглядывая на сцену нападения. Он подошёл уже совсем близко — шагов десять, внезапно напасть со спины раз плюнуть.       — Да чего я им должен помогать? Папаша евонный, поди, за Орден не вступался. Вот и пускай теперь их грабят и убивают по дорогам, — пробормотал Эсташ себе под нос, уже понимая, что не хватит у него терпежа выполнить столь выверенное и верное решение.       Вдохнул, выдохнул. Тьфу ты, пропасть! Бешено заорал, горяча застоявшуюся кровь, и врубился в бой.       Ну какой там бой… Раз двадцать мечом махнуть…       Минут через десять в живых в оливковой роще осталось трое. Эсташ опустил оружие и поинтересовался:       — Целы?       Ответом было молчание. Эсташ обернулся, оглядел шатающегося слугу и полуобморочного дворянчика, вздохнул и развёл суету. Надо было перевязать раненого, попробовать поймать двух убежавших коней и, чёрт с ним, сопроводить спасённого до дома. Может, хоть покормят в благодарность. Эх, а кошель-то у недорезанного тяжёлый и лакомый даже на вид! Нет бы обождать поодаль ещё несколько минут!       Сначала Эсташ занялся раненым. А то знает он: сейчас начнут носиться вокруг дворянчика, а тем временем слуга загнётся без ухода.       — По-франкски понимаешь? Покажи, что там у тебя. Крепкого вина у вас с собой нету?       Запылённый и окровавленный слуга тяжело опёрся на Эсташа, дал довести себя до обочины и хрипло ответил:       — Понимаю и говорю. Во фляге у меня немного. Но лошадь убежала, а фляга в седельной сумке была.       — Сейчас попробую поймать. Ваша милость, вы присядьте пока и успокойтесь. Опасности больше нет, — обратился он к топчущемуся на месте, оглушённо озирающемуся парню.       Одну лошадь удалось поймать быстро, второй же не было видно. Жаль, лошадки у дворянчика тоже были добрые. Но, может, сама дорогу домой найдёт.       Эсташ вернулся, ведя беглянку на поводу, половину фляги влил в глотку всё ещё лязгающему зубами мальчишке, дал пару глотков для храбрости раненому, оставшееся вылил ему же на пропоротый бок.       — Терпи, вроде ничего такого. Я сейчас перетяну, но надо потом промыть нормально и перевязать. Куда вы направлялись? Далеко ехать?       — Конному рукой подать, а пешком с час. С раненым — не знаю, дольше. В поместье Роз *, — подал голос из-за спины пришедший в себя парень.       — Я не местный, не знаю, где это, дорогу покажете. Посадим его на лошадь. Не надо бы трясти, но пешком он измается ещё сильнее.       — А Леонт?       — Кто?       — Леонт, мой охранник. — Парень кивнул на погибшего.       — Ему я уже ничем не помогу. Лошадь у нас одна. Дойдём до поместья, отправите сюда людей.       Эсташ снял уздечку и седло с павшего коня, быстро обыскал мертвецов, но зариться там было не на что: таким дрянным оружием Эсташ брезговал. Пусть будет поживою похоронной команде. Вдвоём они взгромоздили шипящего от боли слугу на коня и пошагали прочь из оливковой рощи.       — Это мой слуга Андреас. Я — Тибо, сын барона де Бриенна. Кого мне благодарить за спасение? — нарушил ночную тишину парень, вспомнив о приличиях на середине пути.       Эсташ, на которого после боя разом навалилась усталость, подавил зевок и едва вспомнил, как надо представляться:       — Эрванд я, наёмник. Месяца полтора как прибыл из Киликии.       — Мой отец щедро наградит тебя, Эрванд.       Эсташ, занятый тем, чтобы вести лошадь ровно, только кивнул. Спать хотелось зверски. Выспаться-то уж ему всяко дадут?       Поместье, до которого доковыляли к полуночи путники, было роскошным, а суета, поднявшаяся при виде прибывших, — сумасшедшей. Особенно после рассказа Тибо.       Барон, получив с рук на руки живого и даже не поцарапанного сына, от избытка чувств не погнушался полезть обниматься и лобызаться с забрызганным кровью по глаза спасителем и даже церемонно представился ему, чем вверг в неописуемое смущение. Не по чину вроде как… Не иначе как этим смущением и усталостью и объяснялось то, что Эсташ не удержал язык за зубами. Не понимая, как себя вести, и желая в ответ сказать что-то приличное и приятное превозносящему его храбрость мужчине, он, совершенно не задумываясь, ляпнул:       — Большая честь для меня, барон. Сами де Бриенны. Какая линия? Ветвь д’Рамерю и д’Э, насколько я знаю, угасла. А по французской линии нынешний граф де Бриенн — младенец. Стало быть, вы один из потомков того самого Жана де Бриенна, правителя Латинского королевства?! Какое счастье, что я оказался на этой дороге!       Вышло это само собой: в голове зазвучали голоса, защёлкали имена, свиваясь в цепочки и разбегаясь по разветвлениям дворянских родов Франции. У Эсташа за пять лет плена голова переполнилась этим барахлом под крышечку — про каждую давно почившую морду мог рассказать всё, вплоть до имён любовниц и числа бастардов. Захочешь — не забудешь.       Барон растерянно моргнул и как-то странно глянул на Эсташа. Он что-то не то сказал? Не обидел же, нет? Чёрт побери этих благородных с их церемониями.       — Э… Вы, верно, устали? Я распоряжусь отвести вам комнату и принести туда воды омыться, смену одежды и еду. Нет, нет, пожалуйте в дом. Эй! Гостевые покои свободны? Отведите господина воина. Отдыхайте… Эрванд.       Чего это с бароном? На радостях готов чем угодно ублажить спасителя сына? Или на Кипре так принято? Да и ладно, Эсташ сейчас выспится, а потом подумает над чужими придурями.       Утром барона не попустило, а странности стали ещё затейливее. К выспавшемуся Эсташу, который как раз думал, чего бы и где добыть пожрать, подошёл спасённый барончик и смущённо пригласил… Нет, не позавтракать, увы, а составить пару в учебном поединке! Эсташ удивился, но согласился. Почему бы и не размяться? Однако на тренировочной площадке занервничал: слишком уж много народу там отиралось для раннего часа, включая самого барона. Жизнь в поместье настолько скучна и однообразна? Хорошо, пусть смотрят. Эсташ размялся и поманил Тибо ближе.              Сосредоточенный Тибо успел сделать один выпад. Эсташ постарался сильно его не позорить, просто выбил из рук оружие и отступил. Тибо покраснел, подобрал меч и вновь напал. Второй раз Эсташ не спустил — уронил на землю рядом с мечом и самого барончика. Тибо резво вскочил уже совершенно багровым, кинулся снова и опять упал. Барон окликнул сына и сделал ему знак отойти. Смущённо пыхтящий юноша отошёл, провожаемый ироничным взглядом Эсташа.       Следом помериться силами вызвался крепкий мужчина средних лет, потом ещё один. На шестом или седьмом противнике Эсташ решительно убрал меч в ножны и угрюмо сообщил, что размяться и устраивать представления на потеху публике — вещи разные и он в этом больше не участвует. Усилившийся голод не способствовал любезности.       Барон, внимательно следивший за всеми стычками, замахал руками:       — Простите, Эрванд, моё любопытство, я не хотел вас обидеть. Вчера мои люди поехали на место вашего боя с разбойниками и не могли поверить, что один человек способен на такое. Несчастный Леонт, который вчера погиб, был отличным мечником, но против восьмерых он оказался бессилен. Однако теперь я верю. Вы даже не вспотели, раскидав моих людей, как кутят.       — Я наёмник, — угрюмо отозвался Эсташ. — Это моя работа с четырнадцати лет. И учителя были хорошие.       — Вы голодны? Разделите с нами трапезу, Эрванд.       Эсташ изумился, но пошёл. Опасливо сел за стол, изо всех сил стараясь не опозориться и вкушать пищу медленно и благообразно — как Робер, Пьер и прочие рыцари, которых удалось наблюдать в быту с близкого расстояния. Ну, положим, в походе никто приличиями не заморачивался, и, помнится, сам Маршал — упокой, Господи, его душу — так смачно обгрызал бараньи рёбрышки, что после него собакам было делать нечего. Так то в походе. В общем, Эсташ старался.       Вопрос, с какой стати барон оказался настолько любезен и гостеприимен, оставался открытым, но Эсташ не стал отнекиваться из принципа. Ещё чего! С застольной беседой было сложнее, поэтому перед тем, как что-то ответить, Эсташ молчал пару секунд, убирая из фразы площадную брань. И очень боялся случайно проболтаться. Измучился страшно, аж вспотел, и совершенно не наелся.        К счастью, барон больше интересовался воинскими умениями Эсташа, задумчиво смотрел на него и о чём-то усиленно размышлял. А потом радушно предложил показать поместье. Да что ты ко мне прицепился!       Эсташ осмотрел виноградники — да, вы правы, иоанниты отнимают у киприотов значимый кусок пирога, являясь поставщиками элитных вин в Европу; конюшню — иноходцы хороши, но для выездов знати, а Эрванд же чаще имел дело с рысаками, к тому же с кобылами — жеребцы могут в любой момент задурить, хотя, если слушаются, то в бою ведут себя лучше, агрессивнее, но монголы, например, отдают предпочтение кобылам; коллекцию оружия — о, его милость барон собрал прекрасные образцы, хоть сейчас в бой.       — Куда же вы направлялись изначально, Эрванд?       Эсташ подобрался.       — Я искал работу. После ранения я не мог более находиться в сухом климате, лекарь советовал перебраться на Кипр. Вот. — Он вытащил и подал де Бриенну так и таскаемое за пазухой письмо.       Барон прочитал письмо, хмыкнул.       — То есть вы пока не знаете, чем заняться. Скажите… Не боитесь ли вы оказаться при дворе регента?       — Чего мне бояться и зачем мне там оказываться?       — Зачем оказываться… Моему сыну через неделю предписано явиться ко двору, дабы в числе прочих родовитых юношей составить компанию старшему сыну Амори — Костандину. Каждому юноше дозволено иметь сопровождение. Вы искусный воин, владеете столькими видами оружия. Опять же — не местный, совершенно не связаны ни с кем из тех, кто хотел бы мне навредить. Я предлагаю вам… Мне было бы спокойнее, если бы рядом с Тибо неотлучно находился такой человек. И как учитель, и как охранник. Оплачивать буду щедро. Но… Тут вопрос в том, не опасно ли вам явиться ко двору, не узнают ли вас там?       — Я… Да почему меня должны узнать? Кто?       — У вас страшные, не так давно зажившие раны на теле и следы от оков на запястьях. Не удивляйтесь, прислуга подсмотрела вчера, когда вы мылись и переодевались. Вы оказываетесь на дороге один и пешим. Без денег, но с очень хорошим оружием. Вы разбираетесь в породах лошадей, оружии, достаточно сносно ведёте себя за столом и легко ориентируетесь в генеалогии старинных французских семейства. А вчера, перед тем как лечь спать, вы преклонили колени и молились. Вы ведь храмовник? Вас схватили, пытали и вы каким-то образом бежали из тюрьмы. Я прав?       Эсташ вытаращил глаза. Как! Ну вот как этот идиот, ошибившись во всём, пришёл к верному выводу?!       — Я… я… — зазаикался Эсташ.       — Я вас не выдам. Вы спасли жизнь моему сыну и наследнику, я ваш вечный должник. Скажите просто, могут ли вас опознать? Тогда, разумеется, моё предложение отменяется.       Эсташ задумался: более прямой и короткой дороги в царский дворец просто не могло быть. Он ведь туда стремился? Несомненно, Господь, давно зачисливший Эсташа в разряд козлищ, так изумился его поступку, что щедро вознаградил за глупое благородство — практически мгновенно.       Эсташ склонил голову, смиряясь.       — Вы ошиблись, барон. Во всём. Меня некому узнавать в королевском дворце, потому что я действительно с того берега. Я принимаю ваше предложение.