Рыцарь Храма Соломона

      Бертран помедлил на входе, до последнего сомневаясь в правильности поступка. Жив ли Доменико? Как встретит? Ладно, если просто прогонит, испугавшись, а ну как сдаст? Да и в отъезде может быть, а в лавке управляющий или кто-то из сыновей. Да что гадать? Тряхнув головой, он шагнул через порог. Навстречу поднялся молодой мужчина.       — Чем могу помочь? Шерсть, сукно, шёлк? Заморских тканей осталось немного, но корабль с новой партией должен быть со дня на день.       Бертран качнул головой.       — Нет, благодарю. Мои дела вели меня мимо Нарбонна, и я просто решил зайти по старой памяти. А здесь ранее управлялся Франсуа…       — Франсуа умер уж пять лет как. Теперь у нас другой управляющий. Давно же вы не были в Нарбонне!       — Да, давно… Скажите, могу я увидеть господина Паоли?       — Вы с ним разговариваете. Я — Джузеппе Паоли.       Бертран всмотрелся. Никогда и ни за что он не узнал бы сына Доменико, встретившись с ним случайно. Округлившийся, солидный, тот куда сильнее напоминал сейчас старшего Паоли, чем себя прежнего — тонкого как струна, дочерна загоревшего, просоленного бирюзовым тёплым морем пятнадцатилетнего парня. Но и Джузеппе точно так же смотрел на Бертрана, словно впервые видел. Бертран замялся. Он, конечно, знался с Джузеппе, когда они с отцом приезжали в Нарбонн за товаром и останавливались вместо постоялого двора у гостеприимной четы Паоли, но дружить, в отличие от своих отцов, не дружили. Поэтому представляться он не спешил.       — Вам, верно, нужен отец? — пришёл на помощь Джузеппе. — Так он отошёл от дел, помогает, чтобы не скучать, но если вести дела — то со мной.       — Да, я понял. Я не по торговле, мне бы лично увидеться с Доменико. Это возможно?       — Он занят ревизией на складе. Как вас зовут, что сказать?       — Эм… Скажите, старый знакомый из Каркассона и что мы последний раз виделись с ним в Айасе девять лет назад.       Мужчина удалился, а Бертран замер, чутко прислушиваясь к происходящему в глубине дома, готовый в любое мгновение кинуться наутёк.       Возможно, зря он это затеял, риск есть и немалый. Но Бертран устал скитаться по югу страны, ловя скудные слухи. Ничего серьёзного узнать не получалось, выйти на кого-либо — тоже. Бертран с неделю покружил вокруг своего командорства, поотирался около замка де Фуа, но безрезультатно. В таверне болтали, что командор Сент-Коломб-де-ла-Коммандери умудрился бежать, но, по всей видимости, родню подставлять не стал, скрылся где-то в другом месте. А Бертран, начавший расспрашивать подробнее, был принят за очередного шпиона и едва унёс ноги. По гневным выкрикам завсегдатаев таверны выходило, что замок де Фуа несколько раз обыскивали королевские солдаты, но беглого рыцаря не нашли. Неудача обескуражила: отчего-то Бертран был уверен, что сможет найти очаг беглых и сочувствующих здесь, в родных местах. Очаг, несомненно, был, но ни на кого выйти Бертран не смог. Одно радовало — люди были преданы молодому графу больше, чем королю.       Вообще, здесь, на юге Франции было почти безопасно, а вот на севере, в Париже, куда, собственно, и надо было Бертрану, царило такое помешательство, что соваться наобум не хотелось. Да и если честно, хотелось передышки. Поговорить с кем-то, кто не будет маяться, боясь сказануть незнакомцу что-нибудь не то. Возможно, получить совет. Бертран костерил свою нерасчётливость и горячность, понимал, как прав был Жослен, когда уговаривал его не дурить. Серьёзные дела не делаются на земле, они все там — в переговорах и интригах, которые негромко ведутся за кубками вина. Но и назад теперь дороги не было: Жослен не оставлял ниточек, по которым можно было бы вновь его найти. Даже своего оруженосца, которого Жослен направил выслуживаться в Каркассон, Бертрану найти не удалось — не то с ним что-то случилось, не то Жослен, как и планировал, уже продвинул его ближе к Парижу.       Хотелось узнать от Доменико, что происходит в стране, о чём шепчутся по вечерам за закрытыми дверьми. Если Паоли будет любезен, можно выправить рекомендательное письмо ещё и от него. Соваться в Париж с юга, будучи подмастерьем ткача с севера, Бертран опасался. Мало ли… Когда лжёшь, надо продумывать каждый шаг.       Он так углубился в свои мысли, что аж подскочил, когда в глубине лавки раздался грохот, а потом появился и сам источник шума — всё такой же кругленький, разве что поседевший Доменико. Он взволнованно вперил взгляд в посетителя, комично всплеснул руками и вдребезги разбил Бертраново инкогнито:       — Пресвятая Дева! Господин Мерсье, вы ли это? Джузеппе, скажи братьям, чтобы заканчивали работу сами. Пойдёмте, господин Мерсье. Боже мой, Боже мой, сейчас стол накроем. Устали с дороги? Вот Мария обрадуется!       Ох, не зря Бертран годил с представлениями: сын Доменико, до этого доброжелательно взиравший на пришельца, вдруг дёрнулся:       — Мерсье? Это какой Мерсье? Сын Пьера Мерсье из Каркассона, Бертран, который подался в храмовники? — Внимательно всмотрелся Бертрану в лицо. — Не похож, но раз ты говоришь…       Кивнул сам себе и преградил отцу и Бертрану путь.       — Пошёл вон из лавки, забудь и нашу семью, и дорогу сюда. Уходи, пока я не кликнул стражу. Отец, ты с ума сошёл — привечать эту шваль?!       Бертран заледенел. Идя к старым знакомым, он был готов к подобному. Понимал, что так может произойти. Что такое, в конце концов, сын старого друга? Да к тому же покойного старого друга. Хотя кому он врёт? Нет, не был. Одно дело умозрительно представлять, что тебя могут прогнать, а другое — услышать наяву буквально выплюнутые в лицо слова.       — Джузеппе… что ты… — растерянно протянул Доменико.       — Отец! Он же поганый храмовник! Еретик и чернокнижник! Их ловят по всей стране, а ты решил привести его в дом?! К матери, к моей жене, к внукам?! Он младенцев на чёрных мессах в жертву приносил ради богатства, а ты хочешь, чтобы я посадил его за один стол с моими детьми?! Я не позволю. Ты навлечёшь несчастье на нашу семью! Ты в уме? Пусть уходит и радуется, что я не кричу стражу! Выметайся, мразь!       — Джузеппе, это же Бертран!       Бертран попятился, неловко дёрнул головой, повернулся к старшему Паоли:       — Простите, Доменико, было большой ошибкой с моей стороны прийти сюда. Джузеппе… Ни я, ни кто-либо из моих братьев не делали того, в чём ты нас обвиняешь, клянусь душой. Я ухожу, ухожу, не кричи.       Он быстро вышел из лавки и пошагал прочь, каждую секунду ожидая крика в спину: «Стража! Ловите колдуна!» Всё нутро мелко дрожало, от злости и обиды сжимались кулаки.       — Бертран, стойте. Да стойте же! — запыхавшийся Доменико настиг его уже за углом. — О, что ж вы так быстро ходите, еле догнал!       Бертран остановился — больше для того, чтобы не привлекать излишнего внимания зевак к своей персоне, — и хмуро глянул на отцовского друга.       — Не стоило утруждаться. Я всё понял.       — Что вы поняли? Что мой сын легковерный идиот? Каюсь, я не затрагивал дома эту тему. Считал — не нашего ума дело. Я и не знал, что он так близко к сердцу примет то, что кричат на площадях королевские глашатаи. Пойдёмте, Мария мне не простит, если узнает, что я выгнал сына Пьера. Пойдёмте, Бертран.       — Зачем? Чтобы через пару часов оказаться в гостях уже у инквизиции?       — Джузеппе молод и горяч, но я пока что хозяин в своём доме! Клянусь, он не посмеет донести на вас. Гость — это святое.       — Угу, пока он под крышей дома, а вот как выйдет… — пробурчал себе под нос Бертран.       Доменико, не слушая более ворчания, подхватил его под локоть и буквально потащил назад. Хотя внутри и свернулась клубом обида, Бертран нехотя дал увлечь себя. Пусть они с Джузеппе и не дружили, как их отцы, но всё же… Бертран вспомнил, как младший Паоли водил его в порт к кораблям, показывал судно, которое всегда нанимал Доменико для поездок на Восток и, раздуваясь от гордости, рассказывал, что тоже будет ходить за море и там закупать чудесные яркие ткани из дальних стран. Бертран, в ту пору страшно скучный малый, больше интересовался складами старшего Паоли и просил Джузеппе сводить туда. Крепко запираемый и хорошо охраняемый склад казался ему пещерой дракона, полной сокровищ: тюки с китайским шёлком тускло поблёскивали и бликовали боками, совсем как золото, удивительно тонко выделанный и раскрашенный хлопок манил погладить его. Старший Паоли несколько раз в год отправлялся в дальние страны и привозил из-за моря много редких тканей, но мелкие лавочники, навроде Мерсье, могли позволить себе купить совсем небольшие отрезы — для самых богатых и взыскательных покупателей.       За минувшие годы дом четы Паоли почти не изменился — преуспевающий торговец мог позволить себе просторные комнаты и огромный сад отдельно от лавки и складов. Бертран, помнится, удивлялся, как же так можно — без пригляда оставлять товар. У Мерсье всё было просто: первый этаж — лавка, второй — жильё. Спустился со второго этажа на первый — и уже за прилавком. Паоли же был в состоянии нанять и сторожей, и помощников в лавку, и прислугу в дом.       Как обычно, по дому носилась куча черноглазых ребятишек. Только уже, по всей видимости, внуков. Стол накрыли в саду под ажурной тенью деревьев. Мария Паоли постарела, конечно, за прошедшие годы — в чёрных, как смоль, волосах щедро разбежалась седина, фигура стала грузной, — но прежней хватки сеньора не растеряла: годящегося в сыновья гостя нужно было гладить по голове, приговаривая «как исхудал бедный мальчик», и кормить так, чтобы тот из-за стола мог только выползти, умоляя о пощаде!       Обласканный, обожравшийся сверх всякой меры Бертран (и даже каяться на пятничном капитуле не надо за неумеренность в еде и за то, что к нему прикасалась женщина) блаженно щурил глаза и почти засыпал за столом, слушая рассказы о детях и внуках. Если честно, на пятом внуке он запутался, кто чей, и просто кивал болванчиком и восхищался очередным ребёнком, пробегавшим мимо.       — Женщина, ты оставишь ли гостя в покое! Иди, ради всего святого, дай мужчинам поговорить! — наконец пришёл на помощь Доменико, управившись со своей частью обеда и по новой разливая вино. — И ребятишек уведи из сада, нечего им уши развешивать.       Мария скрылась в доме, забрав разноголосую ребятню. Бертран проводил её глазами и улыбнулся.       — Вы богатый человек, Доменико. И не потому, что ваши склады ломятся от шелков.       — Для того и живу, — кивнул Доменико. Поставил кубок на стол и уже другим тоном поинтересовался: — А вы?       — Что я?       — Чем и для чего теперь живёте вы, Бертран? И с чем изволили прийти ко мне? Не сентиментальность же, в самом деле, вас одолела. Ваша сентиментальность, знаете, может дорого обойтись по нынешним временам.       Бертран трудно сглотнул вино и опустил глаза, собираясь с мыслями. Просить оказалось неожиданно трудно — гордость мёртвой хваткой взяла за горло. Привык жить в чужой шкуре-то, привы-ы-ык. Привык смотреть на торговцев сверху вниз, привык к почтению, отвык просить. Оруженосец досмотрщика Франции и Англии. Пусть бастард, так самого Магистра! Барон, без пяти минут рыцарь… Теперь никто.              Доменико без улыбки смотрел на него и ждал ответа. Ну да, ну да, не стоило так расслабляться и забывать, что добродушный и жизнерадостный толстенький генуэзец не просто так много лет успешно вёл дело, и близко не подпуская конкурентов к своим объёмам торговли. Для этого хватка должна быть мёртвой, а клыки — длинными и острыми.       — Так зачем ты пришёл ко мне, Бертран? — прервал затянувшееся молчание купец.       О, вот уже и не «вы», а «ты». Ещё один любитель напомнить Бертрану его место, регулярно «сбиваясь». Бертран откинулся назад и попытался непринуждённо улыбнуться. По ощущениям — как оскалился. И как у Жослена это получалось?       — За помощью пришёл. Серьёзные люди должны помогать друг другу.       Доменико иронично приподнял брови.       — О, и чем же я могу помочь воину Христову? А, прошу прощения, это теперь не про ваш орден. Запамятовал.       Ах, ты ж… друг отца.       — Советом. И, если это возможно, рекомендательным письмом.       — М-м-м… А зачем же это мне?       Ну вот. И что обещать?       — Пока что кроме своего слова и былого доброго имени я ничего не могу предложить. Но ведь всё может измениться.       — Короче говоря: сделай доброе дело и на том свете тебе зачтётся… Заманчивое предложение, что уж.       — Я…       Доменико поднял руку, останавливая:       — Я помогу. Не храмовнику, которого сейчас аж ломает от гордыни, нет. Помогать заносчивому ордену и его членам разве моё дело? Я помогу сыну моего друга. Постараюсь, по крайней мере. Какого рода рекомендацию ты хочешь?       — Мне нужен свободный проезд до Парижа. Без лишних вопросов и проверок. У меня есть письмо, но с севера Франции. Я сделал крюк — так получилось, и в случае чего не смогу объяснить, какого чёрта мимо Парижа меня унесло аж до моря, а потом назад. У вас же есть пара помощников. Я мог бы представляться таким помощником. Ну вот что-то понадобилось вам в Париже. Решили лавку в столице открыть, прицениваетесь.       — Моим помощником?       — Да.       Доменико оглядел Бертрана и рассмеялся.       — Бертран, хорошо ли ты представляешь, как выглядишь?       — Я… Ну пообтрепался, да. Так это поправимо.       — Нет, не в этом дело. Скажи, если я сейчас нацеплю доспехи, сойду ли я за рыцаря?       — Ну…       — Вот именно. Я не понимаю, если честно, как тебя до сих пор не арестовали. Разве что в разъездах состоят какие-то деревенские олухи. Куда ты денешь выправку, плечищи свои? Хоть и горбишься, а всё же выделяешься в толпе. Намётанный глаз сразу выхватит. А мозоли от меча на ладонях? И, кстати, я так понимаю, за минувшие годы ты прилично выслужился в Ордене, потому что так держаться простому сержанту научиться негде и незачем. Не по статусу.       — Как я держусь? Я ничего такого…       — Да перестань! У тебя на лбу написано, что привык отдавать приказы. Привык, что этим приказам подчиняются. То, как ты держишь кубок, каким тоном разговариваешь, как вздёргиваешь подбородок, как смотришь. Тебе кажется, что ты всё тот же, но я тебя очень давно не видел, и разница разительна. Нет, так подставлять под удар свою семью я не буду, уж прости. Вот что… Яблоко надо прятать среди яблок. Ты — воин, Бертран. Значит, и дорога одна — в солдаты. К тому же экипировка у солдат закрывает приличную часть лица. А тебе это не лишнее. Письма я не дам, мало ли? Не хватало ещё, чтобы при аресте у беглого храмовника нашли мою письменную рекомендацию. Но через три дня мой хороший знакомый направляется как раз туда, куда тебе так хочется, — в Париж. Охрану в обоз он всегда подбирает проверенную, но двух людей убили недавно, он ищет новых надёжных наёмников. Можно ведь и наводчика взять ненароком. На дорогах нынче ох как неспокойно. Тебя с моей рекомендацией он возьмёт.       — Конечно, неспокойно на дорогах, — зло хмыкнул Бертран. — Никто их больше бесплатно не охраняет и не ремонтирует, не сопровождает обозы, да? Это ж всё проклятые храмовники делали за свой счёт. Не иначе как по наущению Диавола.       — Ну да, — нехотя ответил Доменико. — Я-то в основном в Нарбонне дела веду, а другие жалуются. Опасно стало на дорогах, развелось всякой швали… Ну что? Так и решим? Но моему знакомому нужны конные вооружённые наёмники. Что у тебя с лошадью и экипировкой?       — У меня есть деньги и мул, на постоялом дворе оставил, и пожитки там же. Продам мула, куплю коня и оружие. За три дня успею.       — Нет, времени мало, завтра всё делай, а послезавтра я сведу с Пабло. Скажу, что знался с тобой в Айасе. Скажем, что ты… Ну допустим, решил перебраться подальше от мамлюков. Глянешься — попадёшь в Париж.       — Спасибо, Доменико.       — Пока не благодари, Пабло тебя ещё не взял. И это, как я понимаю, половина того, за чем ты пришёл. Ещё ты хотел совета. О чём?       Бертран задумался.       — Да я… Уже и не могу сообразить, что спрашивать. Мне надо… Ладно, вам это ни к чему. Я самонадеянно решил, что справлюсь один, найду беглых и мы… Это вам тоже ни к чему… Я ошибся, никого не нашёл, сам чуть не попался. И многое упустил, пока бесплодно рыскал по побережью. Я сам послушаю в обозе, если выгорит, а пока расскажите мне, что происходит во Франции и рядом. О чём сплетничают купцы?       Доменико пожал плечами.       — Да собственно… Даже не знаю, что рассказать. Меня-то больше море и побережья интересуют. Вот, например, в Гранаде неспокойно. Тамошний эмир Мухаммад отказался от титула в пользу брата Насра.       — Это плохо или хорошо?       — Смотря для кого. Для Кастилии и Арагона — весьма нехорошо.       — Почему?       — Потому что ходят слухи, что теперь Гранада заключит союз с Марокко как раз против Арагона и Кастилии. Но тебя же не это интересует?       — Да нет, отчего же, — задумчиво ответил Бертран. — Это значит, что в Португалии, Кастилии и Арагоне храмовников будут привечать и всячески прятать от карающей длани Рима. Случись что, не инквизиторы же пойдут воевать с магометанами.       — Так может, разумнее тебе направить стопы туда?       — Я оттуда и прибыл, — проворчал Бертран. — И упреждая: то, что я дурак, я уже слышал. А во Франции? Ну кроме нашего процесса.       — Ничего нового. Войны по краям Франции утихли, королю не до того было — дочку замуж выдавал.       — Да, знаю. Приданое неплохое отвалил из наших денег. Да и свадьба на них же сыграна, с-с-с…       — Видать, хорошо проклинаете. Всем орденом и от души. Поперёк горла дочери Филиппа встаёт её приданое. Вся Европа шепчется про то, как свадебный кортеж в Дувре встретил истосковавшийся любовник, не постеснявшийся при невесте лобызаться с её будущим мужем. Сопровождающих Изабеллу дядьёв едва не перекосило от этой сцены — так макнуть невесту в грязь принародно! Король Филипп, конечно, понимал всё о будущем зяте, но верно, не ожидал, что тот умишком совсем не блещет. На их с Изабеллой коронации фаворит, говорят, опять оскандалился: явился в пурпурном наряде, а этот цвет имеют право носить только члены королевской семьи.       — И король не одёрнул любовника? Н-да, видать умишком не блещет ни тот, ни другой. Так и до бунта недалеко. А кто такой?       — Гасконец, но рос в Англии. Один из миньонов молодого короля. Некто Пьер Гавестон. До бунта действительно недалеко — мачеха Эдуарда уже подбивает баронов на неповиновение королю. А Эдуард не только не ставит любовника на место, но ещё и передарил ему все драгоценности Изабеллы, что определил ей в приданое Филипп. По слухам, молодая королева живёт едва не впроголодь, потому что ей не выделяют содержание.       — Ну, я сейчас заплачу. Наверное, с хлеба на воду перебивается, бедняжка, — оскалился Бертран. — Дочка-то самая любимая вроде была? И Филиппу всё это докладывают?       — В красках.       — Господи, спасибо тебе и за малости! О чём ещё шепчутся всезнающие купцы?       — Не знаю, вы бы спрашивали поконкретнее, Бертран. Я хоть и известный, но всего лишь торговец. Говорю же, меня больше Восток интересует, я оттуда ткани вожу. Эта история просто уж слишком скабрёзная, потому о ней и знаю, что все мусолят сей конфуз и потешаются. Только вам-то что с того?       — Пока не знаю. Один неглупый человек утверждал, что надо понимать, что происходит вокруг, только тогда можно играть с открытыми глазами.       Они ещё посидели, поговорили вполне мирно на отвлечённые темы, повспоминали старых знакомых и забытые истории. Свечерело, из лавки возвратился Джузеппе. Одарил Бертрана ненавидящим взглядом, и тот ощутил острую необходимость откланяться.       — А ну сели. Оба, — негромко сказал Доменико.       — Отец! Я не буду с этим…       — Доменико, не стоит. Спасибо за всё. Я завтра сделаю всё, о чём договаривались, и вечером подойду.       — Я. Сказал. Сели.       Бертран нехотя опустился обратно, рядом, гневно сопя, пристроился Джузеппе. Доменико оглядел их и по новой разлил вино. Отхлебнул, помолчал.       — Жизнь полна опасностей и непредсказуемых поворотов. И иногда зависит от того, есть ли тебе к кому пойти за помощью. Очень мало людей, кому можно показать свои слабости. Ни к кому из тех, Джузеппе, с кем я ежедневно раскланиваюсь по пути в лавку и церковь, нельзя поворачиваться незащищённой спиной. Уж этому-то я тебя научил, дела ты ведёшь отлично, и я спокойно умру, зная, что дело моего отца в надёжных руках моего сына. Но у нас большая семья, случись что — не надо искать поддержки на стороне, у тебя есть братья, дядья, есть те, кто поможет. А Бертран один. Ему пойти некуда. Я понимаю, что вы не друзья, но мы с его отцом были. И вот ему бы я свою спину доверил. Поэтому Бертран для меня свой, а своим надо помогать. И верить больше, чем королям и епископам. Я сейчас помогу Бертрану и, если судьба будет милостива к нему, смею надеяться, что не меня, так моего сына он отблагодарит. Да, Бертран?       Бертран, закостенело сидевший всю пространную и вроде как не к нему обращённую речь, повернул голову и нехотя посмотрел на Джузеппе. Тот ответил раздражённым и пренебрежительным взглядом. Бертран серьёзно кивнул и церемонно ответил:       — Да. Я буду помнить, кто помог мне в тяжёлую годину. Если судьба повернётся ко мне светлой стороной, любой из членов семьи Паоли может рассчитывать на ответную помощь.