Где небо горит

Войско, числом более двухсот бойцов, двинулось прочь из города под предводительством Генерала Дэйта. Люк затерялся среди всадников, предпочитая не привлекать к себе внимания. Тем более помня слова Кига, что люди хотят его сжечь. Он шёл молча, ведя своего Иррана — массивного, крепкого жеребца с глазами, полными чего-то древнего и непокорного. И только спустя какое-то время, когда городские стены почти заканчивались, омега вдруг заметил странное… неприятное, от чего прикрыл лицо капюшоном, заметил, как местные жители — сходили с ума при виде его. Кричали, кидались к ногам Ирранов, молились, будто видели божество. Или ещё хуже — мессию. И Люку это чертовски не нравилось. Он знал этот взгляд. Поклонение с привкусом одержимости. И слишком хорошо помнил, чем заканчиваются «спасители» в истории — особенно в сектантской. Поэтому, не желая быть ни иконой, ни проклятьем, он молча накинул капюшон поглубже. От греха подальше. А еще Люк заметил кое что еще… Среди всей этой массы — ни одного человека со светлыми волосами. Ни одного. Ни альф, ни бет, ни омег. Ни одного блондина. Только он. Один. Это осознание пришло к нему не сразу, а где-то посреди дороги, когда оглядывал шокирована людей, которые чуть ли не с пеной у рта — будто сходили сума смотря на него, кидали в него цветы, плакали, тянули руки, пытаясь пробиться сквозь Войнов, молили, что бы он притронулся… Воины же — каждый как выкроенный по лекалу — шли в идеально ровном строю, с выправкой, что внушала уважение и желание держаться на расстоянии. Их осанки были выточены войной, жёсткие и прямые, как копья. Они сидели на своих Ирранах так, будто те были продолжением их самих — и только по напряжённой тишине можно было понять, что все они были в полной готовности. Дэйт ехал впереди. Его силуэт был точным отражением его сущности — выкованный, не сгибающийся, тяжёлый. В этом человеке не было ни капли тепла. Только холодная решимость и жёсткость. Люк снова подумал, что этот альфа — не человек, а военное лезвие, наточенное до прозрачности. Омега же, сам того не замечая, оказался окружён кольцом бойцов. Они охраняли его. Не как пленного. Как сокровище. Как центр чего-то гораздо большего. Но Лейтенант Лековский страха не испытывал. Он сидел прямо, взгляд острый, как у сокола, выхватывал каждый излом рельефа, каждое движение вокруг. Его нельзя было согнуть. Ни в его мире, ни в этом. Он — солдат, а не символ. И этим всё сказано. Шли три часа по полю, где растительность только сгущалась, без остановок. Пыль, солнце, сухой ветер и копыта Ирранов по земле. А потом, на изгибе дороги, к ним присоединился ещё один отряд — около пятидесяти воинов. В серых масках, в таких же чёрных плащах, с таким же холодным, выученным молчанием. И лишь один среди них выделялся. Незаметно, тонко — но Люк почувствовал. Его плащ, как и у остальных, был чёрным. Но в отличие от полной серебряной вышивки, как у Дэйта, у этого воина она была лишь по горловине. Знак отличия. Подчинённый, но не менее важный. Воин приблизился. Снял маску. Откинул капюшон. И — улыбнулся. — Тайго? — Люк удивлённо вскинул бровь, но тут же, против воли, расплылся в настоящей, радостной улыбке. — Рад видеть тебя, Люк, — сдержанно кивнул альфа. Но глаза его светились по-настоящему. В груди у Тайго что-то дрогнуло. Едва ощутимый укол — не боли, а того странного, тёплого счастья, которое возникает, когда тебя не ждут… но рады видеть. Когда улыбаются не из вежливости, а искренне. Да, Тайго был безнадёжно влюблён в этого омегу. И сейчас, чёрт побери, он был счастлив как мальчишка. — Рад, что ты с нами, — сказал он, ловко удерживая Иррана. — Мы привезли твои катапульты. Все десять. — Вон они, — кивнул он в сторону. И Люк заметил: громоздкие конструкции, катящиеся на платформах, которые везли Иррана, а на них сидели воины. Катапульты — те самые, собранные по его чертежам. — Ну куда ж вы без меня, — хмыкнул Лейтенант. — Вы ж друг друга без меня скорее перестреляете. Тайго тихо рассмеялся. Смех был сдержанный, почти невидимый, но настоящий. Люк тоже усмехнулся — по-мужски, по-солдатски. В этом было что-то по-настоящему родное. Да, он уважал этого альфу. В нём было что-то такое, что напоминало прошлое. Его друга. Того самого, которого он волок на себе через дым и пыль, к дымящемуся БТРу, под перекрёстным огнём. Тащил, чтобы спасти. Чтобы укрыть от смерти, пусть на минуту. Того, кого удалось вытащить. Тайго был другим. Но всё равно — близким. И пока он ехал рядом, Лейтенант Лековский чувствовал, что ещё способен кого-то спасти. Так и прошли ещё добрых семь часов без единой остановки. Воины понемногу расслаблялись: сбрасывали маски, поправляли уставшие плащи, переговаривались — уже не столь сурово, как с утра. Кто-то даже позволил себе кривую ухмылку в сторону заката. Все ждали привала. Люк же, по обыкновению, сидел на Ирране с прямой спиной, будто не спина у него, а стальной шест. Болтал с Тайго — перебрасывались колкостями, хлёстко, по-мужски, с ехидцей. Но, к приятному удивлению омеги, альфа на этот раз не пытался подкатить. Хотя… Люк-то не знал, что у Лейтенанта Тайго была своя, тщательно продуманная стратегия. Он не стал лезть на рожон. Он уже заметил, как этот омега тут же взрывался и закрывался в ответ на напор, так что с ним этот фокус бы точно не прошёл. Люк был совсем не из тех, кто трепетно вздрагивает от прикосновения — скорее, набьёт морду. Или хуже. Тайго решил действовать тоньше. Сначала расположить. Расслабить. Стать другом. Пусть почувствует себя в безопасности рядом с ним. А там, когда бдительность ослабеет — начнётся настоящая осада. Без штурма, но с осадными машинами. И уж он — бывший солдат — знал, как вести долгую кампанию. Когда до него дошёл слух о борделе, в котором Люк якобы побывал — и не один, а с женщинами — Тайго едва не сломал тренировочный меч. Бешенство было немалое. Но, немного остыв, он решил: а почему бы не использовать ситуацию в свою пользу? Он знал о конфликте между Лековским и генералом. Знал, что Дэйт не оценил «визит» в публичный дом — и, видимо, между ними пробежала жирная, чёрная трещина. А значит — момент подходящий. И да, Тайго не мог не заметить, как Люк будто бы нарочно держал своего Иррана чуть поодаль от генерала. Ниже по склону, левее строя. Не на прямой линии с Дэйтом. Хорошо. Очень хорошо. Когда солнце стало клониться к горизонту, генералу, наконец, надоело ехать, и он приказал разбить лагерь. Воины тут же, с радостью, спрыгнули с Ирранов, разминая затёкшие ноги и сбрасывая сбрую. Для Дэйта поставили отдельный шатёр — строгий, натянутый и мрачный. Остальные начали разводить костры, распаковывать снаряжение. Некоторые разложили странные спальные мешки — Люк с интересом отметил, что это нечто среднее между обычной походной подстилкой и полноценной кроватью: наматрасник, одеяло, подушка. Ещё бы молнию приделать, — мелькнуло у него в голове, — и получится спальный мешок, как в своем мире. Запомнил. На всякий случай. Дэйт удалился в шатёр вместе с тремя важными альфами, которых Люк до этого не видел. По виду — не простые бойцы. По взглядам — явно из внутреннего круга. И, скорее всего, не менее жесткие, чем сам генерал. Люк остался у костра. Сигарета во рту, огонь в руках. Раскладывал ветки, растирал трут, отгоняя альф, что под разными предлогами пытались подойти ближе: кто «помочь», кто просто «разогреться». А по факту — покрасоваться перед живой легендой. Они глядели на него, как подростки на школьную звезду. И неважно, что перед ними стоял закопчённый, вымотанный, грубоватый омега с руками в пепле — для них он был кем-то вроде иконы. Живым знаменем. А Люк — он, как всегда, ничего не замечал. Не потому что глуп. Просто… не видел в себе ни светоча, ни пророка. Он всё ещё был лейтенантом Лековским. Солдатом. А не тем, кого хочется носить на руках. Он тихо чертыхался, когда искра гасла. Бормотал себе под нос, когда соскальзывал сучок. А когда огонь всё-таки разгорелся, то выбившийся прядь из небрежного пучка, загорелась. Тайго, что сидел чуть в стороне, тут же подскочил — словно хотел помочь. Аккуратно, почти трепетно начал прихлопывать волосы, будто боялся, что сам омега загорится. Люк же, даже не подумав, заразительно рассмеялся. Откинул голову назад, обнажая бледную шею, на которой ходил кадык. Тайго застыл. Буквально. Глаза впились в это горло, в кожу, в пульс, в движение. Альфа сглотнул. Язык сам скользнул по губам. Внутри всё оборвалось. — Ну, пиздец… — выдохнул Люк, продолжая смеяться, — как малец, а! Ещё немного — и разучусь шнурки завязывать! Детский сад, ясельная группа! Он хохотал — громко, по-настоящему, хлопнув по плечу Тайго, не замечая, как тот с трудом скрывает возбуждение и липкий голод в глазах.