Нити Судьбы: Заложница ✨ Том 2

На следующий день Алия спустилась в темницу. Мрачные коридоры встретили её привычным запахом сырости, холода и страданий. Тюремщики, тени этого подземелья, жались по углам, боясь даже поднять глаза на свою госпожу, чьё лицо выражало лишь холодную решимость. Алия зашла в камеру Лиры. Увидев королеву в дверном проёме, Лира отпрянула, забившись в самый угол камеры. — Встань! - Приказала королева. Лира, замершая в полном недоумении, медленно, с трудом поднялась с грязной, соломенной подстилки. Её тело ныло, каждая мышца болела, но она повиновалась. Алия окинула её взглядом, холодным и оценивающим, отмечая состояние пленницы. Лира очень исхудала за время пребывания в темнице, бледная, лишённая солнечного света и жизни. — Пойдём со мной, — коротко сказала Алия, её голос не выражал никаких эмоций — ни гнева, ни сочувствия. Просто констатация факта, приказ. Лира замерла в ужасе, не отрывая взгляда от лица королевы. В груди похолодело от зловещего предчувствия. Куда Алия ведёт её? Что будет теперь? Единственная мысль, мелькнувшая в её измученном разуме, была самой страшной. — На… казнь? — едва слышно, одними губами, лишь глазами полными ужаса, произнесла пленница. Её голос дрожал от страха и слабости. Алия усмехнулась. Усмешка была холодной и презрительной, не выражающей ничего, кроме превосходства. — Пошли, я сказала, — повторила Алия, и, не дожидаясь ответа, подошла к Лире вплотную, не оставляя ей возможности для размышлений или сопротивления. Пленница отшатнулась в ужасе, инстинктивно отступая назад от приближающейся фигуры Королевы, в чьих глазах она видела лишь холод и жестокость. Алия, не церемонясь, грубо схватила её за локоть, больно сжав тонкую кость, и потащила вверх по крутым каменным ступенькам, ведущим из подземелья. Лира, не в силах сопротивляться физической силе Алии, попыталась упираться ослабевшими ногами, но силы были слишком неравны. Алия была намного сильнее, её тело закалено в боях. В глазах Лиры застыл немой ужас, а по щекам покатились крупные, горячие слёзы. — Нет, не надо, Ваше Величество! Не убивайте меня! — в отчаянии, едва слышно умоляла девушка, её голос срывался на рыдания. — Умоляю Вас, Ваше Величество, не надо… Алия, казалось, не слышала её мольбы. Её лицо оставалось непроницаемым, а хватка на руке Лиры — неумолимой. Она лишь сильнее сжала её локоть и неумолимо тащила пленницу за собой. Лира, спотыкаясь, быстро перебирала босыми, ослабевшими ногами по холодному каменному полу коридоров, стараясь не отстать от быстрой походки Алии, не упасть. Алия вела Лиру по длинным, гулким коридорам дворца, звуки шагов и приглушённых рыданий Лиры отдавались от стен, но Королева не обращала на них внимания. Наконец, после долгого пути по извилистым коридорам, Алия остановилась перед резной дверью, украшенной перламутром. Распахнула её одним движением руки, резким и неожиданным, грубо втолкнула Лиру внутрь. Лира, не удержавшись на ослабевших ногах, потеряла равновесие и упала на пол, растянувшись на холодном, отполированном мраморе. В ужасе подняла заплаканные глаза, ожидая увидеть палача с приготовленным топором, или стены камеры, предназначенной для казни. Но вместо этого увидела залитую мягким, тёплым светом просторную, чистую купальню, стены которой были отделаны блестящим белым мрамором. В центре помещения покоилась большая каменная ванная, от которой поднимался лёгкий пар, наполненная тёплой, ароматной водой. И служанки… несколько молодых девушек в лёгких, чистых одеждах замерли у стен, ожидая приказаний, их лица выражали любопытство и немного сочувствия. — Ну вот, Софи, я привела её, — произнесла Алия, обращаясь к одной из служанок, одетой богаче остальных, чей взгляд был спокойным и понимающим. Софи, улыбнувшись Алии, плавно склонилась в поклоне, её движения были грациозны. — Всё хорошо, Ваше Величество, я позабочусь о девушке, — ответила Софи, её голос звучал мягко и успокаивающе, будто обещая безопасность в этом новом, непонятном месте. Алия вышла, и тяжёлая дверь за ней с тихим щелчком закрылась, оставив Лиру одну. Принцесса, всё ещё дрожа всем телом, лежала на холодном мраморном полу. Ужас сковал её, она в отчаянии оглядывалась вокруг, не понимая, где находится. Что это за место? Что происходит? Неужели это новая, ещё более изощрённая пытка, придуманная Алией? Кто эти незнакомые люди, несколько молодых женщин в лёгких одеждах, которые смотрят на неё с тихим ожиданием в глазах? Что с ней собираются делать? Её разум, истерзанный болью и страхом, не мог найти объяснения. — Не бойся, дитя, — услышала Лира голос, мягкий и успокаивающий, звучащий прямо над ней. Голос был полон тепла, которого она не слышала так давно. Она робко обернулась, ожидая увидеть жестокое или равнодушное лицо, но увидела ту самую девушку, которую королева Алия назвала Софи. В глазах Софи не было ни злобы, ни насмешки, лишь глубокое сочувствие и забота. — Всё хорошо, — повторила девушка, её голос был тихим, но уверенным, — тебе ничто здесь не угрожает. Ты в безопасности. Софи мягко улыбнулась, ободряющая улыбка осветила её лицо. — Тебя нужно вымыть, — продолжила она, её тон был полон понимания. — Ты вся грязная… от тебя пахнет темницей… Пойдём, дорогая… Слова девушки звучали так ласково, так нежно, будто она говорила не с пленницей, а с кем-то очень родным. Ласково? Как давно Лира не слышала ласковых слов в свой адрес, обращённых не с издевкой или равнодушием? Её сердце дрогнуло от неожиданной, непонятной доброты. Софи протянула ей руку, помогая подняться с холодного мраморного пола. Лира, ослабевшая от голода и издевательств. Её тело на грани истощения, покорно приняла помощь, всё ещё недоверчиво глядя на окружающих её служанок, чьи лица выражали такое же мягкое сочувствие. Её подвели к огромной каменной ванной, занимающей центр помещения. От неё поднимался лёгкий пар, наполняя воздух тонким ароматом. Вода, наполнявшая её, казалась тёплой и привлекательной. Ванна… Лира уже почти забыла, что это такое, вспоминая лишь смутные, давно ушедшие образы из прошлой жизни во Летнем дворце, где ванна была привычной частью дня, а не чудом. — Давай снимем это, — произнесла Софи, её пальцы коснулись изорванной, грязной рубахи Лиры. Ткань была жёсткой от грязи и засохшего пота. Одна из служанок помогла освободиться от грязного тряпья. Лира стояла обнажённая перед тремя незнакомыми девушками. Страх и стыд затопили её, она инстинктивно прикрылась руками, пытаясь защитить свою наготу и измученное тело от их взглядов. Софи с тихой грустью и состраданием осмотрела тело принцессы, неестественно худое, бледное, отмеченное печатью страданий. Щёки ввалились, под тонкой, прозрачной кожей отчётливо просвечивали рёбра. Руки и ноги казались тонкими и бессильными, волосы слиплись от грязи и пота, потеряв свой платиновый блеск, став тусклыми и безжизненными. — Всё хорошо, всё хорошо… — повторяла Софи успокаивающе, её голос был тихим и ровным. — Забирайся в ванну, милая… Поддерживая Лиру под руки, служанки помогли ей опуститься в тёплую воду. С непривычки после холодной темницы вода показалась обжигающе горячей. Лира невольно попыталась вскочить, отпрянуть от незнакомого жара, но её снова мягко, но настойчиво опустили обратно в ванну. — Ничего, вода не горячая, просто тебе так кажется после холодной темницы, — ласково проговорила Софи, гладя Лиру по плечу. — Привыкай. И действительно, через мгновение тело Лиры начало привыкать к теплу, расслабляясь и оттаивая после тюремного холода. Служанки начали аккуратно омывать Лиру. Их движения были нежными и заботливыми, смывая с её кожи месяцы тюремной грязи, запах пота, крови и отчаяния, накопившиеся в грязной каменной темнице. Аромат нежных масел, доносящийся от пены, окутывал её тёплым облаком, успокаивая измученные нервы и смягчая боль. Вода больше не казалась горячей, она ласкала кожу, снимая напряжение и боль, проникая в каждую клеточку. Лира закрыла глаза, позволяя себе на мгновение забыться, отдаться этому незнакомому чувству комфорта и заботы, исходящему от чужих рук. Из-под сомкнутых век по щекам потекли слёзы. Но это были уже слёзы не ужаса и боли, а слёзы облегчения, тихого освобождения от многодневного кошмара, от грязи, холода и унижения. Софи нежно успокаивала Лиру, гладя по голове, её рука была лёгкой и тёплой, мягко руководя движениями девушек, омывающих её израненное тело, будто исцеляя не только плоть, но и душу.

***

Алия сидела в резном кресле в своих покоях, погружённая в чтение свитка. Её тонкие пальцы скользили по пергаменту, пробегая строки древних писаний, но мысли её были далеки от мудрых текстов. Внутреннее смятение, вызванное неожиданной добротой северной пленницы, всё ещё не отпускало её. Лёгкий стук в дверь отвлёк королеву от раздумий. — Войди, — позволила Алия, не отрывая взгляда от свитка. Дверь тихо отворилась, и в комнату вошла Софи, бережно ведя за локоть Лиру. На девушке был накинут лёгкий, неброский халат из тонкой ткани. Волосы Лиры, недавно слипшиеся от грязи, теперь были чистыми и аккуратно уложенными, но бледность лица и испуганный взгляд выдавали пережитый ужас. — Подведи её, — коротко приказала Алия, отложив свиток в сторону и поднимая взгляд на вошедших. Софи лёгким движением подтолкнула Лиру вперёд, приближая её к королеве. Лира едва переставляла ноги, каждый шаг давался ей с трудом. Страх, словно ледяные оковы, сковал её движения, лишая сил. Алия поднялась с кресла и медленно, с достоинством обошла Лиру. Она внимательно осмотрела вымытое, но всё ещё худое и бледное тело девушки. Взгляд её скользнул по тонким рукам и хрупким плечам. Лира съёжилась, но жёсткий взгляд королевы парализовал её движения. — Не волнуйтесь, Ваше Величество, — поспешила заверить Софи, понимая невысказанный вопрос королевы. — Она очень измождена и ей нужно немного отдыха и питания, а так с ней все хорошо. — Хорошо, Софи, пришли к ней Мириам, — приказала Алия, её голос стал мягче, чем обычно. — Отведи её в комнату, объясни ей её новое положение… — добавила Алия, в голосе снова появились жёсткие нотки власти. Софи бережно взяла Лиру под руку и вывела из покоев королевы. Лиру повели по длинным, светлым коридорам дворца, совершенно непохожим на мрачные переходы темницы. Они шли молча, лишь тихие шаги служанки нарушали торжественную тишину дворцовых этажей. Наконец, Софи остановилась у резной двери в самом конце коридора, на этаже королевы. Отворив дверь, она жестом пригласила Лиру войти. Комната оказалась совсем маленькой, но уютной, хотя и тесной. В ней едва хватало места для узкой, скромно застеленной кровати, маленького столика у окна, небольшого шкафа, приютившегося у двери, а на полу лежал простой, но мягкий ковёр. После мрачной, каменной темницы, где единственной мебелью была соломенная подстилка, это скромное убранство казалось Лире верхом роскоши. Она смотрела на всё вокруг огромными, не верящими глазами, не в силах до конца осознать, что видит. Неужели после долгих дней сна на жёсткой, сырой соломе ей действительно позволят спать на настоящей кровати? — Всё в порядке, Лира, это твоя комната, — мягко сказала Софи, заметив растерянность пленницы. — Да, не большая, но всё же лучше, чем в темнице, правда? Лира не могла не кивнуть в ответ, робко соглашаясь с очевидным. Софи жестом пригласила Лиру присесть на край кровати. — Присаживайся, дитя… и послушай, что я тебе скажу, — произнесла Софи, её голос приобрёл более серьёзный оттенок. — Ты рабыня, пленница королевы, тут ничего не изменилось, — подчеркнула Софи, развеивая возможные иллюзии. — Но теперь твоя задача — выполнять различную работу во дворце… Понимаешь меня, Лира? Девушка молча кивнула, опустив глаза в пол. Слова Софи, хоть и звучали мягко, не оставляли места для сомнений — её положение оставалось бесправным и зависимым. — Просто делай, что тебе скажут, не сопротивляйся, не кричи, не выказывай недовольства, и тогда королева будет довольна, — продолжала Софи, будто наставляя ребёнка. — Поверь мне, дитя… уж лучше так, чем в темнице, да? Лира снова едва заметно кивнула, не решаясь поднять глаз. — Хорошо, ты сейчас отдохни, — закончила Софи, её голос снова потеплел. — Я принесу тебе суп чуть позже, а сейчас к тебе зайдёт наша лекарь, осмотрит твои раны и обработает их… Не бойся… и отдыхай. Софи улыбнулась Лире ободряющей улыбкой и тихо вышла из комнаты, оставляя пленницу одну в новом, незнакомом пространстве.

***

Прошло совсем немного времени, и дверь комнаты тихо отворилась, пропуская внутрь целительницу Мириам. Лира, замерев на узкой кровати, вздрогнула всем телом. В памяти оставались грубые окрики, лязг цепей, жестокость Алии. При виде незнакомой женщины в дверях сердце забилось часто, готовое вырваться из груди. Глаза, запавшие от недосыпа и слёз, расширились от ужаса. Она съёжилась, пытаясь стать меньше, незаметнее, раствориться в полумраке комнаты, избежать неизвестной угрозы. Мириам вошла медленно, спокойно, не делая резких движений. В её руках не было плети или меча, только небольшая сумка с целебными травами и мазями. Лицо женщины выражало спокойствие и мягкое участие. Она приблизилась к кровати не спеша, будто к раненому зверьку, боясь спугнуть неосторожным движением. Голос её звучал тихо и умиротворяюще, тихая мелодия, рассеивающая мрак страха. — Не надо меня бояться, принцесса, мы виделись, когда ты была маленькой, — мягко произнесла Мириам. — Я пришла помочь тебе. Пальцы Мириам, тёплые и уверенные, осторожно коснулись тонкой руки Лиры, покрытой бледной кожей, через которую просвечивал тонкий пергамент. Лира вздрогнула от прикосновения, но не отдёрнула руку. В глазах Мириам было искреннее сочувствие и желание помочь. Когда Мириам закончила осматривать девшку вошла служанка и принесла в комнату небольшую миску, наполненную ароматным паром. Запах еды, простой, но такой притягательный после долгих дней голода, ударил в голову Лире, вызывая головокружение и слабость. Едва служанка поставила миску на столик рядом с кроватью, Лира рванулась к ней всем телом, забыв о слабости и боли. Она схватила миску дрожащими руками и начала жадно глотать суп, не жуя, не чувствуя вкуса, лишь стремясь наполнить пустой желудок. Не прошло и нескольких глотков, как тело взбунтовалось против такой резкой пищевой атаки. Спазмы сжали живот, подкатила тошнота, и Лиру вырвало прямо на пол, рядом с кроватью. Слабость окончательно повалила её на подушки, лоб покрылся холодным потом, дыхание стало прерывистым и тяжёлым. Слёзы бессилия и унижения потекли из глаз. Мириам спокойно наблюдала за приступом, не выказывая ни малейшего отвращения или раздражения. Она знала, что такая реакция организма после длительного голодания вполне естественна. Когда приступ рвоты прошёл, Мириам мягко вытерла влажным полотенцем лицо Лиры, убирая липкие пряди волос со лба. — Тише, тише, — успокаивающе проговорила целительница, гладя девушку по голове. — Всё хорошо, дитя. Теперь мы будем есть медленно, понемногу. Твой желудок слишком долго был пуст, ему нужно привыкнуть к пище постепенно. Мириам отодвинула полную миску в сторону и попросила служанку принести другую, с совсем небольшим количеством жидкого супа. Пока прислуга протирала пол в скромной спальни Лиры, Мириам села рядом с девушкой на кровать и начала кормить её с ложки, как маленького ребёнка. Каждая ложка супа подавалась медленно, с паузами, чтобы ослабевший организм успевал усвоить пищу. Мириам ласково уговаривала Лиру, следя за каждым её движением, за каждым вздохом. В её заботе не было тени снисхождения или презрения, только искреннее желание помочь и облегчить страдания пленницы. Лира покорно открывала рот для каждой ложки, чувствуя незнакомое тепло и заботу, согревающие не только тело, но и израненную душу.

***

Месть всё ещё горела в сердце Алии неугасимым пламенем. Хотя кротость Лиры, её нежданная доброта и беззащитность порой вызывали мимолётное смятение, основа её решимости оставалась незыблемой. Королева не могла и не хотела забыть, что перед ней не просто девушка, но воплощение ненавистного Севера, корень её страданий и потерь. Лира — это рана, которая кровоточит, напоминание о несправедливости, что легла тяжёлым бременем на плечи Алии. И чтобы эта истина никогда не померкла, чтобы пленница не забыла своё место, а сама Алия — свою цель, родилось жёсткое, неумолимое решение. Лира должна носить знак своего полного бесправия, зримое подтверждение её зависимости и покорения. Рабский ошейник. — Приготовьте для неё рабский ошейник, — приказала Алия Софи, и в голосе королевы звучала непреклонная воля, не терпящая возражений. Софи вздрогнула, услышав эти слова. Болью отозвался приказ в её чутком сердце. Она опустила взгляд, пытаясь скрыть смятение и растущее в душе несогласие. За короткое время, проведённое рядом с северной пленницей, Софи успела разглядеть за статусом врага хрупкую, страдающую девушку, чья юность и беззащитность взывали к милосердию. В жестокости, даже по отношению к врагу, Софи видела лишь новую рану, нанесённую миру, и этот приказ королевы ощущался особенно остро. — Ваше Величество… Уверены ли вы? — Голос Софи был тих, в нём звучала осторожность, отчаянная попытка посеять зерно сомнения в непреклонной воле королевы. Алия долгим, пристальным взглядом изучала лицо подруги. — Я знаю твою доброту, Софи, — произнесла королева, и на миг голос её стал мягче, но тут же вновь обрёл стальную твёрдость. — Но поверь мне, это не прихоть. Это необходимость. Она должна помнить своё положение. Помнить, кто властвует над ней. Вздох слетел с губ Софи. Она увидела в глазах королевы тень боли, но также и холодную, беспощадную решимость, с которой невозможно спорить. Приказ был вынесен. С тяжёлым сердцем, будто неся на плечах непосильную ношу, Софи склонила голову. — Как прикажете, Ваше Величество, — произнесла она, отступая назад, чтобы исполнить волю королевы. Путь Софи лежал в дворцовую кузницу, что ютилась в самом дальнем, почти забытом крыле дворца. Чем ближе она подходила, тем сильнее ощущался жар, доносился мерный, могучий стук молота о наковальню и шипение раскалённого металла. Воздух здесь был плотным, насыщенным запахом угля и железа. У пылающего горна, в отблесках огня, стояла Ильда — главная мастерица кузнечного дела, женщина величественная и сильная, с руками, привыкшими к тяжёлой работе, и взглядом, который не дрогнет ни перед чем. Софи остановилась на пороге, чувствуя благоговение перед этой женщиной и её ремеслом, затем шагнула внутрь и низко поклонилась. — Здравствуй, Ильда, — произнесла Софи, стараясь придать голосу мягкость, с которой она всегда обращалась к мастерице, независимо от её социального положения. — У меня поручение от Королевы. Нужен рабский ошейник. Ильда оторвалась от работы, медленно выпрямляясь. Её фигура казалась выкованной из того же металла, что и её творения. Взгляд серых глаз, привыкший оценивать прочность и податливость стали, остановился на лице Софи. Ильда слышала слухи о северной принцессе, знала о её пленении и о том, как порой бывает жестока королева в своей боли. Приказ не стал неожиданностью; он лишь подтвердил предчувствия о мрачной участи пленницы. — Для кого? И какой именно? — Голос Ильды был глубоким, немного хриплым от жара, но в нём не было ни грамма враждебности, лишь прямота человека, привыкшего говорить по существу. Софи шагнула ближе, понижая голос, опасаясь, что стены кузницы могут подслушать её мольбу. — Это для пленницы, северной принцессы, — почти шёпотом произнесла она. — Королева велела сделать рабский ошейник. Но, Ильда… пожалуйста… — В голосе Софи звучала неподдельная боль. — Сделай его лёгким. Насколько это возможно. И… — Она замялась, не решаясь высказать главную просьбу. Ильда молча смотрела на неё, читая в глазах служанки искреннюю мольбу и сострадание. Она видела многих. Видела жестокость власть имущих и страдания тех, кто оказался в их руках. — Что ещё? Софи набрала в грудь воздуха, решившись. — Нельзя ли изнутри обшить его мягкой кожей? Шея у девушки такая… тонкая. Боюсь, без подкладки металл будет натирать, ранить её. Ильда нахмурилась, её взгляд стал задумчивым. Рабский ошейник — это не украшение, это клеймо. Символ боли и унижения. Смягчать его — значит идти против самой сути приказа. Но Софи… В глазах этой доброй женщины не было корысти, лишь чистое, незамутнённое сострадание. Ильда знала, что истинная сила не всегда в сокрушающей мощи, порой она таится в милосердии. Этот ошейник всё равно останется символом рабства, но, может быть, он не должен становиться инструментом пытки. — Хорошо, — наконец произнесла Ильда, и её кивок был твёрдым. — Сделаю, как просишь. Он будет лёгким, и я обошью его изнутри. Но ты должна понимать, Софи, это не сделает его менее унизительным. Его суть останется прежней. Сердце Софи сжалось от благодарности к доброй мастерице. Ильда не просто выполнила приказ, она проявила милосердие там, где его меньше всего ждали. С готовым ошейником в руках, лёгким и тускло поблёскивающим в свете факелов, Софи и Ильда направились к покоям, где держали северную принцессу. Каждый шаг отдавался тяжестью в душе Софи; она несла не просто предмет, но клеймо, предназначенное для невинной. Когда двери бесшумно распахнулись, Лира, сидевшая у окна и вглядывавшаяся в пасмурное небо, резко вздрогнула. Она обернулась, и при виде двух незнакомых женщин, одна из которых держала нечто блестящее. Глаза расширились от тревоги, руки вцепились в край покрывала, ища защиты в жалкой ткани. В памяти ожили кошмары темницы, скрежет цепей, боль пыток. Неужели это начало нового мучения? Софи увидела страх в глазах пленницы и поспешила к ней, стараясь всем своим видом показать отсутствие угрозы. — Не бойся, Лира, — тихо и ласково проговорила Софи. — Это не причинит тебе вреда. Это… приказ королевы. Я… я ничего не могу изменить. Лира не понимала. Слова Софи не достигали сознания, тонущего в пучине ужаса. Её взгляд был прикован к предмету в руках Ильды. Блеск металла… знакомая форма… Ужас застыл, превратившись в ледяную, парализующую ясность. Ошейник. Рабский ошейник. Символ, что несёт в себе всю тяжесть бесправия, всё унижение рабства. Софи опустилась на колени рядом с кроватью, стараясь быть на одном уровне с сидящей девушкой. Нежно взяв тонкую руку Лиры в свои ладони, она заговорила едва слышным голосом, полным искреннего сожаления. — Я… я постаралась смягчить приказ, насколько только могла, — прошептала Софи, показывая ошейник. — Смотри. Он лёгкий. И я попросила обшить его изнутри мягкой кожей, чтобы он не терзал твою нежную шею. Пожалуйста, не сопротивляйся, Лира. Это только усугубит твоё положение. Лира молча смотрела на ошейник, не отрывая взгляда. Холодный металл, символ рабства, теперь должен был стать частью её существования, навсегда отделив её от прошлой жизни, от свободы, от самой себя. Слёзы застыли в её глазах, готовые пролиться в любой момент. Ильда, с присущей ей прямотой и спокойствием, но чувствуя тяжесть момента, подошла ближе. Её движения были точны и быстры, чтобы не затягивать мучительную минуту. Аккуратно, будто работая с хрупчайшей сталью, она надела ошейник на тонкую, беззащитную шею Лиры. Холод металла прикоснулся к коже, будто впечатывая новую реальность. Щёлкнул замок. Лира вздрогнула всем телом, но не издала ни звука. Лишь по бледным щекам покатились крупные, горячие слёзы, оставляя влажные дорожки на холодной поверхности металла. Ильда, завершив свою работу, тихо отступила, оставляя Лиру стоять в звенящей тишине комнаты с новым, страшным украшением на шее. Софи, чувствуя острую жалость, осторожно подвела девушку к небольшому зеркалу, что висело на стене. — Взгляни, Лира, — мягко произнесла Софи, её голос был полон сочувствия. — Даже так… Даже с ним… Ты всё равно прекрасна. Лира медленно подняла взгляд, её глаза, затуманенные слезами, встретились с собственным отражением. Из зеркала на неё смотрело бледное, измученное лицо, обрамлённое рассыпавшимися волосами. Огромные, полные невыплаканной скорби глаза, казалось, видели не отражение, а бездну отчаяния. И на тонкой, хрупкой шее, будто чужеродное, уродливое ожерелье, тускло проблёскивал холодный металл. Рабский ошейник с инициалами той кому она принадлежит, с инициалами Алии королевы Востока. Когда-то она была Лирой, принцессой Севера, наследницей трона. А теперь… Теперь она стала никем. Рабыней своей хозяйки, лишённой имени, права голоса, самой воли. Клеймо рабства, зримое и ощутимое, давило на горло. Поток слёз, сдерживаемый до этого момента, хлынул неудержимо, искажая отражение в зеркале в мутную, размытую картину горя. Отчаяние захлестнуло с головой. Весь мир сузился до боли в груди и холода металла на шее. Но там, в самой глубине души, сквозь пелену боли и унижения, едва заметно, но упорно, начало прорастать нечто иное. Не смирение в смысле покорности, но… принятие. Горькое, вынужденное принятие ужасающей реальности. Понимание того, что сопротивление сейчас бессмысленно, что эта борьба сломлена. Оставалось лишь одно — научиться выживать. Сохранить в себе крошечную искорку надежды, удержать остатки гордости, чтобы однажды, если судьба даст шанс, вновь стать собой. Даже с этим ошейником, даже в этой тьме.