Кисик

Нет такого места, где не было бы войны, и нет человека, которому не пришлось бы воевать. Все что мы сможем сделать — это выбрать, на чьей стороне драться. Такова жизнь.

      

© Абдулла Тахери, «Шантарам», Грегори Дэвид Робертс

                                  Вечер был тихим, уютным и сладостно долгим. Это был один из тех счастливых вечеров, нежное послевкусие которых остаётся на всю жизнь. Ярослав сидел за столом, откинувшись на стуле, пил горячий лавандовый чай и любовался котенком. Тот мыл посуду после ужина. Впереди у них был лёгкий фруктовый салат и безалкогольный глинтвейн. Щеки Влада раскраснелись от жары и активных действий, темно-шоколадные волосы непослушными прядями лезли на лицо. Он до скрипа отмыл огромную гору посуды, смыл густую пену и принялся раскладывать тарелки по полочкам. По кухне плыл ненавязчивый аромат корицы и крепкого кофе. За окном лил дождь.              — Твой вчерашний соперник хочет реванша, — произнес Яр, наконец отлипая от гибкой стройный фигуры любовника в его домашних вещах. Он фыркнул. — Видимо, все никак не может успокоиться.              Влад усмехнулся и поставил чайник на плиту.              — С удовольствием размотаю его еще раз.              Он подумал о том смазливом блондинистом красавце, который задирал его в раздевалке. Вспомнил, как легко было переводить его вчера в партер, как отчаянно тот царапал руки у себя на горле. Как тяжело он дышал под ним после четырёх пропущенных в живот и так заводяще пытался вырваться, но Влад был гораздо сильнее. Несмотря на свою язвительность, мальчишка оказался лёгкой добычей. Влад ожидал более достойного сопротивления: сломавшись от одного хорошего попадания, тот сдался и слил ему бой.              Даже жаль было портить такую идеальную красоту: он словно сошёл с картины профессионального художника, обожавшего рисовать сексуальных мужчин. Высокие скулы, соблазнительные губы — нижняя была полнее верхней, — правильной формы небольшой нос и яркие, цвета небесной синевы в солнечный июльский полдень глаза. Блондин был невысоким, но хорошо сложенным: под бойцовской формой угадывались очертания бицепсов и проступающих грудных. Владу было совестно перед ним: тот с таким трудом прошел в финал отборочного турнира и разгромно проиграл на глазах у своих родителей.              Ярослав улыбнулся. Он незаметно подошёл к Владу и обнял его со спины. Тот вздрогнул, обернулся, и они синхронно слились в долгом, тягучем поцелуе. Из крана лилась тёплая вода, в гостиной работал телевизор. Из духовки плыл ароматный запах клубничного пирога.              — Я люблю тебя, — прошептал Влад, отрываясь от зацелованных губ Ярослава. — Даже не представляешь, как сильно я тебя люблю.              Яр прижал его к себе крепче и уткнулся носом ему в волосы. Родной аромат малыша действовал на него как валерьянка на кота. Он бы стоял так, обнимаясь, и наслаждался им остаток длинного вечера до самой ночи. Он бы забил на семейный бизнес и уехал бы с ним на отцовскую дачу, чтобы вдвоем встречать золотисто-розовые рассветы над бесконечным лесом и пить какао с маршмеллоу, но тренерская работа требовала его присутствия в городе, а котенок был одержим идеей пробиться в мир большого спорта. Их тихие, пропитанные счастьем вечера на кухне, принадлежавшие только им одним, были для Яра долгожданным окончанием насыщенного дня. Ровное дыхание его ненаглядного, положившего голову ему на плечо, для Ярослава стоило больше, чем любые победы в октагоне, тренерские награды и успехи в семейном бизнесе.              В гостиной зазвонил телефон. Яр вздрогнул. Судя по рингтону, звонила мать, а случалось это очень редко, и судя по всему, произошло что-то серьезное.              — Я сейчас приду.              Обволакивающее тепло его объятий исчезло. Влад пришел в себя, выключил воду и снял чайник с плиты.              В отсутствии Яра он вытащил пирог, накрыл на стол, разлил дымящийся глинтвейн по фарфоровым чашкам и свернулся в любимом кресле. По квартире поплыл восхитительный аромат горячего теста, клубничной начинки и разогретой ванили. За стенкой слышался спокойный голос Ярослава и его редкие смешки. У соседей сверху плакал маленький ребенок. На улице громко лаяла собака.              На уставшего от бытовой суеты Влада снова медленно, но неумолимо накатывали мрачные тягостные мысли.              От знакомого судьи он слышал, что, возможно, Злат приедет судить поединки следующего отборочного турнира. Тот уже давно отошел от дел, но на этом турнире должен был драться его племянник. Влад знал, что Златозар ни за что бы не позволил отдать ведение этого боя кому-нибудь другому. Ради сына сестры он прилетел бы куда угодно. Пока об участии племянника Злата ходили только слухи, но сердцем Влад уже чувствовал — он будет здесь.                     И ему было страшно.                     Это был липкий, лишающий воли к сопротивлению страх, который испытывали первобытные люди при взгляде на пещерного медведя или огромного льва. Страх жертвы, осознающей собственную беспомощность перед хищником. Он ничего не говорил о Злате Ярославу, он вообще никогда не рассказывал ему про свою первую любовь. Ему не следовало откладывать этот разговор на потом, но каждый раз, собираясь рассказать Яру про то, что случилось с ним двумя годами ранее, Влад словно налетал на какую-то невидимую стену. В горле вставал ком, в груди разливалась удушающая свинцовая тяжесть. Слова вылетали из головы, оставляя после себя только бессильное отчаяние и горькие, задавленные слёзы. Ярослав не раз спрашивал Влада о его прошлом и о том, зачем он принимал стероиды. Котенок честно пытался ответить, но рассказ выходил таким вымученным и скомканным, что Яр счел за лучшее оставить его в покое. Он терпеливо ждал, когда малыш соберется с силами и расскажет ему о своем прошлом. Влад был ему горячо, искренне за это благодарен.              Он взял чашку с глинтвейном и сделал маленький глоток. Во рту разлился волшебный вкус ягод, корицы, гвоздики и имбиря. Они с Ярославом одинаково не любили кардамон, поэтому Влад никогда не покупал пакетики с его порошком. Он не знал, почему Яру не нравился пряно-острый, со сладкими цитрусовыми нотками вкус приправы, но у него кардамон вызывал воспоминания о любимом кофе Злата, который щедро добавлял его в чашку.              Кисик тоже обожал кардамон. Он любил все, что любил Злат, и Влад всегда презирал этого мальчишку за его бесхарактерность. Он ни разу не видел его лица, но по рассказам Златозара тот был знойным светловолосым красавцем с модельной внешностью. Влад ненавидел, когда Злат специально его злил и словно невзначай рассказывал о том единственном, кого по-настоящему любил. Он разрывался между желанием знать о Кисике все и болью от каждого жестокого слова Златозара. Иногда все-таки не выдерживал и спрашивал что-то о нем сам. Сначала Злат не отвечал на эти пристрастные расспросы ничего, но потом, когда Влад повзрослел и вышел из-под его контроля, стал говорить о Кисике с целью сделать больно.              Это было сродни соляной кислоте, льющейся сверху на открытые раны.              Это было жестоко. Очень жестоко для восемнадцатилетнего мальчишки, безоглядно влюблённого в своего первого мужчину.              Кисик был заклятым соперником Влада и одновременно такой же жертвой, отдавшейся на растерзание этой твари. Когда Злат окончательно сломал свою любимую игрушку, он сбежал. Влад даже представить себе не мог, какой ужас испытывал этот несчастный мальчишка, чтобы уйти в снежную декабрьскую ночь, одетым в одну лёгкую осеннюю куртку и пижамные штаны. Злат в тот вечер был на совещании и не уследил. Он честно признавался, что так и не смог себе этого простить. Не остановил, не уберёг малыша. Не защитил его от самого себя. Кисик ушел в самую вьюжную, снежную ночь, чтобы замести следы, и даже цепные собаки Злата не смогли его найти. Полиция разводила руками, нанятый детектив заявил, что в таких условиях вероятность выжить была минимальной. Убитому побегом Злату предложили подождать до таяния снегов, после которого можно было искать замёрзшее глубокой зимней ночью тело. Златозар тогда сломал двоим из них нос. По его словам, он ни о чем не жалел.              Тело так и не нашли.              Злат отказывался верить в его смерть.              Он много лет тщетно охотился за своим Кисиком. Использовал связи, деньги и влияние в определенных кругах, чтобы добыть жалкие крохи хоть какой-то информации. Влад был уверен — он искал его до сих пор. И продолжил бы искать даже спустя столько лет, не сумев смириться с тем, что Кисика нет.              Игра Златозара определенно стоила свеч.              Кисик умел абсолютно все. По рассказам Злата, его бывший любовник с легкостью, без подготовки заглатывал длинный член своего хозяина до конца и языком творил с ним такое, что даже у этого привыкшего к хорошему сексу ублюдка темнело в глазах. Влад мог принимать только до половины, а потом срабатывал рвотный рефлекс и накатывал приступ ужаса от удушья. Ярослав не уступал Злату в размерах, но никогда не требовал от него брать по самые яйца, жалея малыша. Кисик без боли и долгой растяжки принимал Злата в задницу, а Влад кричал и умолял остановиться, когда тому хотелось быстрого, грубого секса. Ярослав никогда бы не причинил ему боль; он был настолько нежен и заботлив, что смог растопить ледяную броню разбитого сердца Влада и собрать его по осколкам. Кисик умел садиться на продольный и поперечный шпагат. Он вытворял такие фокусы, по сравнению с которыми два года спортивной гимнастики Влада казались детским садом. Злат ему об этом не говорил; тот сам нашел сборник акробатических упражнений с пометками простым карандашом. Из сорока сложных элементов красивые ровные галочки стояли на тридцати восьми. Это был уровень профессионала, который занимался с самого детства.              Влад понимал, что должен был сочувствовать Кисику, а не соревноваться с ним. Что этот мальчишка прошел через тот же ад, что и он сам, только ему пришлось хуже, намного хуже. Как если бы взять всю ту боль, которую причинил Владу Златозар, и умножить ее в несколько раз, ведь Кисик провел с ним не один мучительный год. Он должен был сочувствовать ему, но…              Он его ненавидел.              Кисик намертво запал ему в душу и ее уничтожил. Двенадцать долгих месяцев Влад пытался освободить себе маленький кусочек в сердце Злата, которым полностью и безраздельно владел этот мальчишка. Он не знал его возраста, но Кисику было больше семнадцати: Злат вырвал его с первого курса университета. Он не дал ему доучиться, не желая делиться с миром своим бесценным сокровищем. Поселил у себя и долго, несколько лет ломал психику наивного влюблённого птенчика.              Пока тот, истекая кровью в переломанных крыльях, не улетел.              И все-таки…              Факт оставался фактом.              Влад отчаянно его ненавидел.              В кухню вошел Ярослав, и в ней словно стало теснее и светлее.              — В понедельник нужно будет поехать к маме, — информировал он. — Боже мой, как здесь вкусно пахнет! А выглядит как! Какая красота, я такое только в рекламе видел. Я же сейчас сожру весь этот пирог! Эх, такой талант гениального шеф-повара пропадает, а ты… Ладно, ладно, молчу, — он обезоруживающе улыбнулся в ответ на ироничный взгляд Влада. — Так вот. Наш бизнес поглощает другое предприятие, и мне как совладельцу обязательно при этом присутствовать. Там будет много народу, некоторые из ее новых бизнес-партнеров. Поедешь со мной? — чисто для проформы поинтересовался он.              Влад фыркнул.              — Спрашиваешь.              Ярослав с улыбкой кивнул.              — Банкет пройдёт в нашем доме. Моя мама будет рада тебя увидеть.              Влад вскинул на него удивлённый недоверчивый взгляд.              — Я серьёзно, — рассмеялся Яр. — Она давно хотела с тобой познакомиться, но не хотела тебя смущать. А тут такой повод.              Он устроился в кресле и придвинул к себе тарелку с самым сочным куском пирога. Влад отрезал ему еще. Пока Ярослав пытался одновременно выразить своё восхищение его кулинарными способностями, поблагодарить, прожевать пирог и попробовать глинтвейн, Влад с улыбкой любовался его красивым, румяным лицом. Ярослав был солнышком, которое светило всегда и везде. Высокий, крепкий, косая сажень в плечах, он напоминал пятилетнего квотерхорса. Отборного американского жеребца, все еще по-юношески непоседливого, но уже налившегося устрашающей взрослой мощью. Его сильное, пышущее здоровьем тело было совсем не похоже на жесткое, заматеревшее тело Злата. Светлая кожа Ярослава с лёгким золотистым оттенком была не такой грубой, усеянной множеством старых шрамов. Он сам казался гибче, подвижнее, проворнее — и гораздо красивее. Влад любовался им, забыв про пирог и про глинтвейн, и все не мог наглядеться. Очаровательная улыбка Яра и смешинки в его пронзительных светлых глазах были способны растопить самое жестокое сердце. Злат никогда ему так не улыбался. Он вообще никогда не улыбался. Особенно как Ярослав.              Они смеялись, подкалывали друг друга, в шутку боролись за куски пирога и пытались поймать летящие орехи ртом. Обменивались идеями вкусных рецептов и обсуждали будущую встречу в доме матери Яра. Пили горячий глинтвейн и ели запеченные с мёдом яблоки. Спорили, кто будет убираться на кухне, не желая уступать эту обязанность другому, и обсуждали идеи завтрашнего стола.              Они были счастливы.              Но где-то глубоко внутри маленькая, невидимая, но очень острая игла колола сердце Владислава своим безжалостным остриём. Игла не давала ему забыть о себе и болезненными уколами напоминала: «Я здесь, я рядом. Твой кошмар еще впереди». В уютных домашних хлопотах и в разгар шутливых драк подушками счастливый смеющийся Влад ни на секунду не забывал об этой игле.              Он отчетливо помнил и понимал.              Рано или поздно тренер Ярослав и бывший рефери Златозар сойдутся между собой лицом к лицу.              И тогда у него не будет иного выхода, кроме как рассказать Яру правду.              Всю правду.