Мои учитель и одноклассница вампиры! (Эксперимент: Редбрук)

Кружево высокого воротника впилось подбородок. Она оттягивает атласную ленту на шее, чтобы сделать свободный вдох, потом тянет за концы и перевязывает узел, чтобы та вновь легла ровно. Ей не по себе. То и дело смотрит на огромные часы с детально вырезанным домиком-замком над окошком циферблата. Остались считанные секунды, прежде чем пробьет восемь — и они длятся вечность. Стук стрелок тянется эхом, растягивается в пустоту коридора и длит время в бесконечность — как будто специально ей назло. Она встает, делает пару шагов на свободное пространство и кладет руки на плечи воображаемого партнера — шаг, шаг, поворот. Шаг, шаг, поворот. Звон. Дверца крохотного склепа отворяется: механический голос кукушки вторит бою часов. Эвелин замирает на месте, считая про себя, дожидаясь последнего удара. В наступившей тишине повисла пауза. Дверь тихо отворилась. Из створки на мрамор полился густой туман.

***

Эва закрыла ящик с таблетками и посмотрела на себя в зеркало. Неделя болезни стала чудеснейшим отдыхом. Папа не наседал по поводу учебы. Оба ценили, что у них наконец появилось больше времени по вечерам, которое они заняли чтением рядом или же обсуждением самых разных вещей. Кровавые ритуалы. Вампиры на веществах. Кто после такого думает о карьере и поступлении в университет? Разве что разгорается интерес к оккультным наукам, лженаукам — которые, при всех вводных, теперь обретают все больше смысла. К ее собственному удивлению, передышка действительно помогла расслабиться и повлияла на восприятие даже отрезвляюще. Все как будто не полностью, но все же встало на свои места. Даже если вокруг действительно творилась мистика — сама Эва ведь привыкла считать себя свершенно нормальной. Пусть с ней случился эпизод «Сверхъестественного» — это не значило, что он не закончится, и привычная обыденная жизнь простой смертной вновь настигнет ее, а вместе со всем грузом скучной реальности и ожидания, которые возлагал на нее отец, да и ее собственные амбиции состояться как успешная личность никто не отменял. Одна из тем, к которым они чаще стали возвращаться в разговорах с отцом, стала религия. Как психиатр и исследователь, Майкл Эванс был атеистом, но не отвергал эффектов, который оказывает вера на истово верующих и даже немного религиозных людей. Мама была суеверной. Эва плохо помнила ее привычки, но папа иногда рассказывал о ее представлениях о судьбе и предназначении, в особенности ее многолетнее изучение Книги Перемен. Она не верила в сонники, с отцом они сходились в персонализации и сугубой индивидуальности значений для каждого отдельного человека — не все сочтут розу с шипами однозначно плохим знаком, а кто-то увидит многослойное значение в такой отсылке к Шекспиру. Мама внимательно относилась к окружению и чутко реагировала на проявления судьбы, знаки. Эва коснулась кулона-лебедя — охранного амулета, подаренного мамой на ее день рождения, незадолго до аварии. Он достался ей от бабушки, а бабушке — от ее матери, как семейная реликвия. Крепеж цепочки заменили на более практичный, по возможности сохранив изначальные звенья, а сам кулон, бережно полируемый время от времени, был призван защищать носительницу, приносить счастье и отгонять зло. Иногда Эва чувствовала вину. Возможно, будь кулон все еще на маме в ту ночь, она бы выжила — может быть, вместе с дочерью, ведь она закрыла малышку собой. К черту, даже если бы Эва и умерла — мама бы выжила, и у родителей, возможно, через некоторое время, просто появился бы новый ребенок. Кроме них, никто бы не оплакивал Эву, еще толком не реализовавшуюся в этом странном, пугающем, хаотичном и жестоком мире. Можно ли назвать такие мысли травмой свидетеля? То, что ей не следует винить себя, не помогало не чувствовать. Скорее, еще ошибка была в сопоставлении. Ее выживание — не заслуга кулона, а жертва мамы. Помимо страха перед будущим, присущим всем взрослеющим подросткам, Эва считала своей обязанностью стать кем-то значимым. Не хотела ее подвести, чтобы смерть мамы — трагическая случайность в цепочке хаотичных обстоятельств, неподконтрольных никому, не была напрасной. Эва подцепила кулон, взяла лебедя пальцами и подняла на уровень глаз. Свет от искр камина скользнул по золоту и тут же погас. Ее охранный амулет стал действительно в какой-то мере охранным, по-настоящему магическим. Это тоже случайность или еще один знак, предназначение? Что еще она успеет узнать, прежде чем волшебные существа из теней, изнанки реального мира, решат расставить все по местам и в лучшем случае — стереть ей память о себе? — О чем думаешь? — Завтра на учебу. Не хочется. — Совсем расслабилась, это жизнь! Она все еще жива. Ей все еще предстоит столкнуться с последствиями — случайностями из хаотичного водоворота событий, известных только Богу. Интересно, а знает ли Бог про вампиров? Или они стремятся избежать его внимания? «Богохульство какое-то». Верно. Эве все равно никто не поверит.

***

— Вижу, вы обе все же нашли общий язык. Макс сидел на краешке стола, закинув ногу на ногу и сложив руки на колене. Рукава закатаны, будто приготовился делать что-то совершенно неприглядное. Эва не смела поднять голову, но ей вся эта ситуация тоже не нравилась. В зоне ее видимости были только его блестящие ботинки. Алесса сидела рядом с ней и смотрела вроде бы прямо, а вроде бы и куда-то ещё — из-за очков никогда точно не скажешь. Кашлянув намеренно громко, чтобы привлечь внимание обеих, он продолжил: — Лишь одно не даёт мне покоя. Ещё неделю назад мисс Эванс была напугана, ее ужасала сама возможность вызвать ваше недовольство — настолько мисс Рой была сурова. А теперь вы не разлей вода: уходите с занятий едва ли не рука об руку, проводите вместе все свободное время между лекциями и даже совершаете вылазки во внеурочное время. Что ответить на такое? То, что Алесса стала ее тенью и следовала за Эвой по пятам лишь с небольшой, иногда условной дистанцией, было фактом. Удивительно, но от этого становилось легче — с ней Эва действительно чувствовала себя в безопасности, ведь никто не пытался манипулировать ей или ее воспоминаниями. Даже не отрицая тот факт, что сама Алесса в любой момент могла наброситься на нее — этого не происходило, словно та выжидала появления более интересной ситуации, более привлекательной мишени. Эва не хотела подставлять Макса под удар. Она не приближала этот момент по своей инициативе — совесть не позволяла ей рвануть и все ему выложить, окончательно потеряв поддержку обеих сторон. Ситуация превратилась в мертвый штиль. Никаких докладов, никаких сигналов. Макс не делал попыток изолировать Эву, пока Алесса стерегла ее, как доберман. В этом и было основное противоречие — разве она не планировала использовать Эву, как удобную приманку? Он продолжил, вторя ее мыслям и глядя на Алессу: — Я что-то упускаю? Она молчала. Эва тоже. У нее было преимущество в виде сопротивления, о чем ему не следовало знать, если решит обсудить их вампирские дела в ее присутствии. А ещё, несомненно, он понимает, всегда знал, кто Алесса на самом деле, и конечно — о ее покровителях, которые и предоставили ему это удобное место, теперь всеми силами стараясь его подловить. — Я удивился, что до сих пор не получил даже предупреждение. Ты уверена, что хорошо выполняешь свою работу? Пауза длилась, тишина действовала на нервы. Алесса закурила. Поморщившись от дыма, Эва отклонилась и закашлялась. Макс и не думал прекращать расспросы. — Насколько далеко вы зашли? — Это не ваше дело, — отчеканила Алесса, — сэр. Эве показалось, что это первое, что она сказала за сегодняшний вечер. У нее всегда такой ровный, безразличный голос, но сейчас что-то в ее интонациях настораживало, заставляло волоски на коже вставать дыбом. Напряжение почти звенело в воздухе. Боже, если так продолжится… — …у меня голова взорвется. Оба перевели на нее удивлённые взгляды, будто только что вспомнили, что она тут вообще находится. Эва поднесла руку ко лбу, краем глаза заметила их лица, направленные на нее, и вспыхнула. — Прошу прощения… Я что, это вслух сказала? Мне, наверное, лучше пойти в медпункт… — Сядь, — одновременно сказали оба. Едва привстав, Эва рухнула на место, обмякнув. Ей вдруг стало совершенно все равно: конспирация, мифические существа, тайное знание. Она почувствовала себя совершенно беспомощной и в то же время абсолютно всемогущей: как шутливый слуга, рассказывающий анекдот своему палачу перед казнью. Распластавшись на своем месте, она произнесла, почти смеясь: — Насколько вы старые вампиры? Мисс Рой моложе учителя или вы примерно наравне? Оба синхронно изогнули бровь. Макс улыбнулся. — Эванс, «Дракулы» начитались? — Идиотка, — констатировала Алесса. — Нет, подождите, — Эва приподнялась на локтях, ощущая себя опьяненной от такой нахлынувшей вседозволенности. Буквально пьяной. — Ведь вы пьете мою кровь. Это довольно однозначный признак… — Магии крови, — кивнул Макс. — Но никак не сказочных явлений. — Ритуалы научны, и поэтому работают, — Алесса с презрением выдохнула сигаретный дым в ее сторону, отчего Эва снова закашлялась. — Безусловно, это совсем не публичное знание, — поправил ее учитель. — Но, возвращаясь к твоему вопросу: нет, мы с мисс Рой не на равных. Моя жизнь тянется довольно долго. — Насколько долго? — Терпение, Эвелин, — примирительно сказал Макс, жестом призывая ее сесть обратно. — Ты все узнаешь. Но мы ещё не закончили. «Эвелин». Дым рассеивается слишком медленно, ложится на кожу туманом. Голова тяжелеет и кружится, словно Эву подхватили и кружат в вальсе. Алесса взяла ее за руку, сплелась с ней пальцами — ледяные, обжигающе-холодные. Макс подошел и склонился над Эвой, положил ладони ей на плечи и привлек к себе. Укус над ключицей — маленькая смерть. Дрожь пробежала по плечам, спине, рукам и ногам. «Ты ненавидишь меня?». Было больно, но так хорошо, что боль не имела значения, совершенно померкнув в этой феерии ощущений. И он не прекращал. Он пил, и пил, не думая останавливаться, но ведь это Макс — ради него она готова умереть, если понадобится. Или если ему так захочется. Алесса стиснула ее пальцы так сильно, что без того бледные костяшки побелели. «Ты только моя». Он опустился на колени и потащил ее за собой, на пол. Алесса качнулась следом, не позволяя умыкнуть Эву слишком далеко, запустила другую холодную руку в ее светлые волосы, наматывая на кулак. Пришлось отклонить голову — алые губы легли на ее шею, как только Макс отстранился от ее груди и поцеловал, придерживая ее лицо. Алесса вжалась ей в спину, Эву стиснуло между ней и Максом. Вкус собственной крови снова на губах, зубах, языке, железная примесь в совершеннейшей сладости. «Эвелинэвелинэвелин». Пока они проникали в ее тело, она растекалась в них обоих.