Реабилитация

Видеть. Вот где ужасное проклятье. Уметь видеть и понимать какая удача, какой дар досталось другому. Несправедливо. И кому? Карикатуре на меня — королю, у которого уже всё есть, или напротив — пешке, что даже не оценит? Осознание этого накатывает волнами, как тошнота. Если бы я мог, я бы сейчас позеленел. А впрочем, все видят это чувство чёрно-белым: оно, заставляющее бледнеть, поглощающее изнутри непроницаемой чернотой — кажется далёким от сведения личных счётов. Напротив, завидуя, я несчастен как ревнивец, которому отказал весь мир. И в самом деле, почему он устроен так, что всегда не мне?!

      Вдалеке стоял он. Догдэй.       Мир вокруг остановился, когда их взгляды встретились. Сердце Кэтнапа, бившееся в бешеном ритме, замерло.       Пожалуй, это была последняя личность, которую он хотел бы видеть сейчас. Глупый еретик, что упёрся и отрицал простые истины. Своими выходками пес лишь гневал Божество — и понёс соответствующее наказание. Ведь Он мог всех спасти. Ведь все могло сложиться по-другому, если бы он принял судьбу, что была предначертана свыше. Он должен был жить во славу Бога. Должен был служить.       Они не виделись всего лишь около двух-трех суток — однако, по ощущениям прошла целая вечность. Догдэй очень сильно изменился — прежним оставался только раскрас, но и тот словно выцвел, побледнел.       Пес стоял на задних лапах, убрав передние за спину. Стоял неподвижно, словно вырезанный из камня. Казалось, он не дышал, не моргал, не двигался. Лишённый всех признаков жизни, пес был похож на скульптуру из воска, которую можно легко разбить одним неосторожным движением. Его тело, одетое в белое приталенное пальто, было непривычно крепким, с острыми плечами и локтями, длинными руками и узкой, почти человеческой шеей. Висячие уши и полы пальто затемнялись к низу: цвет перетекал в чёрный — такого же цвета рубашка и пояс, держащий белые классические брюки.       Пальто было расстегнуто, так что под ним виднелись два контрастно-белых (относительно рубашке) ремня, что крест-накрест тянулись через грудь существа, от плеча к противоположному боку и куда-то за спину, под верхнюю одежду. На ногах были чёрные ботинки, а весь образ завершал галстук-жабо на шее, и… Тени для век?       Взляд кота был прикован только к лицу Догдэя. Его морда, остроносая и с чрезмерно коротким для собаки рылом, казалась слишком выразительной для животного, слишком человеческой. Но при этом она была лишена эмоций, словно неспособная ни к страху, ни к радости. Широкая искусственная улыбка сменилась на тонкий рот, плотно сжатый линией бледных губ, а острые скулы словно выбивались из общей картины и не вписывались.       Оно было ужасно. Не потому что уродливо или безобразно, а по причине того, что слишком походило на людское. Кэтнап много раз видел людей: в халатах, в детских комбинезончиках, в костюмах хим. защиты. И это существо повзаимствовало от них многое, однако, не теряла и животных черт: шерсть с густым подшерстком, длинные висячие уши, хвост, скрытый под одеждой, и черный нос. С первого взгляда его лицо казалось заинтересованным, но непропорционально большие и глубоко посаженные глаза оставались холодными и бесчуственными. В них не было ни живого отблеска, ни тени интереса к кружающему миру. В этих неестественных глазах висела лишь пустота, бездна безразличия и отчуждения.       В нем было что-то не так. Не то, чтобы пес выглядел злым или агрессивным, просто в нем не было жизни, не было ни одного признака былого духа. Он был создан по образу и подобию живого человека, но с холодным, — даже не собачьим, — с искусственным сердцем. Обретя новое тело, он словно так и оставался игрушкой — искусно сделанной, но неспособной к жизни. Его безэмоциональность, чрезмерно человеческая форма и неживой взгляд вызывали иррациональный, глубокий и непонятный страх вперемешку с зарождающимся отвращением — от этих чёрных глаз хотелось спрятаться, закрыться, убежать — да что угодно! Однако, бегали только мысли в голове и мурашки вдоль позвоночника. Шерсть на загривке поднялась, а он так и стоял на одном месте, скованный тревогой. Одно только существование этого пса нарушало естественный порядок вещей, заставляло сомневаться в реальности происходящего.       — Между прочим, вот так пялиться на незнакомца — совсем уж неприлично. — Вкрадчиво произнес Догдэй. Этот голос выдернул Кэтнапа из размышлений. Тон был спокойный и ровный. Незнакомца.?       Их разделяло расстояние примерно в два метра. Боже! Когда он успел так близко подкрасться? «Незнакомец» явно ждал ответа — однако, кот совершенно не знал, что можно сказать в данной ситуации. Неловкая пауза так бы и тянулась, но Догдэй жестом подозвал его к себе. Кэтнап заметил на руках пса чёрные бархатные перчатки. Кот сглотнул ком в горле и всё же подошёл к нему — даже будучи немного ниже, тот умудрялся смотреть на него сверху вниз.       — Пойдём со мной.

***

      Они подходили к массивным воротам, что закрывали вход в город. Догдэй был впереди. Он держал осанку и шёл уверенно, привычно сложив руки за спиной. Движения были плавными, но в то же время в них чувствовалась необычная твёрдость.       Кэтнап отставал на полметра. Ветра не было, но широкие штаны развевались от каждого шага. Он смотрел в пол, не решаясь поднять взгляда, и просто следовал за псом.       — Мы пришли. Добро пожаловать на этаж Зависти.       Ворота медленно открылись; Догдэй пропустил вперёд кота, а затем зашёл и сам. Взору Кэтнапа предстал пыльный город, совсем не похожий на тот, что он себе представлял…       Широкая улица, по которой они шли, была окружена одноэтажными домиками песочного цвета, с крышами, покрытыми черепицей. Кирпичи потрескавшиеся, сухие, и даже визуально было понятно, что они очень легко крошатся. Домики отличались друг от друга лишь вывесками и витринами, в остальном были идентичны. Кэтнап догадался, что это магазины, но текст прочесть не мог — тот был написан на странном языке, который он, впрочем, уже где-то видел. Рука сжала кулон в кармане. Да, точно! Кажется, это был местный язык. Знает ли его Догдэй? Нужно будет как нибудь спросить… Если он вообще захочет разговаривать.       Помимо магазинов вдоль улицы размещались и другие здания. Фасад тот же, однако, вместо клумб с засохшими цветами перед ними стояли деревянные столики и стулья, а на них — за единственным занятым столиком — сидела пара странных существ: они очень сильно походили на людей, но тонкая кожа, обтягивающая кости, была серой, а вместо глаз — пустые чёрные глазницы. На обоих белые рубашки и чёрные брюки, волосы собраны в низкий хвост. «Люди», что выглядели как две капли воды, неторопливо потягивали напитки из стаканов с трубочкой и разговаривали вполголоса, косясь на лидера. Кэтнап не понимал их речи, однако, звучала она ну очень необычно… Брр.       Дорога вела к большой площади, вымощенной потрескавшейся светлой плиткой. В её середине стоял неработающий фонтан, окружали территорию деревья, причём не зелёные, а сухие и мёртвые.       — Это главная площадь, сердце города. Обычно здесь больше народа, но сегодня люди немного заняты.       «Было бы здорово, если бы оно ещё и не выглядело настолько угнетающе…»       Кэтнап решил оставить эту мысль при себе, так что лишь поджал губы и оглянулся по сторонам. Людей и вправду было мало — небольшими кучками они стояли около фонтана или сидели на лавочках, удивленно смотрели на новоприбывшего и переговаривались между собой. Абсолютно все носили черно-белую одежду, в одном стиле: сверху белые рубашки, а снизу длинные чёрные юбки или брюки такого же цвета. У кого были длинные волосы, они были собраны в низкий хвост. Люди отличались лишь ростом, даже самые маленькие, — кажется, это были дети, — носили то же самое, что и взрослые: белый верх и черный низ. Однако, в глаза сразу бросался один человек, что отличался от остальных, даже несмотря на общую «униформу».       С одеждой у него все было в порядке, если это можно так называть: просто то же, что и у всех.       Что особенно привлекло внимание Кэтнапа, это лицо.

Вернее, его отсутствие.

      На месте лица у этого человека был красный противогаз с темно-синим фильтром. Стык предмета с кожей был прикрыт черными волосами, так что, поскольку резинки на затылке или другого крепления не было видно, он предположил, что этот противогаз крепился прямиком к лицу.       Что-же это такое? Сначала люди-копирки друг друга, а затем — человек с противогазом вместо лица? Что, простите?       От главной площади дороги расходились в разные стороны, где также находились магазины и кафе, но пёс вёл их вперёд,       — Догдэй? — Аккуратно спросил Кэтнап, не уверенный, как пёс на это отреагирует, но тот абсолютно спокойно повернулся к коту, дабы узнать, в чем дело.       — Я слушаю.       — Что это за серые существа?       — Это люди. Вернее, мы их так называем, но по факту они являются лишь душами умерших людей.       — Но они же… Живые? В смысле, они ходят, пьют, едят… Дышут, наверное?       — И ты тоже ходишь, тоже дышишь. Но и ты умер, как и я. Как и мы все здесь.       Кэтнап остановился, как вкопанный.       — Я умер?       Догдэй кивнул. Нахмурившись, кот задумался. Из головы совсем вылетели последние события, но когда он к ним возвращался, большинство из них постепенно преобретали смысл.       «Что-ж, это многое объясняет…»       — Все люди — работники фабрики или другие близко связанные с Плейтайм.ко люди. — Начал Догдэй. — Большинство умерли непосредственно во время Часа Радости, и здесь они находятся именно в том виде, в каком были тогда…       Кот внимательно слушал собеседника, стараясь запомнить информацию, однако, что-то не складывалось. «В том виде, в котором были тогда? Вряд ли всё Плейтайм.ко носило одинаковые рубашки и брюки..." Хотя в целом, кажется, пёс был настроен на разговор, в его тоне не проскакивало никаких враждебных ноток. И на том спасибо.       —...Есть еще одна категория — дети, воспитанники Плейкейр. Они выглядят также, как и взрослые люди, но ниже, носят детскую одежду. Их меньше, чем взрослых. Видел хоть одного?       Кэтнап закивал, вспоминая толпу на площади. В памяти тут же всплыл человек в противогазе.       — Если есть еще вопросы — задавай. — Очень кстати произнес пёс. — А почему некоторые люди отличаются от остальных? — Всмысле? — у большинства на лице ничего нет, но я видел человека в противогазе, и...       Дальше он не слушал. Догдэю очень хотелось язвить. «А я то думал, что это ты мне расскажешь!» — крутился в голове ответ на поставленный вопрос. Но пёс лишь крепче сжал челюсть и глубоко вдохнул. «Нет, серьёзно, догадался бы сам, почему человек в противогазе…» — Какой ты внимательный. — Заметил пёс. Кэтнап не понял, был ли это сарказм, но он тут же весь сжался и потупил взгляд, опустил голову. Догдэй заметил это и прикусил внутреннюю сторону щеки, а затем продолжил говорить уже в более распологающем тоне:       — Это скорее исключение из правил, нежели закономерность. Их одежда снимается, но некоторые аксессуары, если те как-то особенно повлияли на них при жизни, отныне с ними навсегда. Это только моя догадка, но скорее всего тот противогаз сейчас является частью лица человека, носящего его. И, насколько мне известно, такой человек у нас один на весь город. — Монотонно произнес Догдэй, поджав губы на последней фразе.       — Так это значит…?       — Какого цвета был противогаз?       — Красный… Ох. — Кэтнап спрятал лицо в ладонях. Пазл сложился. — Я понял.       Догдэй кивнул, переводя взгляд на дорогу:       — Идти осталось немного.       — А куда мы идём?       — Узнаешь.       Кэтнап решил больше не задавать вопросов. Хотя Догдэй отвечал на всё, а тон был нейтрально — возможо — положительный, он чувствовал то ли некую недосказанность, то ли притворство вперемешку с неприязнью.       Что-то в нем было не так. Совсем не так! Что-то отталкивало, несмотря на вежливость, что-то не давало расслабиться. Из самых глубин души, оно призывало оставаться настороже. Призывало не терять бдительности рядом с ним!       Он ощутил, как чуство вины острой иголочкой кольнуло прямо в сердце. «А ведь должно быть наоборот… Не он меня должен пугать…» После всего того, через что псу пришлось пройти, он мало того, что вообще терпит кота — ведёт куда-то, объясняет, что да как!       «Нет, все хорошо. Всё нормально. Он сам виноват. Я делал это ради всеобщей свободы. Нужно было принять Его волю. Он мог всех спасти.»       Кот пытался успокоить себя, но не выходило.              «Если мог, то почему не спас? Или это я всё испортил тем, что не остановил человека? О, черт…»       Погруженный в размышления, Кэтнап не заметил, как они дошли до белого здания, окруженного железным забором, что было намного крупнее магазинов и жилых домиков. Пёс остановился — кот едва ли не врезался в Догдэя, когда тот открывал дверь калитки ключом из связки. Тут он краем глаза заметил мелькнувший брелок в виде солнышка, но не успел разглядеть: пёс убрал ключи в карман. Он пропустил вперёд кота, зашёл сам, а затем лёгким поклоном ответил на приветствие охранников, стоящих у входа в основное здание. Они узнали Догдэя и без вопросов пропустили, однако, Кэтнап буквально кожей почувствовал на себе их оценивающий взгляд. Кот сглотнул комочек, внезапно подступивший к горлу, и, втянув голову в плечи, вслед за псом поднялся по ступенькам в само здание.       Сразу при входе их встретила стойка администрации, где со скучающим видом сидел человек, подперев голову рукой. При виде лидера он тут же встрепенулся, поднялся со стула и поклонился. Догдэй, так же как и с охранниками, повторил его жест.       Он прошёл вглубь здания сквозь рамку металлоискателя. Несмотря на писк, его пропустили после того как он показал им ключи (именно они и пищали), а Кэтнапа заставили целиком выворачивать карманы, хотя в них, кроме подвески, ничего толком и не было. Миновав рамку, он почувствовал, как за запястья его схватило что-то холодное, и это «что-то» потащило его в сторону пса.       — Иди за мной.       — А мы вообще где?       Догдэй не ответил, так что Кэтнапу оставалось лишь послушаться и выполнить сказанное. Пес вёл его по длинному коридору с лестницей в конце, справа и слева в нем были крепкие двери, а в каждой из них — окошко. Кэтнап заглядывал в каждое — за ними были маленькие комнатки, отделанные белым материалом. Стены, пол, потолок — все стерильно чистое, а из предметов интерьера только койки, вделанные в стену, да книга в красном переплёте. В каждой комнате находилось по человеку, что либо ходили кругами по камере, либо сидели и о чем-то думали, пялясь в стенку. Некоторые читали книгу, кто-то просто держал её в руках — но большинство к ней даже не прикоснулось, отбросив в дальний угол. Внезапно, он осознал…       «Это что — тюрьма?!»       О нет. О нет! Всё, пришёл час расплаты. Сейчас его закроют в камере и привяжут ремнями, а затем будут пытать и давить морально. Не-ет! Может, есть шанс все исправить? Извиниться?..       Догдэй, таща за собой упирающегося кота, подошёл к одной из дверей и достал из кармана связку ключей.       — Постой-постой! Куда это ты меня ведёшь?!       Их взгляды встретились. Пес выразительно поднял бровь и не сказал ни слова, а затем открыл перед ним дверь.       — Заходи.       — Зачем?       — Затем, что я так сказал. — Холодно отрезал Догдэй. Кэтнапу ничего не осталось, кроме как на свой страх и риск зайти в камеру. Ноги подкашивались, он в последний раз оглянулся на выход:       — Жди меня здесь. — Напоследок сказал пёс перед тем, как скрыться за дверью. В тишине камеры замок щёлкнул ужасающе громко, словно отрезая его от внешнего мира. Кэтнап сглотнул и медленно перевел взгляд на человека, сидящего на койке; тот с интересом разглядывал кота.

***

      Догдэй вышел из здания «изолятора». Он изо всех сил старался идти нормально, но с каждым шагом пёс все больше и больше ускорялся, а поступь тяжелела. Кэтнап. Кэтнап! Как он вообще тут оказался?! Этажей всего семь — как было и зверят ещё вчера. Восьмой член ранее сплоченной команды отныне абсолютно не вписывался в неё, был лишним, забытым и отвергнутым.       Никто не ждал Кэтнапа. Никто даже и подумать не мог, что рано или поздно тот заявится. Никто — сто процентов! — не был, и не будет ему рад.       Догдэй плотно сжал губы и тихо зарычал себе под нос. И что с ним теперь делать?! Оставить в тюрьме? Вести домой? Как отреагируют остальные? А сам он как должен к этому относиться? С одной стороны, кота жалко: он напуган, не понимает, что происходит и, вероятно, дико голоден. Догдэй, как и все остальные, был на его месте, так что…       …С другой стороны, как же этот кот неимоверно раздражает и злит! Весь такой жалкий и запуганный, «ой-ой, куда это ты меня ведёшь?!» — а его это вообще касаться не должно! Сказано идти — значит, нужно закрыть рот и идти, не задавая лишних вопросов. Таких дел натворил, и ещё имеет наглость препираться? Интересное дело! Нет, это нельзя так оставлять. Он должен знать свое место и научиться если не хорошим манерам, то хотя бы уважению.       «Нужно посовещаться…» — Догдэй свернул на безлюдную аллею и быстрым шагом направился к своему дому, в одиночестве стоящему на вершине небольшого холма. Странное чувство тревоги вперемешку с отвращением и ненавистью с каждым шагом всё больше и больше наполняло его, но пёс старался не обращать внимания и просто продолжать путь. Меньше всего сейчас нужно поддаваться эмоциям, что накрывают мозг, словно пелена. От них никогда ничего хорошего ждать не стоит. Только холодный расчет, только рациональное мышление. Однако, в голове уже была каша, — но как же хорошо, что есть друзья!       Не разуваясь, Догдэй зашел домой и сразу же поднялся на второй этаж, прошёл в свою комнату и сел за туалетный столик, на котором стоял телефонный аппарат. Пёс набрал нужный номер и приложил трубку к уху. Пока раздавались гудки, он вглядывался в свое встревоженное отражение в зеркале, — ох, даже тени смазались! Догдэй потянулся рукой к косметичке, чтобы быстренько все исправить.       — Алло?       — Здравствуй, Крафти, это Догдэй. Ты сильно занята?       — Здравствуй! Не особо. Что-то случилось?       — Да! Я могу прийти к тебе прямо сейчас?       — Насколько все серьёзно?       — Максимально!       — Ужас… А что, сообственно, случилось?       — Это не телефонный разговор.       Было слышно, как Крафти ахнула; Догдэй продолжал смотреть на свое отражение. Неидеальность раздражала.       — Конечно приходи!       — Спасибо… Ой, стой! Ещё кое-что!       — Слушаю.       — У тебя есть мясо?       Крафти, подвиснув на мгновение, изумленно подняла брови, хотя пёс этого и не видел.       — Что, прости? Какое мясо? Разве ты его ешь?       — Нет, но… Ух-х, я потом расскажу. Так что, да или нет?       — Кажется, да, но я лучше проверю.       — Хорошо, спасибо! Я скоро буду.       — До встречи! Ты меня заинтриговал. С тебя подробный рассказ обо всем, жду!       Догдэй кривовато усмехнулся и положил трубку, после чего сразу же достал палетку теней и кисть. Было буквально пять минут, чтобы все поправить, но этого времени вполне достаточно.

***

      От страха едва ли не парализовало. Кэтнап продолжал глядеть в пустые чёрные глазницы, потихоньку пятясь назад. Путей отступления нет. Что в головах у этих людей? Человек, склонив голову набок, смотрел на него в ответ, пока не похлопал рукой по койке рядом с собой.       — ███, ██████ ███ █████? ██ █████, █ ██ ███████ ███ █████! Кэтнап не понял ни слова, но интонация была приветливой, — что уже радовало. Кажется, он приглашал присесть рядом.? Кот решил, что он, пожалуй, откажется.       — …Чего?       Человек, — судя по черным, подстриженным под каре волосам, это была девушка, — сначала хлопнула себя по лбу, а затем дружелюбно помахала рукой в знак приветствия. Кэтнап неуверенно повторил жест, но подходить не спешил.       Она вновь что-то сказала, но единственное, что кот разобрал — «Санни». Вероятно, это было её имя?       — Вас зовут Санни, да? — Тихо спросил он, больше как утверждение для самого себя. На удивление, девушка активно закивала; Кэтнап удивленно вытаращился на неё.       — Вы меня понимаете?       Кивок.       — А как...?       Она развела руками в стороны. Что-ж, это облегчало коммуникацию...?       — Кэтнап. Приятно познакомиться...?       Санни поднялась с койки, и, кивая, с улыбкой протянула руку для рукопожатия. Она что-то говорила, и судя по тону это «что-то» содержанием очень походило на «спасибо, мне тоже!», но он не мог быть уверен. Кэтнап ответил на жест, после чего та вернулась на койку и села, скрестив ноги. Она с интересом разглядывала кота.       — █ ██ ██ ███████, ██?       — Я… ничего не понимаю...?       Она вздохнула, опустив взгляд. Кот видел, что девушку что-то интересовало, но не мог понять, что именно… Нужно было разбавить обстановку, так что он решил просто позадовать ей случайные вопросы, раз уж она понимала его речь.       — Это же тюрьма, верно? — Кот выдал первое, что пришло ему на ум.       Кивок.       — Вы не знаете, а меня выпустят.? Я же ничего не сделал…       Она пожала плечами, смотря на него понимающим взглядом. Кэтнап никак не мог понять, за что вообще тут оказался, — и, судя по её лицу, у Санни была аналогичная ситуация. Хотя нормально расспросить возможности не было, он все равно мог задавать вопросы, а девушка в ответ кивала бы или мотала головой. Она молчала, ведь знала, что кот все равно не поймёт её, хотя это и было странно. Он что, не местный?       — Вы тоже попали сюда ни за что?              Санни задумалась на пару секунд и неопределённо качнулась вперёд.       —…Всмысле? Вы все же что-то сделали?       Девушка пожала плечами и яро замотала головой из стороны в сторону. Распущенные волосы колыхались от каждого движения, и она тут же показала на них рукой. Волосы были до плеч, но Санни опустила ладонь ниже, примерно до середины лопаток, и сделала жест на подобии ножниц. Кэтнап сконфуженно заморгал, а потом вспомнил людей на площади: волосы девушек были собраны в низкий хвост. Он перевел взгляд на Санни: со своим каре она отличалась. Нет, ну это совсем уже странно!       — Вы отрезали волосы.?       Кивок.       — …И за это оказались в тюрьме?       Очередной кивок.       — Это бред!       С горькой улыбкой она вновь закивала и указала рукой на книгу на полу. Кэтнап грустно усмехнулся:       — Я же все равно ничего не пойму…

***

      — И снова здравствуй, Крафти. — Догдэй поклонился. Она, улыбнувшись, ответила мягким кивком головы.       — Здравствуй, проходи! Прости, чай не предлагаю.       — Ничего страшного, нам нужно многое обсудить. Не будем тратить время. — Догдэй снял обувь и прошёл в гостиную за подругой, что уже ждала его там.       — У меня есть для тебя кое-что, — Начал пёс, доставая из кармана несколько листов бумаги, сложенных пополам. Крафти с интересом пододвинулась ближе, и Догдэй тут же протянул их ей. — Отчёты насчёт завода. Все хорошо, я устроил народ, они будут работать в три смены. Что насчёт материалов?       Единорожка быстро пробежалась глазами по тексту, и, одобрительно кивнув, убрала листы в один из многочисленных карманов юбки.       — Я поговорила с Киккеном, он согласен. Всё будет.       — Хорошо. Позвони мне, когда решите этот вопрос, и мы будем готовы начать.       — Как скажешь. Так, Догдэй, — окликнула его Крафти, хлопнув в ладоши. — Не переводи тему. Ты ведь не ради этого пришёл ко мне, да?       Вдох. Выдох.       — Да. — Признался пёс. — И Это просто кошмар.       — Что такое? — Взволнованно спросила крафти.       Ещё раз. Вдох. Выдох. Пульс гулким эхом отдавался в ушах.       — Тебя аккуратно подвести или сказать напрямую?       — Давай напрямую.       — Кэтнап вернулся. — Выдавил из себя Догдэй после небольшой паузы, опустив взгляд.       Крафти застыла, словно статуя, взгляд её остановился на друге, а сердце бешено заколотилось в груди.       — Он… Он вернулся? — Прошептала она голосом, хриплым от неверия. Пёс, нервно теребя в руках галстук, кивнул.       Тот, кто, как они считали, был навсегда заперт в стенах фабрики, был не просто последним выжившим. Он был призраком прошлого, кого все они так сильно хотели забыть. Раны только-только затянулись, жизнь начала налаживаться, а он, как незваный гость, снова появился чтобы отравить её, нарушить хрупкий мир, что они так упорно строили.       В её глазах застыл ужас. Она смутно помнила Догдэя до (и после) событий Часа Радости, но видела, насколько сильно он изменился с тех пор. Насколько закрылся в себе, помрачнел, выгорел, да и в целом стал лишь тенью того, кем был раньше; прямо сейчас на неё пустыми глазами смотрел совсем не тот жизнерадостный пёс, что любил шумные и активные игры с самыми маленькими детьми, а старших поддерживал, как мог, отдавая всего себя. Время, проведённое с этим котом, совсем сломало его.       Пока Крафти «переваривала» информацию, Догдэй продолжил говорить:       — Вот… Я не знаю, что теперь делать с ним. Сообственно за этим я и пришёл к тебе. — Говоря это, он едва ли не до хруста заламывал пальцы. — Сейчас кот сидит в изоляторе, но… Я не знаю. Мне держать его там? Или вести домой?       С рычанием он опустил голову и зарылся дрожащими руками в шерсть на затылке; уши упали псу на лицо, закрывая целиком. Крафти осторожно пододвинулась ближе.       — Ты хочешь вести его домой?       Догдэй откинул уши назад и начал массировать виски, все ещё держа голову опущенной. Та начинала побаливать, но пёс всеми силами игнорировал это. «Нет.»       — Мне придётся.       — Почему?       — Потому что… Ух-х, — Он наконец поднял голову, — ты представляешь, насколько ему сейчас страшно? Он ничего не понимает, ему, вероятно, больно, так еще и в тюрьму посадили…       — Догдэй… — Тихо начала Крафти.       —…Я к тому, что все мы через это проходили. Неприязнь неприязнью, но это уже дело чести, и…       — Догдэй.       — …Будет неправильно просто оставить его одного. Несмотря ни на что… — Продолжал он, совершенно уйдя в свои мысли.       — Догдэй! — Прикрикнула Крафти, привлекая его внимание; пёс вздрогнул, но наконец повернулся к ней. — Ох, прости, но ты меня не слышал… Догдэй, посмотри на себя. Ты буквально весь трясешься. Как ты собрался жить с ним под одной крышей?       Пёс посмотрел на одну из своих рук — та дрожала, словно осиновый лист на ветру. Головная боль усиливалась. Догдэй сжал её в кулак и перевел тяжёлый взгляд на подругу.       — Я не волнуюсь. — Голос звучал абсолютно серьёзно, спокойно и холодно.       — Да?       — Да.       Она недоверчиво уставилась на друга. Пёс уставился в ответ и их взгляды встретились.       — Но… Ах, ладно. — Крафти хотела сказать что-то ещё, но передумала. — Делай, как считаешь нужным. Ты уверен, что вести его домой — безопасно?       — Не очень, но других вариантов нет.       Крафти скептически подняла бровь. Догдэй это заметил.       — Что? Я уже сказал, оставлять его в тюрьме — плохая идея.       — Тогда будь осторожен.       — Само собой разумеется. — Кивнул пёс.       — У тебя есть гостевая комната, да?       — Да. Я буду закрывать её дверь на ночь, если ты об этом.       — Отлично, именно это я и хотела спросить. Я все ещё не до конца понимаю тебя, но… Ладно. Другие в курсе про Кэтнапа?       — Нет. Я не рассказывал.              — Тогда знаешь, как можно сделать? Устроим собрание, представим на нем его всем остальным. — Предложила Крафти.       — Думаешь, это хорошая идея? Мы не можем быть уверены, как отреагируют… Некоторые личности.       — Однозначно. В любом случае, эта идея — самая рациональная из всех возможных, и, в любом случае, мы разберёмся со всеми сложностями вместе. Боишься, что она его задушит? — Единорог усмехнулась, поднимаясь с диванчика, на котором сидели друзья.       — Вполне в характере Хоппи. — Догдэй попытался улыбнуться в ответ, но вышло, мягко говоря, не очень.       — Пойдём. Я, кажется, догадалась, зачем тебе мясо.       Уже на кухне Крафти открыла дверцу морозилки и заглянула внутрь, а затем достала из неё то, что искала. Догдэй с отвращением смотрел на прозрачный полиэтиленовый пакет, в котором лежал мокрый кусок мяса, покрытый красноватой жидкостью.       — Вот… Не беспокойся, оно нормальное, но я не знаю, сколько лежало там. Я как-то собиралась делать мясные рулетики, на этом все и остановилось… Ты в порядке? — Единорог, стоя с пакетом в руках, встревоженно перевела вгляд на Догдэя, что выглядел так, словно его сейчас стошнит.       — Да… Ничего страшного. Уверен, ему понравится.       — Ты забираешь мясо?       — Если ты не против.       — Оно мне не нужно, — Тем не менее, Крафти очень неохотно передала пакет псу; Догдэй принял его точно также, но уже из-за отвращения к содержимому. — Дать тебе пакетик, чтобы донести до дома?       — Да, пожалуйста.       Спустя ещё 15 минут, в течении которых они разговаривали о разных мелочах, Догдэй стоял около двери с плотным и (слава Богу) непрозрачным белым пакетом. Крафти провожала его:       — Еще раз спасибо за отчеты, насчет собрания я всем сообщу. Звони если что, ладно? И будь осторожен.       — Хорошо.       — Следи за ним.       — Хорошо. — В очередной раз кивнул пёс.       — Удачи, Догдэй. — Произнесла она на прощание.

***

      Санни со скучающим видом листала книгу. Кэтнап, закрыв глаза, сидел в углу камеры и думал… Думал обо всем, что с ним произошло за такой короткий промежуток времени. Думал о Нем, думал об этих серых людях. Думал о еде. Как же он голоден! Думал про то, как…       Санни с резким хлопком закрыла книгу и Кэтнап распахнул глаза, подскочив от неожиданности — внезапный звук вывел его из размышлений. Девушка пробормотала что-то извиняющимся тоном и устало легла на койку, подложив руку под голову. «Да, отличная идея». Кот повторил её действия и устроился полусидя, спиной обперевшись об стенку. Он закрыл глаза. Сколько он тут уже сидел? Час? Два? Или больше? Время тянулось, как резина, делать было нечего, — ведь даже нормально поговорить с «сокамерницей» возможности не предоставлялось. Она что-то бормотала себе под нос, но для Кэтнапа эти слова не несли никакой смысловой нагрузки.       «Что-ж, меня по крайней мере не распотрошили… Уже лучше, чем ничего.» — Думал он, в сотый раз обводя белую комнатку взглядом.       — И сколько нам тут сидеть? — Спросил кот, дабы хоть как-то разбавить тишину. Ему ведь даже ничего не сказали, просто привели и оставили.       Санни перевернулась на живот и посмотрела на Кэтнапа, руками нарисовала в воздухе контур ушей, свисающих по бокам головы, а затем рукой указала на дверь. Кот пару секунд обдумывал показанное, а потом предположил:       — Пока Догдэй не вернётся?       Она кивнула. Бинго!       «Ну и когда он придёт? И придёт ли вообще…»       Вспомнишь солнце — вот и лучик: в замке заскрежетал замок, и мгновением позже дверь открылась. Там стоял Догдэй, как обычно выпрямившись по струночке и убрав руки за спину.       — Кэтнап, пошли. С Вами я поговорю позже. — Он сдержанно кивнул сидящей на койке Санни. Она не смела перечить лидеру, но, проходя мимо, Кэтнап сумел прочитать в глазах девушки весь спектр эмоций: от удивления и негодования до самой откровенной зависти. Зависти, потому что он отличается. Зависти, потому что его освободили, несмотря на первый пункт. Потому что сам лидер обратил на него внимание, и сейчас куда-то ведёт с собой, а все её попытки выделиться из серой массы обернулись только вероятным тюремным сроком.       Он фиолетовый (где-ж такое видано?!), у него два треугольных ушка (а вот у лидера они висячие!) и чересчур длинный хвост (возмутительно!). Он носит только чёрное. У него странная манера речи. Он не знает базовых вещей.       Она одевается по правилам и всего-лишь изменила причёску, чтобы та больше подходила к лицу.       Он не понимает ни слова. Он ведёт себя странно. Он не похож на лидера. Он один такой на весь этаж. Он нарушает кодекс. Его отпустили.       С самой смерти она была достойным жителем этажа. Она одной из первых устроилась на завод, услышав о его открытии. Она хотела быть полезной. Она хотела быть той, кем можно гордиться. И она была ей. Она была лучшей версией себя. Неужели этого недостаточно? Неужели она хуже этого хвостатого существа, несмотря на все то, что делает? Несмотря на то, как старается? Неужели всех её заслуг мало?       Неужели кому-то достаточно изменить прическу, чтобы угодить в изолятор, а кто-то безнаказанно разгуливает по улочкам просто потому что особенный? Потому что фиолетовый? А разве фиолетовый лучше серого? Или ему просто повезло?

Несправедливо.

Лидер противоречит сам себе.

Различия — это хорошо.

Разное отношение — это ужасно.

      Тяжелым взглядом исподлобья она проводила его до самой двери, а затем та захлопнулась, вновь их разделяя, и с этим звуком у неё в груди что-то рухнуло. Та хрупкая дружба, что построилась между ними за время непродолжительного заключения распалась в пух и прах. Зависть текла по жилам, с каждой секундой наполняя все больше и больше. Хотелось рвать и метать. Содрать кожу, разодрать себе грудь, ведь внутри что-то неистово ныло. Она заскрежетала зубами. И вот опять. И снова она одна сидит в этой камере, а существо разгуливает на свободе просто за то, что существует. Как его звали, Кэтнап?       Чтоб ты подавился, Кэтнап.

***

      «Разгуливает на свободе», пожалуй, сказано слишком сильно, ведь несмотря на то, что никто кота не держал — ему приходилось хвостиком следовать за Догдэем по целому ряду причин. Первая — один он просто потеряется в этом городе. Вторая — не хотелось злить пса. Третья — в руке у него был пакет, из которого пахло не особо аппетитной, но какой-никакой едой: голод гложил все больше и больше. Так что кот просто шёл за старым знакомым, не задавая лишних вопросов и периодически поглядывая на этот пакет. После отсидки в тюрьме уже было плевать, куда его ведут, главное, что авось покормят.       Догдэй чувствовал себя так, словно все происходящее вокруг — сон под температурой 40 с лишним градусов. Ещё вчера он спокойно себе занимался повседневными делами, устраивал людей в цеха, прогуливался по парку, — а что сегодня? Ведёт домой кота, что когда-то давно нашептывал ему вещи по типу: «Прототип всех нас спасёт, ты только верь, и он обязательно поможет…», в следствие чего пёс — внезапно! — лишился задних лап, а ещё немного погодя — его едва ли не вывернуло наизнанку, причём буквально: наблюдать, как сообственные кишочки свешиваются чуть ли не до пола — такое себе удовольствие.       Дорога до главной площади, где было практически пусто, — Кэтнап предположил, что это из-за того, что уже поздно, — прошла в давящем молчании. Пёс вел их вперёд, а затем свернул к подножию небольшого холма, на вершине которого стоял двухэтажный белый дом. Дорога к нему пролегала через рощу сухих голых деревьев, что-то на подобии лесного парка, но… Достаточно нагнетающего. Тропинка была украшена фонарями и скамеечками, и в этой роще, в отличии от города, было совсем уж пусто и тихо. Кривые деревья тянулись вверх, как столбы, паутинками сплетая голые ветви друг с другом. Тёмное пасмурное небо, лишенное луны и звезд из-за облачной завесы, освещалось лишь тёплым светом фонарей на обочине дороги, по которой шли два ранее близких друга, что ныне предпочитали тишину и полное игнорирование присутствия другого.       Уже зайдя домой, Догдэй отправил Кэтнапа мыть лапы, предварительно показав расположение комнат, а сам вогрузил пакет на кухонный стол и достал оттуда мясо, сдерживая рвотные позывы. Мало того, что с мясом их впринципе связывали не самые приятные воспоминания, так оно ещё и выглядело совершенно неаппетитно. Что это вообще за мясо такое? Лишь бы не человечина!       Хотя, он же не будет сам это есть. А кот любому радоваться должен — это, кажется, филе, что всяко лучше, чем выскабливать остатки органов из пластиковых тел игрушек, до этого невесть где валявшихся, или раз за разом обгладывать кости, оставшиеся от давно уже съеденных с потрохами трупов. Мерзость!       Пёс отрезал половину, выложил на тарелку и на время убрал в холодильник. Достал из ящика приборы. Кстати, про кота… Что-то его давно нет. Где он?       Только Догдэй хотел идти за Кэтнапом, дабы проверить, что он так долго делает в ванной, они едва не столкнулись в коридоре. Кот не объяснил свое длительное отсутствие и не горел желанием делать этого, однако, пёс всё равно расспросил.       — Где ты был? — Требовательно спросил он, скрестив руки на груди.       — Я мыл лапы! — И в подтверждение своим словам, Кэтнап поднял их, демонстрируя ещё влажную шерсть.       — Так долго? — Догдэй недоверчиво сщурился, заподозрив что-то неладное. По углам комнаты начал сгущаться чёрный туман.       — Я хотел… Хорошо промыть их. — Кот опустил глаза в пол. Не хотелось рассказывать, что сначала он завис, разглядывая свое отражение в зеркале, а затем не мог разобраться, как включить воду.       — Лжёшь. — Холодно процедил пёс сквозь зубы, продолжая прожигать тяжелым взглядом новоиспеченного соседа. — Если тебе задают вопрос — ты должен отвечать честно. Всё ясно?       Кот сглотнул комочек, подступивший к горлу. Температура в комнате словно упала на несколько градусов, а сам Догдэй казался ледяной фигурой, без иных чувств и эмоций помимо давящего недовольства.       — Да. Я не вру! — Голос предательски дрогнул.       «Я не слишком давлю на него?»       Пёс хотел сказать ещё что-то, но закрыл глаза и выдохнул, после чего махнул рукой и спокойно произнес:       — Спасибо. Садись за стол. — Догдэй указал рукой на стул с жёсткой спинкой.       Кэтнап не посмел ослушаться и выполнил сказанное. Колени странно дрожали. Пёс пугал все больше и больше, даже несмотря на видимое спокойствие. Что это сейчас была за вспышка холода? Паника нарастала, он часто-часто задышал, стараясь не выпускать из виду ни одного движения Догдэя. Что он делает? Открыл дверцу холодильника. Зачем? Кот попытался заглянуть внутрь, но своим телом пёс закрыл большую часть, да и в глазах всё расплывалось. Чтобы избавиться от размывчатости, Кэтнап быстро заморгал и протёр глаза; за это время Догдэй достал тарелку из холодильника и поставил ему прямо перед носом, после чего встал немного поодаль — второго стула не было.       — Ешь.       Кот подозрительно принюхался, не спеша приступать к трапезе и украдкой поглядывая на пса.       — Да не бойся ты так. Хорошее, вкусное… Наверное. Не пробовал. — Произнес Догдэй, подпирая рукой щеку.       — …А хочешь?       — Спасибо, откажусь. — И вышел из комнаты, чтобы не смущать кота во время еды.       В тот же момент Кэтнап, изнеможденный голодными годами, набросился на бедное мясо. Он жадно впивался в него клыками, отрывая огромные куски от жёсткой мякоти с такой силой, словно хотел разорвать на части, и глотал, толком не прожевывая. Снова и снова. Его челюсти двигались с нечеловеческой скоростью, из раза в раз повторяя процесс. Кусай, глотай, кусай, глотай. И ещё раз. И снова. Движимый лишь инстинктами, едва различая вкус. Спешно, беспорядочно жуя, он желал лишь поскорее набить желудок, пока на запах жизненно необходимой пищи не сползлась, как обычно, половина фабрики, пока у него не отобрали и эту крупицу, от которой полностью зависило всё выживание.       Стоп.

Нет.

Нет никакой фабрики.

Он не там.

      Кот немного притормозил и наконец нормально распробовал пищу. Солоноватое, с привкусом крови, мясо легко проскальзывало в глотку и дарило долгожданное чуство сытости. На вкус действительно было очень даже неплохо, особенно если сравнивать с тем, что он ел раньше. В основном приходилось довольствоваться либо гнильём, либо какими-то потрохами. Либо…       Догдэй вернулся. Кэтнап подавился, поняв, насколько это совпало с его мыслями.       — Ты доел? — спросил он, отвернувшись от кота к окну, ведь знал, что увиденное за столом ему не понравится.       — Да, почти…       На тарелке лежал остаток мяса, маленький шмоточек буквально на один укус.       Раньше он всегда относил самый лакомый кусочек к алтарю и никогда не доедал до конца, принося часть Божеству. Если же Бог не принимал подношения, то кот отдавал другим, более мелким игрушкам, что не в состоянии прокормиться самостоятельно. А что делать с остатком еды сейчас?       Кот поднял растерянный взгляд на Догдэя. Тот, поняв, что кот закончил трапезу, обернулся и увидел тот самый кусочек.       — Что такое?       «Я должен оставить Ему»       Кэтнап, опустив глаза, промолчал. Пёс устало произнес:       — Доедай и пойдём.       Кот покачал головой. Догдэй поджал губы.       — Не хочешь — не ешь…       «Что делать?!»       Он сжал сиденье стула настолько сильно, что костяшки пальцев побелели. Под давящим взглядом Догдэя мысли в голове путались и перекрикивали друг друга, а решение все никак не приходило. Счёт шёл на секунды. Картина перед глазами расплывалась, однако, проклятый кусок оставался настолько чётким, словно резкость выкрутили на максимум.       —…Просто выброси.       Кэтнап, словно очнувшись, наконец поднял на пса взгляд, абсолютно ничего не понимающий и даже немного негодующий. Что значит «выброси»? Это же еда! Её нельзя выбрасывать! Однако, кусок в горло абсолютно не лез…       —…Ну или оставь на тарелке. Пожалуйста, пошли. Ты не представляешь, насколько я хочу спать.       Кэтнап неуверенно поднялся со стула, косясь на еду. Он не мог это съесть. Это для Божества. Надеясь, что Он примет подношение при том, что алтарь отсутствует, кот с неуверенным кивком подошёл к Догдэю. Тот ответил ему тем же и направился к выходу из кухни, ведя за собой сожителя.       — Давай сразу уточним парочку правил, — Начал пёс, когда они поднимались по лестнице, — ты живёшь у меня дома, буквально на моей территории, так что огромная просьба ничего не трогать без моего разрешения. Сейчас я покажу тебе гостевую комнату, она будет практически полностью в твоём распоряжении. Также, можешь свободно ходить в ванную комнату, на кухню и в зал, но в остальные комнаты заходить не имеешь права. Ясно?       — Да.       — Отлично.       Они поднялись на второй этаж и прошли по небольшому коридору. Практически в самом его конце распологались две двери на противоположных сторонах; Догдэй свернул в левую.       Взору Кэтнапа предстала небольшая комната с окном напротив двери. Около стены стояла большая кровать с двумя тумбочками по бокам, на одной из них находилась лампа. Напротив кровати стоял шкаф с зеркальной дверцей, около него диванчик. Занавески, как и другие дополнительные предметы декора, отсутствовали: комната не могла похвастаться богатым интерьером, но в ней было все необходимое для жизни. Минималистично и чисто.       — Располагайся. В шкафу лежит немного базовой одежды, я принес на первое время, можешь носить. Моя комната напротив, если что-то понадобится — стучи. Я закрою тебя на ночь, надеюсь, ты не против.       Даже если он был против, Догдэю возразить не смел, так что просто кивнул головой, оглядывая комнатку.       — Спокойной ночи, Кэтнап.       — Спокойной…       Он проследил за тем, как за дверью скрываются полы его пальто, а затем услышал уже знакомый звук шуршания ключа в замке, за которым следовал щелчок.       Вот и всё. Кэтнап сразу же забрался на кровать прямо в одежде, сначала под одеяло, но потом вылез и лапами умял его под себя, скомкал, и расправил получившийся комок в подобие удобной лежанки-гнезда. Немного потоптавшись на месте, он наконец улегся, но внезапно вспомнил кое про что.

Кулон.

      Кэтнап достал его из кармана и покрутил в руках. Ну и что с ним делать? Носить?       Кот поднялся и положил кулон на тумбочку около кровати. Не-а, он подумает об этом позже. Сейчас уже не хочется. Возможно, через часик. Или завтра…       Кэтнап придержал поясницу руками и отклонился назад, хрустнув суставами, а затем упал обратно на кровать. Хорошенько потянулся и свернулся клубком, после чего расплылся в улыбке.       Наконец-то. Наконец-то! Было сухо, тепло и уютно, он одет и сыт, есть крыша над головой — о чем ещё можно мечтать?! Помимо множества былых угроз осталась только одна — Догдэй, но и та была лишь вероятной. Несмотря на холод и перемены настроения, он оставался… Добрым? Гостеприимным? Не важно. Кэтнап довольно замурчал. «Чисто теоретически, он НЕ должен так поступать, но… Как же хорошо!»       Все происходящее вокруг было слишком странным. Догдэй, одинаковые серые люди, противогаз, Догдэй, тюремное заключение за стрижку, та книга…       Веки стали тяжелыми, словно налились свинцом, и держать их поднятыми больше не было сил. Кот медленно закрыл глаза. Несмотря на странности, всё его вполне устраивало. Это ведь намного лучше, чем было раньше, намного приятнее и спокойнее. А раз так, то зачем унывать? Все ведь хорошо!       «Все хорошо… И дальше будет только лучше…»       Было ли это тем самым спасением, про которое говорило Божество? Или… Неважно. Всё хорошо. Всё уже хорошо. И дальше будет только лучше.       Улыбаясь сообственной надежде, Кэтнап провалился в чуткий сон, позволяя мыслям о — О, Боже! — Прототипе (!) полностью захватить его разум.

Все хорошо.

Все хорошо.

Все хорошо! Правда!