Рыцарь Храма Соломона

      (Сентябрь 1308)       Бертран медленно тянул дрянное пиво и слушал трепотню обозников. Ночь застала обоз рядом с небольшим городком, и часть охраны, не занятая в карауле, отправилась в местный кабак проветриться, сопровождаемая вздохами менее везучих собратьев. Бертран, находящийся в процессе притирки, не стал отказываться от приглашения — это выглядело бы подозрительно, да и наклёвывающиеся приятельские отношения могли бы притухнуть. А вот этого уже не надо: Бертрану ли не знать, как могут затравить неглянувшегося.       Поэтому он смирно сидел в душном кабаке, цедил пиво, вполуха слушал незатейливые россказни наёмников, смеялся со всеми. Честно сказать, большой разницы с теми байками, что травили на привалах сервиенты, не было. Разве что у сервиентов Ордена приключения были поинтереснее и поразнообразнее да ругались они позатейливее.       Стукнула входная дверь, Бертран лениво повёл глазами на звук, и сердце бухнуло в такт двери: в кабак пожаловала городская охрана. Видимо, сменившись в карауле, всем составом решили зайти в трактир пропустить пару кружек. По наёмникам вошедшие лишь скользнули взглядом: старший обозников, кряжистый и крепкий Франсуа, махнул им приветственно рукой, те покивали в ответ и потеряли интерес.       В просторной общей комнате разом стало тесно и шумно. Мужики, похохатывая, рассаживались, вокруг них уже крутились две подавальщицы. Бертран медленно дышал, успокаиваясь. Чего перетрусил-то? Он — обычный наёмник, сидит со своими. Пиво вот пьёт.       — Вы отсюда родом, раз с местными знаетесь? — решил он проявить праздное любопытство, обращаясь к Франсуа. — Симпатичный городок. И пиво ничего так.       — Да не. — Франсуа отхлебнул пива и сморщил нос. — И пиво дерьмо, и городок не мой. Просто я с тряпьём купеческим уж лет пятнадцать мотаюсь по этому тракту туда-сюда. Там морда знакомая промелькнёт, тут с кем словом перебросишься. Бывает, просят в соседние города передать чего, если родня там. Да и полезно оно — с охраной городской знаться, лишний раз не трогают, знают, кто мы и куда направляемся.       — По нам и так понятно, что охрана чья-то. Чего к нам вязаться?       — Не скажи. Может, мы рутьеры. И до того обнаглели, что всей шайкой завалились пить в городской кабак. А сейчас и вовсе всех проезжих трясут, монахов беглых ищут. Я даже знаю, вон тот, самый молодой охранник, Рауль, кажись, — бывший храмовник. Теперь с караулами ходит и всех рассматривает. Охота тебе доказывать, что ты не рутьер и не храмовник-чернокнижник?       У Бертрана было ощущение, что ему внезапно дали под дых. Он согласно промычал что-то и мотнул головой. Поднял кружку повыше, чтобы никто не видел выражения его лица и того, как он смотрит на этого самого… Рауля. В кружку хотелось вцепиться зубами, а ещё лучше не в кружку, а ублюдку в горло. Ненависть распирала грудную клетку, грозя проломить рёбра и вырваться наружу. Нельзя, нельзя привлекать к себе внимание.       Бертран заставил себя отвернуться. Он вставлял в общую беседу словечко-другое, фыркал над шутками, но взгляд, как приколоченный, возвращался к Раулю. Молодой. В Орден года четыре назад вступил, совсем сопляком. Обеты приносил, со всеми вместе на молитвах стоял, за столом в трапезной сидел. Перешучивался с другими молодыми храмовниками, дурачился, над чужими шутками смеялся… А сам уже знал, что будет лжесвидетельствовать. Ходил, поди, всё это время, докладывался своим начальникам. А год назад вышел на охоту за теми, с кем делил кров и стол…       Мысленно Бертран в пух и прах разругался сам с собой. Одна часть его рассудка призывала к осторожности и требовала сохранять спокойствие ради большего, вторая же часть жаждала крови.       Через час Рауль махнул всем рукой, прощаясь, и вышел. Бертран, уже всё для себя решивший, усилием воли задержался, не вскочил сразу. Не дай Боже, кто припомнит, как новенький выходил следом.       — Прогуляюсь, — пять раз медленно проговорив про себя «Отче наш…», пробурчал Бертран, поднимаясь с лавки. — Что-то живот прихватило. И правда дрянь пиво, поди, водой разбавляют.       Он неторопливо вышел за порог и тут же заполошно завертел головой, ища предателя. Пока Бертран осторожничал и выжидал, тот успел отойти уже далеко, Бертран едва успел приметить край плаща, мелькнувший за углом в конце улицы.       Уже стемнело, и окрестные переулки тонули в сумраке, едва освещаемые редкими факелами и луной. Не упустить тварь! Бертран ускорился, догнал Рауля на соседней улице и неслышно пошёл за ним, высматривая среди глухих каменных стен место поудачнее и следя, чтобы не случилось прохожего. Он напряжённо смотрел в спину Рауля, на ходу разминая плечи. Ублюдок был хорошо защищён — в кабак городская охрана ввалилась прямо с дозора, как была, и задачу Бертрану весьма усложнял новенький гамбезон, надёжно защищающий владельца от подлых ударов ножом. На честный бой ни времени, ни желания у Бертрана не было: пускай таких навыков, какие с потом и кровью вбивал в своего несчастного оруженосца де Пейро, у Рауля быть не могло, драка на равных с крепким парнем могла затянуться, да и следы от неё на Бертране были ни к чему. Значит, надо неожиданно, надо, чтобы совсем близко подпустил.       Впереди показался каменный мосток через канаву. Канава узенькая, а мосток широкий, хорошую тень бросает. Самое оно. Бертран ускорился и шагов за десять до Рауля нетрезвым голосом затянул песенку. Тот резко обернулся, всмотрелся. Бертран пошатнулся, упал и снова поднялся, покачиваясь. Рауль расслабился.       — Ну и набрался же ты, приятель. Ты же в кабаке сидел, да?       Однако… А память-то отличная, ни разу ведь прямо на Бертрана не посмотрел. Ну тем более…       - А! Рауль! Это ты, друг! А я смотрю — лицо знакомое! — Бертран пьяно-радостно хохотнул и полез обниматься.       Всем своим весом резко прижал не успевшего сообразить, что к чему, Рауля к стене и всадил кинжал в оголившуюся полоску шеи над доспехом.       — Много братьев сдал, падаль? Орден Храма Соломона выносит тебе приговор, — прошипел он во вспыхнувшие ужасом и тут же начавшие гаснуть глаза.       Тело пару раз дёрнулось, булькнуло горлом и осело под ноги. Бертран оглянулся, глубоко вздохнул и склонился над ним. Тщательно протёр кинжал об одежду мертвеца, о неё же вытер брызги крови с рук. Надо утром осмотреть всё ещё раз внимательно и замыть, если что. Собственное сердце колотилось как бешеное. Бертран оттащил тело к канаве и скинул туда, стараясь, чтобы оно целиком оказалось под мостком, потянулся, поправил безвольно откинувшуюся руку. Обоз уходил рано утром, чем позже найдут, тем лучше. Зашипел, затряс рукой, хватанув склизкую вонючую грязь с края канавы. Теперь уходить.       Почти бегом пробежал по улицам обратно, на углу замедлился, переводя дух, осмотрел себя, пытаясь понять, не осталось ли на нём каких улик, и неторопливо вышел к кабаку.       На него даже не обратили внимания, когда он сел на место. Это по ощущениям Бертрана вечность прошла, а на самом деле его не было минут пятнадцать. Ещё через час обозники засобирались — ночью из города никого не выпускали, да и выезжать завтра рано, ещё выспаться надо.       Бертран слегка выдохнул, когда за ними закрылись городские ворота, но всё равно всю ночь пролежал, прислушиваясь к происходившему за стенками палатки, кляня себя на все лады за глупость. Но забрезжило утро, зашумел, просыпаясь, лагерь, и никто к ним не бежал с криками «держи убийцу».       Ужас перестал стискивать сердце Бертрана только к следующему вечеру, когда обоз отошёл от места убийства на много миль.

***

      (Январь 1309, где-то далеко от Франции)       — Вы о чём-то хотели поговорить со мной с глазу на глаз? — Мужчина средних лет, круглолицый и благодушный, улыбнулся своему собеседнику.       Тот замялся:       — Собственно… Друг мой, не подумайте — я не осуждаю, я понимаю гнев людей и жажду мести, но вы не находите, что это неразумно?       — Простите, не понимаю. Что именно?       — М-м-м, как бы сказать… Мне докладывают, что во Франции за полгода нашли убитыми восемь ренегатов. Королевские власти молчат. То ли не связали эти события между собой, то ли боятся раздувать — ибо тогда по стране пойдёт шёпот о мстителях и люди начнут опасаться сотрудничать с властями. Но вы не могли бы цыкнуть вашим псам? Нам ни к чему нервозность в стане врагов.       Первый мужчина недоверчиво качнул головой.       — Вы уверены? Я не давал, разумеется, таких глупых распоряжений. Что мне эта мелкая рыбёшка? Может, просто совпадения?       — Сначала я тоже так подумал. Пьяные ссоры, склоки из-за женщин, да мало ли из-за чего могут зарезать в подворотне? Но восемь!       — Странно… Есть список мест, где произошли убийства? На карте можете показать?       — Сейчас… Подождите… Вот, позавчера пришло письмо с перечислением городов, давайте отметим.       Спустя какое-то время оба собеседника задумчиво смотрели на расстеленную карту, на которой цепочкой вились камешки, разложенные по местам совершённых преступлений. Круглолицый мужчина потёр лицо и задумчиво провёл пальцем по карте от Парижа до Нарбонна.       — Нарбонн, Каркассон, Тулуза, Лемож, Орлеан... Я понял. Он перемещается по торговому тракту. Туда-сюда, туда-сюда. А по времени? Одно за другим? От города к городу?       — М-м-м, нет. Вразброс. И по времени тоже вразнобой. Сначала одно в Каоре, через месяц под Парижем, потом затишье и ещё одно в Тулузе. Потом сразу три в Орлеане. Возможно, кроме нас никто и не догадался связать их воедино. Расстояния огромные. Каждое убийство ведь расследует какой-то один город, с другими не общается. А в Париже так и вовсе — мало ли кого прирежут по ночи? Мой агент и копать-то начал случайно, когда два раза подряд услышал, что убиты шпионы, которых Ногарэ подсылал кандидатами в Орден. Но вы же понимаете, сообразил я — сообразят и королевские службы, если зацепятся. Вы сказали — «он»? Не «они»?       — Если я правильно подумал, то этот «он» может и в одиночку. Исключительно талантливый малый, руки бы оборвать вместе с головой. Ну хоть по порядку в каждом городе не убивать ума хватило, — проворчал его собеседник.       — Жослен!       — Я тут не при делах. Клянусь.       — Но знаете кто?       — Подозреваю. — Мужчина поморщился и потёр фантомно заболевшую шею. — Меня самого чуть точно так же не прирезали в подворотне.       Ещё раз глянул на карту, снова покачал головой и пробормотал:       — Осторожнее, Лавочник. Осторожнее. Не потеряй голову от запаха крови.