Где небо горит

Шокированный, опустошённый и напряжённый, Лековский вышел из дворца рядом с генералом. Уже не как пленник. Он шёл прямо, с высоко поднятой головой, но его взгляд был отстранён, будто застыл где-то в прошлом, в тех окопах, где небо полыхало огнём, а земля стонала под минами. Генерал Дэйт бросал на него короткие, внимательные взгляды, но не произнёс ни слова. И Денис тоже молчал. Ему всё ещё казалось, что это нелепый, затянувшийся сон. Или бред в госпитале, в котором он так и не очнулся. Он помнил крики, кровь, взрыв, как тело будто вывернуло изнутри… а потом — чужой мир, крики «омега», унижения, верёвки, и вот — дворец, трон, чужие глаза, читающие его душу. Дэйт помог ему сесть на жеребца, сам устроился позади. Молчали. Лошадиный шаг мерно отбивал ритм их мыслей, а в голове Дениса всё мелькало: Москва, казармы, мать на вокзале с сумкой передач, контракт, война… смерть? Он не знал, жив ли. Возможно, это и был ад. Но если да — то слишком уж красивый, слишком странный ад. Лишь спустя час он заметил, как мир вокруг стал менять оттенки. Было что-то в нём неправильное: слишком много зелени, неестественно изогнутые деревья, слишком яркое небо. Детали ускользали, но оседали в голове вязкой тревогой. Он держался за седло, сжав челюсть, и мысленно всё возвращался к одному: зачем я здесь? Дом, к которому они прибыли, оказался не просто большим — настоящим миниатюрным дворцом, с колоннами, коваными воротами и каменной оградой. Рядом располагались казармы, откуда неспешно выходили воины, присматриваясь к ним. И не к генералу, а именно к Лековскому. Его обожжённое лицо, военная форма, запёкшаяся кровь и чужая осанка не давали покоя их взглядам. Навстречу им вышел грузный старик с сединой в бороде, сгорбленный, но с ясными глазами. Шёл уверенно, без спешки — видно, тут он был тут что то вроде управляющего дома. — Ну, привели, — хмыкнул он, разглядывая пленника. — Живой, целый… почти. Это что, теперь твой? — Боже упаси, — хмуро бросил Дэйт, спрыгивая с жеребца. — Приказ короля. Старик усмехнулся в бороду, но глаз его не дрогнул. Он подошёл ближе, оглядел Лековского медленно, пристально. Не как вещь — как загадку, как оружие, найденное на дне пропасти. — Интересный ты омежка, — пробурчал он. — Не из хлипких, не из жеманных. Гляди-ка: тело крепкое, взгляд как у вояки, не у щенка. Он перевёл тяжёлый взгляд на генерала: — Это ты его так? — За дело, — коротко бросил Дэйт, уже развязывая седло. Старик покачал головой и вновь обратился к Денису: — Как зовут-то тебя, солдат? Денис будто проснулся от звона выстрелов в собственной голове. Он заморгал, посмотрел на старика — не злого, не доброго — просто… настоящего. Усталого, как сам. — А?.. — он провёл языком по пересохшим губам. — Лековский… Денис. — Как? — нахмурился старик, словно имя показалось ему неестественным. — Сложно, да и не к месту. Будешь Люком. Так короче. Денис равнодушно пожал плечами. Имя — лишь звук. Вопросы в его голове звучали громче: кто я теперь? где граница между тогда и сейчас? можно ли вернуться, если ты сам уже не тот? Но времени на размышления не было. Он стоял в сердце чужого мира, под чужим небом, и уже не знал — был ли тот, старый, настоящий. Он больше не чувствовал себя пленником. Но свободным — тоже. Дом внутри оказался не просто большим — он был старым, дышащим временем. Тяжёлые каменные стены, терпкий запах пыли, дерева и настойки, что будто въелась в саму кладку. Воздух цеплялся за шаги, утаскивая за собой глухое эхо. Люк — теперь это имя, словно чужой жетон, прилипший к душе, которую он всё ещё знал как Лековский — шагал за стариком по широкой лестнице. Имя казалось фальшивкой. Люк — это кто-то другой. Невыживший. Непрошедший. Но сейчас не было смысла спорить. Не с этим миром. На втором этаже старик распахнул дверь в просторную комнату. — Здесь будешь, — бросил он тоном приказа, не оставляя выбора. Комната была слишком достойной для пленника. Большое окно с толстыми ставнями, кровать с тяжёлым изголовьем, старый шкаф, добротный стол с резьбой. Всё массивное, угрюмое, будто вырезано топором из одного мрака. Люк провёл пальцами по стене — шероховатая, как бетонная казарма, только теплее. Здесь жили. Здесь помнили. Киг — так звали старика — вернулся с одеждой. Бросил свёрток на кровать, критически осмотрел форму Лековского. — Чудная у тебя рубашка… и штаны не отсюда. Выбросить? — Постирать, — отрезал Люк. Голос был твёрдым, как приказ перед вылазкой. Киг хмыкнул, будто вспомнил молодость, и ушёл. Люк остался один. Сел. Пальцы сжались в колени. Мысли гудели, шли плотным строем, как в карауле. Война. Взрыв. Переход. Незнакомый мир. Он закрыл глаза. Прислушался к себе — сердце билось, как в бою. Только врага не видно. Он встал и пошёл в купальню — просторное помещение, будто смесь терм и русской бани. Каменные стены, тёплый пар, деревянные бочки, горячая и холодная вода. Запах мыла, настоев, чего-то из трав. Всё было чужим — но приятно. Он разделся. И тогда заметил. Он стоял обнажённым, и что-то не сходилось. Привычное тело — сильное, выжженное выносом, с грубыми шрамами. Но… ни одного волоска. Ни подмышками, ни в паху, ни на ногах. Грудь, живот — всё гладкое. Даже лицо. Он провёл рукой по щеке. Щетины не было. Как будто он больше не мужик. Как будто кожа была переписана. Он вздрогнул. Вода в бассейне была горячей, и он опустился в неё, словно в спасение. Мылся молча, вцепившись взглядом в мутное зеркало. Отражение не лгало — это было его лицо. Но тело… уже нет. Он был собой. И уже не собой. Оделся без слов. Одежда — лёгкие чёрные штаны, белая блуза, простая. Без нижнего белья. Всё сидело чуждо. Он натянул рубашку, как бронежилет. Не для удобства — для защиты. Киг позвал к ужину. Он пошёл. Столовая оказалась огромной — своды, факелы, ряды столов. Солдаты ели, гремели посудой, громко смеялись. Но стоило ему войти — и всё стихло. Гул затих, взгляды вспыхнули. Не интерес. Жажда. Животный инстинкт. Люк вздёрнул подбородок и пошёл прямо, будто в строй, будто под прицел. Он сел один. К нему подошла девушка в длинном платье и фартуке, поставила перед ним тарелку с Кашей и ложкой. Еда была тёплой, но почти не ощущалась. В голове всё ещё звучал взрыв. Последний. Или первый в новой жизни. — Привет! — раздалось рядом, слишком бодро. Он поднял глаза. Паренёк — лохматый, добродушный, почти деревенский. — Я Зуки, — сказал тот, сев напротив. — Ты… новый? Люк кивнул. —Де.. Люк, — выдавил он. Имя опять кольнуло. — Слышал, тебя к Дэйту отправили. Ты теперь его омега? Люк медленно отложил ложку. — Его кто? — Омега, — замялся Зуки. Люк все так же непонимающи смотрел на паренька, тот явно растерялся и смотрел на солдата как на инопланетянина. — Ну так кто тебя рожал , — понизил голос Зуки. — Мама меня рожала, — пожав плечами сказал Люк. Зуки смотрел на него и только открывал и закрывал рот. — Кто?..- непонимающи спросил шатен. — Конь в пальто,— недовольно буркнул Люк, явно раздражаясь этим разговором и начал есть кашу. Зуки все так же хлопал глазами и смотрел на него. — Женщина меня родила,- психанул Люк, — Что еще за вопросы? — Как женщина?— Зуки реально растерялся. — Ну не мужик же блять! — Окончательно психанул Люк кинув ложку об стол. — Ну… вообще мужчины омеги рожают,— явно не веря Люку сказал Зуки. Люк завис, смотрел не мигая на такого же шокированного паренька. — Ага, а женщины их оплодотворяют,—хмыкнул солдат. — Нет.. Мужчины Альфы,— все так же поражено сказал Зуки, как будто объяснял само собой разуметься. Люк завис, смотря на паренька. — Ты щас серьезно?— наклонив голову допытывающимся посмотрел солдат на парня, от чего тот поежился. — Д-Да,- кивнул тот потирая плечи, словно прячась от колючего взгляда Люка. Солдат потер переносицу, которая еще отзывалась болью и тяжело вздохнул. — То есть у вас мужики тут друг друга ебут, а потом рожают? — Ну.. рожают только омеги, а Альфы их оплодотворяют… — Бред какой то,- устало сказал Люк откидываясь на спинку скамьи,— Мозги мне не еби… — Я правду говорю!— обиженным голосом сказал Зуки. — И чо ты рожал?— с усмешкой спросил Люк,— или может кто то из этих вояк? Люк кивнул в сторону Войнов, которые внимательно слушали их разговор. — Н-нет,— смущенно сказал паренек,— Они же альфы, а я бета, я не могу рожать. — Ну а я блять кто по твоему? — уже злясь сказал Люк. — Омега…— пробормотал Зуки. — С чего это блять? Кто вообще решил, что я блять «Омега»? — Как то обиженно сказал солдат. Люк вообще не мог себе представить, что он какой то омега, который умеет рожать. — Я мужик! У меня была рота. У меня пули в теле. Я уж точно не омега, если уж и говорить, то я Альфа!— городи выпятив груди сказал Люк. Но тут шаги. Тяжёлые, решительные. Словно по асфальту перед боем. Со спины к ним подошел Дэйт. Он остановился рядом, скрестил руки. — По запаху от тебя тянет так, что половина моих бойцов едва сдерживается, — глухо сказал он. — Ты Омега. Это очевидно. Люк прищурился. Он не отреагировал сразу. Лицо было каменным, глаза — как щели. Только губы дёрнулись, словно в ожидании шутки. — Я помылся, — сказал он. Голос был недоверчивым и он даже понюхал себя. — Это не грязь. Это твой естественный запах. Его чувствуют все,—спокойно сказал Зуки. — Он… такой... Как… что то свежее… что то сладкое, трудно сказать, Как сладкий дым. Я не Альфа, но даже мне сложно смотреть спокойно. Ты очень… сильный запах даёшь. И он невероятно вкусный.. Еще ты очень красивый, я ни разу не видел, таких красивых омег как ты…. Солдат смотрел на бету, переводя взгляд на рядом севшего Дэйта, потом посмотрел обратно на Зуки. — Хоть ты и сильный и крепче других омег… Но видно что ты омега, оглянись,- Дэйт явно доволен тем что этот блондинестый омега, который его невероятно бесил и раздражал, был сейчас явно не доволен. — Так.. у вас же и женщины есть..— пробормотал растерянно Люк. — Они бесплодны, они беты,— с какой то жалостью сказал Зуки. Дэйт наслаждался эмоциями которые появлялись на лице Люка. Да, альфа явно ненавидел этого парня. Его все в нем раздражало, даже этот непонятный запах, без условно он был вкусным, так что хотелось его втянуть и нюхать, но так же этот запах бесил, альфа сам не понимал почему. Еще по запаху было понятно, что у омеги не было еще течки, поэтому аромат до конца не был понятен генералу. Страшно подумать, что будет когда у парня появится течка, но Дэйт не хотел об этом думать. Надеялся, что к тому моменту Люка уже не будет в его доме. Не хватало, что бы его войско тут сума сошло. Войны и так смотрят на этого парня облизываясь, тем самым еще больше раздражая генерала —Я.. я рожать не буду,— мотая головой сказал Люк,— и уж тем более под мужика не лягу! — Появится течка, еще как ляжешь,— Зло хмыкнул Дэйт. Генерал считал, что все омеги такие, как только появляется течка, так под любого готовы лечь. — Блять,— хлопнув по столу, зло посмотрев на генерала, Люк сказал,— Никогда! Тут есть женщины, а значит не все потерянно! Люк медленно встал. Стул скрипнул, он огляделся, все смотрели на него. Он вышел. Шаги были тяжёлыми. Словно нёс в себе целый окоп. Во дворе сел прямо на землю. Вытащил портсигар. Последняя сигарета. Последняя чёртова спичка. Закурил. Дым в лёгких обжёг, как память. Руки дрожали. Он уткнулся лицом в ладони. Это был не страх. Это было бессилие. Он хотел назад. В ту реальность, где боль — это боль, а не странный запах. Где смерть — это конец, а не начало чужого кошмара. Где он знал, кто он есть. И где мужчины не… превращались в объект желания из-за какой-то физиологии. Он не был к этому готов. И кто бы в этом мире ни называл его Омегой — он, Лековский, чёрт подери, всё ещё был солдатом. Хоть и без волос. Хоть и с другим телом. Пока он жив — он будет драться. Даже если теперь враг — внутри.