De Weg naar Yamato

Её руки механически наносили жёлтые краски. Мир, полный контрастов. Чёрное и белое, свет и тень, боль и радость, замешанные в одном холсте. Запах корицы всё больше наполнял пространство, но теперь он не раздражал.

𓇚

『De doeken van Rembrandt ruiken naar tijd. Zoals oude boeken, natte stenen, en vingers van iemand die altijd iemand heeft moeten loslaten』

𓇚

О комплиментах и том, как собирались волосы.  Когда девочке собирают волосы, какие чувства наполняют её? Когда аккуратные руки будут собирать длинные, непослушные волосы, когда будут аккуратно их укладывать, боясь сделать больно?  Это так трогательно. Ей так нравилось, когда ей в детстве собирали волосы. Кисти мчались по бумаге, механически следуя за образом, который уже многократно возникал на листах. Каждый портрет отражал его черты лица, захватывая моменты смеха, тепла и даже тех редких мгновений, когда он был серьёзен. Она рисовала беззаветно. Бумага кончалась, но желание творить только нарастало. Иногда её руки дрожали — при рисовании, когда она пыталась извлекать звуки прошлого из старой гитары или когда взгляд её устремлялся к своему прежнему дому.

𓇚

Они стояли ранним утром в консульстве Бельгии, руки Ямато грубо вращали настольные флаги. Бельгия, Нидерланды, Люксембург. Механически она скручивала флаги, а взгляд её пронзал стену. В последнее время Ренгоку ощущал беспокойство. Не только из-за бюрократии, миграционной полиции и, в общем, полиции. Ямато вела себя странно, словно сдерживая какой-то страх, который постепенно нарастал, но она не давала ни малейших признаков того, что таится внутри. Воздух становился гуще. — Доброе утро, господин Ренгоку, — сотрудница тихо поклонилась. — Ямато? Жестом она пригласила Ямато в кабинет. От резкого появления девушки Ямато непроизвольно сорвала флаг Нидерландов со стола. Она взглянула на него с испугом, напряжённо пытаясь вернуть на место, собирая в кучу, но затем посмотрела на сотрудницу, встала и пошла следом за ней. Флаг лежал на столе, растрёпанный и помятый. Кёджуро испытывал желание уйти из этой ситуации. В консульстве ему было непросто, а сейчас стало ещё хуже.

𓇚

Они шли по направлению к академии, лёгкий ветерок сопровождал их. Ренгоку размышлял, затем тяжело вздохнул. Всё — надоело. — Ямато, что-то случилось? — спросил он. Она резко посмотрела на него, чуть ли не упав с бордюра, но он придержал её. — Нет? — тихо сказала она, коснувшись взглядом стороны. — Что будешь делать с паспортом? Продлили всего лишь на год визу. — продолжил он. — Не знаю, сенсей, — ответила Ямато. Ренгоку улыбнулся.

𓇚

При входе в академию она направилась к своему расписанию, но Кёджуро тут же повёл её в сторону. — Вы чего? — У тебя будет один внеклассный урок! — Урок? — удивлённо переспросила Ямато. — Да, — сказал Ренгоку-сенсей, сверкая ярче солнца. — Вы же понимаете, что это прогул, по вашей доброй воле? — Один раз можно, — рука Ренгоку удерживала её за плечо, направляя по коридору. Когда коридор заканчивался, из одного кабинета доносились шум, музыка, даже ругательства. Кёджуро постучался в дверь, и раздался ещё один взрывной звук. — Чёрт, кто там?! — рявкнул Тенген, резко приоткрывая дверь. — О, брат, что случилось? Привет, Ямато, — на одежде Узуя были яркие краски, а в руках петарда. — Убери, пожалуйста, — Кёджуро отодвинул петарду, улыбаясь.

𓇚

Кабинет Тенгена был не просто кабинетом — это был хаос, взорвавшийся в пространстве. Война красок, крик пигментов, вспышка безумия. Такое чувство, будто кто-то засунул радугу в микроволновку и включил на максимум. Стены — прошли через локальный тайфун. Пол усыпан остатками фестиваля жизни: жестяная банка колы, пачки петард, клочья каких-то бумажек. — Чего надо в моей берлоге? — Узуй-сенсей даже не обернулся. Голос — беспристрастность, хрустящий, как чипсы. — Тенген! А ты знал, что Ямато отлично рисует? Ямато застыла. Камень. Звук выключился. Ренгоку и раньше любил вбрасывать её в ситуацию, как чайник в кипяток — но Тенген? Он обернулся, оценивающе глянул. Жвачка между зубами зашипела громче. — Показывай, — и резко сунул ей палитру. Хотя, она была не палитрой, а инфарктом радуги. Размазанные цвета, кто-то нарисовал попугая, а потом скормил его бензопиле. Ямато взглянула на палитру, потом — на Кёджуро, вплотную. — Сенсей... — её голос стал ниже. — Что, Ямато? — Сенсей!... — «тише». — Это же Узуй-сенсей. — Он самый! Я подойду через тридцать минут! Ренгоку погладил её по голове, а после опрокинул взглядом Тенгена: Полегче.

𓇚

Дверь захлопнулась, и осталась тишина с краской. Узуй-сенсей всё ещё держал палитру, будто предлагал не только рисовать, но и выйти на ринг с искусством. — Ну, чего встала? Рисовать будешь? — Хорошо. Что рисовать? — Фантазируй. Я что, по-твоему, как этот твой Ренгоку — с плакатом «давай, так держать»? Твори! — и брызнул краску на чистый холст. Акцент — агрессивный, как в рекламе энергетиков. Ямато закатила глаза. Мысленно. Рисовать — это личное. Не для Тенгена. Её мир. Она выбрала самую живую из почти мёртвых кистей. Остальные выглядели так, будто прошли через арт-войну. Провела первую линию. Думала. Слишком долго. Тенген уже почти уснул. И вот — резкое движение. Потом ещё. И ещё. В такт дыханию, раздражению, страху. Он смотрел. Не показывал, но смотрел. Она рисовала, как будто царапала холст чувствами. Каждая линия была попыткой выдохнуть. Внутри — всё дрожало. На холсте рождался мир, как из вулкана — внезапно и ярко. Сначала лепестки. Потом стебли. Потом — поле. Подсолнухи. Золотое море, колышущееся под невидимым ветром. Где-то там пряталась её душа, ранимая и упрямая. И сзади — Фудзияма, дымящаяся вершина, которую обрамляло закатное солнце. И в самом центре, в натюрмортной наглости — банка кока-колы. Холодная. Настоящая. Ямато выдохнула. Тяжело. — Пейзаж? — Пейзаж. — Это что, Фудзияма наш? — Он. — Я понял. Позови-ка мне своего Кёджуро.

𓇚

Он подошёл ближе к холсту, не касаясь, только глядя. То поле. Он чувствовал его запах. Жёлтое — с привкусом надежды. Напоминание? Предчувствие? — Поле? — тихо произнёс Ренгоку, пробуждаясь. — И правда умеет рисовать! Я думал, ты врёшь, отдохнуть хотел. — Отдохнуть? — Кёджуро переспросил, не сводя глаз с картины. — Ну, от девчонки. Как вы вообще там? Не делает тебе мозги? — Нет... Почему ты так говоришь? — Не хорошо выглядишь, дружище. — Недосып. Что думаешь? Я хотел бы посоветовать Ямато университет. — Ну... не Ван Гог, конечно. Но у меня есть знакомый, который может помочь. — Спасибо, друг. Ренгоку ещё раз оглядел кабинет и картину, прежде чем выйти.

𓇚

Его тронуло. Он и раньше понимал, что поездка Ямато была для неё важной. Но с возвращения — тишина. Как будто что-то в ней замкнулось. Рисовала. Возможно, Тенген действительно умел выводить гениев своими методами, и эта мысль пронзила Ренгоку. Кольнуло как-то. Он двинулся в сторону кабинета. Шёл медленно, будто ступал по чему-то зыбкому. Коридор казался выцветшим, звуки — приглушёнными, а само время — не своим. Всё будто размыто. И всё же… его мысли возвращались к картине. Что-то внутри сдвинулось. Незаметно. Но навсегда. Напряжение висело в воздухе. Он чувствовал, как с каждым днём становится тяжелее дышать. Ясность куда-то ушла. Осталась только неуверенность. Каждый разговор с директором — про инспектора, про ответственность, про отчёты. Слова — многозначные, скользкие. Ничего не объясняют. Что происходит в этом городе? Почему нет реакции на простые вещи? Цветочный магазин обворован — тишина. Отец снова не получил пособие — пустота. На улицах — дети без опеки, беженцы, подростки, одинокие — и всё равно никому нет дела. Он беспокоился за Ямато. За её спокойствие. За её безопасность. Но ощущал, как всё уходит в кривой наклон. Срок визы через год подходил к концу. Они подавались? Или нет? На что вообще? Какие причины, какие документы? Всё расплывалось. Рассмотрение тянулось. Ответов — никаких. Он чувствовал себя в ловушке. Мир, который они создали вместе — был хрупким. Слишком хрупким. Он не хотел разрушить его. Но и бездействовать — значит позволить трещинам расти. Любое движение — риск. Любое бездействие — тоже. Он становился заложником. Собственных страхов. Своей нежности к ней. Своей веры, что сможет защитить. Подсолнечные поля. Они были как спасение. Как дыхание. Тихие. Простые. Прекрасные. Но именно там — он ощущал, как устал. По-настоящему. Он не знал, как правильно поступить. Проблемы стояли перед ним, никуда не уходили. Он понимал, что перемены необходимы. Но всё ещё боялся: а вдруг эта перемена разрушит всё? И стоил ли хрупкий покой — этой неподвижности? И стоил ли страх — её будущего?

𓇚

— Вы куда? — Ямато придерживала зонт, утром был дождик. Ренгоку-сенсей пошёл в другую сторону от ворот, Сенджуро смотрел на брата тоже. — Ямато, Сенджуро! — громко сказал тот. — Мне нужно сходить в магазин! Идите без меня, я скоро! Ямато нахмурила брови, да, Ренгоку-сенсей не умеет врать. На его лице отразилось что-то непонятное, но она лишь кивнула и направилась в сторону. Ренгоку-младший бросил взгляд на старшего брата и последовал за ней. Обычно Ямато редко общалась с Ренгоку-младшим. Он был всего лишь мальчиком, светящимся как солнышко, точно таким же, как и его старший брат. Зачем ему вести неловкие беседы с ней? И так одна крыша над головой, всё это жутко некомфортно. Однако в этот момент Сенджуро ускорил шаги и догнал её. — Ямато-сан! Ты поссорилась с братом? — спросил он, поправляя лямки рюкзака. — Нет... А почему? — ответила она с интересом, вглядываясь в его глазки. — Братец грустит! Когда он гуляет один... — Ага. Сенджуро взглянул на пальцы, а затем снова на неё. — У тебя всё хорошо, Ямато-сан? Ты... хорошо себя чувствуешь? — Да. Спасибо. Сенджуро неловко улыбнулся. — Я рад! Мы с братцем часто за тебя переживаем! Неловко... — Да? Я думала, ты боишься меня. Маленький Сенджуро покраснел. Разговаривать с ней было для него жутко раньше. — Нет! Что ты... Я просто... боялся за брата. — Прости. — Ничего! Братец молодец, что помогает тебе! Ямато редко обращала внимание на комфорт других людей. Но сейчас ей действительно было... стыдно перед семьёй Ренгоку. Маленький Сенджуро должен был принять тот факт, что теперь она живет с ними, что пробуждалась по ночам из-за проблем, что видел своего брата в стрессе. Сейчас стыд пронзал её. Хотелось бы, чтобы всё было по-другому. Сенджуро — чистый лист, добрый человек и в целом милый ребёнок. И вот он уже видит все эти страшные вещи, которые происходили с Ямато, которая ему, по сути, никто. Но он — солнышко. Ни разу не выразил недовольство этим, и, на самом деле, не был недоволен. Просто страшно было. Маленький и светлый. — Сенджуро. — Да? — тихо ответил он. — Хочешь мороженое? Он удивился. — Д-да... Это было бы здорово, Ямато-сан! Она слабо улыбнулась. И хотя поделиться с ним квартирой и мороженым — несравненные вещи, но всё же.

𓇚

Ренгоку шёл через улицы, в свете тусклых фонарей, его шаги терялись в пустых переулках. Дом Ямато был в его поле зрения — он взглянул на него, потом перевёл взгляд на свой. Он двигался медленно, поглощённый своими мыслями. Пакет в руках шуршал на каждом шаге — ничего особенного внутри, только кофе с корицей, кола для братца и яблоки. Всё просто. Всё же... что-то не так. Когда он открыл дверь и вошёл, смех младшего брата заполнил воздух. Смех Сенджуро. Его голос был громким, восторженным, кажется, он рассказывал что-то про свои игрушки, и, судя по всему, был в полном восторге. Ренгоку улыбнулся, чуть заметно, понимая, что это момент, который он уже давно не замечал. Он не хотел вмешиваться. Включив свет на кухне, он начал распаковывать пакет. Но что-то привлекло его внимание. Ваза. Прозрачная ваза с подсолнухами. Большими, яркими, как будто они только что были сорваны с поля, с каждым из них было что-то такое... живое. Странно. Это Ямато поставила их? Может, с поля? Он даже не заметил…