Проект 3/0

      Взгляд Вернера задержался на безупречной линии спины. Мгновение — и бледная кожа, отмеченная двумя родинками-близнецами, исчезла под белоснежной тканью тончайшей рубашки. Эдвард с трудом подавил вздох, поймав себя на ощущении растерянности: впервые в жизни он не знал, как поступить. Прежняя, безотказно работавшая тактика дала сбой. Теперь ему хотелось чего-то иного, большего… Но чего именно — он не понимал. Покорить? Доказать, что может быть не только силой? Или просто взять верх над тем, кто не поддаётся?       — Дамиан… — Эдвард робко коснулся его плеча, но в ту же секунду руку сбросили. — Дамиан, может, останешься? Поужинаем вместе?       Берри словно не слышал его слов. В комнате повеяло ледяным холодом. Не дождавшись ответа, Вернер снова прикоснулся к плечам, нежно потянул, укладывая парня на спину.       — Дамиан, давай поговорим, — прозвучало неожиданно неуверенно. Арктический холод в серо-зелёных глазах и неприкрытое презрение заставили заместителя запнуться. — Или… давай продолжим? Ты же не… Я бы хотел, чтобы тебе тоже было хорошо. — Он и сам не понимал, с чего вдруг заговорил мягко. Мягкость была не в его репертуаре. Он не понимал, что толкало его на этот разговор. Уязвлённое эго? Желание подчинить иначе, не через угрозу? Или что-то ещё — пугающее своей неясностью? Он хотел быть услышанным. Это желание сбивало с толку сильнее страсти.       — Мне станет хорошо лишь тогда… — Дамиан тихо рассмеялся, не глядя на него, — когда я покину этот дом, — красивые губы искривились в презрительной усмешке.       — Дамиан, секс между нами…       — То, что между нами происходит, нельзя назвать сексом. Ты используешь моё тело, шантажом принудив меня к этому, а я в процессе просто закрываю глаза, представляя на твоём месте кого-нибудь другого.       Вернер задержал дыхание, пытаясь совладать с сумбурным роем мыслей. В юности, охваченный жаждой власти, он грезил ею — и заполучил желаемое. А сейчас… чего же он хочет теперь? Слова застревали в горле, не находя выхода. Ему хотелось реакции — живой, настоящей. Хотелось не отвращения, не презрения, но хоть какого-то отклика. Может, желания. Может, подчинения. Может… признания? Но не этой ледяной пустоты. Он почувствовал, как в груди сжимается — почти физически. Глупость, конечно. Просто усталость.       — Ты слышал легенду о Кае?       — О Кае?       — Кай и Герда. — Эдвард провёл пальцем по контуру желанных губ. — Снежная королева вонзила льдинку в сердце Кая, лишив его способности чувствовать. Но любовь… растопила этот лёд. Знаешь, Дамиан… порой мне кажется, что ты и есть этот Кай.       — Правда? — усмехнулся тот. — Значит, ты — Герда? Твои страхи напрасны. Мои чувства вполне при мне. И прямо сейчас я испытываю к тебе лишь одно — ненависть.       Резкий толчок в грудь, и Эдвард отступил, поражённый яростью во взгляде. Он мог бы сломить это сопротивление, вывернуть тонкие запястья, заставить… Но в этот момент не посмел. Что-то в этом взгляде… меняло его.       — Дамиан… Камеры в твоей лаборатории отключены. Вчера я отдал этот приказ.       — И я должен возблагодарить тебя за это?       Берри поднял с пола брюки, небрежно натянул их, одарив заместителя презрительным взглядом.       — Начали мы отвратительно, это факт. И всё же… Почему он? Этот беспомощный овощ? Дело в каких-то извращённых предпочтениях? Если тебе захотелось сменить позицию… я всегда готов.       — Боюсь, на тебя у меня элементарно не встанет.       — И это говоришь мне ты, обвиняющий меня в жестокости?       Дамиан, наконец застегнув рубашку, повернулся всем корпусом к Эдварду и шагнул навстречу. Запрокинув голову, он потянулся к его губам, замер в миллиметре, прожигая испепеляющим взглядом.       — Ты унизил меня, принудил и лишил самоуважения. И я верну тебе это сторицей. — Он не повысил голоса. Наоборот — говорил почти шёпотом, с пугающим спокойствием. — Ты заплатишь за каждую каплю презрения во мне — ко мне самому, Эдвард.

***

      Промокший до нитки Дамиан добежал до двери с облупившейся краской и ржавыми петлями. Толкнул её плечом, нырнул в затхлую теплоту колоритного бара «Пьяная улитка». Внутри густо пахло прокисшим пивом и потом немытых тел. Словно серый маяк в царстве безнадёжности, у задрапированного окна восседала Илария. Дамиан передёрнул плечами, будто стряхивая с них холодные капли дождя, не прекращающегося уже вторую неделю, и направился к ней.       — Ну и дыра, — пробормотал он, стаскивая промокшее насквозь пальто. — Ничего получше не нашлось?       — Нормальное место. Не выпендривайся, — отозвалась Илария и пододвинула к нему бокал местного пива, заказанный минут десять назад.       Генетик уселся напротив, задел стол, и бокалы угрожающе задрожали. Поймав укоризненный взгляд девушки, он пожал плечами. Похлопал себя по карманам — и скривился: сигареты остались дома. Вот чёрт.       — Зачем мы здесь? — буркнул он, всё ещё шаря руками по карманам в надежде на чудо.       — Поговорить, — Илария лучезарно улыбнулась.       Дамиан потянулся к бокалу, но ашэни проворно перехватила его руку. Большой палец скользнул по лиловеющему синяку на запястье. Он едва заметно вздрогнул, мышцы руки невольно напряглись.       — Вижу, ты осваиваешься, — прошептала она.       — Это меня подкалывает та, что боится рот раскрыть без разрешения, — отозвался он, с жадностью прильнув к бокалу и осушив половину одним глотком.       — У каждого свои призраки, — едва слышно сказала она. — И свои способы с ними справляться. И у нас с тобой хотя бы есть шанс выжить. Приспособиться. А как насчёт Номера Два?       — Корвин. Его зовут Корвин.       — Ты дал ему имя, словно он зверушка, и думаешь, что всё зло позади?       — Он сам выбрал имя. И я… — Дамиан замялся, сжал пальцы. — Я знаю, что всё зло ещё впереди.       — Дамиан… — Илария наклонилась ближе и уловила запах геля для душа, мятных сигарет и слабые, почти призрачные ноты одеколона. — А что, если можно иначе?       Он чуть отстранился, встречаясь с прячущимся за серыми линзами взглядом.       — Ты о чём?       — Я о свободе.       Он отшатнулся, будто девушка влепила ему пощёчину. На секунду застыл, не веря услышанному. Отпрянул, выдох сорвался едва слышным стоном. Он не сразу понял, что затаил дыхание. И будто в ответ на это тишину вспорол марш: из уличных громкоговорителей и радио бара загремел гимн. Сердце Дамиана сбилось с ритма. Он поднялся последним. Положил ладонь на грудь, будто по команде. Беззвучно шевелил губами, не слыша собственных слов и не желая их слышать. Илария не отрывала от него взгляда. Минута растянулась в подобие вечности. Едва гимн закончился, Дамиан рухнул в кресло, будто подкошенный. С трудом скрывая накатившую усталость, он снова потянулся к бокалу.       — Вот ведь повезло родиться в наше время… — пробормотал он и тут же замолчал, с досадой осознав, что сболтнул лишнее.       Уголки губ Иларии едва заметно дрогнули, словно вспорхнули крылья испуганной бабочки.       — Дамиан… Скажи, будь у тебя возможность что-то изменить — свою жизнь, судьбу Корвина, целый мир… ты бы воспользовался?       Он резко обернулся, точно почуявший ловушку. Подобные разговоры — опасны. Стены имеют уши. И главное — он не понимал, к чему она клонит. Да, за последний месяц они сблизились, но не настолько же, чтобы вести такие разговоры. Может, это проверка? Может, Вернер… или кто-то сверху решил испытать его?       — Я верю в Совет Семерых. Мы преодолели тьму и вошли в светлое будущее, — выпалил он дежурную фразу и тут же отвёл взгляд. Лжец из него был никудышный.       — Дамиан… — Она резко встала, сдвинула кресло ближе и, сев вплотную, почти прижалась к нему. Голос стал тише, едва слышен даже на этом расстоянии. — Это не проверка. Скоро всё изменится. Скоро Семерым придётся ответить — за тиранию, за страх, за бесправие. Я хочу помочь тебе.       — Я не понимаю… — Он отшатнулся, но Илария обхватила его лицо ладонями и притянула к себе. Пепельные дреды скользнули по щекам, скрыв их профили. Со стороны они выглядели как влюблённая пара, нашедшая друг друга в шумной толпе, которая вот-вот поцелуется. — И… меня всё устраивает, — выдохнул он слабо.       — И подстилкой Вернера быть тоже устраивает? — Голос её дрогнул. Она знала, что больно бьёт, и всё же не могла иначе. — А то, что происходит с Номером…       — С Корвином.       — С Корвином, — сдавленно согласилась она. — Это тоже нормально? То, что мы живём, задыхаясь от страха, — это теперь считается нормой? Дамиан, ты действительно такой наивный… или просто боишься?       — А что ты предлагаешь? Встать рядом с жалкой кучкой несогласных, которых истребляют одну за другой?       — Конечно нет, — фыркнула она. — Я что, похожа на дуру? Я говорю о… — Она наклонилась ещё ближе, остановившись в сантиметре от его губ. — …о настоящей оппозиции. О тех, кто уже действует. Кто не боится. Кто близко.       Дамиан вскинул брови. На миг стало легче: будто напряжение спало. Он даже усмехнулся, неуверенно.       — Оппозиция? Она фиктивна. Придумана Советом. Декорация.       — А если нет? — тихо спросила Илария.       Дамиан не ответил сразу. В её голосе он слышал вызов, потом ощущал предчувствие опасности. А ещё он уловил отчаянную надежду. Такую искреннюю, что она опалила его изнутри. Он отвёл взгляд, ища спасения в темноте за окном. Мутное стекло скрывало мрак, размытые огни и пляшущие в холоде капли дождя. Мир, где ничего не меняется. Мир, где люди губят себя, сжигают дотла.       — Тогда… я не знаю, — прошептал он. — Это слишком… Ты говоришь, как будто…       — Как будто я хочу всё разрушить? — в её голосе проскользнула тень усмешки. — Нет, Дамиан. Я хочу построить. Но на пепле. На руинах старой системы.       — Нас убьют. — Он выдохнул с трудом, и звук получился похожим на болезненный стон.       — Нас уже убивают. Просто медленно, по одному. Ты же это знаешь.       Он молчал, оглушённый. Перед глазами стоял образ Корвина: его взгляд, отрешённый и неумолимо человеческий. И Вернер: командный голос, омерзительные прикосновения. И Школа Раскрытия Потенциала: комната с зеркалами, едва ли не ежедневные побои и то, как за малейшую оплошность приходилось часами стоять на коленях перед портретом Семерых.       — Ты… уже с кем-то сотрудничаешь?       Илария посмотрела на него изучающе, будто взвешивая каждое слово, каждый его мотив. Потом кивнула.       — Да. Есть человек. Тот, кому я доверяю. Один из них…       Дамиан невольно вздрогнул. Он хотел рассмеяться, но не смог. Пальцы, сжимавшие бокал, дрожали.       — Я не могу, — прошептал он, словно молил о пощаде. — Я… просто не могу.       — Никто не может в начале, — её голос звучал мягче, успокаивающе. Она коснулась его щеки почти ласково. — Но когда всё рухнет, выбор всё равно придётся сделать.       За окном утробно прогремел гудок патрульной машины, рассекая тишину ночи. Мимо бара медленно прополз чёрный броневик с символом Совета, зловеще отблескивающим на капоте. Дамиан невольно поёжился. Илария, словно ничего не произошло, отстранилась и допила остаток пива.       — Я понимаю — тебе нужно подумать. Но времени нет. Завтра вечером дай мне знать, что ты решил.

***

      — Он не решится, — Илария присела на край койки, наблюдая, как Номер Два, будто высеченный из камня, отжимается от пола. Каждое движение — медленное, тягучее, приковывающее взгляд.       — С чего такая уверенность? — Он выпрямился и одним резким движением сдёрнул с себя прилипшую от пота футболку.       Взгляд Иларии невольно скользнул по его рельефным мышцам, обтянутым бронзовой кожей, словно хранившей память о солнце и пламени.       — Ему страшно, — прошептала она, облизнув пересохшие губы и поднимаясь с койки.       — Всем страшно. Переубеди его.       — Может, сам попробуешь? — шагнула ближе, почти касаясь его.       — Этим займёшься ты. В конце концов, уговор есть уговор. Хотите меня? Не проблема. Но моя цена — Дамиан. Он не должен погибнуть во время штурма. И он пойдёт с нами.       — Я сделаю всё, что в моих силах. Но если не выйдет…       — Если не выйдет, — Номер Два посмотрел прямо в глаза, — тогда во время штурма я буду на той стороне, где будет Дамиан.       — Ты привязался. Это слабость, — Илария коснулась его кожи — горячей, как раскалённый металл, нечеловеческой. — К тому же он с Вернером. Если ты не знал.       — Потому что хочет этого? Или потому что защищает меня… и тебя, к слову? — Он перехватил её руку, скользнувшую по его торсу вниз.       — Камеры выключены, — ещё один шаг сближения. — У нас есть время.       — Извини, но девушки… меня не интересуют.       — Ты что, из этих?       Илария усмехнулась, не веря. Последняя сексуальная революция смела последние рамки, стерла различия между полами. Теперь секс считался универсальным решением: плохо — займись сексом, грустно — тем более. Одиноко? Спи с кем-то — может, и подружитесь. В прошлые века людей шокировали гомо- или бисексуалы. Теперь наоборот — единственной «нормальной» ориентацией считалась бисексуальность. Гетеро и гомо были скорее экзотикой. Не осуждали, нет. Просто смотрели как на диковинку. Как сейчас Илария смотрела на Номера Два.       — Из этих? — Корвин раздражённо дёрнул уголком губ. — Илария, времени и так нет. Займись лучше Дамианом. Иначе через неделю мы окажемся по разные стороны.       Она вздрогнула и отступила. Красные искры в его янтарных глазах вспыхнули, будто кто-то подлил масла в огонь. Они росли, разрастались, и вскоре зрачки затопило кровавым маревом.       — И снова станешь вещью Совета? — голос дрогнул, в нём слышалась неприкрытая боль.       — Или, оказав им услугу, отразив этот штурм, я обрету ровно то, что предлагаешь мне ты… Разве для меня исход не один?       — Я думала, ты более принципиален…       — Чтобы иметь принципы, нужно помнить, кем ты был и кто ты есть сейчас. Не находишь? Иначе это лишь пустые слова на ветру.       — И что тебя в нём так зацепило? Разве я отношусь к тебе хуже?       — Ты относишься ко мне хорошо, потому что я вам нужен. Дамиан — потому, что иначе не может. Это потребность быть рядом, даже рискуя собой, а не выгода.