Где небо горит

От автора: А что то типа отзывов будет?) **** Дэйт молча смотрел на удаляющуюся спину омеги, в уголках губ застряла едва заметная, хищная ухмылка. Не отрывая взгляда, он медленно опустился на скамью напротив Кига, будто только что вернулся с охоты, на которой ранил зверя, но дал ему уйти — нарочно. — Не переборщил? — со смешком спросил генерал, склонившись к нему через стол. — Чуть приукрасил, — лениво отозвался Киг, поднося кружку к губам. — В городе и без того уже шепчутся, мол, омега-то у нас женщин предпочитает. Только вот пелена на глазах у людей, вообще не дает взглянуть на его проделки.. Химера, мол, его избрала, двух драконов уложил… Вроде и чудо, а вроде и сам черт знает что. Они то только покланяться готовы ему, а уж его увлечения, считают нормальным, мол так Химера велела…. Только ты думаешь его это и вправду остановит? — Если не остановит — так хоть остудит, — больше себе, чем собеседнику, пробормотал Дэйт и откинулся на спинку, глядя в ту сторону, куда ушёл Люк. Лековский стоял у бочек с сырьём, окидывая их хмурым, оценивающим взглядом. Классический военный: прямой позвоночник, резкие, выверенные движения. Его пальцы скользили по мешкам с углём, по кувшинам, где лежала сера, по ящикам, плотно забитым селитрой. Всё было, как он просил. Сырье — чистое, как для работы в полевых условиях. Простой древесный уголь, вываренный вручную, порошкообразная сера, и нитрат калия, добытый, судя по запаху, из гниющих удобрений и мочи. В прошлой жизни это бы вызвало у него отвращение. Но сейчас, в этом мире, где даже слово «порох» звучало как какой то набор букв, его приободрило. Он пробежался взглядом по мешкам с песком, глиной, известью, бутылками с маслом и канифолью — для связующих и стабилизаторов. Здесь он уже мог собрать не просто порох, но и что-то пострашнее. Войны стояли поодаль, выстроившись в две кривоватые шеренги. Сомкнутые рты, прямые спины. И, что самое странное — преданный, жадный интерес в глазах. Эти ребята слышали о ночных похождениях омеги в борделе. Ходили слухи — смутные, яркие, на грани фантастики. Но не было ни шёпоты, ни косые взгляды. Напротив этим омега привлек альф еще больше, от этого казалось что он еще больше не досягаемый и все больше желанный. Кто ещё может отдаться трем девушкам, а на утро строить что то неведомое? Люк этого не замечал. Не хотел замечать. Весь мир для него исчез. Остались только компоненты, формулы, пропорции. Его пальцы смешивали ингредиенты с той холодной точностью, что присуща военным — как будто собирал автомат. Он объяснял: — Один к одному к полутора. Уголь, сера, селитра. Всё перетираем в пыль. Нет, не руками — камнями, пестами. Мелко, как мука. До пыли. Если плохо перетрёте — взрыва не будет, только пшик. Или, хуже, вспыхнет прямо в руках. Воины кивали, ловили каждое слово. Он говорил быстро, строго, жёстко, и они слушали его как проповедь. Потому что Люк не просто говорил — он знал. Он дышал этим. — Теперь делаем фитиль. Ваша тряпка, воск, и соль. Обмакиваем, сушим, режем. Поджигаем. Пять секунд — взрыв. Считайте. Но не пальцами, потому что пальцев может не остаться. Солдаты переглянулись. Кто-то нервно усмехнулся. Кто-то побледнел. Но никто не отступил. Потом пошли другие смеси. Люк начал работать с маслянистыми составами, объясняя, как собрать термит, как сделать зажигательные смеси на основе канифоли и жира, как стабилизировать горючее, чтобы оно не сработало раньше времени. — У вас тут даже слово “взрыв” звучит, как бред, — бросил он как-то. — А у меня это — ремесло. Я не бог. Я просто солдат. В моём мире это знали дети. Он лепил смеси, показывал, как формировать шарики, как прессовать их, как укладывать в тряпичные пакеты. Солдаты повторяли. Пальцы тряслись, лбы покрывались потом. Но никто не отступал. Люк же двигался, будто в трансе. Его лицо — спокойное, глаза — сосредоточенные, губы поджаты. Не омега, не избранный, не пленник. Сейчас он был тем, кем и был по праву: Лейтенантом Лековским, ветераном, знатоком смерти и мастерства войны. Он забыл о взглядах, забывал, что в этом мире он «неправильный». Что здесь его готовили к сожжению. Он просто делал то, что умел. То, что спасало жизни. Или забирало их — в зависимости от того, с какой стороны стоять. Воины глядели на него, как на нечто за гранью. Не омега — оружие. Они впитывали каждое движение, каждое слово. И чем больше он говорил, тем сильнее становилось уважение, даже трепет. И в какой-то момент стало ясно: будь он хоть трёхголовым ящером, спящим с демонами, всё равно бы последовали за ним. Потому что в их глазах он знал то, чего не знал никто в этом мире. Люк был силой. Люк был огнём. Он сам не заметил, как время ушло, как руки стали черными от копоти, как губы пересохли, а ноги гудели. Только когда всё было готово — мешки, бочки, фитили, горючее — он поднялся, отряхнул руки и вытер лоб. — Запомнили? — спросил. — Да, господин, — в унисон отозвались голоса. Люк только фыркнул и повернулся, бросив через плечо: — Не “господин”. Лейтенант Лековский. Или просто Люк. Мне ваши титулы ни к чему. И пошёл прочь, не оглядываясь. Спина прямая, походка лёгкая, как у человека, который знает: если небо рухнет — он сделает из него мину. Люк не видел и не слышал генерала весь день. И, по-хорошему, это было даже к лучшему. Омега сам так считал. Потому что если бы ему всё же довелось наткнуться на Дэйта — он бы, без малейших сомнений, выбил ему кадык. Желательно — с хрустом. Желательно — ногой. Желательно — при свидетелях. Даже больше не из за того, что тот сделал, а просто что бы выместить злость. Но утро следующего дня, когда пора было собираться в поход, каким-то чудом смягчило этот пылающий костёр злобы. Не то чтобы Лековский простил — просто переключился. Слишком много дел, чтобы тратить силы на ненависть. Словно автоматизмом, он накинул свою армейскую форму из прошлого мира: выцветшую, изрядно потрёпанную, но всё ещё безукоризненно сидящую. Затянул берцы. Подтянул ремни. Окинул взглядом себя в зеркале — всё на месте. Солдат в строю. И только под суровым, молчаливым взглядом Кига — Люк нехотя натянул сверху чёрный плащ с эмблемой войска Дэйта. Пахнущий дымом, кожей и незаслуженным авторитетом. Зуки, к великому счастью, в поход не пошёл. И сам не особо рвался. Но Лейтенант Лековский не отпускал никого без дела — особенно тех, кто мог принести пользу. — Сделаешь кое-что по этим чертежам, — коротко бросил Люк, вручая бете свитки. Зуки с интересом начал разворачивать пергамент. — А это что? — нахмурился он, всматриваясь в непривычные формы и линии. — Арбалет, — хмыкнул Люк. — Не прошу тебя его собрать. Просто подготовь всё нужное. Заготовки, материалы. Всё расписано — по размерам, по составу. Когда вернусь — соберу. Глаза беты вспыхнули. Буквально. Настоящий азарт, редкий для здешних обитателей, скользнул по лицу, будто детский восторг перед волшебной игрушкой. — Сделаю, Люк! Я всё найду, обещаю! — закивал он, прижимая чертежи к груди, будто личную реликвию. Лейтенант коротко кивнул и вышел. Ступая тяжело, но уверенно, направился к воротам. У ворот уже стояли два Иррана — массивные создания, будто сошедшие со страниц постапокалиптической мифологии: полулошади, полуящеры, обтянутые мускулами, с толстыми чешуйчатыми шеями и хвостами, испускающими пар. Одного из них запрягал Дэйт. Генерал выглядел так же, как и в день их первой встречи: грозно, идеально и раздражающим. Каштановые волосы до плеч были привычно собраны в хвост, только теперь у виска торчала одна тонкая коса — знак военного похода, защиты от злых духов и других, более зримых демонов. Люк уже знал: так делали перед боем. Местные традиции. Суеверия. На нём была чёрная кожаная рубаха, подчёркивающая широкие плечи и подкачанную грудь. Воротник, обшитый серебряными нитями, сверкал тусклым утренним светом. Штаны — тоже кожа, плотные, облегающие, обтягивали длинные ноги генерала так, что даже опытный портной бы заикнулся. Военные сапоги доходили до щиколоток и неуловимо напоминали Люку родные берцы. Поверх всего — чёрный плащ, тяжёлый, как присяга, расшитый всё теми же серебряными нитями. За его спиной, за распахнутыми вратами, стояли воины. Стена бойцов. Молчаливая, чёрная, как смола. Все в одинаковых плащах, с серыми масками на лицах. Ни одного лишнего жеста. Ни одного слова. Плащи у них были без серебра. Простые. Как у самого Люка. Он это заметил — и, на удивление, даже почувствовал некоторое удовлетворение. Армия была мощная. Люк это видел, знал. Он уважал силу — настоящую, не нарисованную на знамёнах. И Дэйт, каким бы мразью он ни был, знал своё дело. Люк был уверен: ни одного бойца генерал не отдаст без боя. Не бросит. Не продаст. И всё же… что-то в этой картине было завораживающим. В этих людях. В их масках. В этих чёрных плащах и сверкающем металле. От вида строя перехватывало дыхание. Люк остановился. Сделал глубокий вдох. Пахло гарью, кожей, сталью и чем-то ещё… знакомым. Родным. Почти. Он закрыл глаза на секунду. И почувствовал — почти физически — присутствие своего старого отряда. Словно они все были здесь, рядом. Грязные, уставшие, живые. Те, кого он потерял. Те, кого спас. Те, кого так и не успел… Да. Лейтенант Лековский, несмотря на всё чужое, что окружало его в этом мире, чувствовал — с каждым днём всё сильнее — что он здесь не случайно. Каждый из этих бойцов стал ему дорог. Пусть по-своему. Пусть странно. Но по-настоящему. И, самое главное — взаимно. Эта война стала его войной. Люк мысленно отдал честь каждому из Войнов, что стояли за воротами. А потом — резко, одним движением — запрыгнул на Иррана. Тот же покорно склонил шею и тронулся вперёд. Узнал своего. Это была его битва. Его мир. Его проклятие и его шанс. Он вернулся сюда, чтобы изменить этот мир. И, чёрт подери, он его изменит.