Планета Арамниэль

Кайо никогда не тешил себя иллюзиями касательно собственной порядочности. Он знал, кто он такой. Мог быть резким, даже жестоким, когда нужно. Лгал легко, без угрызений. Манипулировал людьми, как шахматными фигурами, если требовалось. А уж его близость с мужчинами в колонии — в том числе с женатыми — не была ни для кого секретом. Он сам выбрал такую игру, и теперь мог воспользоваться её плодами, чтобы отвлечь внимание от отношений с Эйденом. Сейчас он был рад, что его парень так скрытен – об их встречах знала только мама. После возвращения на работу он чувствовал, как на нём горит взгляд. Тарн явно отвечал за свои слова – за юношей наблюдали, и он даже знал, кто именно – одна из его новых помощниц, пришедших в колонию с Клинками – Лина Рэш. Умная, наблюдательная, но немногословная, как и её командир. Так что он не мог рисковать. Время шло. Через шесть дней — встреча с Эйденом. Она должна состояться. Любой ценой. Поэтому он начал медленно, аккуратно втягивать в свой план Мира — лаборанта, тихого, незаметного, но подходящего. Они сейчас много работали вместе, исследуя недавно открытый метод перераспределения кселита. Идеальная мишень для роли его подставного «любовного интереса». Теперь всё зависело от того, насколько убедительно он сыграет. Нужно было отвлечь, расставить акценты, сделать очевидным тот факт, что встречался он именно с Миром. Показать Тарну то, что тот хотел увидеть. Потому что в этой партии проигрыш значил не просто разоблачение — он значил конец. И для него. И, возможно, для Эйдена. Мир, конечно, был озадачен, но он изначально считал Кайо немного странным, потому ничего не спрашивал и не отталкивал. Кайо начал с малого. Пара случайных взглядов — чуть дольше, чем нужно. Лёгкая улыбка, когда Мир что-то объяснял, пусть даже сухо и по делу. Он будто бы слушал его не ради содержания, а ради самого звука его голоса. Несколько раз специально проходил мимо, когда знал, что Мир останется один в лаборатории, бросал пару небрежных фраз — о местном варианте чая, который так любил лаборант, о погоде. Мир, как всегда, кивал вежливо, немного растерянно, но не отстранялся. Именно это и нужно было. На второй день в ход пошли жесты — едва заметные, почти интимные, но на грани дозволенного. Кайо задерживал руку на плече, когда протягивал оборудование. Случайно касался пальцев. Кайо точно рассчитывал время, реплики, даже силу взгляда. Он знал, что Тарн и его люди не глупы — прямолинейность вызвала бы подозрения. Поэтому он играл не влюблённого романтика, а мужчину, который старается скрыть свою привязанность, но не может. Игра шла — и, судя по взглядам, которые бросали на него в коридоре, работала. Оставалось только продержаться шесть дней. Лина Рэш провожала Кайо взглядом, пока тот не исчезал за поворотом. Она заметила, что Тарн смотрит на него иначе. Не как на их идеологического противника. И даже не как на ценного специалиста. И этот странный приказ. Интересно, зачем он распорядился присматривать за парнем, да ещё и не отходя ни на шаг? Кайо ведь замечает её взгляды – и делает выводы. Она хмыкнула и мысленно вернулась к своему командиру. Что-то в этих взглядах лидера было… слишком мягкое и как будто личное. Очень интересно, да. *** Во дворе было тихо, только лёгкий шелест ветра касался грубых листьев кериуса. Под навесом у забора подняла голову тяжёлая, чешуйчатая туша — серебристо-золотистая на солнце, с длинным гибким хвостом и мягкими глазами. — Привет, Фило, — тихо сказал Кайо, присев рядом. На Арамниэле почти не было хищников. Те немногие, что обитали в глубинах лесов континента Мэйра, давно научились обходить людей стороной. Местная фауна в целом эволюционировала не через борьбу, а через симбиоз. Животные питались растениями, с которыми находились в удивительно сбалансированном сосуществовании: одни очищали листья от паразитов, другие распространяли пыльцу, третьи снабжали корни влагой, выкапывая узкие каналы в почве. Некоторые даже жили группами с кустарниками — спали в их ветвях, защищали их от вредителей и получали за это сладкий нектар в сезон. Люди не охотились на местных животных. Это было и непрактично, и морально сложно: большая часть видов проявляла высокий уровень обучаемости, привязанности и даже взаимопомощи. Да и не было нужды — основу рациона составляли местные злаки, корнеплоды, бобы и суррогат мяса, производимый в пищевых модулях из высокобелковой тхины — жёсткой травы, растущей вдоль берегов. Еду с Земли поставляли всё реже – вот уже полгода не было корабля с грузом, и позволить себе её могли только администраторы или торговцы с доступом к складам. Фило появился в их жизни 5 лет назад, через пару месяцев после прибытия в колонию Рейвиль. Мама, Зелейна, только начала работу в биолаборатории колонии. Кто-то подбросил ей под дверь раненого флюмера — детёныша с перебитой задней лапой и обломанной чешуёй. Никто не знал, где мать. Но на такое расстояние — от лесов до деревень — флюмеры сами не приходили. Он был странным даже по местным меркам: смесь панголина и капибары с добродушной мордой и устрашающим чешуйчатым панцирем. Поначалу он кусался и шипел, но Зелейна сумела его выходить — делала ему компрессы, кормила из ложки кашицей с экстрактом ларенса. Кайо проводил с ним вечера, а порой и засыпал под его шумное дыхание. Когда Фило окреп, никто не держал его — ворота были открыты. Он мог уйти. Но он остался. Обустроил себе гнездо во дворе, начал таскать тряпки для подстилки, следовал за Кайо на станцию, когда тот работал в ночные смены, и при встрече здоровался тихим довольным фырканьем. С тех пор Фило был частью семьи. Свободный, но — их. Он облегчал им жизнь - носил лёгкий груз, когда нужно было что-то доставить на станцию или с рынка, но большую часть времени жил как домашний любимец. Слишком умный для обычного вьючного животного и слишком преданный, чтобы быть просто скотом. Фило фыркнул и, перевалившись на бок, позволил Кайо почесать его за ушами — в точке между чешуей и мягкой кожей, где ему особенно нравилось. Затем поднялся и, по привычке, зашлёпал за ним к крыльцу. Кайо распахнул створку. В доме пахло настоем анисового ларенса и прогретым деревом — местным, но по ощущениям почти как земной бук, только более тёмный и с крупной шероховатой текстурой. Из него обычно делали мебель. Солнце планеты Арамниэль склонялось к горизонту, отбрасывая мягкий серебристо-сиреневый свет через ставни. Фило, не спеша, устроился у входа, уткнув морду в подстилку у стены. Зелейна сидела у низкого стола, обложенная тканями, банками с мазями и своей любимой — хоть и чуть поцарапанной — доской-переводчиком. На ней были установлены чувствительные к нажатию полосы, и когда она водила пальцем по ним, доска вспыхивала световыми надписями. Сейчас она аккуратно выводила строку: – Утром пить тхуальт. Не поднимай ничего тяжелее миски. Прислушивайся к тянущей боли — это может быть начало схваток. Если будет жар — сообщи. Беременная женщина, Лийта, кивнула и слабо улыбнулась. Она встала, бережно держа руками округлившийся живот. На столе она оставила крошечный кулёк с кисло-сладкими фруктами и свёрток качественной ткани — редкость, из старых запасов. Затем, молча, вышла, оставив за собой запах свежей пыли и лёгкой тревоги. Когда дверь закрылась, Кайо, только что вернувшийся со станции, молча сел у стены, прислонившись спиной к прохладной перегородке. На его лице отражалась усталость не столько от работы, сколько от притворства — последние два дня были сплошным театром. Но, разумеется, за ним всё так же наблюдали. Зелейна повернула голову — её взгляд стал чуть теплее, но она не произнесла ни слова. Она больше не говорила, хотя и могла — она не была немой. С тех пор как во время нападения сопротивленцев приклад рассёк ей висок и повредил слуховые нервы, она разучилась доверять собственному голосу. Иногда, когда думала, что одна, шептала про себя, чтобы проверить звучание. Но рядом с Кайо — никогда. Он встал, подошёл к доске и сказал: – Тебе не нужно работать, мама. Ты должна отдыхать. На доске появилась строка. Она прочла, и на её лице мелькнула улыбка. Потом отрицательно покачала головой и набрала ответ: – Тебе не платят достаточно для двоих. И поставок уже больше полугода не было. Ходят слухи, что Клинкам не удаётся связаться с Землёй. Кайо сжал пальцы, с трудом сдерживая ответ. Он выдохнул, потом быстро сказал: – Думаю, что они сами глушат сигнал. Она снова покачала головой, уже не в ответ, а как будто про себя. Он видел, как она отвернулась, чтобы не встречаться глазами. Словно что-то поняла раньше него. Он добавил строку: – Земля молчит уже двадцать семь дней. И они знают о вторжении сопротивленцев. Уже бы что-то предприняли. Ты права, что-то не так. Эта фраза повисла между ними. Молчание было плотным, как ночь перед бурей. Кайо стёр всё с доски и пошёл в свою комнату. Хлопнула створка лёгкой перегородки. Он сел на койку. Из коридора послышалось фырканье Фило — тот перекатился на бок, уткнувшись мордой в стену. Даже он чувствовал, что в доме что-то изменилось. "Если Земля нас бросила..." — эта мысль всё чаще всплывала в голове, как сорвавшийся якорь. В первые дни он списывал молчание на атмосферные сбои, ведь уже не раз бывали прецеденты, а потом — на работу сопротивления. Но Эйден в одну из последних встреч обронил: "Я боюсь, что Земле всё равно." Это значит… Что это может значить, кроме того, что родная планета не выходит на связь даже со своими военными, гарантирующими порядок на ценных месторождениях необходимого истощённой Земле минерала? Земляне утратили интерес к Арамниэлю? Кайо лёг на спину, глядя в потолок. Завтра, решил он. Он знал, что на складе можно откопать старый приёмник – громоздкий, хрипящий, но надёжный. Доступ у него был. Раньше он удерживался от этого, чтобы не подвергать себя и маму дополнительной опасности. Но теперь – другое дело. Он пойдёт и открыто возьмёт его, несмотря на наблюдение. И если всё так, как он думает, придётся поговорить с Тарном Веком. Завтра станет ясно, действительно ли Клинки глушат сигнал или... *** Побывав в административном центре пару дней назад, Кайо клялся себе, что не вернётся. И вот он снова здесь, и здание встретило его тем же безразличным каменным молчанием. Внутри было просторно и тихо. Высокие потолки, прохладные коридоры, голые стены без украшений — всё пропитано военной строгостью. Некогда здесь обсуждали распределение ресурсов и развитие инфраструктуры. Теперь — стратегию удержания власти. На этом фоне странно смотрелись обветренные лица и обмундирование Клинков, снующих по коридорам и окидывающих его любопытными взглядами. Тарн стоял у стола, нависающий, как гора, над монитором. На его лице — глубокая складка между бровей. Кайо вошёл, не постучав: всё равно лидер Клинков был предупреждён, что он идёт. — Мы не получаем ничего с Земли, — выпалил юноша с порога. — Ничего. Даже по резервному каналу. Я проверил. Просидел полдня – ничего, словно мы в вакууме. Что, чёрт возьми, происходит? Тарн поднял глаза. Строгие, серые. Но во взгляде — дрожь тепла, едва заметная. — Ну и что это ты расшумелся? — спокойно сказал он. – Я за одну твою попытку несанкционированной попытки контакта с Землёй могу арестовать тебя. Кайо помотал головой: — Вы этого не сделаете. Мне нужно знать, сдохли ли мы уже все. Или только почти. Связи с Землёй нет почти месяц, поставка, которую ожидали, пропущена. Это дело рук Клинков… или?.. Тарн шагнул ближе. Он был огромен — два метра в росте, мускулистый, будто выточен из камня. На его шее — простая цепь с жетоном. Кайо поймал себя на том, что смотрит на эту цепь дольше, чем нужно, - она как раз находилась на уровне его глаз. Он всё ещё не мог понять, почему этот жесткий человек вызывал в нём не страх, а что-то другое. Даже взгляд его — тяжёлый, но не насильственный — казался почти… безопасным. — Сопротивление глушит сигнал только в пределах деревни и леса для предотвращения связи с бойцами ЭКЗ, но связь с Землёй мы не трогали, — голос Тарна стал тише, глубже, но не холодным. Он больше не смотрел в монитор, только на Кайо. — Наоборот. Мы пытались наладить контакт. До самого отключения поддерживали каналы связи. Мы хотели переговоров. Думали, они просто тянут время. Что готовят удар в спину. Поэтому и ждали. Но прошло два месяца с тех пор, как мы заняли Рейвиль. Если бы они собирались — уже пришли бы. Кайо нахмурился, словно боялся собственной догадки. — Я предполагал… атмосферные аномалии. Такое уже бывало. Хотя обычно — не так долго. Не два месяца. — Он замолчал на вдохе. — Может, они просто… испугались? Или… или на Земле что-то случилось? — Испугались? — Тарн усмехнулся, но без яда. — Это не в духе Земли. Они не отпустят кселит, ни при каком раскладе. Он сделал шаг ближе, взгляд стал мягче. — Ты сам это знаешь, Кайо. — Да, — тихо сказал Кайо и опустил глаза. — Знаю. Он выдохнул. Воздух в помещении будто сгустился, потяжелел от невысказанных слов и общего понимания: что-то сломалось — там, далеко, на той стороне неба. Тарн не отводил взгляда. Он хотел подойти ближе, положить руку на плечо, но не сделал этого. Вместо этого его голос стал почти ласковым — слишком мягким для главы военизированной группировки. — Послушай. Сейчас тебе кажется, что это катастрофа, но это не конец, — Тарн говорил спокойно, сдержанно, но в голосе звучала внутренняя убеждённость. — Земляне держали Арамниэль на крючке: продовольствие, техника, даже простые вещи вроде ткани и медикаментов. Но многое мы уже начали производить сами. Да, это не тот уровень. И да, у нас мало таких, как ты и твоя мать — людей с системным знанием. Но обучаемость — это не миф. Можно передавать опыт. И главное — мы не умрём от голода. Мы выживем. Кайо механически провёл пальцем по носу, будто пытаясь прогнать внутреннее напряжение. — Я не спорю. Наверное, вы правы. Но… если это не сбой, не глушение, не политическая игра? Что, если мы действительно… отрезаны? Он замолчал, глядя куда-то в сторону, потом резко поднял глаза. — Чёрт. У меня есть одна идея. Тарн чуть наклонил голову. — Я слушаю. — Мне нужен ваш связевой ретранслятор. Хоть на несколько минут. — Цель? — Тарн приподнял бровь, и в голосе прозвучало не столько подозрение, сколько искреннее удивление. — Пять лет назад я учился у пары стариков — астрономов. Они были из той самой старой гвардии, которую Земля присылала сюда в первые годы. Работали тихо, почти в тени, — но именно они рассказывали, что с планетой не всё так просто, как утверждали официальные доклады. Он сделал шаг ближе, понизил голос. — Они следили за небом. Фиксировали странности. Аномалии. И если кто-то вообще может понять, что сейчас происходит — это они. Тарн смотрел на него несколько секунд молча. Потом кивнул, медленно, словно уже знал, что уступит. — Это новая для меня информация. Я не знал, что на Арамниэле остались астрономы. - Раньше их было больше, но почти всех забрали обратно на Землю, а эти не захотели возвращаться. Живут сейчас в трущобах Рудной колонии, возле отработанного месторождения кселита. Я могу с ними связаться. — Что ж, — Тарн кивнул и сделал приглашающий жест в сторону ретранслятора. — Приступай. Если ты им доверяешь — подключим канал. Но ответы нам могут не понравиться. Кайо быстро занял место за панелью. Аппарат был не новый, но надёжный, с глухим фоном, в котором пряталось устойчивое шипение. Он ввёл частоту и нажал кнопку вызова. Несколько долгих секунд — тишина, потом треск, и, наконец, знакомый голос, дрожащий, но удивительно бодрый: — Кайо? Мелкий засранец, — с лёгким смешком сказал Марк, более разговорчивый из двух астрономов. — Рен, шевели костями, наш Кайо объявился! Где ж ты шатался все эти месяцы, а? Кайо невольно усмехнулся, но щеки вспыхнули. Он ощущал, как за спиной Тарн сдержанно наблюдает. — Я не один. И времени на объяснения — в обрез, — коротко сказал он. — Скажите… вы что-то заметили? По части связи. Космоса. Смех сразу стих. — Ага, вот оно что. Ладно, без шуток. Слушай внимательно. На заднем фоне зашуршали шаги, и в эфир вклинился второй голос — хрипловатый, с твёрдой интонацией: — Это Рен. Мы фиксируем пространственное искажение у внешней орбиты уже больше месяца. Разлом. По всем параметрам — нестабильный, но не агрессивный. Он… поглощает сигнал. Возможно — и не только сигнал. Мы не хотели поднимать панику раньше времени, но теперь ясно: Земля нас не слышит. И, возможно, больше не услышит. Кайо замер, пальцы крепко вцепились в край пульта. — Он опасен для планеты? — выдавил он. — Это… грозит нам? — Нет, — продолжил Рен. — Арамниэль остаётся вне зоны воздействия. Но структура разлома нестандартная. Мы уже раньше фиксировали странности: нестабильные поля, редкие искажения траекторий спутников. Это следствие природных процессов, которые на Земле никто не потрудился изучить 70 лет назад. Я говорил тогда: колонизацию начали слишком рано. Но Земле нужен был кселит, а не научные отчёты. — Как долго он продержится? — прошептал Кайо. — Когда можно будет понять… это навсегда или нет? В эфире повисло глухое, плотное молчание. Потом — усталый вздох. — Не знаю, — честно сказал Рен. — Мы наблюдаем. Всё, что можем — это собирать данные. Здесь нет формулы или модели. Только догадки и пустой космос. Сзади подошёл Тарн. Когда он чуть склонился к ретранслятору, Кайо услышал его дыхание. Мягкое, тяжёлое. Оно касалось шеи. Он сжал пальцы в кулак. Сердце отбивало тревогу — не от страха, от чего-то иного. Голос лидера был спокоен, но сдержанно уважителен: — Это Тарн Век. Временно исполняющий обязанности главы Рейвиля. Я предлагаю вам переезд. Здесь, рядом с колонией, есть точки для наблюдений. Мы выделим место, питание, доступ к оборудованию и официальные полномочия. Вы нужны нам. Ответ последовал почти сразу, хрипловатый, упрямый — Марк. — Благодарю за предложение, сынок. Но не стоит. Наш дом здесь, на этой старой пыльной станции, со стенами, что скрипят при каждом порыве ветра. Мы привыкли. Он замолчал на секунду, а потом добавил, уже мягче: — Но знай: мы не на стороне Земли. Мы за то, чтобы поселения выжили. Если ты действительно хочешь этого — мы с тобой. Зови, когда понадобимся. — Я услышал, — тихо сказал Тарн. Он отключил канал. Несколько секунд в комнате стояла тишина, только слабое гудение ретранслятора. Тарн посмотрел на Кайо. Глубоко, почти с нежностью, в которой таилась и тревога. Кайо стоял, будто выбитый из реальности. — Разлом, — прошептал он. Тарн не ответил сразу. Подошёл ближе. Осторожно, не касаясь, будто испытывая границы: — Я не хочу, чтобы ты боялся. Арамниэль справится, верь мне. — Кайо, — Тарн сделал ещё шаг вперёд и мягко прикоснулся большими шершавыми пальцами к его щеке, наконец нарушив ту границу. — Я не враг тебе. Кайо не знал, чего ожидал. Но Тарн просто стоял рядом. Тихо. Не прося, не требуя. Кайо на миг поднял на него глаза. И в этом взгляде была смесь: растерянность, злость, ожидание и… то, чего он сам ещё не осознавал. Он не ответил. Только развернулся и ушёл, резко, будто убегал от самого себя. Это ничего не значит. Просто человеческая реакция на тепло. На внимание. На то, что его не толкают, не ломают. Тело путается. Вот и всё. Тарн долго смотрел на закрывшуюся дверь. Потом медленно сел и провёл рукой по лбу. — Чёрт, — выдохнул он. — Что это со мной? Кайо быстро шёл по уже темнеющей улице, ощущая, как его шаги становятся всё более резкими. Каждое касание ног к земле отдавало эхом в груди. Он думал не только о разломе, хотя новость о нём стала для него настоящим потрясением – пусть и частично ожидаемым. От неё сжалось в животе, и в голове будто зазвучала тревога. Ощущение, что их мир внезапно тронуло нечто невообразимое, беспокойно зудело в груди. Это был не просто природный феномен. Это был конец привычного порядка вещей. Но мысли о разломе всё же не захватили его целиком. Они были фоном для гораздо более важного, неожиданного открытия. Почему-то именно в этот момент, когда перед ним встала реальность разлома, Кайо вдруг понял, что он думал не только о тех катастрофах, что, возможно, ждут его, но и о том, что произошло с ним здесь и сейчас. С Тарном. Он сжимал челюсти, пытаясь избавиться от ощущения, что его тело по-настоящему ответило на прикосновение, а разум никак не мог понять, что происходит. Он всё ещё не верил. Не верил, что Тарн, этот воин, этот командир, может быть не только лидером Клинков. Он был из тех, кто даёт приказы. Тех, кто не вмешивался, когда его люди вели себя так, как не должны были. Он был тем, кто допустил случившееся с мамой. Почему тогда сейчас... эта нежность? Кайо отчаянно хотел верить в то, что это человек не враг – ни ему, ни колонии. Он отчаянно хотел верить в то, что Тарн действительно на его стороне. Фило https://drive.google.com/file/d/1dS2ILgVgaaJ37HmHeQcloBDCSaPPp-HC/view?usp=sharing ___________________________________ 🌦 Времена года на планете Арамниэль (справка) Сезоны были зафиксированы первыми колонистами на материке Гаалия, где климат резко континентальный. Глуповатые названия сохранились по традиции, хотя в регионе Рейвиль, где проживает Кайо, климат более мягкий, и смена сезонов почти незаметна. Названия сезонов: — Мерзлая Точка — Влажная Пустошь — Длинное Пекло — Сухая Тень