Это останется между нами

      — Значит, в субботу пойдёшь с другими учителями в бар? — спросил друг спокойным голосом, как только Олег позвонил, покидая школу, чтобы высказаться обо всём, что происходит последние пару дней.       Друг. Такое хорошее и мягкое слово. Словно ложка золотого мёда. Приятно называть кого-то другом: настоящим, близким, родным. И Олег был рад, что нашёл такого человека в лице Ивана — того, кто изначально должен был иметь в его жизни другую роль.       Они познакомились ещё в студенческие годы. Ваня тогда был простым, хорошим парнем, с которым было приятно помолчать или послушать его бесконечные истории. И сейчас никто из них уже не вспомнил бы, по каким именно мелочам они распознали друг в друге ту самую инаковость.       Мимолётные взгляды, нежный тон, лёгкие прикосновения. Полуночные беседы о смысле жизни под «Балтику», поиски судьбоносных совпадений, откровенность. Москва оказалась тем местом, где можно было вздохнуть с облегчением, покидая родные гомофобные края. И хотя Олег не бегал с радужным флагом и не планировал бросаться на поиски парня — те как-то всё равно находились. «Свои», как говорил Ваня.       Но парой побыть как-то не удалось. Не было яркой вспышки чувств, огромного притяжения или желания, хотя поначалу всё шло именно к этому.       Но вместо любви — дружба. Крепкая, как металлические звенья цепи. Как канат, что удерживает якорь. Нерушимая и полная доверия. Такая, которая будет с тобой всю жизнь и которой ни расстояние, ни время не помеха. Они оба это знали.       — А вот бы знать, да? — Олег посмеялся, затягиваясь электронкой, неспешно двигаясь от школы. — Я пока не знаю куда, с кем, во сколько.       — Надя, да? — Ваня на том конце провода усмехнулся. В университете они много времени проводили втроём. Надя постоянно шутила, что девочки мечтают о друге-гее, а у неё их было сразу два.       — Кто же ещё?       — Но сегодня только четверг, дорогой, так что давай-ка придумаем, как бы нам с тобой провести время так, чтобы выбросить из головы негативные мысли. Может быть, сходим в…       — Сразу нет, — оборвал его слова Олег, понимая, что за ними кроется.       — Да ну тебя, хоть бы послушал.       — Нет уж, ни за что. Ты за новостями не следишь? — Олег обернулся, чтобы убедиться, что никто не идёт прямо за ним, но всё равно поубавил громкость голоса: — Я не хочу нарваться на очередной полицейский рейд и оказаться лицом в пол. И так проблем хватает.       Ваня вздохнул.       — Да ладно тебе. По-твоему, каждый клуб прикрывают? Поверь, это частное мероприятие, скажем так.       — А, ну тем более тогда, — покачал головой учитель. — Нет, твои иностранные дружки меня не привлекают. Хочешь нажраться? Я иду в «КБ», покупаю нам выпить, пожевать, а потом ты приезжаешь ко мне — и мы пьяные ругаемся с малолетками в доте. Как тебе такой план?       Ваня посмеялся, протянув: «Ну-у-у», — но всё-таки сдался.       — А ты умеешь уговаривать, Олег Александрович. Хочешь, я захвачу школьную форму? — не дожидаясь ответа, Иван залился хохотом.       — Мудила, вот ты кто. Распоследний мудозвон. Лично ты сегодня будешь пить палёную водку из того магазинчика снизу, понял? — но Олег вовсе не раздражался, а хохотал и сам.       — Как скажете, сэмпай. Любое ваше пожелание — закон, — продолжал ржать друг.       — Всё, дура, пока. Я спускаюсь в метро. Захочешь жрать — сам покупай или заказывай. — Олег ещё посмеялся, но, услышав прощание в ответ, сбросил звонок.       Ваня — просто потрясающий парень. Всегда готов развеселить и поддержать, будучи искренним и добрым. И это словно доступно только Олегу. Вряд ли кто-нибудь другой видит эту настоящую сторону. Нежную, весёлую, порой слишком чувствительную. Такую простую, но хорошую.       Иван обладал не только самым русским именем, по его собственному мнению, но и подходящей внешностью, благодаря чему и строился его образ. А образ был довольно убедительный, потому что сам себя Ваня звал Богатырём. Медведем в человеческом обличье. Высокий рост под два метра, широкие плечи, знатная борода, как и прочая растительность на теле, что кудряшками покрывала почти всё пространство вместе с головой. Ореховые глаза, на которые опускались пышные чёрные брови. Ровный нос и чуть припухлые губы.       Вообще, он был лингвистом по образованию и прекрасно говорил на английском и немецком, но при этом в своей работе сейчас предпочитал максимально русский акцент в паре с тяжёлым брутальным голосом. Некоторых это сводило с ума в самом лучшем смысле. Одному Богу известно, сколько в мире парней или мужчин мечтают пообщаться с «суровым русским богатырём», который басом приказывает им «шат ап» и «сит даун».       Олега это всегда смешило. Помнится, как-то он попросился послушать такой разговорчик — хотя бы пару минут, — и чуть было всё не запорол, пока какой-то японец таял на том конце приватного звонка. И сколько азиат отвалил за это денег — лучше никому не знать.       Но несмотря на дикий приступ хохота, который Олег никак не мог унять, Ваня достойно произнёс: «Айм сорри, бро», попрощался, сбросил звонок, а потом ругался благим матом на своего друга, который уже плакал от смеха.       С тех пор Олегу не давали больше присутствовать на подобных сессиях, но его всё ещё каждый раз выносит, когда он вспоминает тот вечер. Такое ни за что не забудется.       Но на самом деле Иваном оставалось только восхищаться. Он закончил вышку с красным дипломом. Ему предлагали хорошие места, куда бы он мог пойти работать и строить карьеру. И он даже попробовал, выдержав год в консульстве — чтобы опыт был ненулевой, — а потом открыл для себя нечто куда более выгодное. В принципе, именно поездка и работа целый год за рубежом, поиск там развлечений на свою пятую точку и открыли для него «дивный новый мир», в котором живёт огромное количество людей, готовых заплатить сто долларов за один плевок в камеру и пару добротных матерных русских слов от такого бугая. Золотая жила!       Он даже как-то предлагал Олегу попробовать, но учитель на такое ни за что бы не согласился. Может, он был слишком правильным и хорошо воспитанным? Или не желал скидывать свой паспорт на сомнительные сайты? Да и уместно ли здесь говорить о правильности? Тема специфическая, у каждого своя правда.       Олег Александрович расслабился, размышляя о том, что сегодня будет просто хороший, спокойный вечер, но до него ещё было далеко. До него надо было дожить. Есть вещи, которые просто невозможно откладывать.       Когда он вышел из метро и зашёл во двор около своего дома, он уже знал, о чём именно хочет поговорить с Красновой.       Он уже прокрутил этот диалог несколько раз в голове, пока ехал, и постарался глубоко вдохнуть-выдохнуть, собираясь с силами. С моральными силами, само собой.       На фотографии в мессенджере Лариса Краснова держала пышный букет кроваво-алых роз. На её голове красовались желтоватые кудри — после не самого удачного осветления и завивки, — а на лице был яркий макияж с длинными стрелками и немного вульгарной помадой. Фотография была сделана будто в какой-то праздник. Может быть, Новый год или юбилей, но женщина не меняла её круглый год, а может, даже и не первый, явно наслаждаясь удачным снимком.       Олег немного сжал губы, рассматривая чужой профиль, но потом нажал на значок, изображающий телефонную трубку. Не хотелось звонить, но и тянуть больше нельзя.       Он чувствовал себя ребёнком, которому приходится набирать номер на стационарном телефоне, чтобы решать какие-то вопросы, потому что мама так сказала. А он не хотел — и теперь волнуется. Каждый раз, когда в детстве приходилось звонить в больничную регистратуру, хотелось выйти в окно от волнения. Но они жили в частном одноэтажном доме. Падать было некуда.       — Я слушаю, — холодно ответила женщина прямо перед тем, как Олег собрался сбрасывать. Она не сразу заметила звонок или выжидала специально, а его чуть инфаркт не хватил за эти двадцать-тридцать секунд ожидания и громких гудков.       — Добрый день, это Олег Александрович, — начал он, попутно запуская руку в карман брюк. Но ожидающая электронка уверенности не прибавляла, так что он зажал телефон между ухом и плечом, а сам полез в рюкзак, быстро стягивая его со спины. Там должны быть старые добрые табачные сигареты!       — Я вас внимательно слушаю, — холодно продолжала «крыса», и Олег немного закатил глаза.       Ну конечно, она ждёт, что он сам начнёт извиняться и распинаться. И выжидающе молчит, пока он пытается вытащить сигарету. Как-то весь заученный прежде текст улетучился из головы.       — Я бы хотел начать с того… — Руки тряслись, но он зажал губами фильтр, нажимая и лопая кнопку, придающую ягодный вкус, тут же прикуривая зажигалкой и громко затягиваясь. — Что ваша дочь просто желает мне отомстить.       Он выдохнул небольшое облако дыма, и задышалось сразу же легче. Чёртов Влад с его этими попытками выглядеть взрослее в девять лет. А теперь без сигарет невозможно нормально существовать.       Лариса хмыкнула, но никак не ответила, и Олег продолжил, от нервов сжимая кончик правой брови пальцами.       — Я понимаю, как это выглядит, но я никогда в жизни не трогал вашу дочь и ничего плохого ей не желал. И, пока есть возможность, давайте решим дело мирно.       — И что вы предлагаете? — спросила женщина, чуть подумав. Она звучала слишком уверенно, словно давно победила. Словно её не волнует, что её дочь получила психологическую травму. Должна была бы получить, будь это обвинение хоть на процент правдивым.       — Что я… Я уже уволился. — Олег наконец взял трубку в руку и выпрямил голову, начиная прохаживаться по небольшой асфальтированной дорожке то вперёд, то назад.       — Значит, вы признаёте, что виноваты. Верно я вас понимаю? — женщина усмехнулась.       — Нет-нет, я не это имел в виду. — Олег думал, что её порадует его поражение и увольнение, но она явно ждала чего-то другого. Надо было не с этого начинать. — А чего хотите вы? Вот конкретно от меня?       — Я хочу, чтобы вас наказали, Олег. Вы приставали к моей дочери, довели её до нервного срыва, она отказывается ходить в школу и запирается в своей комнате. — Олег попытался что-то вставить, но Лариса не дала себя перебить. — И я этого просто так не оставлю. Думаете, вам это сойдёт с рук? Я напишу заявление сегодня же.       — Заявление о чём?! — Олег и сам не выдержал, повышая тон. Да и трудно оставаться спокойным, вновь слушая, как несправедливо с тобой обходятся. Волнение быстро отступало, когда кровь начинала закипать. — Послушайте, вы же взрослая женщина, вы должны понимать, какими чувствительными могут быть девочки в таком возрасте. Катя обиделась. И пожелала мне отомстить. Вот и вся правда. Наверняка она придумала это со своими подружками или начиталась в интернете, решив, что это отличный способ меня унизить.       — Хотите сказать, что моя дочь — обманщица? — Лариса цыкнула.       Господи, почему просто нельзя послать всю их семейку? Олег выдохнул, затушил сигарету об урну и попытался унять злость. Эмоции надо держать под контролем. По крайней мере постараться.       — Нет, ни в коем случае, я не считаю Катю обманщицей, но просто поверьте: я её и пальцем не трогал. — Мелькнула мысль тут же признаться в своей ориентации, надавить на то, что при всём желании, если бы оно у него было, у него бы не встал ни на одну женщину в мире. Но говорить о таком было страшно, тем более такой женщине, как Краснова, и он откинул эту идею.       — Почему я должна вам верить? Она моя дочь. И я верю в первую очередь ей. Полиция всё проверит, Олег Александрович, и я за этим прослежу. А если вы не виноваты — то и бояться нечего. Верно?       Лариса бросила трубку.       — Сука! — прикрикнул учитель. Эмоции набирали обороты, а чем больше злости — тем меньше границ.       Олег снова начал листать контакты, но теперь в поисках малолетней обманщицы. И как только нашёл — сразу позвонил, ничего не обдумывая.       — Здравствуйте, — удивлённо прозвучало на том конце. Катя явно не ожидала, что Олег будет звонить ей лично.       — Катя, давай-ка поговорим, пока не поздно. Объясни мне, что я тебе такого сделал?       Краснова растерялась, что-то промямлила, но он не понял ни слова.       — Ничего ведь не было, Катя, ни-че-го. Просто скажи своей маме правду, обещаю, что никто не будет тебя ругать. Скажи ей, что хотела отомстить, запуталась, ошиблась, поплачь, в конце концов, но будь честной! — Олег тяжело дышал, ожидая услышать хоть какой-нибудь ответ.       — А вы вернётесь в школу? — внезапно спросила девочка дрожащим голосом.       — Нет, Краснова, в нашу школу — нет. Но это не значит, что надо продолжать врать.       Олег был почти уверен, что, если повторять про ложь — совесть замучает подростка и она сдастся. Девочка даже замолчала на несколько секунд, словно размышляя, что ей сказать, но в итоге встала в позу.       — Я не вру! — резко ответила она после колебаний. — Вы… и писали всякие мерзкие гадости, и… и… просили фотографии…       Олег не выдержал, потому что не мог слушать этот бред, и сам сбросил звонок, после чего опять достал сигареты.       То она скидывает фотку своей домашней работы в семь утра, то кричит на него. Сумасшедший дом!       Он был так зол, что, если бы кто-нибудь из прохожих случайно его толкнул или косо посмотрел, он бы тут же бросился на разборки, чтобы слить весь свой негатив.       Да, полиция проверит, но это не значит, что он останется невиновным. Это не значит, что его репутации не конец. Если заведут уголовное дело и ему повезёт не присесть за решётку — учителем ему не быть. Никуда его не возьмут с такой славой, даже если суд не запретит работать с детьми.       Олег остановился около «КБ» и задумался. Ну напишут они заявление, а что потом? Полиция попросит из школы характеристику и видеозаписи. Характеристика будет хорошая — сто процентов. Опросят учеников. Тут тоже ничего плохого быть не должно. Возьмут у Кати показания, возможно, опросят в присутствии психолога, потом возьмут телефоны для проверок. Телефон учителя — тоже.       Переписки он удалил, но и в них ничего дискредитирующего быть не должно. Даже если Катя их сохраняла. А значит — никаких доказательств. Только слова. Её слова. Той, у которой сомнительная слава сама по себе. Вряд ли ученики встанут на её сторону, кроме пары подружек и нескольких мальчиков, которые бегают за ней хвостом. Но большинство же будет за Олега. Такие, как Круглов, например, будут готовы нахваливать учителя и убедят, что он ни в чём не виноват, и, как мальчик и сказал, «все это знают».       Олег спустился по лестнице в небольшой подвал, где располагался алкогольный магазин, и завис напротив недорогого коньяка, пытаясь зацепиться хоть за один. Он в них не разбирался, и, на самом деле, ему было всё равно, какой именно он будет мешать один к четырём с колой.       В итоге выбирал он по цене, решив, что почти восемьсот рублей за бутылку делают его явно неплохим выбором — и неважно, какое там название и сколько у него ярких звёзд на упаковке.       — Может, возьмёте лотерейный билет? — сухо спросил продавец в красно-чёрной рубашке в клетку, устало выдыхая, и Олег кивнул. Почему бы и нет?       — И пачку «Винстон» с кнопкой, любую, — добавил к заказу учитель, потому что предчувствовал, что от будущих нервяков никакие электронки не спасут. Нужен горячий ядовитый дым, который будет оседать не только в лёгких, но и на одежде с мебелью.       Домой он занёс целый пакет, откуда поспешил достать не только коньяк, но и пару двухлитровых бутылок с колой, чтобы поставить их в холодильник, пачку чипсов и кальмары. И хотя на дворе ещё день, уже хотелось выпить, так что он решил поддаться желаниям. Всё равно больше никуда не надо.       Неразбавленная стопка приятно обожгла горло, наполняя теплом изнутри. Опьянить мгновенно она не могла, но психологически тут же успокоила, и Олег уселся на диван, заглядывая в рабочие чаты, из которых его ещё не выкинули.       Надо было попрощаться с детьми. Лично зайти в класс он не решился, но уходить молча — совсем неправильно. Тем более когда не знаешь, что будет завтра.       Надя отписалась о том, что Алла Андреевна никому не называла никакую причину, а расплывчато ответила, что Олег Александрович покидает школу по семейным обстоятельствам. И, с одной стороны, этого вполне достаточно, а с другой — как будто бы нет. Но не будет же он плакаться о своих проблемах?       «Мой любимый девятый «А"», — начал учитель, но второе слово ему совсем не понравилось из-за сложившейся ситуации. Хоть оно и было верным. Так что он всё стёр, задумался и начал писать по новой: «Ребята, я думаю, все уже слышали, что я ухожу из школы по личным причинам. Пожалуйста, давайте не будем сыпать вопросами и сплетнями и не будем заваливать мою личку тонной сообщений. Я их все вижу, да, никого не игнорирую специально, но нет времени отвечать каждому по отдельности, тем более что вы задаёте одни и те же вопросы. Давайте сосредоточимся на главном: скоро конец года. Так что постарайтесь подтянуть хвосты и хорошо сдайте ОГЭ, чтобы мне за вас не было стыдно. Тем, кто остаётся ещё на два года, и тем, кто уходит после девятого, — всем удачи. Вы — мой первый класс, и я был рад, что мне достались такие потрясающие ученики. Знайте, что я вами в любом случае горжусь. Вы — молодцы.»       Олег выдохнул и отправил сообщение в их общий с ребятами чат. Очень скоро оно начало обрастать реакциями и кучей ответов — от плачущих смайликов до каких-то глупых подростковых шуток.       Но учитель уже вышел из сети.