«А что ты сделала для меня?»

Пока я добиралась домой, мне написал Артём. Делал он это крайне редко и, как правило, либо озабоченный какими-то личными проблемами, либо же беспокоясь обо мне. Сообщение было по второму поводу. Моя нестабильность, опять же, — норма, но он всё равно периодически «проверял», не померла ли я, часом страдая от новых или старых проблем, что заставляют отстраняться от всех. Не теряя возможности, я ответила на его простое «как дела?» просьбой о встрече сегодня, если у него нет важных дел, на что получила: «Можешь сейчас увидеться, если хочешь». Мы решили встретиться на полпути друг к другу, прогуляться, в кафе зайти. Первое, что сделал парень, заметив меня, выходящей из метро: накинулся с объятиями, словно мы год не виделись. Разумеется, не ожидая такой встречи, я удивилась, но не смогла не ответить взаимностью. Артём будто чувствовал, что я собираюсь его выслушать и также многое расскажу, а потому по-джентльменски предложил мне руку, намекая на прогулку. Бывало, в совсем трудные времена мы могли обойти полгорода пешком, параллельно обсуждая проблемы глобального масштаба. Глобального для наших собственных миров и жизней. Взяв его под руку и позволяя вести себя вперёд, я решила завести диалог первой, начав с самой тупой шутки, которую только смогла вспомнить: — Шудин, имя Ибрагим вам о чём-нибудь говорит? — И если я ношу кандибобер на голове… — весело продолжил Артём. — Это не значит, что можно вот так легко растворяться в своих проблемах, пропадая со всех радаров, — совсем угрюмо закончил он, заставляя меня ощутить чувство вины. — Ладно, я поняла тебя… и на самом деле… я хотела извиниться, прежде всего за то, что срывалась на тебя и без остановки нагружала тебя своими проблемами, не думая о том, что у тебя самого их полно. Видя, что эти слова даются мне с трудом, Артём решил коротко оценить моё поведение самым тупым комментарием: — Значит, извиняешься за то, что вела себя, как сука? Я прекрасно понимала, что это шутка, поэтому отшутилась в ответ. — Да у меня на лбу написано «сука» — разве это не означает, что я так и должна себя вести? Вот тут уж парня пробило на хохму. — Из тебя «сука», как из меня «натурал». — Ох, ну спасибо тебе большое, что веришь в мои способности и поддерживаешь во всех начинаниях. Меня и саму начали веселить эти абсурдные шутки; я правда успела по этому соскучиться, только вот после этого произошла достаточно долгая заминка. Казалось, мы не хотели поднимать сходу «острых тем», а потому молча ещё минут десять не спеша прогуливались до набережной, где уж точно найдём свободную лавку и, засев на ней, как два пенсионера обсудим всё обо всём. Я любила это место, редко, конечно, мы собирались на полпути, но если это и происходило — уходить совершенно не хотелось. Есть что-то своё в любовании знакомой архитектурой и общей атмосферой. Деревья и кустарники стоят ещё голые, но на некоторых ветках уже набухли почки, предвещая скорое появление зелени; вокруг множество старинных зданий с облупившейся краской — они гордо стоят в ряд, как солдатики, по обе стороны набережной, соединяясь «плечами», а чуть позади них, добавляя контраста, словно стремясь коснуться неба, возвышаются современные, ещё не «избитые» временем высотки разных форм и размеров; воздух ещё довольно морозный, но не «обжигает» рук или лица; солнце, пусть ещё и не греет, но радует своим присутствием и добавляет комфорта обстановке. Как и предполагалось, мы заняли первую свободную лавочку с весьма удачным расположением: перед нами открывался вид на воду, и я могла сколько угодно наблюдать за плещущимися лучиками солнца в ещё тёмной водной глади. Мы наслаждались тишиной и покоем ровно до тех пор, пока мне это не наскучило: — Я думаю, будет лучше и правильнее, если ты первый расскажешь, что происходило у тебя в жизни. Мой друг поначалу мялся и нехотя рассказывал о совсем неинтересных рутинных вещах, пока не получил своеобразного подбадривания в виде моего недовольного: «Я не расскажу тебе всего, о чем ты бы хотел знать, если ты продолжишь нести какую-то срань о домашних делах, это не смешно». Он поведал многое, не столь интересное, сколь важное. Важное для себя самого: Рассказал, что бармен, с которым у него всё подозрительно быстро закрутилось, параллельно встречался с другим парнем, а когда это вскрылось, обвинял Артёма во всех смертных грехах, мол, вот это он такой хуевый, раз не может удержать никого возле себя. Самое гадкое из этой истории — Артём простил измену и продолжает терпеть все унижения в свой адрес. Ещё одним грязным пятном ему на душу легло отсутствие работы, из-за которого тот едва концы с концами сводит. — Вот такие дела получаются… — печально подытожил он, даже не глядя на меня. — Это… Да это просто… Артём, это пиздец! — воскликнула я, переполненная возмущением. И дураку понятно, что в любовных делах я как «свинья в апельсинах», но когда дела эти сверхъестественные или пагубно влияют на одного или на другого партнёра в отношениях — мне явно есть что сказать. Только вот попытки вразумить моего товарища были заведомо обречены на провал; Артём даже не пытался слушать, чем безусловно злил, но не оставлял места для обсуждения этой злости своей натурой. Всё то время, сколько мы знакомы — он подчинялся политике тех людей, что готовы пройти огонь и воду ради человека, которого «здесь и сейчас» посчитали «нужными», «важными» как кислород. — Шудин, порой я поражаюсь, как ты вообще до своих лет дожил, — грубо отозвалась я, в очередной раз услышав его наплевательское «да ладно». — Иногда я тоже этого не понимаю, — пожав плечами, подтвердил он. Расстраивала больше не сама ситуация, сложившаяся у Артёма с его бойфрендом, а его упрямство и необоснованная вера в то, что всё наладится. Вероятно, он и сам придёт к осознанию «сюра», но до тех пор я могу смело начинать беспокоиться о его состоянии, попросту не зная, что ещё может произойти. Касательно безработного положения — всё чуть проще: в моём окружении, к сожалению, нет никого, кто мог бы взять к себе Артёма «по блату», но, я пообещала сообщать, если вдруг сама найду или случайно наткнусь на что-то подходящее по вакансиям. Вдобавок я «поддержала» друга уже более весомо, отправив ему на карту круглую сумму — не слишком большую, но достаточную, чтобы тот не чувствовал себя ограниченным хотя бы пару неделек. Наш небольшой спор из-за такой «поддержки» даже упоминать не хочется; Артём вёл себя так козлиной, думая, что я с него потом с процентами всё сдеру, а получив «отрезвительной пиздюлины» сразу изменился во мнении, больше не строя из себя сильного и независимого. — Будь я симпатичнее, подался бы в веб-кам какой-нибудь, — шутил он после того, как извинился. — Ты же в курсе, что я всё визуализирую в голове? Боже, меня, кажется, сейчас стошнит… — мне и правда стало крайне неприятно от представления Артёма за такой специфической работой. — Да ладно тебе, люби ты мужчин, а не женщин — может, и понравилось бы. Кстати! — осенённый какой-то мыслью, Артём почти подскочил на месте и придвинулся ко мне поближе. — Раз мы заговорили о любви и сомнительных профессиях… Как там дела с Евой? Осознание сказанных им слов не на шутку разозлило меня. — Ты совсем охуел? Пока у нас нет доказательств касательно её «деятельности», будь добр, не смей больше приписывать ей вульгарные профессии. Мне как минимум от этого неприятно, а как максимум хочется ебнуть тебе по твоей пустой головешке, — почти сверепо возмущалась я. — В-о-о-у, полегче, я понял, но с чего вдруг ты так рьяно её защищаешь? Этот вопрос заставил меня моментально переключиться со злости на какое-то несуразное поведение, вспоминая, что недавно я приняла, наконец, факт своей заинтересованности Евой. С минуту помолчав и мысленно набравшись сил, я рассказала Артёму обо всём: о моих страданиях, переживаниях и непонимании поведения девушки, о той злосчастной встрече в клубе; как побывала у неё дома, и в конце концов подтвердила давнишнюю фразу Артёма: «Ты смотришь на неё как на особенную», коротким «Я правда что-то к ней чувствую». Парень долго молчал, будто выбирая более подходящую реакцию на мою историю, а после тяжело вздохнул и, будто уверенный в своих словах, произнёс: — Значит, всё-таки любишь. Его короткая «трактовка» событий легко вогнала меня в краску и заставила поспешить опровергнуть сказанное: — Нет! Ну, конечно, я испытываю к ней… Эм, очень сильные чувства, хочу узнать о ней больше, например, проводить время вместе или… — Или просто дальше собственного носа ничего не видишь, — перебил тот, не желая слушать мои жалкие оправдания. — Допустим, не любишь, но очень интересуешься. И что ты дальше планируешь делать? — Ну… Честно, я об этом не думала, и всё это сложнее, чем кажется. — мой собственный ответ подталкивал к унынию; я ведь действительно не знаю, что должна делать и как вообще нужно поступать в таких ситуациях. Видя в моём лице первые нотки расстройства, Артём положил руку мне на плечо и серьёзно заговорил: — Насчёт клуба я не уверен; ты бываешь очень взрывоопасной, иногда даже ненормальной. Но я сильно сомневаюсь, что ты стала бы действовать против её воли; тем более вспомни: ты постоянно «грызёшь» себя за мелкие оплошности, которые таковыми и не являются. Ты даже взгляд стараешься держать «правильным» в общении с ней, так что, полагаю, проблема в другом. Может быть, ты ей тоже нравишься… Интересна. Но мы же не знаем, что лежит у неё на душе и через что она проходит. Мы даже не знаем, норма ли для неё иметь… что-то «общее» с представительницами своего же пола, понимаешь? Всё, что я могу тебе посоветовать: не отпускай её. Да, придётся разобраться со всеми «за» и «против», узнать все «подводные камни», но если она тебе так важна, ты должна справиться. Только не забывай: не все истории заканчиваются хорошо, и наши с тобой догадки о «профессии», Петров и её странное поведение — всё это служит напоминанием: не факт, что это то, что тебе «нужно», и далеко не факт, что она сделает тебя «счастливой».