Проект 3/0

Двадцать один год назад

      Чёрный седан промчался по сонным улицам, окатывая редких прохожих грязными брызгами из луж. Водитель будто из вредности выбирал самые глубокие заводи у бордюров. На заднем сиденье, в полумраке салона, статный блондин лет тридцати пяти с досадливым жестом прикрыл пронзительно-голубые глаза, слушая по телефону сбивчивые оправдания заместителя. Мысль о замене становилась всё навязчивее.       — То, что мы нашли его живым, то, что информация не просочилась, — это почти чудо! Ты вообще понимаешь, чем нам грозит утечка? Проект 3/0 — это буквально прыжок в будущее, бесценный опыт, но и… эксперименты на людях. А такое общество не прощает, — он снял очки в тонкой оправе и, устало потирая переносицу, отвёл взгляд. Ему претило разжёвывать прописные истины взрослому, казалось бы, состоявшемуся человеку.       В ответ снова полился поток бессвязных оправданий, и блондин, не выдержав, отбросил телефон в сторону. Глубоко вдохнув, он попытался успокоиться и перевёл взгляд на испуганного пятилетку, забившегося в самый угол, словно пытавшегося раствориться в обшивке автомобиля. Огромные, неземные глаза — янтарные, с багряными искрами, слишком серьёзные для ребёнка, — исподлобья взирали на него сквозь частокол длинных, слипшихся от слёз ресниц. Мужчина на миг заворожённо залюбовался этим диковинным узором, машинально насчитав четыре алых крапинки в левом глазу и шесть — в правом. Седан тряхнуло на выбоине, и мальчуган тихо ойкнул, ещё крепче обхватывая себя худенькими, перепачканными копотью ручками.       — Не бойся, — проговорил мужчина, накрывая ладонью острое колено ребёнка. Сквозь влажную, местами обгоревшую ткань пижамы он чувствовал мелкую дрожь и слишком горячую кожу.       — Я хочу к папе, — всхлипнув, мальчик подтянул колени к груди, отстраняясь от пугающего прикосновения.       — Я твой папа, А’дам, привыкай к этой мысли, — усмехнулся мужчина, встречая полный недоверия взгляд. — Тот мужчина… он тебе никто. Да, биологически вы родственники. Но фактически он всего лишь донор биоматериала. Я создал тебя, Адам.       Половину сказанного блондином мальчик не понял, но решил не признаваться. Его куда больше занимали другие вопросы: куда его везут? Что с ним будет? И почему у него отняли папу, которого теперь нельзя так называть?       Машина плавно притормозила у шлагбаума. Вооружённый солдат внимательно осмотрел автомобиль и отсалютовал блондину. Мальчишка, словно герой шпионского мультфильма, жадно вглядывался в мелькающие за окном пейзажи, стараясь запомнить каждую деталь дороги — чтобы однажды, собравшись с силами, отомстить всем врагам и совершить триумфальный побег. Седан, глухо урча, замер в полумраке подземного паркинга, у лифтовых дверей. Блондин вышел, протягивая руку Адаму. Тот застыл, всем телом протестуя против необходимости идти с этим пугающим человеком, но, поймав в зеркале заднего вида почти чёрные, немигающие глаза водителя, поспешно выскользнул наружу. Незнакомец, называющий себя папой, подхватил взъерошенного, пропахшего дымом ребёнка на руки и шагнул к лифту.       — Где мы? — несмотря на сковывающий страх, сдерживать любопытство становилось невыносимо.       — Дома, — блондин скривил губы в подобии усмешки. — Ты наконец-то дома, Адам.       Двери лифта разъехались, и мужчина двинулся по залитому стерильным электрическим светом коридору. Бесконечная вереница запертых однотипных дверей.       — Глава! Господин Рубен, — послышалось сзади, и к ним торопливо зашагал чрезвычайно высокий брюнет с колючим, пронзительным взглядом. — Я взял на себя смелость пригласить врача. Думаю, стоит убедиться, что наш бесценный ресурс в порядке.       — Инициатива похвальна. Хоть кто-то здесь не разучился думать. Напомните ваше имя, рядовой?       — Вернер, сэр. Эдвард Вернер.

***

      Дамиан открыл глаза. Проснулся… но пока лишь телом. Сознание цеплялось за ускользающие нити сновидений, балансируя на зыбкой границе между явью и небытием. Глубокий вдох наполнил лёгкие запахом чистого белья и чужой, незнакомой комнаты. Веки дрогнули, снова опускаясь, и мозг пронзила острая вспышка воспоминаний. Пальцы судорожно скомкали мягкий хлопок простыней. Он зажмурился, силясь унять бешено колотящееся сердце. Время, проведённое в спасительном беспамятстве, оказалось слишком коротким. Недостаточным. Он не успел забыть. Не успел стереть — руки, скользящие по телу. Пальцы, сжимающие горло. Холод металла между губ… И взгляд Корвина, полный… жалости? Или хуже — разочарования? Всё это всплывало обрывками, не воспоминаниями, а мучительными ощущениями, вторгающимися в плоть и кровь. Рефлекторно он дёрнул плечом, словно сбрасывая чужое прикосновение. Кожа покалывала, зудела, будто под ней копошилось нечто мерзкое и живое. Что-то, от чего невозможно избавиться. Что теперь навсегда в нём. Тихо застонав, он сел. Боль в ноге отзывалась рваным пульсом, но физические ощущения меркли перед мукой, что разъедала душу. Трясущиеся руки, привкус железа, въевшийся в горло… Он обвёл взглядом комнату. Небольшая, обставленная старой скудной мебелью: стол, шкаф, прикроватная тумбочка с бутылкой воды и упаковкой таблеток. Дамиан закрыл лицо ладонями, и этого оказалось достаточно, чтобы мозг снова захлестнула волна кошмара.       «Поцелуй меня, Дамиан».       «Теперь ты мой».       «Рот, Дамиан. Открой».       «Хороший мальчик».       Тошнота подкатила к горлу, хотя желудок был пуст и, казалось, прилип к спине. Губы сжались в тонкую бескровную линию. Он резко дёрнулся, словно пытаясь вытряхнуть эти слова из головы. Но они впились, будто ядовитые змеи, и теперь извивались под кожей, зудели, разрастались, отравляя его. Он вспоминал всё. А фантазия усилила карикатурно и на максимум: каждый взгляд, каждый жест, каждое мгновение, когда он не смог. Не защитился. Не ударил. Не оттолкнул. Он обнял его. Он. Обнял этого человека. Вернера. А Корвин? Он ведь был там. Он всё видел.       Дамиан не знал, когда именно появился Корвин. Надеялся лишь, что он не успел… увидеть. Но что, если нет? Что, если застал всё? Поцелуй. Подчинение. Мольбу, сорвавшуюся с губ. Что, если теперь он презирает его? Считает слабым? Сломанным? Эта мысль хлестнула больнее пощёчины. Дамиан не осознавал, почему мнение Корвина вдруг стало таким важным. Не успел понять. Но знал: если тот будет смотреть на него иначе, не так, как прежде… В животе свело острой судорогой. Едва сдерживая рвотный позыв, он рывком сбросил с себя одеяло и встал. Пошатываясь, опираясь на стену, на спинку стула, на всё, что попадалось под руку, добрался до двери в крошечную душевую. Лишь теперь осознал, что одет в мягкую пижаму. Интересно, кто его переодел? Стащив с себя одежду, включил ледяной напор воды. Руки, зубы, ногти, чья-то старая, истрёпанная мочалка — всё пошло в ход. Он тёр кожу, словно пытаясь содрать её, стереть, вымыть из себя всё, что там осталось. Прикосновения, запах… свой собственный голос, шепчущий: «Пожалуйста». От этих слов его выворачивало наизнанку. Он стоял, вжавшись в кафель, дрожащий, замёрзший, как бездомный щенок, выброшенный под ледяной дождь. На губах — привкус стали. В ушах — гнусавый голос Вернера. А ведь он с ним спал… Да, вынужденно. Да, это отвлекло Вернера, и сейчас он, Илария и Корвин уже не в той бетонной клетке. Хотя, кто знает, к лучшему ли всё это… И да, секс никогда не был для Дамиана чем-то, связанным с эмоциональной подоплёкой. Наоборот, он старался избегать привязанностей или даже мимолётной симпатии. В его мире так безопаснее. Но Вернер… Для них обоих это было вовсе не сексом. Утверждение одного и поражение, унижение другого.       Дамиан замер, упёршись лбом в холодную стену. Бинты на бедре намокли, и рана начала саднить, но он почти не чувствовал боли. Не чувствовал ничего, кроме зуда в груди, клокочущей злости, леденящей паники и… стыда. Такого всепоглощающего стыда, перед которым хотелось исчезнуть, раствориться в небытии. Он сжал пальцами волосы и сдавленно закричал. Стыд. За слабость. За выживание. За то, что он теперь знает, на что способен ради спасения собственной шкуры.       «Почему ты не умер, Дамиан? Почему не сдох с достоинством? Почему… Что он теперь о тебе думает?»       В прикроватной тумбочке нашлось всё необходимое для обработки раны, и Берри, проглотив для храбрости одну за другой сразу три таблетки обезболивающего, принялся за дело. Закончив с перевязкой, он открыл шкаф, где обнаружился полный комплект одежды: брюки, рубашки, носки, ремень, ботинки, бельё.       — Спасибо тебе, неизвестный благодетель, но мог бы и табак оставить, — хмыкнул он.       Привычно застегнув рубашку до последней пуговицы, Дамиан, в отчаянной надежде найти сигареты, принялся шарить по ящикам письменного стола у окна. Не обнаружив столь желанного успокоения, он выглянул наружу. Сад, утопающий в солнечном свете, пестрел цветущими плодовыми деревьями. Несмотря на ночную прохладу, десятки вишен уже облачились в белые кружева, приманивая пчёл. Дамиан, возможно, и залюбовался бы открывшейся картиной, но жажда никотина и грызущая тревога гнали его прочь из комнаты. Кое-как опираясь на мебель, он покинул спальню, но его ждало испытание куда более серьёзное для израненного тела — лестница. Снизу доносились голоса: Иларии, Корвина и того незнакомца, что подстрелил Вернера. Стиснув зубы, Дамиан, опираясь на перила, начал свой мучительный спуск. Деревянные ступени, протёртые до углублений посередине, жалобно стонали под каждым шагом, и голоса внизу предсказуемо стихли. Мгновение, и из небольшого проёма внизу, ослепляя белоснежной улыбкой, возник Корвин, непривычно одетый: чёрные карго, обтягивающая торс футболка и военные берцы — всё это казалось чуждым его обычному образу.       — Надо же, кто проснулся! Давай помогу, — с абсолютно счастливым видом парень шагнул навстречу, но был остановлен раздражённым жестом.       — Я, по-твоему, инвалид? Сам не спущусь? — Дамиан вряд ли хотел, чтобы фраза прозвучала так резко, но вышло, как вышло.       Корвин моргнул, сбитый с толку, — он не привык к такой резкости от Берри, но не стал принимать вспышку на свой счёт, решив, что Дамиан попросту встал не с той ноги. Видимо, именно она и оказалась раненой. Снова улыбнувшись, он дождался хмурого Берри, который, постанывая на каждом шагу, медленно спускался вниз. Когда тот оказался рядом, улыбка Корвина стала ещё шире — почти вызывающе. Дамиан, стоически игнорируя, как ему казалось, совершенно неуместную радость Корвина, пробрался вперёд, опираясь на стену. Его привлёк звонкий смех Иларии. Девушка и тот самый незнакомец в расстёгнутой сразу на три пуговицы рубашке с закатанными рукавами сидели за небольшим обеденным столом. Появление Дамиана не осталось незамеченным — оба взглянули на него с любопытством. Он едва заметно кивнул и направился к ним, но Корвин вновь перехватил инициативу.       — Я купил тебе сигарет. Ты же мятные куришь?       — Ментоловые. Говорить надо: ментоловые, — резко отрезал тот.       Он выхватил протянутую зелёную пачку вместе со своей старой зажигалкой. Металлический корпус, ещё недавно заляпанный кровью, кто-то отчистил до блеска — слишком тщательно, как будто хотел стереть сам факт произошедшего. Затёртые грани блеснули в его пальцах. Илария и Орландо переглянулись: атмосфера между Дамианом и Корвином явно похолодела, хотя ещё вчера казалась совершенно другой. Илария нахмурилась — в её голове эта пара уже давно прошла венчание, а теперь вдруг начала разводиться. Для ашэни эта трещина была почти личным оскорблением.       — Как ты себя чувствуешь? — спросила она, проигнорировав его молчаливое приветствие.       — Нормально. Думал, будет хуже, — отозвался Берри и с лёгким выдохом устроился на подоконнике, прикуривая с почти неприличным наслаждением.       Теперь насторожился даже Орландо. С Иларией Дамиан был прежним — спокойным, уравновешенным. Все шипы доставались только Корвину. Это беспокоило. Ведь слишком многое в плане держалось на гармонии между всеми участниками. И если Орландо сразу заметил проблему, то Корвин либо не хотел её видеть, либо предпочитал игнорировать. Решив, что момент для знакомства более чем подходящий, мужчина поднялся из-за стола. Невольно сглотнул, наблюдая, с каким удовольствием Берри выпускает в окно тонкую струйку дыма. Полгода назад он бросил курить, но с тех пор пагубная привычка не отпускала, превратив каждый день в непрестанную борьбу. Впрочем, он предпочитал не эти тонкие «аромапалочки», а обычные сигареты — самые крепкие, какие только удавалось найти на прилавках.       — Полагаю, пришло время представиться. Орландо Фалк, — мужчина протянул руку с лёгкой полуулыбкой, в которой читалась и вежливость, и скрытая оценка.       — Дамиан Берри, — Дамиан не торопясь зажал сигарету губами, чуть прищурился, прежде чем ответить на жест. Его пальцы сомкнулись на протянутой ладони — тёплой, сухой, с чуть шероховатой кожей. Дамиан не дрогнул, но внутри всё же сжалось — интуиция подсказывала: этот человек куда опаснее, чем хочет казаться.       — О, поверьте, я о вас наслышан, — заметил Орландо, и в его голосе скользнула нотка, которую можно было принять за восхищение. Или за сарказм.       — А вот мне о вас ничего не известно. Вы?.. — Дамиан чуть склонил голову, взгляд стал острее.       — Скромный представитель той самой «фиктивной» оппозиции, — Орландо выдержал паузу, заметив вспышку недоверия в серо-голубых глазах. — Самый незначительный, скажем так. Моё лицо не мелькает в теленовостях, и даже самый въедливый журналист не отыщет моего имени.       — Так это всё… — Дамиан на долю секунды задержал взгляд на Иларии — она не сводила с них глаз, а вот буравящий его Корвин остался без внимания. — Ваша идея? — Он вопросительно вскинул бровь, подразумевая всё — от побега до планируемого восстания.       — Нет-нет, что вы. Я всего лишь винтик. Один из исполнителей. И пусть мне поручена важная задача, я не тот, кто расшатывает карточные домики, по крайней мере не первый. Дамиан, может, на «ты»?       — Конечно, — кивнул он, выдыхая дым. — И какова моя роль во всём этом? — Сигарета догорала. Он глазами искал урну, но её, разумеется, не было.       — Всё объясню позже. Сейчас — просто отдыхай. Вы все отдыхайте. И не светите лицами. Поверь, более разыскиваемых людей, чем вы, в Единой стране сейчас просто нет.       — Разве можно укрыться от ищеек Совета? — Дамиан, нагнувшись, потушил окурок о подошву ботинка и аккуратно вложил его обратно в пачку.       — Можно. Поверь. Даже в двадцать первом веке, на пике технологий, люди годами прятались от власти. Сейчас — ещё проще. Главное: не покидать эту территорию. До ближайших соседей — километры. Не нарывайтесь на полицию, а здесь это почти невозможно. Ваши с Иларией телефоны я уничтожил. Военные будут рыскать, прочёсывать похожие места, но как только они окажутся в радиусе хотя бы пары километров — мы узнаем. Главное — не совершайте глупостей. Тогда у нас будет шанс. — Он сделал паузу, обводя взглядом троицу. В его глазах на мгновение мелькнула усталость. — В детали посвящу вас позже. Сейчас мне придётся покинуть вас на несколько дней. — Он слегка наклонился вперёд, и в голосе прозвучал оттенок лёгкой иронии. — Постарайтесь не поубивать друг друга за это время. — Орландо усмехнулся, подступил ближе к Иларии и, наклоняясь к ней чуть ближе, чем того требовала необходимость, прошептал: — Удачи. Не думаю, что тебе придётся скучать.       — Очень интересно, но ни черта не ясно, — проворчал Корвин, озвучив общее состояние после ухода Орландо. Он взъерошил волосы и бросил взгляд на Берри. — Дамиан, ты голоден? Может, сделать бутерброд?       — Нет.       — Хлопья с молоком?       — Нет.       — Но ты ведь ничего не ел…       — Корвин, блять! Отъебись от меня, пожалуйста! — голос сорвался, хриплый, надломленный. Повисшая тишина стала почти осязаемой, вязкой, как затхлый воздух в неотапливаемом подвале. В ней было слишком много того, что не было сказано.       — Какая муха тебя укусила? — Корвин натянул дежурную улыбку, но в глазах плескалась настоящая, неумело спрятанная обида. Его пальцы дрогнули, будто он собирался дотронуться до Дамиана, но передумал.       — Может, меня просто бесит твоё навязчивое внимание! Может, я элементарно устал от тебя. Может, ты меня раздражаешь. Может…       — Да пошёл ты на хрен, Дамиан! — терпение лопнуло. Обида брызнула наружу. Корвин выпрямился, вздёрнув подбородок, и резко развернулся, как будто движение могло сдержать подступающую к глазам влагу.       Илария, наблюдавшая за перепалкой со скрещёнными на груди руками, закатила глаза. Уже открыла рот, собираясь вставить едкое замечание, но не успела — Корвин пронёсся мимо неё, словно огненный смерч. Через секунду за ним с грохотом хлопнула входная дверь, задрожала посуда в шкафу. Дамиан нахмурился и уставился в окно.              — Ну ты и мудак, — бросила ашэни безо всякой драматичности.       — С какого перепугу? Потому что меня раздражает его гиперопека? Потому что мне, мать его, нужно личное пространство?       — Так скажи ему об этом нормально. Человеческим языком. Но ты же не скажешь, правда? — Илария подошла ближе, запах её сладких пряных духов ударил в ноздри. Она ткнула Дамиана длинным серым ногтем в грудь, точно нажимая на спусковой крючок. — Что случилось, Берри? Что с тобой стало всего за одну ночь?       — Ничего. И объясняться я не обязан.       — Нет, не обязан, — кивнула она. — Но мог бы хотя бы спасибо сказать. За то, что всё ещё дышишь. За то, что не сидишь на поводке у Вернера, с кляпом во рту или заднице.       — Спасибо, блять, — выдохнул он сквозь стиснутые зубы. Лицо стало жёстким, словно маска, губы сжались в тонкую линию.       — Мне не нужно твоё спасибо. И Орландо тоже. Он вообще был против — считал, что возвращаться за тобой слишком рискованно. Это Корвин. Он поставил на кон всё: нашу цель, себя, свою чёртову свободу. Он рванул в пылающую лабораторию. Он вытащил тебя. Он спас.       — А я просил его об этом?! — взорвался Дамиан. Он резко вскочил, и его тут же повело — резкая боль прострелила бедро, как игла в нерв. Он застонал сквозь зубы, схватился за ногу. Лицо исказилось, в глазах потемнело.       — Так вот в чём дело, — Илария прищурилась, задрав подбородок. Теперь её голос стал хлёстким, почти насмешливым: — Уязвлённое эго. Вот и вся твоя правда, Берри. А ты ещё больший мудак, чем я думала.

***

      Корвин сидел на берегу озера, раскинувшегося в нескольких метрах от их нового дома, наклонившись вперёд, будто пытаясь укрыться от собственных мыслей. Огромная, словно отполированная, гладь воды завораживала, умиротворяла одним лишь видом. Неподалёку, похожие на живые запятые, резвились дикие утки — то комично задирая хвосты, ныряя в глубину, то с шумом взлетая и снова плюхаясь обратно. Он жадно вдохнул весенний воздух, густо настоянный на аромате цветущих лугов, сырой, прогретой земли, и лениво отмахнулся от назойливого шмеля, настойчиво пытавшегося опуститься на плечо.       — Неслабо он тебя приложил, — скрипучий голос прорезал тишину, как ржавый гвоздь по стеклу.       Корвин вздрогнул и зажмурился, будто этим мог заглушить звук. Сердце глухо бухнуло в груди, а желудок сжался. Воздух словно сгустился — лёгкий аромат вишен вдруг сменился на тяжёлый, удушающий запах гари и мертвечины, от которого подступила тошнота.       — Только тебя мне не хватало.       — О, я всегда с тобой, Адам. — Голос казался до боли знакомым и в то же время чужим, как весёлая детская песенка, спетая на похоронах.       — Не называй меня так! — выдох, Корвин сорвался на шёпот, будто само имя обожгло ему горло. Он сжал кулаки, ногти впились в ладони.       — С кем ты разговариваешь?       Голос Берри раздался за спиной. Корвин вздрогнул и обернулся. Дамиан стоял неподалёку, тяжело опираясь на найденную в саду ветку, которую теперь использовал как костыль. В его глазах плескался шок и такой живой, неприкрытый страх, что Корвину вдруг стало трудно дышать.