Где небо горит

Ночь опустилась на равнину густо, почти осязаемо. Луна, бледная и тусклая, то и дело пряталась за рваными облаками, оставляя лагерь в полной темноте. Ветер гнал с запада влажный туман, смешанный с запахом сырой земли и далёкого дыма. Катапульты, выстроенные в два длинных ряда, чернели неподвижными силуэтами, их толстые канаты туго натянуты, камни и бочки с горючей смесью уже лежали в ложах, готовые сорваться в ночь. Люк медленно обходил позиции, пальцами проверяя узлы, взглядом оценивая каждое крепление, как хирург перед сложной операцией. — Второй расчёт, укрепи опору, она гуляет, — сказал он негромко, но так, что сержант тут же отозвался. — Есть, командир. Люди уже знали: если Люк сказал — значит, он заметил то, что может стоить им жизни. На пригорке, чуть дальше линии катапульт, стоял Дэйт. Высокий, прямой, словно вырезанный из тьмы, с плащом, едва шевелящимся от ветра. Его голос, когда он отдавал приказы офицерам, был холоден и уверен, словно всё уже решено заранее. — Лучники — вдоль передовой. Щитоносцы — в промежутках между расчётами катапульт. Пехота — держаться за левым флангом, но без паники, — приказал он, скользнув взглядом по строю. Разведчики вернулись почти бегом, дыхание паром вырывалось в холодный воздух. — Генерал, враг идёт. Пехота в центре, кавалерия с двух сторон. Численность… не меньше трёх тысяч. Дэйт коротко кивнул, но взгляд его на мгновение задержался на Люке. — Готовь своих, Люк. Мы держим их здесь. Первый звук приближения был глухим — будто земля где-то далеко вздрогнула. Потом он нарастал, становился рваным, прерывистым, пока не превратился в гул тысяч ног, звон железа, редкие крики команд. — Заряжай, — спокойно сказал Люк. Люди за его спиной уже работали, точно слаженный механизм. Камни ложились в ложи катапульт, бочки поднимали на верёвках, канаты натягивались с тихим стоном дерева. Когда первые силуэты врагов появились из тумана, Дэйт поднял руку, и над полем взвилась зелёная сигнальная ракета. Это был знак. — Пуск! — приказ Люка прозвучал ровно, без надрыва. Катапульты выдохнули разом. Тьму рассек глухой свист, а затем — удары. Камни ломали строй, бочки разрывались с ослепительной вспышкой, разбрызгивая горящее масло. Запах гари и крика накрыл поле. — Второй залп! — бросил он, даже не оглянувшись. — Есть! — сержант уже командовал своим расчётом, подгоняя людей. С левого фланга враг рванул вперёд, пытаясь прорваться через лучников. Дэйт спустился с пригорка, его тёмный силуэт двинулся в самую гущу. Он шёл уверенно, без спешки, но его меч в руке двигался быстро и точно. Он не кричал — лишь отдавал короткие, резкие команды: — Закрой правый бок! — Держи строй, не отходить! Люк краем глаза следил за ним, но полностью погрузился в своё. — Первый расчёт, цель на кавалерию! — Второй, бей по центру, где щитоносцы! Каждый выстрел катапульт был как удар сердца. Каждое попадание — как вдох облегчения. В какой-то момент к нему подбежал гонец, запыхавшийся, с лицом в саже: — Командир, у третьей катапульты треснула опора! — Сержант Лем, бери троих, укрепи. Без этой позиции мы левый фланг не удержим, — сказал Люк, уже глядя на карту и прикидывая, куда отдать лишние боеприпасы. Бой тянулся, как вязкая, липкая ночь. Люди уставали, руки дрожали от напряжения, но приказы шли, и каждый выполнялся. К середине ночи напор врага начал слабеть. Их атаки стали короче, меньше слаженности, больше паники. Это почувствовали все. — Последний залп, — тихо сказал Люк, но его услышали все расчёты. Катапульты грохнули напоследок. Камни и горящие бочки добили их строй. Остатки западников бросились в туман, оставляя за собой поле, усыпанное телами и дымящимися обломками. Когда всё стихло, Дэйт подошёл к Люку. Он был в саже и крови, плащ порван, но взгляд — живой и тяжёлый. — Потери? — Минимальные, генерал. Мы держались, как камень, — отозвался сержант, стоявший рядом. Поле боя к рассвету выглядело, как полотно безумного художника — тёмные пятна земли, выжженные до угольной корки, густой дым, клубящийся у земли, и редкие силуэты выживших, медленно двигающихся среди обломков. Запах гари, крови и мокрой травы висел в воздухе, въедаясь в кожу и одежду. Люк стоял у третьей катапульты, осматривая треснувшую опору. На рассветном свете трещина казалась ещё глубже, чем ночью. Он присел на корточки, провёл пальцами по древесине и тихо чертыхнулся. — Ещё пара залпов, и её бы развалило к чёртовой матери, — пробормотал он, но не с досадой, а с сухим удовлетворением: выдержала, когда было нужно. К нему подошёл сержант Лем, тот самый, что ночью бросился укреплять опору. — Командир, как прикажете? — Срезать треснутый сегмент, поставить новую распорку. И на будущее — двойное крепление с двух сторон. Мы больше не можем себе позволить такие сюрпризы, — ответил Люк, глядя ему прямо в глаза. — Понял. Сделаем. Дэйт появился тихо, почти бесшумно. Плащ он уже снял, на плечах осталась лишь тёмная, пропитанная потом рубаха, по которой тонкими линиями тянулись засохшие следы крови — чужой, не его. Он окинул взглядом катапульты, задержавшись на Люке. — Выдержали, — сказал он негромко. — Выдержали, — кивнул Люк, поднимаясь. — Но в следующий раз будет тяжелее. Они знают, что мы умеем, и придут с другими приёмами. Дэйт чуть прищурился, его взгляд стал оценивающим. — Ты уже думаешь о следующем бою, хотя этот ещё не закончился. — А кто, по-твоему, должен? — сухо ответил Люк, и в его голосе не было вызова, лишь простая констатация. Они пошли вдоль линии катапульт, Люк по дороге показывал повреждения: — Здесь — канат перетянули, нужно менять. Там — ось скоро пойдёт трещинами, надо вырезать новую. А у той вон стойки — крепление разбито, держится на честном слове. Дэйт слушал, не перебивая, и в его лице было то особое внимание, которое он отдавал только немногим. Он не просто слушал — он запоминал. — Это займёт время, — сказал он наконец. — И людей, — добавил Люк. — Много. — Будут. Сколько скажешь — столько и будет. У четвёртой катапульты они остановились. Люк, присев, что-то быстро начертил на куске пергамента. Кривые линии, зубчатые колёса, схема рычага. Дэйт наклонился, опершись ладонью о край балки. — Что это? — Механизм ускоренной перезарядки, — ответил Люк. — Если собрать правильно, можно сократить время между выстрелами почти вдвое. Но понадобится точная работа и хорошие кузнецы. — У нас будут кузнецы, — сказал Дэйт, и в его голосе прозвучала уверенность, словно он говорил не о будущем, а о свершившемся факте. Пока они шли дальше, с холма к ним спустился один из гонцов, держа в руках свежий свиток. — Генерал! — он отдал его Дэйту, тот развернул и бегло прочитал. — Весть из дворца. Западники потеряли слишком много людей. Следующая волна не скоро. Люк хмыкнул. — Значит, у нас есть время. Дэйт кивнул, но его губы едва заметно тронула тень усмешки. — Время, которое мы используем. Они ещё долго обходили позиции. Люк, чуть оживлённый тем, что может наконец работать без спешки, рассказывал, как распределить людей по сменам, чтобы ускорить восстановление катапульт. Дэйт, обычно немногословный, задавал вопросы — про толщину канатов, про баланс противовесов, про то, как можно улучшить дальность выстрела. И в какой-то момент, уже у самого края лагеря, он тихо сказал: — Знаешь, Люк… Ночью я видел многих. Но только ты был везде. Ты командовал и на фланге, и здесь, и у меня за спиной. — Просто делал, что надо,- сказал омега, пожав плечами. Дэйт чуть наклонил голову, будто хотел что-то ещё сказать, но промолчал. Вместо этого он снова посмотрел на поле, где первые лучи солнца медленно пробивались сквозь дым, окрашивая всё в странный, тревожно-красный цвет. — Мы выстоим, — произнёс он наконец. — С тобой — точно выстоим. Когда все затихло, войны разбились на два лагеря, одни отсыпались, другие дежурили. Люк и не помнил как уснул, но едва голова коснулась подушки, так разум сразу улетел. Утро встретило омегу не пением птиц, а тяжёлой тишиной вымотанного лагеря. Вокруг него, у затухающего костра, спали те, кому этой ночью выпала смена отдыха. Половина войска всё ещё стояла на границе, меняясь по строгому графику — даже победа не давала права на беспечность. Люк медленно поднялся с жёсткой подстилки, расправил затёкшие плечи и вдохнул воздух, пропитанный гарью, дымом и металлическим привкусом оружейного масла. Лагерь жил: где-то лязгали котелки, вдалеке слышались голоса караульных, а запах похлёбки тянулся от шатра, натянутого на две перекошенные балки, что служил здесь кухней. Подойдя к шатру, Люк получил деревянную миску из рук дежурного воина. Тот, зевая, наливал солдатам густую похлёбку, стараясь, чтобы каждому достался хоть кусок мяса. Люк сел у тлеющего костра, обхватив миску ладонями. Горячее, простое блюдо согревало не только тело — оно давало редкую возможность подумать Скоро должны были доставить селитру, и он намеревался лично отдать распоряжения о создании новой партии взрывчатки. Воинам придётся работать слаженно, а Лем будет следить за безопасностью. Но эти мысли бесцеремонно прервали. Над ним легла густая тень. Люк поднял взгляд и увидел стоявшего над ним Дэйта — высокий, широкоплечий, как будто в этот утренний полумрак он вписан намеренно. Генерал стоял напротив, глядя на него пристально, но без лишних эмоций. Люк вопросительно приподнял одну бровь. — Пришло письмо от Геру, — коротко произнёс Дэйт. И, не теряя времени, слегка кивнул в сторону командного шатра, давая понять, что Люку стоит следовать за ним. Омега с досадой глянул на недоеденную похлёбку и вздохнул. С явной неохотой отставил миску, поднялся и пошёл следом за альфой. В шатре было прохладно. Сквозь разрез полога тянуло утренним ветром. Дэйт стоял к нему спиной, перебирая бумаги, словно уже мысленно был на два шага впереди происходящего. — Пришёл приказ, — бросил он через плечо, не прерывая сортировку бумаг. — Геру отправит к границе ещё пять тысяч воинов. А нам с тобой нужно вернуться в город. Он заинтересован поездом, требует немедленно приступить к его созданию. — А как же… — начал было Люк, но его перебили. — Западники уже почти повержены, — твёрдо сказал Дэйт, обернувшись краем взгляда. — Эти силы пойдут на поддержку границы. Прорыва на нашу территорию они уже не сделают. — Но я думал, мы сами зайдём на их границу, — нахмурился омега, чуть сжав руки в кулаки. — Зайдём, — Дэйт резко повернулся и подошёл ближе, его фигура заполнила почти всё пространство перед Люком. — Но сперва мы добьём их войско. А потом — территория падёт без сопротивления. В голосе генерала звучала уверенность не человека, который предполагает, а командира, который уже видел, как это произойдёт. Люк мысленно взвесил всё. Этот человек умел видеть картину целиком. Он в очередной раз убедился: Дэйт — генерал до мозга костей. В прошлой ночной битве их оружие уничтожило свыше четырёх тысяч врагов, потери же в войске Дэйта были минимальны. Это было больше, чем успех — это была демонстрация того, что при правильном командовании даже в самых сложных условиях можно выиграть. — Селитру привезли, — Дэйт чуть смягчил тон, будто возвращая разговор на практические рельсы. — Воины у нас умеют собирать взрывчатку? — Умеют, — кивнул Люк. — Но я всё равно дам указания Лему. Он проследит и за катапультами, и за составом. — Отлично, — на губах генерала мелькнула короткая, почти незаметная улыбка. — Тогда не переживай. Через два часа выступаем. Кивнув, Люк вышел из командного шатра, вдохнул утренний воздух — тяжёлый, ещё пропитанный гарью, но уже разбавленный свежестью рассвета. Лагерь жил в своём размеренном послебоевого ритме: кто-то подтягивал ремни доспехов, кто-то чистил клинки, кто-то, зевая, тащил ведро воды. У дальнего костра сержанты спорили о чём-то, жестикулируя так, будто снова командовали в бою. Омега заметил Лема у второй катапульты. Сержант стоял, прислонившись к колесу, и что-то проверял на механизме, бормоча себе под нос. В руках у него был смоляной верёвочный жгут, который он аккуратно наматывал на деревянную деталь. — Лем! — позвал Люк. Сержант обернулся, и на его лице мелькнула усталая, но довольная ухмылка. — Командир, слышал, уезжаете с генералом? — Уезжаем, — подтвердил Люк, подходя ближе. — Но пока нас не будет, ты за катапульты отвечаешь. Не просто за починку, а за каждую мелочь: канаты, балки, крепления. Понял? — Понял, — кивнул бета, но уже более серьёзно. — И за взрывчатку, — продолжил омега, вглядываясь в него так, что сержант даже выпрямился. — Селитру привезли, войны умеют работать, но всё равно — всё проходит через тебя. Если что-то не так — тут же останавливаешь процесс и разбираешься. — Есть, командир. Люк наклонился, отломил кусок мела от обломка балки, и, найдя чистую дощечку, быстро нацарапал: “Доклады о катапультах — каждые два дня. Отдельно о боезапасе. Лем”. Он протянул дощечку сержанту. — Вот это правило. И письма мне в город, даже если всё хорошо. Особенно если всё хорошо — тогда я знаю, что можно не переживать. Лем ухмыльнулся, пряча дощечку в сумку. — Ясно. Но если что-то случится, письмо придёт быстрее, чем вы в сапогах успеете повернуться. — Вот и отлично, — кивнул Люк. — Только не геройствуй. Катапульты нам нужны целыми, а тебя — живым. Сержант, уже вернувшийся к работе, лишь махнул рукой: — Будет сделано, командир. Люк на мгновение задержался, глядя на массивные силуэты катапульт, застывших на утреннем фоне, как огромные хищники, готовые к прыжку. Он знал — оставляет их в надёжных руках.