Second Shot

— Доктор Янсен, вы не заняты? — Нет-нет, добрый вечер, — тот обернулся к вошедшему с легкой улыбкой на губах, оставив без внимания до этого интересовавшую его книжную полку. — Проходите, мистер Стюарт. Как прошел ваш день? — заняв место за своим рабочим столом, доктор неторопливо достал всегда сопровождающий его на приемах кожаный журнал с наблюдениями. О том, что Натан появился немного раньше, чем они договаривались, Янсен тактично промолчал. Кивнув, детектив аккуратно закрыл дверь за своей спиной, с легким недоумением отметив, что под ручкой нет замка. Он все равно постарался сделать это помягче - чтобы не было слышно хлопка – его жизнь и так была полна громких звуков – и сделал несколько шагов к своему креслу, бегло оглядевшись вокруг, прежде чем сесть. Что-то было не так... хотя, возможно причиной такого чувства была безбожная усталость и все еще мучавшие его глюки. Ему теперь все на свете было не так, а в темноте – и подавно. Шумы вокруг казались выстрелами, а болтовня окружающих – предсмертными криками, до дрожи похожими на тот, который издал Дерек, когда первая пуля прошла через его плечо. — Вечер, доктор, — запоздало поздоровался Нат, растерянно пялясь на психолога в попытке сфокусироваться на его плавно парящей по кабинету фигуре. Как и в прошлые разы, он буквально излучал уверенность. Только сейчас она была агрессивнее, чем обычно. Он преувеличенно бодро двигался, и жестом поторопил его поскорее сесть. Натан на всякий случай осмотрел рукава своей не самой свежей рубашки: не хуже, чем обычно, крови точно не было. Почему тогда доктор выглядел так, будто что-то о нем знал? Стюарту все чудилось, что и он, и Лин, и даже Дэнис со вчерашнего дня смотрели на него как-то иначе. Должно быть, он не выспался. Ему начинало слышаться, что мертвечиной несет даже от стен, куда бы он не пошел. Доктор же, мельком взглянув на собственные руки, открыл нужную страницу и, кажется, не ощутил ни капли внутреннего беспокойства от направленного на него взгляда. Тем, наверное, лучше. Как врач он должен был знать, что слишком частые уколы совести - это почти как уколы героина. Вызывает привыкание, склонность к саморазрушению, негативно влияет на психическое равновесие, к тому же прибавляет морщин. — Как вы себя чувствуете? Первый шок прошёл, после выясненений подробностей дела? — ожидая, пока Натан перестанет наконец елозить в кресле напротив и найдет удобное для себя положение, он позволил себе снова понаблюдать за его состоянием: уставший, помятый, напряженный... — Как вы себя чувствуете? Честно говоря, я немного удивлен, что вместо того, чтобы сразу же направиться домой, вы решили назначить сегодня прием. Стюарт рвано выдохнул. — Все настолько плохо..? — с грустной улыбкой пробормотал он, опуская взгляд. — Не хуже, чем у ваших коллег. Хотя сегодня я видел только мистера Сейта. Он не работает с вами? — К счастью, нет. У счастливчика вроде как родилась недавно дочь. — Натан напрягся, отгоняя тут же подступившее раздражение. – Как он там? Все еще празднует? — Врачебная тайна, мистер Стюарт. — отрезал в ответ доктор. Он тут же засуетился, думая, чем занять пациента. Самое главное, чтобы тот не решил расширить круг своих интересов до того, чтобы снова начать блуждать глазами по комнате, как делал это вчера: за время его отсутствия в кабинете произошли некоторые изменения. Янсену едва не вырвали с корнем замок на двери, снесли один из холстов со стены и все же разбили чашку. Все, кроме замка, он успел исправить и привести в порядок, но проверять на себе дедуктивные способности пациента он все равно не горел желанием. Мало ли, что он мог упустить в спешке. Надо бы дать ему порешать какие-нибудь тесты, пока будет говорить, чтобы не отвлекался... Роршах, Сонди, шкала Бекка... достаточно, чтобы занять тревожный ум? Засуетившись, доктор достал парочку стандартных наугад из ящика стола. — Шок прошел, я думаю. — Натан повел плечом, прокручивая в голове сегодняшний день. Из-за работы ли, но он действительно чувствовал себя куда лучше, чем вчера. — По крайней мере, я больше не вижу его тела перед глазами... так сказать. Доктор Янсен, услышав, как он выразился, и бровью не повёл, и даже ничего не записал по этому поводу. — Уже успели заглянуть в морг? В новостях передавали, что труп вчера увезли довольно рано, чтобы не пугать прохожих. — Да…вроде того. — неразборчиво пробурчал детектив. Доктор кивнул, и тут же отогнал мысль, попытавшись объяснить, а не додумать. Полиция тоже видит репортажи раньше, чем прибывает на место? Он хотел сказать, что представлял место преступления? Богатое воображение. "Я давно перестал видеть кошмары о его смерти, меня больше не мучает вид его ран" "Вы их видели раньше?" "Только у себя в голове, доктор". "Должно быть, у вас богатое воображение, мистер Солл." Нет. Что тогда..? Видел мельком в день убийства? Это уже интереснее, но выяснение этого вопроса он пока оставит на совести правоохранительных органов. Приемы и допросы – вещи довольно разные, как бы не хотелось порой подключить к работе формата первого экспериментальные элементы второго. — Пока собираетесь с мыслями, можете поотвечать на вопросы. Там, где рисунки, пока не вглядывайтесь, порисуйте галочки напротив текстовых, — Янсен протянул бумаги, задумчиво щурясь. — О, конечно. — кивнув, детектив принял их и бегло прочел тест, тут же открывая свой портфель в поисках ручки. Он вроде брал с собой одну, хотя и не записывал информацию во время расследований. Но в сумке ее не оказалось. Видимо, Лин забыл вернуть, после того, как одолжил. — Простите, у вас не будет карандаша или ручки? — спросил он у доктора, только сейчас замечая его отстраненный взгляд куда-то в сторону двери. Развернувшись и убедившись, что на входе никого нет, Натан вернулся к нему. Задумчивым он выглядел как-то по-другому, будто только что невольно снял с себя лишний слой кожи, мешавший Натану детально запомнить его лицо. Он был чуть младше, чем казался на первый взгляд – лет тридцать, не больше. Светловолосый, с двумя родинками: над губой и под глазом… Казалось, он тоже был немного не в себе. Все витал где-то... Доктор будто впервые оказался в своём же кабинете. Может и зря вовсе, може его переживания за свою безопасность были беспричинны? Он точно знал, что сориентировался быстро и сработал довольно чисто... От трупа решено было избавиться путем наименьшего сопротивления: доктор завернул его в полиэтилен, и оставил в квартире, в кладовке. Буквально до сегодняшней ночи. Там он еще раз обработает тело спиртом, чтобы убедиться, что на нем нет отпечатков, и довезет до ближайшего перерабатывающего склада, где почившего Васнецова просто сожгут. Не на своей машине, конечно. Он даже не стал бы своими руками, но здесь уже появлялись новые риски. В любом случае, никуда он не денется. Заметно гнить, тем более в полиэтилене, станет только к утру. А это - очень много времени. Наверное, он завис, глядя в одну точку, самую малость мимо Натана. — Прошу прощения? Доктор Янсен? — окликнул его Натан, и немного подался вперед, прежде чем тот "очнулся". — Я хотел спросить, не дадите ли вы мне ручку? Похоже, свою, я одолжил "напарнику". — Отметив кавычками последнее слово, он устало выдохнул. — Извините. Тоскую по ненаступившим выходным. — мужчина снова едва заметно улыбнулся, передав ее в руки детектива. Приняв ее с необъяснимым чувством вины, Натан отметил пару уже запримеченных пунктов в тесте. Вопросы, как и варианты ответов были довольно размыты, от того он не видел смысла врать в них. "Что лучше описывает ваше состояние за прошедшую неделю и сегодня?" – значилось практически под каждым номером. "Я не чувствую себя особенно виноватым"; "Я ожидаю, что меня накажут"; "Я разочарован в себе"; "У меня нет мыслей, чтобы покончить с собой", — все это он проходил уже не раз, с той лишь разницей, что теперь ответы омрачались давлением из-за прошедшей ночи и обмана Лина. Похожие бланки детектив заполнял на первой встрече с доктором, когда некоторые из претендующих на должность покинувшего пост Эштона проходили тест на состояние здоровья, в том числе психического. Доктор, теперь уже сосредоточенный, наблюдал увлеченно за нехитрой деятельностью пациента. История о том, как погиб приятель с работы, и как неожиданно тяжело смириться теперь с его потерей. Когда-то с похожего диалога началась история его самого интересного пациента, стоившего всех рисков. Пробежавшись затуманенным взглядом по мужчине, он на секунду увидел на его месте другой силуэт, и этого мгновения хватило, чтобы сбить с доктора весь этот нездоровый, почти что злой энтузиазм. Натан поджал губы, останавливаясь на последнем вопросе, варианты которого по шкале должны были определить уровень "несчастья" пациента. Он машинально отметил, что все время чувствует себя несчастным, однако, было ли это правдой в те моменты, когда он не ловил себя за шкирку этим вопросом? Роясь в своей голове сейчас, детектив пытался найти то самое чувство, которое овладевало им последние месяцы, нет – годы, однако, казалось, что внутри него была лишь усталость. Это не было сопоставимо с той печалью, с которой он наблюдал за весельем дочери в ее крайний день рождения и с которой он поздравлял Дерека с повышением, но было похоже на пустоту, все быстрее разъедающую изнутри. Наверное, повышение должно было заполнить ее, но оно просто растворилось на фоне всех тех проблем, что свалились на Стюарта за последние пару дней, и исчезло, как песок на дне колодца. О, и еще тревога. Много тревоги, даже больше чем обычно. Но разве это - печаль? Разве можно было назвать все это "несчастьем"? Тем более постоянным. — Оказалось, моим делом занимается ФБР, что делает его... немного сложнее, — Нат решил заговорить, чтобы заполнить давящую с этим вопросом тишину. — Агент Портен считает меня виноватым в убийстве Дерека, хоть и не высказывает прямых подозрений. — он устало выдохнул, отводя взгляд от теста. — Да и в целом расследование встало в тупик. Я уверен, что виноват этот... "Стрелок", но никаких доказательств нет. — Думаю, подозревать вас – его работа, в этом нет ничего критичного. Главное сами себя подозревать не начните, — доктор слабо усмехнулся, невольно припомнив чужую оговорку. — Вы можете быть самым логичным вариантом в силу обстоятельств и наличия мотива, но это – даже не близко к весомым доказательствам. Он ненадолго замолчал, чуть поведя плечами. Он и сам знал, и это служило ему недолгосрочным успокоением. Очень недолгосрочным. — Надо же, дело уже передали ФБР… значит, это куда серьезнее обычного убийства. Раз привлекли агентов, значит, ищут беглого серийника, а не источник бытовой потасовки, мистер Стюарт. Ему, по стечению обстоятельств, тоже было знакомо имя Лина Портена – человека со стопроцентной раскрываемостью преступлений, по версии его же самого. Доктор, откровенно говоря, на этот счёт имел свое мнение, но слишком мало пересекался с агентом лично, чтобы переброситься парой слов. Пораскинув мозгами, Натан все же зачеркнул ранее отмеченный пункт и отметил вместо него другой – не отрицающий несчастье, но хотя бы не кричащий о нем как о чем-то вечном. "Я чувствую себя несчастным". Он выдохнул, откладывая ручку в сторону. Слова доктора помогали, – пусть и не сильно – придавали уверенности , хотя суровая реальность балластом возвращала его назад, стоило хоть на секунду отвоевать у своего мозга передышку. Если Лин подозревает его – это дело времени, пока он не найдет нужных доказательств. От чего-то Натан был уверен, что уж кто-кто, а агент Портен с этой задачей справится, а в случае чего, сам подделает улики. "Я слишком стар для всего этого" — думал он с горечью, заполняя колонку нового теста. — Мне не хотелось бы этого предполагать, но если это серия, то она продолжится, — ненавязчиво жужжал тем временем на фоне доктор. — Быстрее, чем успеет среагировать даже ФБР… в таком случае, боюсь, мы с вами в ближайшее время пересечемся не только в моем кабинете. Мы... Я уже косвенно работал над этим делом после первого задержания, больше как врач и свидетель. Так что не переживайте. Поручите работу своего адвоката времени. Оно рано или поздно покажет, в чем дело. У вас наверняка есть и другие подозреваемые. Может, даже не один, — он улыбнулся чуть приободряюще, и забрал пройденные тесты, отложив их на свой стол. — Я посмотрю результаты позже, чтобы не отнимать часть вашего приема. Работал косвенно… это, часом, не та история, после которой доктора фактически привязали сотрудничать с местными отделениями полиции?.. Натан не мог перестать думать о том, что увидел во взгляде доктора. Он что-то заподозрил. Заметил разницу в почерке? В чем-то другом? Нат даже не предполагал, на что могут опираться эти умники с сотней образований и дипломами профессиональных мозгокопателей.... Слишком много всего. Он больше не силился разбираться, наверняка Лин без него уже все пронюхал и законспектировал в трех томах, пока ехал за детьми в школу… вот ведь сука. — Я вижу, что вы устали. Можете прилечь на диван, — док коротко указал рукой на небольшую длинную софу, стоящую чуть поодаль от стола, за креслами, одно из которых занял детектив. — Оставим расследование, пока оно само вас отпустило. Я на всякий случай дам рецепт на успокоительные, но настоятельно не рекомендую пользоваться ими без крайней необходимости. Они не очень хорошо сочетаются с таблетками, которые вы уже принимаете. Янсен убрал в ящик и ручку, и бумаги, заговорив немного тише. Заботливее, что ли, на контрасте - участливее... как будто вопрос принятия таблеток был куда более острым, чем чья-то смерть. — По мере возможности постарайтесь расслабиться, хотя бы физически. Давайте сменим тему. Если вы готовы сейчас, расскажите мне немного больше о том, как произошёл разрыв с семьей. Помимо недавнего инцидента, вы чаще всего вспоминаете об этом этапе вашей жизни. Что вы чувствуете сейчас? Обиду, злость, растерянность? Давайте по порядку, сначала о том, что случилось, а потом о своих мыслях и чувствах. Или же... Просто расскажите, о чем хотите, — добавил он, немного подумав, когда с осечкой вдруг осознал, что детектив смотрит на него, не моргая. — Вопрос о семье важен мне в перспективе, чтобы составить о вас представление, но еще важнее не перегрузить вас до состояния близкого к полному выгоранию. — добавил он еще осторожнее. — Отдохните немного, хорошо? Решив остаться в кресле, Натан лишь слабо кивнул и неуклюже откинул голову на его спинку, устремляя взгляд в потолок – поза, в которой свет от люстры не бил по глазам, хотя все еще был слишком ярким, чтобы такой человек как Натан смог заснуть. В конечном счете, он был довольно привередлив в этом вопросе: вокруг должно быть тепло, сухо, тихо, темно и, самое главное, безопасно, а с недавних пор добавился подпункт "безлюдно", из-за взглядов, которые тот повсеместно ощущал на себе. — Мне не тяжело... об этом, — как умел, соврал он, прикрывая глаза. — Как говорится, "что было – то прошло"… даже если оно досаждает тебе и по сей день. Он выдохнул через нос, будто бы собираясь с мыслями, и призадумался, с чего бы ему лучше начать. Как ни крути, их с Камиллой история была для него чем-то куда большим, чем любая другая. Это было важнее, нет, выше работы, даже если уже закончилось, и требовало только смирения. Натан не был уверен в своих способностях правильно донести мысль: он не был ни поэтом, ни хотя бы человеком, обладающим приемлемыми навыками риторики, однако, когда говоришь о любви своей жизни, этого, наверное, и не было нужно. — Мы с Милой познакомились еще в старшей школе. — начал он, некоторое время спустя. — Были хорошими друзьями, поступили в один колледж, начали встречаться, потом появилась Максим – все как у всех, ничего особенного. — детектив повел плечом. Для него все было иначе. Она была особенной. — Я не очень нравился ее родителям. — с легкой, теплой усмешкой добавил Стюарт. — Я был вполне счастлив. Лет с... пятнадцати. На самом деле, я долгое время не мог представить свою жизнь без нее… И, чем дальше он заходил в этом рассказе, тем четче и ощутимей становилась картинка перед глазами. Словно иллюстрация к сказке: он, жена, дочь... коттедж за городом, который они арендовывали каждое лето. Камилла готовила лазанью. Пересоленную и жесткую, с вываливающимся, как из ранений, фаршем, почти жидким обжигающим сыром и перекрывающими весь вкус сладкими помидорами. Она ужасно готовила, но в их семейном трио это был далеко не самый худший вариант. Для Натана он был лучшим. Он любил ее стряпню. Каждый раз отговаривал от доставки и просил сделать что-нибудь самим. Брал обеих в охапку и тащил на кухню, где всю работу в итоге делала Мила, пока они с Макс пачкали друг друга томатной пастой, мукой или джемом, и в тот самый момент, когда оба они были с ног до головы измазаны, Натан очень любил поднимать взгляд на ворчащую супругу, которая, обернувшись, со всей строгостью прогоняла беспризорников, чтобы те в конец не растормошили кухню. Еще ему нравился блеск ее глаз в этот момент. Когда он, отмыв руки от еды, приобнимал ее со спины и целовал в висок, шепча на ухо о том, как любит... Ее улыбка и смех, и запястья – такие тонкие, но сильные, и то, как рьяно отстаивала она свое право на готовку в спокойствии, чтобы создать хотя бы относительно приемлемый паек, а Макс наблюдала за тем, как ее родители в шутку дерутся, и закатывала глаза, посмеиваясь... Выдохнув, детектив потряс головой, вырываясь из иллюзии и устало оглядывая окружающие его стены кабинета. Хм… странно. Кажется, эта картина раньше висела иначе. А впрочем... — Как видите, сейчас даже представлять не приходится. Доктор слушал внимательно. На протяжении многих лет он вникал в одинаковые истории о том, как людей бросали то жены, то родители, то дети, а то и все сразу, если день был совсем неудачный. После этого всегда следовали разные варианты развития событий, каждый из которых, как все дороги в Рим, вел к его кабинету. Депрессия, запои, наркотическая зависимость, эмоциональное истощение, попытки свести счеты с жизнью, или, опять же, если день был совсем ни о чем – все вместе. С периодичной регулярностью выяснялось, что дело происходило и в обратном порядке: сначала запои и потеря контроля, потом разрыв со всеми близкими. К какой из двух категорий людей отнести Натана Стюарта, он еще не решил. Невооруженным глазом было видно, что тот переживал не лучший этап, но в те крайности, из которых приходилось доставать людей обычно, все же не скатывался. Или просто не признавался в этом. Конечно, бывало и по-другому, спокойно и цивилизованно, но к нему такие люди не попадали. Янсен наблюдал за ними издалека, и молча замечал, что симпатизирует им больше, чем своим пациентам, раздавленным и неспособным порой самостоятельно добраться до его дверей, но понимает куда хуже. На каком-то... уровне сопоставления не понимает. Чисто технически, будучи психотерапевтом, не понимать, как люди проживают счастливую и спокойную жизнь в кругу семьи – это даже смешно, но как бы он ни пытался, так и не обзавелся способностью перенести подобное желание на себя. Все же окружение формирует представление о мире. О том, почему именно разошёлся с семьей, детектив так и не упомянул. Просто: все было хорошо, а теперь нет ничего. Быть может, он и сам не заметил, как это случилось, может быть, не хотел признавать, что причину все же прекрасно знал. А может быть, доктор Янсен снова заигрывался. — Значит, все просто сошло со временем на нет? — он пробежался взглядом по его лицу еще раз, пытаясь сопоставить это выражение с тем, которое на несколько мгновений мелькнуло, когда Стюарт задумался о жене и дочке. Он не поверил бы в ту версию, которую высказал вслух. Когда какие-то вещи сходят на нет сами, они не оставляют на лице человека такие шрамы, которые становится видно только в моменты воспоминания о прошлом. Но и ответом вопрос доктора Натан не удостоил, лишь отрицательно покачал головой. Как-нибудь в другой раз. Их время уже подходило к концу, потому что он снова просидел в тишине половину сеанса, и, начав раньше, не хотелось задерживать психолога еще и на нерабочее время. Да и к тому же, Натану не терпелось вернуться домой – он буквально валился с ног, даже несмотря на то, что теперь, после разговора, чувствовал себя несколько лучше. Можно было сказать, что общество Лина утомляло сильнее, чем чье-либо еще, а общество доктора – наоборот, расслабляло и даже как-то остужало после такого разгоряченного количеством дел дня. Наверное, потому, что ему дали сейчас расплыться в лужицу в чистеньком кабинете и не очень-то много просили делать параллельно. Только говорить. И то – опционально. — Значит, в другой раз, — отреагировав на его отказ продолжать разговор о семье, спокойно, или, скорее, успокаивающе согласился доктор, к большой благодарности детектива. Камилла… действительно, почему она ушла? Все прошло так тяжело, что даже вспоминать было сложно... В любом случае, чувство вины, забравшееся, кажется, уже под корку мозга, просто блокировало в голове этот конкретный момент, и все же от одной мысли об их совместном прошлом на лице расплывалась какая-то грустная, ностальгическая улыбка, в скором времени скрываемая потирающей подбородок ладонью. Отросшая щетина неприятно впивалась в кончики пальцев. Камилла терпеть не могла любую растительность на лице Натана, однако после ее ухода он даже на бритье забил, отдавая предпочтение паре... лишних минут сна, часов работы или стаканов пива. Они были ему нужны, в эти дни он хотел только одного - сбежать. Ранее лежавшие на подлокотниках руки сместились на колени, сплетаясь в замочек, а взгляд, уставленный на доктора, сполз, пролетая сквозь него. Он все никак не мог перестать цепляться за эту картину. Что-то в ней действительно было не так, и это ощущение не покидало Стюарта с момента входа в кабинет. То ли наклон был не тот, то ли с краской что-то... как будто вместо вчерашнего пейзажа была его копия. — Мне интересно, — решив пока оставить ее, заговорил он. — Вы упомянули, что уже знакомы с делом Стрелка. Знаю, мы сейчас на сеансе, но не могли бы вы рассказать об этом поподробнее для расследования?.. Это ведь не проблема? — Поверьте мне, мистер Стюарт, знай я вчера утром, что Стрелок сбежал и убил вашего коллегу, я поделился бы с вами этой информацией первым делом, но репортаж показывали уже после вашего ухода. Не хотелось бы нагнетать, но если он выбрал жертвой полицейского намеренно, из злости и жажды мести, то будьте уверены: он скоро придёт ко мне, и придет явно не с цветами в благодарность за лечение, — он снова поймал его взгляд, чуть вскинув брови. Натан кивнул. Да, пожалуй... Он понимал, что будь эта информация ценной, Лин бы уже давно обратил на нее свое внимание, однако его тешила надежда, что сказанное доктором поможет ему найти способ перевести с себя подозрения и, возможно, добавить аргументов в пользу вины Стрелка. "Интересно, что же Вы такого наговорили в суде..." — усмехнулся про себя он, с надеждой глядя на Янсена. Тот отчего-то поморщился. С вопросом о Стрелке, подобный же шрам, мелькавший на лице Стюарта ранее, проявился и на его собственном, где-то в тенях, образуемых несколькими источниками света в кабинете. Быть может, не так, как Натан, но он тоже умел скучать по людям. – Это значит, что расскажете? — Да. Я мог бы отказать вам в ответе, если бы мой пациент убил человека и больше никогда не планировал повторять этого. Закон и совесть, что иронично, позволят мне сохранить это втайне. Но сейчас имею право промолчать, разве что, если умру. К слову, об этом. Он перевёл взгляд на окно, медленно прикрыв глаза, и, выдержав паузу, кивнул, возвращая себе уверенный, в меру задумчивый вид. Этот спектакль проходил здесь для них двоих. Должен же был он хоть коим образом почтить память погибшего – даже если сам был виноват в его смерти. — Работа моего пациента была связана с правоохранительными органами, но он наблюдался у меня добровольно. Острый психоз, шумовые галлюцинации... Я составлял его психологический портрет для суда, меня вызывали как свидетеля. После его поимки мне предложили сотрудничать с нашим отделением полиции, чтобы выявлять потенциально опасных сотрудников, по той или иной причине начинающих страдать психическими отклонениями. С вашей работой это не редкость, я отправил в "санаторный отпуск' троих за прошедший год. В основном я занимаюсь допуском при повышении, но активную терапию у некоторых тоже веду. Янсен пожал плечами, изображая задумчивость и легкую нервозность. Он помнил тот день – даже конкретный момент, когда с ударом молотка о стол дышать ему стало спокойней. – Да, я...в общих чертах...так и думал. - поник Натан. — Задумываюсь о том, чтобы сменить замки, — после короткой паузы он бросил мимолетный взгляд на вывернутый из входной двери замок. — Если не сами двери. На стальные, — док усмехнулся, будто это было отличным поводом для шутки, и чуть рвано выдохнул. — Так что простите мне то, что я сегодня немного не в своей тарелке. Все, что я могу о нем сказать, вы сможете найти в сохранённых материалах дела. Ничего нового на данный момент. Разве что, для меня стало неожиданностью, что он сбежал: я и не думал, что попытается. Безвольный, несчастный человек. Возможно, его к этому подтолкнули. Проверьте его сокамерников на вменяемость. Детектив, уведя взгляд в пол, издал полусмешок, размышляя о том, что железная дверь вряд ли спасла бы доктора от настоящего убийцы, если бы тому захотелось расправы или "мести", и тут же нахмурился. Довольно несвоевременная идея давила теперь на совесть. Будто вспомнив нечто важное, детектив склонился к своему портфелю, стоящему на полу рядом с креслом, и достал оттуда личное дело Стрелка, копию которого он распечатал для Лина сегодня. Пролистав несколько страниц, он озадачено уставился в текст. — Что-нибудь еще, Мистер Стюарт? — доктор чуть сощурился. — Чай, кофе, такси, картина которую вы разглядывали все прошлое утро и продолжаете до сих пор? — Вообще, я бы не отказался от кофе... — в шутливой интонации протянул Натан после неловкой паузы. — Простите, просто взгляд зацепился. Если вы можете дать больше информации, этот разговор может затянуться... разумеется, если вы непротив продолжить его сейчас, — тут же добавил он, щелкая ручкой вопреки собственным словам. — Я могу зайти позже, если у вас есть еще клиенты или другие дела сегодня. — Не лучшая идея, — пробормотал он, пытаясь вернуться в прежнюю колею. Он пропустил, как пролетел час с момента прихода Натана, и внутренние часы доктора Янсена, которые подсознательно должны были рассчитывать время безопасного гниения трупа, сбились, уступив место более абстрактным понятиям. То, например, как Натан усмехнулся в ответ, услышав о дверях, Ноэля повеселило. Да, на самом деле, прятаться от мечтающего тебя убить человека в крайней степени отчаянья и с ножом в руках – это как отойти на пару шагов от летящей в тебя бомбы, и надеяться, что пронесет. Но для человека нормально рассчитывать на счастливые случайности, стараться спасти себя доступными способами, какими бы они не были дурацкими. Зная себя, мужчина мог бы сказать, что при реальной угрозе прятаться бы не стал, но Натан, к счастью, знал его гораздо хуже, и вряд ли ожидал нездоровой отваги и рвения наблюдать взрыв с первых рядов. — И все же, быть может, вы могли бы помочь, кое с чем, раз уж… — Не думаю, что сейчас подходящее время, — он покачал головой, принимая на мгновение будто бы даже строгий вид. — Если вы сейчас замолчите, и начну говорить я, боюсь, мы оба просто уснем. — он улыбнулся снисходительно и едва читаемо. — В конце концов, вы сюда ходите не для того, чтобы еще больше погружаться в работу. Вас на ней и так, судя по тому, в каком вы приходите состоянии, пытают с особой жестокостью. "С особой жестокостью... ха," — какая-то слабая улыбка обрамила лицо Стюарта, придавая ему несколько истеричный вид. Не отрицая обоснованность такого комментария, он просто не мог перестать думать о том, что сам и являлся здесь самым жестоким. Причем, не только к Дереку. Не только на работе, и не только из-за убийства. Прервав нотации, док встал, решая не отказывать в кофе детективу. Оставив его ненадолго одного, он, особо не церемонясь, просто вышел за дверь, открыв подхваченным на выходе ключом свою квартиру. В кабинете ничего, что связано с кулинарией, он старался не держать. Это было практически стерильное помещение. Все чайники, еда, ножи – в квартире. Как же ему повезло, что он был не там, когда на него напали. Никакое "выбить из рук нож" не спасло бы, если бы рядом лежало еще пять. Осекшись, детектив молча проследил за шагами Янсена в сторону двери и, когда та закрылась, щелкнул ручкой, чтобы убрать стержень. Действительно, чего это он? Работа поглощала все его время с момента ухода жены, а теперь, когда у него появилась возможность расслабиться и подумать о чем-то кроме нее, внутри включался какой-то механизм защиты, и он вновь и вновь находил способы вернуться к тому, что в его угрюмой жизни вызывало наибольший стресс. Со вздохом, он пожмурился. Доктор Янсен вернулся очень быстро, протянув Натану небольшую чашечку с кофе. Из того пострадавшего сервиза, отчасти причастного к произошедшему часа два назад убийству. Странно было наблюдать похожую сцену уже второй раз за вечер. — Думаю, вы правы, — задумчиво согласился Стюарт, принимая из рук доктора горячий напиток и поднося его к носу, чтобы вдохнуть приятный аромат. — На счет работы. Спасибо. В столь тяжелые времена кофе было отдушиной и очень приятным бонусом – иногда ему казалось, что именно их автомат в участке заставлял его раз за разом возвращаться туда. Можно сказать, он и был самым настоящим выходным. Десять минут, отведенные на него, восстанавливали энергию каждое утро и предавали духовных сил, даже если Натан в духов не верил. Максим это смешило. Она всегда находила что-то забавное в пристрастии стариков к адреналиновым напиткам на уровне религии. А Камилле эта идея нравилась. Ей вообще нравилось думать, что все в мире не происходит просто так. Карма, взаимосвязь всего и вся, цикличность. Утро не начиналось без зарядки, зарядка никак не могла обойтись без музыки, музыка пробуждала внутреннего танцора, а ритмичные танцы сменялись плавными движениями, с которыми она готовила кофе, напевая себе под нос какую-то ни то молитву… ни то просто мурчала случайные слова, чтобы получалось красиво, но "духи" все слышали. Натану от ее ритуалов остался только кофе. Черный, без сахара, молока и сиропов, без души: достаточно, чтобы не сойти с ума, но слишком мало, чтобы прошлое тревожило не сильнее, чем обычно. Он справлялся. Все было под контролем. — Да… да. Еще кое-что. Вы сказали, он работал в правоохранительных органах? — задумчиво почесав подбородок, Натан поднял взгляд на доктора Янсена. — Честно говоря, в документах об этом ни слова... вы могли бы рассказать подробнее? — Должно быть, вы невнимательно просмотрели их. — удивленно хмыкнул доктор. Детектив похмурился и откнулся в файл, вдумчиво пролистывая несколько страниц. — Нет, и все же... — Если вы планируете допрос, то пришлите ко мне Лина Портена. – доктор снял очки и потер глаза большим и указательным пальцами, устало вздыхая. — С ним и я играть в доктора не обязан, и он наверняка меньше нуждается в отдыхе и возможности отвлечься. Эта информация у них быть должна, просто вы наверняка концентрировали свое внимание на Васнецове с точки зрения его почерка и отличительных черт. Я уже точно не помню, кем он работал... Но не оперативник, мне кажется, кадровые отделы информационной безопасности, к тому же иностранец... можете попробовать искать потенциальных жертв среди своих же, особенно тех, кто тогда имел отношение к делу. И... Мистер Стюарт. — он прервался, его тон снова стал серьёзнее. — Я уже говорил это, и повторю столько раз, сколько будет необходимо: не погружайтесь в это так глубоко, вам от этого не станет легче. Тревога, может, отпустит на время, если забьете голову информацией, но из вашей жизни проблемы никуда не денутся, просто станут не так различимы, как мелкие осколки разбитой чашки, и забудутся, пока не наступите на них вновь. Натан не собирался отступать. Янсен за все это время был, кажется, первым настоящим свидетелем и дал ему за эти пятнадцать минут больше, чем остальные за двое суток. — Осколки можно и минуть, если не ходить босиком... — пробормотал он, уловив метафору, но несовсем догоняя, как бы ее вывернуть. Собеседника это не впечатлило. — Инициатива, к сожалению, наказуема, особенно в вашем случае, — тот покачал головой. — Можете считать меня своей обувью, если хотите. Натан подметил, что он отчего-то всегда говорил спокойно, даже если голос приобретал характерную эмоциональную окраску. Тон дока практически всегда оставался ровным, таким, что на фон можно было ставить метроном. Сейчас, например, в его речи различалось беспокойство за пациента и убеждение, тем не менее, достаточно плотно прикрытое профессиональной этикой. Доктор Янсен оставался таким же, как и его кабинет - не содержащим в пределах терапии ничего лишнего, ничего личного. — Да, я понимаю, но... — немного стыдливо Натан отвел взгляд в сторону, ероша темные волосы на голове, и закрыл стоящий на коленях портфель, окончательно убирая в сторону свои вещи. Это действительно было ни к чему. — Кхм. Прошу прощения, доктор. Слушая психолога, он постепенно улавливал суть происходящего, и от этого становилось даже как-то жутко, но... интересно. Янсен говорил красиво. Натан так никогда не умел. Все эти сравнения и метафоры, которые будто должны были внушать уверенность, но в детективе все больше нарастала убежденность в том, что что-то здесь было не так. К чему это все? Зачем этот белый – не по окраске, но по смыслу – кабинет, зачем вся эта профессиональная отрешенность, под которой только глухонемой безглазый колясочник, лишенный других органов чувств, кроме осязания, и засчет этого его обостривший, мог бы нащупать нечто личное. Что-то совсем не вписывающееся ни в картину, висящую на стене, ни в образ Янсена. Вот. Вот сейчас получилось с метафорой. Жаль, что не вслух. – Вы можете оставить мне незасекреченные материалы дела, я подниму свои архивы, заполню пропуски, если их вообще найду, и просто передам вам в письменном виде. Если вам это облегчит работу, мне не составит труда. Я буду рад помочь, но куда лучше я с этим справлюсь как врач, а не как "ценный свидетель". — Я был бы признателен. — неожиданно серьезно скорее для себя, чем для доктора, кивнул Натан, протягивая файлы. — Честно вам скажу, это бы утолило не только мою жажду найти преступника, но и личное любопытство. Он чертов параноик. Ему теперь каждый куст казался не таким простым, каким притворялся. Зато в руках доктора теперь был оригинал дела Стрелка. Плохо это или хорошо, в данной ситуации важно не было. Натан не соврал – ему просто было интересно, что может случится, если его догадка верна. Если док был... не просто кустом. Нет, все же пора было заканчивать с этими попытками в поэзию. Теперь, когда на кону оставалось последнее, что у него было, а сам он чувствовал бессилие в том, чтобы как-то повлиять на результат этой рулетки под названием "жизнь", проснувшийся азарт не давал просто отказаться от риска. Он всегда на это велся. — Это оригинал, у меня с собой только он, — предупредил детектив, прежде чем окончательно отпустить дело из своих рук. – Благодарю, – мужчина принял из его рук папку, особо не скрывая легкого удивления. Надо же. Просто отдал. Либо Натан Стюарт полный идиот, либо… ну, скорее все же это. — Увидеться нам вряд ли удастся в ближайшие пару дней, если вы не решите заскочить в участок в свободное время... — тот неловко усмехнулся, поджимая губы. — Несмотря на то, что дело было передано широкой огласке, нам все еще не так много известно, а Лина в этом плане сложно назвать разговорчивым. Он предпочитает брать на себя все, что имеет значение, и просто не выпускать нашу группу расследования из поля зрения... — пробормотал он. — Не уверен, что сам смогу зайти до приема. Стюарт уставился в пол, прекрасно понимая, что дело тут не только в Лине. Несмотря на то, что в компании доктора ему было несколько спокойней, он предпочел бы не видеть его до следующего приема – многовато стресса. Чем меньше людей будет наблюдать за ним в рабочее время – тем лучше. А док – о, он был уверен – будет наблюдать. Такова была натура всех мозгоправов и врачей в целом – клятва Гиппократа слишком уж сильно действовала на людей. — В таком случае, до встречи? Я зайду в участкок в ближайшие дни. Хорошего вечера. — Да, точно. — выдохнул Натан, отходя к двери. — Простите еще раз, что задержал. Хорошего вечера, доктор Янсен, — попрощался он, прежде чем покинуть кабинет. Сам доктор прикрыв за ним дверь кабинета и вернулся к столу, окидывая быстрым взглядом оставленную Натаном чашку. Конечно, запереться на замок не представлялось возможным, но теперь, когда основная проблема была уже решена, это и не было необходимо. Итак, у него была папка с материалами расследования. Вряд ли оттуда удалось бы выяснить что-то феерическое, но, как минимум... Имена? Если он хотел, чтобы дело расследовалось в нужную сторону, нужно придерживаться своей же "теории": выбирать тех, кого легко будет проассоциировать с маньяком. Выглядеть это, конечно, тоже будет подозрительно после того, как папка попала к нему, так что придётся предпринимать дополнительные меры предосторожности... Откинувшись на спинку кресла, он стал переворачивать страницы, постепенно знакомясь с тем, что нарыла полиция в прошлый раз. Здесь были и его собственные комментарии, на отдельной странице, и чтобы это не выглядело так, будто он совсем уж не работал, Янсен подписывал иногда что-то из головы, что мог вспомнить или придумать на ходу, и что гармонично бы переплеталось с логикой уже имеющихся материалов. Сейчас, в своих суждениях он мог быть гораздо смелее. Никто их уже не опровергнет. Когда человек мёртв - перечень его психиатрических диагнозов оспорить невозможно. К слову, про человека, который мертв. Доктор Янсен поднял взгляд на часы, проследив за плавно движущейся секундной стрелкой. На циферблате значилось полдевятого. Они и правда задержались на куда дольше, чем он мог предположить, но выезжать из города было пока рановато. Лучше утром. Часа в четыре. Успокоившись, он снова вернулся к папке, бегло сверяясь с текстом, перелистывая страницы и особо не заостряя внимание на той части, которая относилась к самому судебному процессу. Пока не наткнулся на знакомое имя. Элис Тетчер. Кто такой Элис Тетчер? Он точно о нем раньше слышал... мозг тут же принялся подкидывать возможные варианты, пока не попал на нужный. Уже после завершения следствия по Стрелку, ему – Элису – было выдвинуто несколько обвинений в коррупционных схемах, в мошенничестве и взяточничестве. Помимо этого он присутствовал на задержании Васнецова – насколько доктор припоминал, это было одно из последних задержаний в карьере Элиса Тетчера. Задолго до этого, опираясь на свои источники, его основной пациент почти сразу предложил идею. — Мы можем просто заплатить за дополнительные улики. Пусть займется. Вы, Док, — Солл так ядовито усмехается, что он на долю секунды ощущает пробежавший по спине холодок. — Придумайте, как сделать это правдоподобно, я возьму на себя переговоры, а он – просто выполнит задание. — И мы сядем все втроем, — тем не менее находит он в себе силы послать его вместе с этой инициативой. К сожалению, это не дает особых результатов. Солл редко кого-то слушает, если его захватывает идея. Даже если речь идет о тех, с чьим мнением он привык считаться. С этим пришлось смириться. Во всяком случае, он додумался присылать оплату наличными, а о необходимых условиях не стал сообщать устно. Никто ничего не доказал, но Тетчера, судя по тому, что тут пишут - отстранили от расследования и на всякий случай понизили в звании. Чуть прищурившись, мужчина еще раз вцепился взглядом в его имя. — Где ты, сейчас, интересно, живёшь?.. Мысль, посетившая его, была проще некуда: Элис Тетчер – необходимая жертва. Во-первых, его нужно убрать на случай возобновления расследования, а то начнёт болтать то, что не доболтал в прошлый раз. Во-вторых, его, говоря прозаично, не жалко. От таких сотрудников вреда не меньше, чем от маньяков. И в-третьих – он прекрасно подстраивался под выстраиваемое алиби о сбежавшем Стрелке. Ему ведь есть, за что отомстить? Определённо. Осталось только уладить мелочи. Избавиться от первого трупа, подобрать время, место, и обстоятельства для второго... Почти всю оставшуюся ночь доктор абсолютно честно занимался тем, что пообещал Натану – заполнял пропуски в материалах дела, исправлял мелкие недочеты в собственных отчетах по преступнику. В общем, как и полагается честному медику, имитировал бурную деятельность. К утру он занялся телом, все это время провалявшимся у него в квартире. Ликвидация в общей сложности заняла четыре часа: выехать из города на арендованной за наличку машине, найти ближайший пункт переработки и сжигания мусора, проникнуть туда... наверное, немного рисковая и наполненная не самыми жизнегарантирующими событиями юность помогла ему без проблем вспомнить, как провернуть нечто подобное, не попавшись на глаза охране. Уже к семи утра он снова был в городе, сверял на оставшемся в его доме от Солла ноутбуке адрес Тетчера. Эта вещь была ценной, он не включал ее два года, сам не зная, чего боялся. Наверное, он опасался своей же памяти. Доктор проверял данные, заодно вспоминая, существуют ли способы заранее узнать, есть ли в условных переулках камеры, не засветившись на них. Он больше не думал о том, что делает. Он все решил еще вчера.

***

Он мог бы оглушить его ломом, чтобы все прошло без рисков. Но вместо этого подкрался тихо, прикрыв ему рот тканью, смоченной в растворе хлороформа. Мужчина медленно осел на пол. Янсен не покупал и не заказывал раствор самостоятельно, добыл не самым законным образом. Зато, нигде не осталось его имени и банковского счета. В свое время он посоветовал сделать так же мистеру Соллу, когда тот впервые заговорил о том, что хотел бы научиться обезвреживать людей без шума. Большинство его пациентов были невменяемыми утрированно, по справочнику, он быстро их забывал, чаще всего перенаправляя к психиатру, или успокаивая, заверяя, что с ними все в порядке. Но Джереми Солл был исключением. Он был интересным, он был захватывающим, он был ярким, и, к сожалению, недолговечным. Такая глупая смерть для столь ценного кадра... Иногда доктору Янсену даже казалось: настолько глупая, что это не может быть случайностью. Кто-то нашел его и отомстил, или, быть может, тот сам свел счеты с жизнью... Инсценировал смерть? Он был бы рад об этом узнать. Как минимум чтобы встормошиться после двух лет тоскливой рутины. Оттащив тело глубже в подворотню, Доктор опустился перед ним на колени, связал руки и, закрыв чужой рот, поднес к его носу флакончик с нашатырным спиртом. Человек должен был оставаться в сознании. Как оказалось, полицейские – на удивление здоровые люди. В пределах тех понятий о психическом здоровье, которые вообще применимы в таких профессиях. Они не заменяли ему Стрелка. Он ходил бы на работу без выходных только ради него, и даже не задумался бы впервые за долгие годы, что ему нужен отдых. Когда единственная часть работы, и, бессмысленно врать себе самому, жизни, заставлявшая его не спать ночами вдруг исчезла, он понял, насколько сильно ему не хватало этого... психопата. Шизофреника, отбитой сволочи, чокнутого урода… Обидно признавать, но доктор однозначно поддался лёгкой зависимости от этого чувства хождения по черте. Он мог представить, как балансирует на грани, разговаривая с Соллом: рисковал в любой момент умереть, и намеренно увеличивал эти риски без капли сомнений. Пару раз почти спровоцировал его на выстрел, не достигнувший цели. Успокаивать его после этого было почти весело. Взглянув снисходительно на забившегося в панике мужчину, доктор перевел на него арбалет, целясь. Чем дальше это заходило, тем больше ему казалось, что жить, если все это закончится, будет невозможно. И если его не прикончат сегодня, то непременно нужно будет попробовать дойти до той же грани завтра. Хуже морфия, убившего того беднягу-заключенного. Хуже совести, которую он сравнивал с лёгким наркотиком. Это чувство было тяжёлым. Гораздо более фундаментально воздействующим на мозг. Он так увлекся, что не заметил, как его втянуло в постоянный цикл, и больше он не жил по-настоящему. Или же наоборот, это он подсадил на эту иглу Джереми, впервые впустив его в свой кабинет? Дал ему чувство безнаказанности и заразил интересом, оградил от любой опасности быть пойманным. Да почти вложил ему этот чертов арбалет в руки, когда он засомневался ненадолго в том, что делает. Он не хотел его потерять. Не его, возможно, но то, что в нем было – определенно стоило рисков. Или же риски стоили того, чтобы перетерпеть все, что в нем было. Когда он определится, Земля окончательно остановится. Это было взаимное кратковременное помешательство. И как только Солл посмел умереть?.. Порой доктору казалось, что он просто сбежал. Увидев по телевизору эту новость пару дней назад, он встревожился на долю секунды. Подумал, что если это не зря посаженый Васн... О боже, славянские фамилии... Васнецов, кажется. Если не он решил отыграться на ком-то из сотрудников органов, тем способом, который на него повесили, это мог бы сделать Солл. Но он не стал бы просто так... Испугался бы ареста – убил бы без художественности, как придется. Он выбирал жертв, а рядового пьяного детектива и выбирать было не за что. Значит, все же нет. Да и арбалет... До сих пор лежал у него дома, он пришёл бы за ним. За арбалетом, если уточнять. Конечно, за арбалетом… Он был мертв. Доктор точно знал, но иногда надеялся, что тот день приснился ему. До дрожи в руках надеялся. Плевать на тело, плевать на заключение из морга… он верил себе больше, чем здравому смыслу. Но раз за разом с последним ему приходилось соглашаться. Раз первого подражателя до сих пор не подвесили на ближайший фонарный столб с отрубленной башкой – да, наверное, погиб. Он бы этого так не оставил. Как убил бы Стрелок? Должен ли он сейчас сделать это, как он? На результаты расследования это не повлияет, только на его воспоминания, на то, как он сам тысячу раз прокручивая в голове этот момент, воспримет его, какой вынесет вердикт своему поступку. Он не хотел, чтобы это стало подражательством. Как вообще может быть подражательством преступление, которое он совершает в память о... Друге, пожалуй? Это не попытка познать неизвестный замысел или приблизиться к тому, чем восхищаешься. Замысел Солла был ему предельно ясен. Там и замысла толком не было... только животный страх и злость, перерастающая в бешенство. Он этого не повторял. На его вкус Стрелок убивал бледновато, изящным, но непримечательным почерком. Таким знакомым и простым почерком, который хотелось бы перечитывать на старых письмах, но и в голову бы не пришло копировать. Не шла бы речь о серийных убийствах, это было бы… тепло. Он думал о его почерке как о чем-то родном, наполовину принадлежащем и ему тоже. Что это тогда за чувство? Скорбь? Ностальгия? Разве что акт поминания, и часть новой идеи, продиктованной уже не интересом, а чистой, злостной обидой на мир. — Как-будто на курок можно нажимать по-разному. — тихо пробормотал доктор в ответ самому себе, на тысячу пронесшихся в голове мыслей. И нажал. С тихим всхрипом, человек перед ним забился в агонии, захлебываясь хлынувшей из артерий кровью. Доктор попал ему в шею, как завещали «классики», и выпустил вторую стрелу, пригвоздив его к земле. Кровь вытекала всплесками, и, как бы не старался, бедняга оставался слишком вялым от наркоза чтобы принять какое-либо участие в собственной смерти, помимо наблюдения. Столкнувшись с ним взглядом, Янсен повел плечами, ему не было его жалко, несмотря на все существующие врачебные заповеди. Опустив руки, он взглянул на них без особого удивления. Ничего. Не дрожат. Все под контролем. Наблюдая за медленно угасающим светом в глазах умирающего мужчины, доктор Янсен сделал только два вывода: во-первых, ему совершенно не было страшно, он точно смог бы потом этими же руками заваривать себе чай и открывать двери в кабинет для пациентов, а во-вторых: этого было мало. Очень быстро. Настолько, что он не мог даже сказать, станет ли лучше, если он попробует еще. Казалось, он что-то делает не так. Обернувшись на труп, доктор пробежался по нему взглядом, не обнаружив ничего примечательного. Он, надо же, был мертв. Валялся, как кусок мяса, едва ли более бесполезный, чем был при жизни. Мерзко. Так же мерзко, как и до этого, со сбежавшим заключённым. Пожав плечами, Доктор медленно побрел обратно, петляя дворами и наворачивая по городу странного вида крюки. Где-то к семи, через двадцать минут после смерти полицейского, он оказался в небольшом кафе, предварительно сбросив арбалет в заранее найденный подвал. Ближайшие два часа он провёл там, гадая, что же сейчас чувствует. А он...пожалуй, чувствовал что-то не то. Никакой эйфории от чужой смерти, или хотя бы чувства удовлетворения. По сути, ему не доставило особого удовольствия причинять кому-то физический вред. От того, что он забрал у кого-то жизнь сам, факт смерти в его глазах не стал ярче. Даже наоборот. Ему становилось "пресно", когда результат зависел только от него. Примерно по той же причине он предпочел психиатрию хирургии. Ни убийство, как таковое, ни театр перед полицией, не приносили бы ему того же чувства адреналина и спокойствия... Он почти успел смириться. Почти забыл, что это такое, и отпустил происходящее. Быть может, этот кошмар закончился, если бы ему об этом не напомнил подражатель. То, что сделал он – это не то же самое, что делал сам доктор. Это – вынужденные меры, жалкий страх и попытка прикрыться чужим именем, чужой памятью, которой он не был готов делиться. Отпив немного чая из своего стаканчика, док лениво просканировал оконное стекло, столкнувшись в нем со своими глазами, слегка покрасневшими от бессонной ночи, но в целом совершенно обыденными. Васнецов был мертв, но этот факт вряд ли всплывет в ближайшие дни. По официальной версии он находился в городе, в расшатанном состоянии. Мертв был так же и один из фигурантов старого дела. И мертв был Дерек Остерн, якобы, по вине Стрелка. Зато жив был сам Янсен, и был жив подражатель, за возможность взглянуть в глаза которому после того, как найдут Тетчера, он отдал бы многое.