Где небо горит

Когда Киг увидел, как генерал с мрачной решимостью тащит на плече бессознательное тело омеги, в его голове мелькнула тысяча возможных сценариев. Один безумнее другого — но ни один, чёрт возьми, не складывался в логическую цепочку. Поэтому, решив не забивать себе голову досужими догадками, старый альфа, кряхтя и переваливаясь с ноги на ногу, поспешил за Дэйтом, который уже поднимался по лестнице на второй этаж. — Дэйт, что случилось? — глухо рыкнул он, догоняя генерала и оценивающе глядя на безжизненно свесившиеся руки Люка. — Ничего хорошего, — бросил тот, даже не повернув головы. Рука уже легла на дверную ручку его личных покоев. Киг почувствовал, как по позвоночнику ползёт холодок. Он знал этого мужчину с тех пор, как тот был сопляком. Знал, что может сделать генерал, когда на него находит ярость. А сейчас перед ним стоял не просто злой мужчина — перед ним стоял хищник, и добыча его лежала у него на плече. Добыча, к которой он, чёрт возьми, явно не был равнодушен. Старик мгновенно отрезал путь генералу, вынырнув перед ним с неожиданной для своего возраста ловкостью. — Не смей, Дэйт, — хрипло сказал он. — Не вздумай. Генерал остановился. Медленно повернул голову. Его глаза были как ножи — тёмные, холодные, и полные ярости. — Уйди, Киг, — прошипел он ледяным голосом. — Пока я тебя не зашвырнул куда подальше. — Ты сейчас на грани. Совершишь глупость, и будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, — жёстко ответил Киг, не дрогнув ни на шаг. — Мне плевать! — рыкнул Дэйт, оттолкнул его. Но старик вновь встал перед ним, как каменная стена. — Это ты сейчас так думаешь. Потом — уже не будешь. Он тебя возненавидит, и ты сам себя сожрёшь за это. Спустись в столовую. Выпей. Остыни. А Люка я отнесу в его комнату, — твердо сказал Киг. Голос его звучал как приказ, как тогда, уже в прошлом генерала Кига. Дэйт стоял, будто сдерживая зверя внутри. Он дышал тяжело, плечи ходили ходуном. Внутри бушевал ураган: один зверь хотел растерзать этого дерзкого омегу, наказать, втоптать, порвать задницу, что бы тот только немощно схлиповал под ним! А другой — трясся от страха причинить ему хоть малейшую боль. Хотел, чтобы тот сам пришёл. Сам выбрал. Смотрел бы только на него… только на него, и больше ни на кого. Это внутреннее метание длилось мучительно долго. А потом, срываясь на рычание, Дэйт сорвал с плеча тело Люка и бросил его прямо в объятия старика. — Уложи его, раз уж взялся, — прорычал он и круто развернулся, исчезая за поворотом лестницы. Киг едва устоял, перехватывая омегу за торс. Люк был лёгкий, жилистый, но неподъёмный, когда без сознания. Старик закинул его повыше, перехватывая за подмышки и, тяжело вздыхая, зашагал в сторону его комнаты. — Ну и наделал ты делов, солдатик… — пробурчал он себе под нос, осторожно укладывая парня на кровать. — Завтра получишь. Если не от него, так от меня. Старик заботливо накрыл омегу одеялом, пригладил волосы — сам не заметил, как руки у него задрожали. Он любил Люка, как сына. Пусть тот и был чужим, внезапным, странным — но настоящий. И это в нём подкупало. Покряхтывая и тихо бормоча проклятия, Киг вышел из комнаты, аккуратно притворив за собой дверь. Тем временем в столовой генерал наливал себе настойку. Тёмно-красная, как кровь, жидкость легла в рюмку. Он осушил её залпом. Потом вторую. Потом налил третью. Скрипнули половицы. Киг, всё ещё тяжело дыша, подошёл и опустился на лавку напротив. — Ну… рассказывай, — хрипло сказал он, переплетая пальцы. — Рассказывать особо нечего, — буркнул Дэйт, наполняя очередную рюмку и кидая взгляд в стену. — Попробуй всё же, — не сдавался старик. — Поймал его в борделе, — бросил генерал. — С тремя шлюхами. Женщинами. Он осушил рюмку с такой злостью, словно это могла сжечь то, что творилось у него внутри. — Хм, — почесал щеку Киг. — Ну, он ведь говорил, что в его мире всё по-другому. Мужчины с женщинами — обычное дело. Для нас это дикость, а для него — обыденность. — Угу, — буркнул генерал. — Или… — прищурился старик, — я чего-то не знаю? Дэйт промолчал. Отвернулся, сжав челюсть. Киг понял сразу. Он знал это лицо. Он видел его, когда тот впервые понял, что его отец не вернётся с войны. Видел, когда тот впервые убил человека. И видел сейчас. — Дэйт, — позвал он мягко. — Говори. Генерал прошёлся по комнате, потом вдруг вернулся, налил ещё настойки, сел за стол. — Думаю… он мой истинный, — выдавил он наконец. — Думаешь? Или знаешь? — прищурился Киг, глядя прямо в глаза. — Уверен, — резко отрезал Дэйт. Голос его был твёрд, как гранит. — Не сразу понял. Но сейчас… я не могу смотреть ни на кого, кроме него. Меня вообще ничего не интересует, кроме этого проклятого ублюдка! Киг долго молчал, потом только тихо протянул: — Дела-а-а… — Только он, сука, вообще ничего не чувствует, — процедил генерал, морщась. — Ни моего запаха, ни тяги. Будто пустой. — Ну тут, — замялся старик, — тут всё не так просто. — Говори уже, — рыкнул Дэйт, вскидывая голову. — Когда ты ему нос-то сломал… — осторожно начал Киг, — из-за этого он запахи и не чувствует… ну точнее из за того, что сам себе нос вправил. Как идиот… Мы как только поняли, что он не чувствует инстинктивных запахов, так Мила сразу хотела вызвать лекаря, но Люк отказался. Но Мила, уж умная больно и заботливая, все таки сходила до лекаря, и не заметно от Люка, взяла его волос, и отнесла к тому лекарю… так он наши опасения и подтвердили. Сказал, что обоняние вернется, как только первая течка придет. Когда будет — одной Химере ведомо. Генерал закрыл глаза. Он выглядел так, будто готов прямо сейчас пробить себе лоб об стену. — Не кори себя, — поспешил добавить Киг. — Ты не знал. А он — упрямый. Строптивый до невозможности. Дэйт медленно кивнул. — Если надо ждать — подожду. Но я его не отпущу. Что бы ни случилось. — Пока не дави. Не пугай. Прячь свои чувства. Дождись его течки, — осторожно сказал Киг. — Я его с другого мира дождался, как знал, не вступил ни с кем в брак, — усмехнулся генерал. — До течки дотяну….Постараюсь. Но в голосе сквозило сомнение. Даже он не был уверен, что сможет сдержаться. Да, Люк бесил его ещё до того, как Дэйт понял правду. Но и с этой злостью к него была и уважение к омеги, которую он старательно не хотел замечать. Даже когда Дэйт и не понял, что Люк его истинный, он уже чувствовал к нему что то большее. Но именно эта злость и была ключом. Потому что за злостью скрывалась ревность. Ярая, всепоглощающая ревность ко всем, кто смотрел на омегу. Люк, не осознавая, притягивал взгляды, уважение, даже восхищение — и это доводило генерала до белого каления. Потому что он хотел быть для него единственным. И теперь он знал: будет. Во что бы то ни стало. Люк очнулся с таким ощущением, будто ему в затылок въехал танк. Он застонал, сжимая голову руками — виски пульсировали, в глазах плавало, во рту пересохло так, словно туда на ночь насыпали цемента. Попытался приподняться, но тут же ощутил, как под спину скользнули чьи-то мягкие, но уверенные руки. С усилием разлепив веки, он увидел Милу — та с материнской заботой поднесла кружку к его губам. Он пить не собирался — но в его нынешнем состоянии даже спорить было лень. Только пригубил — и тут же пожалел. Горькое, как будто ему в рот налили вытяжку из дегтя и травы. Попытался отшатнуться, но Мила не отступала. — Пей, легче станет, — строго сказала она. И, чёрт возьми, действительно — уже через секунду мутность в голове отступила, боль притупилась, тело стало чуть легче. Люк с трудом сглотнул и пробурчал, морщась: — Что это, мать твою?.. — Секрет, — хмыкнула Мила, подмигнула и, как ни в чём не бывало, удалилась, мягко прикрыв за собой дверь. — Вставай, умойся, и спускайся, тебя уже завтрак ждёт. Люк с неожиданной лёгкостью выбрался из постели и направился в умывальню. Всё тело приятно тянуло, как бывает после хорошего секса. Он окинул себя взглядом в зеркале — всклокоченные волосы, красные уши, лицо слегка уставшее, но самодовольное. Улыбнулся своему отражению. Ну да, чёрт возьми, есть повод для гордости. Удовлетворив троих дам, в незнакомом мире. Это вам не в карты на казарме играть. Это — он, Лейтенант Лековский. И помнил он всё. До мелочей. Помнил, как на самом пике — прямо в момент экопуляции, мать его! — в комнату вломился генерал. Помнил, как не прервался, не остановился, а глядя прямо в черные, разъярённые глаза Дэйта, завершил начатое. Прямо в рот одной из девушек. Стыдно? Перед этим ледяным громилой? Да он его скорее за стол посадит и лекцию прочтёт, чем станет оправдываться. Да как тот вообще посмел вломиться, как к себе домой? Чего он ожидал? Что Лековский будет сидеть и плести венки из цветов? В первую очередь Люк не омега, а солдат и мужик. Да, может, по их местным законам трогать женщин омеге — табу, чуть ли не святотатство. Но Люк вырос в мире, где это нормально, это естественно! Так и должно быть! В его мире, бог создал мужчину и женщину, для продолжения рода! Да, даже в своем мире, ему было абсолютно все равно — на геев, лесбиянок и еще всяких личностей. внимания-то не обращал, живи да дай жить другим. А тут — будто в святую инквизицию попал. И ладно бы просто осудили — его же вырубили, башкой в стену! За что? За то, что трахался? Потрясающе. Аплодисменты. Нет, с генералом разговаривать он не собирается. Лейтенант Лековский не оправдывается. Ни перед кем. А уж тем более перед надменным альфой с манией величия. Он не в его армии, не под его командованием, и вообще — не обязан ему ни черта. В таком настроении Люк и спустился в столовую. Свежо вымытый, с каплями воды, ещё не высохшими в волосах. Пряди прилипли к лбу, походка — уверенная, как у воина, только что вернувшегося с победы. — А вот и наш солдатик проснулся, — усмехнулся Киг, поднимая на него глаза. — Ага, — кивнул Люк, и, усевшись за стол, потянулся. — Щас бы супчику… — Супчик будет, — ответила Мила с довольной ухмылкой и тут же поставила перед ним тарелку, от которой пахло так, что желудок издал громкое “спасибо”. — О Мила… выходи за меня, — простонал Люк, с благоговением глядя на тарелку. — Дурак, — фыркнула та, хлестнув его по плечу полотенцем. — Жуй, герой. Тебя уже война ждёт с твоими адскими штучками. — Аааа… — протянул омега, закатив глаза. — Точно… взрывчатки же делать.. — Вот именно, — хмыкнул Киг, садясь напротив. — Так что, солдат, ешь и марш. Люк только пожал плечами и, не теряя времени, вгрызся в ложку. Горячий бульон пробежался по телу, как ободряющая волна. — Но, Люк… — вдруг серьёзно сказал Киг, наклоняясь ближе. — То, что ты вчера устроил… такого больше быть не должно. — Киг, давай только ты не еби мне мозг, — буркнул Люк, не отрываясь от тарелки. — С кем хочу — с тем и сплю. — Речь не о твоих… вкусах, — покачал головой старик, и голос его стал низким и жестким. — Речь о последствиях. Ты подставил не только себя, но и Дэйта. Люди уже шепчутся. И шепчутся громко. После твоего визита в бордель у них загорелись факелы, а в головах запахло костром. Избранный Химерой, не должен такое вытворять. Если так пойдёт, сожгут. Тебя. Ложка замерла у рта. Люк уставился на старика, не веря в услышанное. — Ты серьёзно? — глухо спросил он. — Что за херня? Это же… это же бред! — Нет, не бред, — кивнул Киг. — Я тебя предупреждал. У нас тут такое не то что не приветствуется — карается. — И что теперь? Мне всю жизнь рукой себя утешать? — зло спросил Люк, отбрасывая ложку в сторону. Киг развёл руками. Люк резко встал, отодвинул стул, не сказав больше ни слова. Аппетит пропал напрочь. Он вышел из столовой, стиснув челюсти. Он прошёл войну, терял товарищей, жил среди крови и гари — но даже тогда не чувствовал себя таким чужим. А теперь… его ориентация, которая в его мире была нормальной, в этой стала не нормальной! Для Лейтенанта Лековского это был удар ниже пояса. Буквально.