Когда Земля завертится в обратном направлении

«Время идет. Идет вопреки всему. Даже когда любое движение секундной стрелки причиняет боль, словно пульсирующая в синяке кровь. Идет неровно: то несется галопом, то тянется, как кленовый сироп. И все же оно идет. Даже для меня.»

- С. Майер «Новолуние»

      Повествование от лица Ренесми — Я позвоню доктору Дженсену, — прошептал Карлайл. — Нет! — шикнула Элис, — Вы спятили?! Ей нужны мы, а не лечебница! — Мы ей совершенно не помогаем, Элис, — безжизненным голосом ответила мама, — Пять лет прошло, а лучше не становится.       Свернувшись в позе эмбриона, я лежала на диване в гостиной на первом этаже, ставшим моей личной крепостью. Два одеяла тяжелым грузом придавливали сверху, и, несмотря на это, я все равно ощущала осенний холод, просачивающийся в дом. — Так давайте искать способы! — голос Элис звучал с неподдельным гневом, — Тем, что мы насильно запрем ее в палате, где ее будут пичкать таблетками и ставить капельницы с нейролептиками, мы ей никак не поможем. Лучше уж делать это дома, думая, как помочь ей.       Над моей головой раздались глухие неспешные шаги: кто-то беспокойно заходил по библиотеке. Либо острый слух так и не притупился, либо у нас в доме была отвратительная звукоизоляция. — И что ты предлагаешь? — недовольно шепнула Розали, — Она питается одним чаем, и то, если мы заставим. Она скоро не сможет даже с дивана встать! Будь она смертной, уже бы погибла от истощения.       Господи, дай сил это вытерпеть… — Если дело в запечатлении, может, стоит поискать информацию? — неуверенно проговорила Эсми. — Сет искал. И Сэм искал. Связь не разорвать, — обрубил Джаспер.       «Разорвать связь»? А меня вообще кто-то спросил? — Может, позвонить Алеку? — спросила мама, — Если он небезразличен к Ренесми, может он сумеет вытянуть ее?       Одна идея лучше другой. Только Алека здесь еще не хватало. — Она не разговаривает, Белла, если ты помнишь, — буркнула Розали, — К гостям она относится равнодушно — вспомни приходы стаи или Чарли со Сью. — Закончим, — неожиданно громко сказал папа.       Он только сейчас понял, что я уже не сплю. Все тут же умолкли.       Услышав шаги на лестнице, я натянула оба одеяла, спрятавшись под ними с головой. Что из вышеперечисленного они решили воплотить в жизнь?       Шаги, приближаясь, становились все более робкими и неуверенными. Кто-то плавно стянул мой защитный купол. Глаза я решила не открывать. — Ты не спишь, — констатировал папа.       Холодная ладонь опустилась на мое плечо и ласково погладила меня через рукав старой шерстяной кофты. Прикосновение ощущалось будто через толщу воды, как спасительная рука протянутая утопающему в водовороте. Вот только утопающий уже достиг дна и не желал, чтобы его спасали. — Можешь не разговаривать, но присядь, пожалуйста.       Я нехотя разомкнула веки. От смены положения в глазах потемнело и я устало откинула голову на спинку дивана, безучастно смотря на папу.       Он сел на журнальный столик напротив меня и вздохнул. Мама призрачно опустилась рядом, отзеркаливая мученическое выражение с лица папы. Остальные же остались стоять в нескольких метрах от нас, словно неживые статуи.       Папа немного придвинулся вперед, будто хотел рассказать мне какую-то важную тайну. Затем протянул ладонь, на которой лежали две маленькие белые таблетки, знакомые мне еще со времен похорон Джейка.       Снова антидепрессанты? Плацебо, которое не приносит никакой пользы?       Я пила их несколько месяцев и от них не было эффекта: внутреннее сопротивление не давало лекарству подействовать. Помимо принятия таблеток, крайне важно, чтобы больной сам хотел излечиться. Я же хотела только уйти следом за Джейком и всеми силами боролась с попытками облегчить мое существование.       Я оторвала взгляд от протянутой мне ладони, а затем равнодушно посмотрела на папу. Розали тут же передала ему стакан, наполненный водой. — Выпей, пожалуйста, — голосом, наполненным мольбой, сказал он, — Ради нас. Мы тебя теряем, Несси.       Несси…       Меня пробрала дрожь — единственное, на что я была способна. Истерики давно прекратились, казалось, слез не оставалось ни грамма, и от любого призрачного упоминания о Джейке, хотелось зарыться в одеяло и притвориться мертвой, до тех пор, пока это не станет явью.       Папа осекся, продолжая протягивать белые «пустышки», и я поняла, что он от меня не отстанет. Снова подняв на него усталый взгляд, я одним движением схватила их с его ладони и закинула в рот, поспешно запив водой.       Горькие. Надеюсь, мне все-таки дали спрессованный яд.       Вернув пустой стакан, я снова легла на диван и закрыла глаза. Папа укрыл меня двумя тяжелыми одеялами.

***

      Антидепрессант, которым меня буквально кормили в непростительно большой дозировке, входил в группу селективных ингибиторов обратного захвата серотонина, отчего произошел откат, и мое состояние ухудшилось на целых две недели. Вернулись воспоминания о Джейке и умереть хотелось еще сильнее, нежели раньше, но моя семья, к моему великому облегчению и удивлению, не мозолили глаза и не донимали меня пустыми разговорами.       Когда ко мне вернулось желание принять душ и привести себя в порядок, я поняла — таблетки начали работать. Особого успокоения они не приносили, но чувства временно притупились, резкие скачки эмоций прекратились, а настроение из «очень хренового» стало «умеренно хреновым».       «Хреново» — отныне часто употребляемое в моем обиходе слово, и точно отражало все происходящее вокруг. Каждый раз, когда я оценивала реальность, мысленно называя ее «очень хреновой», папа лишь тяжело вздыхал. В мое интеллигентной семье никто ни разу не употреблял бранных слов, и «хреново» было любимым словом Джейкоба. Когда оно вертелось в голове, я физически ощущала его близость, словно он находится где-то рядом и произносит его за меня. Я цеплялась за воспоминания, как за тоненькую тростинку, боясь, что от Джейка совершенно ничего не остается.       Еще через неделю, Карлайл подключил к таблеткам капельницы, и я начала питаться. Эсми и мама каждый раз старательно изобретали что-то новое, и я ела, по большей части, чтобы не ранить их лишний раз, напоминая себе, что всем сейчас одинаково паршиво.       «Паршиво» — второе часто употребляемое в моем обиходе слово, но использовала я его намного реже. Мне казалось, что оно слабо подходило к гнетущей серой реальности, и не имело такого сильного окраса. Впрочем, ни одно слово в мире не было способно передать все происходящее вокруг, даже пресловутое «хреново» Джейкоба.       К прогрессу в моем состоянии я относилась равнодушно, но моя семья радости не скрывала, даже несмотря на то, что со временем под воздействием антидепрессанта, из апатичной я плавно превратилась в раздражительную. Как и любой человек в горе: то посмотрели «не так», то сказали «не то» — и все, лавина раздражения прокатывается по телу, заставляя воображаемо крушить все на своем пути.       В один из дней, папа поставил передо мной на журнальный столик стакан с донорской кровью, а я снова мысленно выругалась, встала с дивана и ушла в свою комнату, заперевшись там, как рак-отшельник. Первая ссора, хоть и немая — тоже своего рода прогресс.       Я злилась. Злилась до трясущихся рук и скрежета зубами. И как ему взбрело в голову это сделать? Он ведь знает, что кровь я пить больше никогда не буду.       С одной стороны, я наивно надеялась, что отказавшись от сущности вампира начну стареть и, в конце концов, умру старой девой. А с другой, от одного запаха крови меня жутко воротило, особенно если она была человеческой.       Силы постепенно возвращались и наступил период бессонницы. Раньше я могла спать сутками, убегая от невыносимой реальности в сновидения, а сейчас не находила себе места. От безделья я устроила переворот в своей комнате, безжалостно выбрасывая вещи, которые казались ненужными, но поздно поняла, что это была плохая идея.       Во втором часу ночи, я впервые за три года разрыдалась. Громко, навзрыд, воя, как раненый гризли, угодивший в капкан к охотнику. Виной тому стала фотография, найденная в ящике письменного стола, сделанная Сью во время нашей поездки на Мыс Флаттери.       С фотографии смотрел счастливый Джейкоб, стоящий на коленях передо мной, сидящей на бревне возле костра. В правой руке он сжимал белую коробочку от помолвочного кольца, а я обнимала его за шею, смахивая слезы.       Сознание затуманилось, снова произошел откат. Кто придумал эти чертовы антидепрессанты, которые работают до тех пор, пока не случится триггер?       Ладонь нащупала холодную стену, как нерушимую опору, затем скользнула ниже и вот уже лоб касался деревянного паркета. Именно в такой позе я лежала под дверью в кабинет Карлайла, когда моя семья лихорадочно пыталась вернуть Джейка к жизни. Я физически ощущала, как подо мной снова, как и тогда, растекается бурным потоком лужа крови из дыры, пробитой в грудной клетке.       Чьи-то руки вырвали у меня намокшую фотографию, оторвали мое тело от пола, и понесли снова вниз в гостиную, к заветному дивану.       Когда истерика закончилась, я осушила протянутый мне стакан с противным травяным раствором, и только после заметила, как мама бесслезно расплакалась. Напряжение в гостиной достигло своего апогея, и казалось, что окна вот-вот лопнут, разлетаясь на тысячи мелких острых осколков. — Все, — прогремел папа, прерывая тишину, — Это не может больше продолжаться.       Я подняла на него мокрые глаза, но папа дальше не заговорил. Выглядело это, словно он просто озвучил мысли вслух, не справившись с эмоциями, и не подразумевая под ними какого-то особенного плана.       Неожиданно для себя, я впервые ощутила вину за свои чувства, и мысленно согласилась с папой. Действительно, надо что-то делать — либо закончить эти страдания одним днем, либо научиться свыкаться с болью и не трепать нервы семье. — Я в порядке, — шепнула я, успокаивая вовсе не себя.       От своего собственного голоса я вздрогнула, забыв его звучание. Я поднялась с дивана и приложила холодные трясущиеся ладони к горячему лицу, бесцельно пройдясь по комнате. — Что вы там предлагали? Психиатрическую лечебницу? — не отнимая рук от лица, вымолвила я, изучая взглядом пол.       Моя семья и Кейт с Гарретом не ответили, с нескрываем удивлением уставившись на меня. Целых три многословных предложения. Снова прогресс. — Мы хотим помочь, Ренесми, — после недолгой паузы успокаивающе сказал дедушка, — Но не знаем как. Вариант с лечебницей однозначно плохой, но если ты начнешь разговаривать с нами, тебе будет легче. Мы ведь несем ту же ношу, что и ты. В одиночку с утратой невозможно справиться…       Дедушка еще говорил, и я постояла несколько долгих секунд, отключившись от его монолога. Не помня себя, я быстрым шагом направилась к входной двери, чувствуя, что воздух в комнате стал удушающе безнадежным. — Ты куда? — тревожно спросила мама, сделав несколько шагов следом за мной. — Пройдусь до реки, — шепнула я, не оборачиваясь.       Судя по тому, что папа не пошел следом и остановил других, они поверили в искренность моего намерения.       Как только я перешагнула порог, меня обдало холодным и влажным ветром, после недавно прошедших ливней. Дышалось легче, но находиться на улице было крайне непривычно, учитывая то, что я стала затворницей собственного дома, не покидая его целых пять лет.       На ватных ногах я пересекла усыпанную камнями дорогу, и скрылась за деревьями, утонувшими во мраке ночи. То, что река вышла из берегов, став шире на несколько метров, я обнаружила, когда носки моих тряпичных кроссовок неожиданно погрузились в ледяную горную воду. Видимо, ливни были и вправду сильные, а я этого даже не заметила.       Я наклонилась, припав на колени к кромке, и зачерпнула обжигающе холодную воду ладонью, умывая соленое лицо.       Ты сказал продолжать жить, Джейк… это разве можно назвать жизнью?       Сердца, стучащие в унисон, или какую метафору привела бы в пример прошлая безнадежно романтичная я? «Корабль, идущий на свет маяка.» Так вот, корабль потонул, и что делать теперь маяку? Какой смысл его существования? Светить, пока не появится другой корабль? Это предлагал мне Джейкоб?       Маяк, освещавший путь только для одного корабля, должен быть разрушен. Иначе, какой смысл в их любви?       Я просидела на холодной земле около получаса, разглядывая в отражении реки полную луну. Интересно, если я засуну голову в ледяную реку, стараясь вымыть горным потоком из черепной коробки все назойливые мысли, через сколько за мной прибежит кто-то из членов семьи?       В середине широкой реки, из-за бурного потока воды, несущегося на острые горные камни, образовались несколько мелких водоворотов, вихрем уносившие опавшие листья на самое дно. Таким же безвольным листочком была я, и тонула в водовороте куда более смертоносном.       «Спасение утопающего - дело рук самого утопающего.» Никто не в силах был помочь, если не было мотивации продолжать жить дальше.       Я кинула взгляд на противоположный берег, ожидая, что из-за кустов прямо сейчас высунутся несколько огромных волчьих морд: угольно-черная, серая, песочная… вот только коричнево-рыжей я там больше никогда не увижу.       Слезы заслонили собой глаза и противоположный берег превратился в сплошное размытое пятно. Сколько раз приходил Сет? Сто? Двести? Тысячу? Молча сидел рядом на диване, успокаивающе положив горячую руку на мою голову, отчего сердце сжималось, вспоминая объятия Джейка.       Присутствию Сета в нашем доме я искренне радовалась, хоть и не проявляла никаких признаков. Моему больному рассудку казалось, что Сет отдаленно напоминает Джейкоба, еще в те времена, когда Джейк был для меня братом, и я снова мысленно превращалась в маленькую беззаботную девочку.       Сет такой же чистый, добрый, понимающий без слов. Когда он сидел рядом со мной, я закрывала глаза, и мысленно переносилась в детство - время, когда все было простым и понятным. У них была одна общая особенность - никакие пули не были страшны, стоило встать за широкую спину, и мир тут же становился безопасным. А еще, Сет всегда молчал и ни разу не поднял больную тему, отчего стал самым лучшим человеком в моей разрушенной жизни.       Бойкот, из которого я сегодня впервые за пять лет вышла, не был осознанным. Просто говорить было со всеми не о чем - в голове крутилось только одно, самое страшное, что нельзя было произносить вслух.       Фотографии в ящике письменного стола, кольцо на исхудалом безымянном пальце, браслет с лунным волком болтающийся на тонком запястье, ловец снов, прикрепленный к спинке кровати, футболки, пропитанные его запахом, мотоцикл, умирающий без движения в гараже, приходящие Сет и Сэм, взгляд мамы, знающий о Джейке куда больше, нежели знаю я… все кругом рвало на части, не оставляя надежды собраться по кусочкам заново.       Как начать жить дальше, Джейк?       Я помню трогательную легенду, рассказанную Билли, когда мы сидели у костра возле дома Блэков в моем далеком детстве. Легенда гласила о сердце оборотня, которое останавливается, потеряв любимую. Он дважды упоминал об этом, но почему никто ни разу не сказал об обратной стороне медали? Что происходит с сердцем запечатленной оборотнем, после его смерти?       Основной инстинкт «выжить любой ценой» притупился, если не исчез полностью. Именно поэтому меня перестали отпускать куда-то дальше дивана, следуя за мной по пятам. И сейчас это в очередной раз подтвердилось — на пороге дома тревожно стояли мама и папа, высматривая меня среди мрака ночи.       Сопротивляясь желанию сравняться с промерзлой сырой землей, я вздохнула и поднялась, направившись к дому, боясь, что они придут за мной и снова пустятся в долгие нудные монологи о том, что нужно бороться за жизнь.       Перешагнув порог, я тенью прошмыгнула к лестнице, старясь ни с кем не пересекаться взглядами, и зайдя в комнату тут же легла на кровать, скинув грязную одежду прямо на пол.       Я накрылась с головой одеялом, чувствуя, как меня начинает трясти. Дверь глухо заскрипела, отворяясь, в четыре шага кто-то преодолел комнату и, не проронив ни слова, опустил на меня второе одеяло. В сон удалось погрузиться практически мгновенно после сегодняшней обессиливающей истерики.

***

      Утро, вопреки моим желаниям, все-таки наступило. Кинув взгляд на часы, стоящие на тумбе, я обнаружила, что стрелки сравнялись, указывая на два часа десять минут. Кажется, бессонница снова уступила место гиперсомнии.       В кровати, уже без сна, я пролежала часов до трех, и не думала вставать до тех пор, пока внизу все резко не оживились. Я услышала, как чья-то машина подъехала к дому, колеса с шумом прокрутились по гравию, которым была усыпана подъездная дорога, затем гость вышел из нее хлопнув дверью, и поднялся по лестнице на крыльцо.       Чарли. Или, может Сет. Или же Сэм. Только они трое продолжали приезжать по выходным. Сегодня, как раз, было воскресенье.       Может, пока не поздно, притвориться спящей? Папа же не выдаст меня?       Шаги остановились возле входа, дверь распахнулась, впуская гостя в дом. Подозрительное молчание затянулось. — Мы тебя ждали, — сказал Карлайл.       Доктор Дженсен? Дедушка вызвал неотложную помощь прямо на дом? Судя по тому, что он был один, никто не планировал надевать на меня смирительную рубашку, с силой запихивая в кузов белого фургона. Хотя, справиться бы он мог со мной и в одиночку. — Она не здесь?       Осознание пришло не сразу — мне потребовалось несколько долгих секунд, чтобы узнать голос: низкий, бархатистый и тревожный.       Алек…       Черт бы меня побрал! — Здесь, — шепотом ответил папа. — А Джейкоб? — уточнил Алек с каким-то странным придыханием, и меня тут же пробрала дрожь.       Джейкоб. Господи, Алек, за что ты так со мной?       Имя Джейка вслух в доме произносили редко, чтобы лишний раз не бороздить кровоточащие раны. Оно и без того всегда невесомо кружило в воздухе и стоило его назвать, как мир вокруг содрогался, разрушаясь, словно хлипкий карточный домик.       К моему великому облегчению Алеку не ответили. Или же просто безмолвно покачали головой. — Все плохо? — уже шепотом спросил он. — Смотря, что ты подразумеваешь под словом «плохо», — бесцветным голосом ответила ему мама.       Можно, я заткну уши, чтобы этого всего не слышать?       К счастью, разговоры резко прекратились. Вместо них последовали шаги на лестнице.       Я натянула оба одеяла, прикрывая наготу и заметила, что грязные вещи, кинутые мной ночью на пол, бесследно исчезли. Дверь тихо распахнулась. — Это я, — предупреждающе сказала мама, заходя в комнату.       Она прикрыла за собой дверь и невесомо опустилась на край кровати. — Не будешь вставать? — У меня есть выбор?       Убедившись, что я продолжаю поддерживать разговоры, мама едва уловимо качнула головой, прошла к шкафу и достала джинсы и футболку. Выглядела она уставшей и потерянной, если это было возможно, учитывая ее бессмертие. — Боюсь, что нет, — ответила она, протягивая мне вещи, — Если ты конечно не хочешь, чтобы Алек сам зашел к тебе в комнату. Приехал он явно не за тем, чтобы посидеть с нами в гостиной.       Тяжелый вздох вырвался из моих легких. Отличная мотивация, мама. Я нехотя оторвалась от подушки и скинула с себя одеяла, заметив, как мама задержала взгляд на моем истощенном обнаженном теле. Она качнула головой, но промолчала, а я поспешно надела протянутые мне вещи. — Это вы позвали его? — раздражение снова сводило скулы. — Нет, конечно же, — выдохнула мама, — Алек приехал к тебе сам. — С каких пор Алек научился читать мысли? — недоверчиво спросила я, всем видом показывая, что я ей не поверила.       Мама поджала губы и взглянула на меня с такой печалью, что мне тут же стало не по себе. Раздражение медленно растворилось, мне снова захотелось лечь обратно в постель и ни с кем не разговаривать. — Алек ничего не знал и приехал сам, — шепотом повторила она.       Затянулась молчаливая пауза, а выходить из комнаты не хотелось с каждой секундой все больше. Мама сделала шаг и заключила меня в объятия. — Если бы я только могла забрать всю твою боль себе… — прошептала она, — Я знаю Джейка с пеленок, Несси, мы вместе прошли через многое и без него я бы давно пропала. Мне больно, но это лишь крупица от твоего горя. Я прошу тебя хотя бы принять нашу помощь. Я не могу тебя потерять.       Грудь мамы прерывисто сотрясалась, а ладони буквально впечатались в мою спину. Вина пригвоздила меня к полу, расплющила под тонной ненависти к себе, но сил расплакаться совершенно не было. Только сейчас я наконец осознала, что все кружат вокруг меня, закрывая глаза на свою собственную боль от утраты.       Я должна была погибнуть. Я заставила его участвовать в битве. И разве я имею право заслуживать хоть подобие счастья?       Глядя на маму и ее страдания, которые, по большей части, приносило ей мое непоправимое горе, я отныне решила притворяться, чтобы не ранить близких. Толку от этого будет куда больше, чем от их бесконечных попыток вернуть ко мне волю к жизни. Вопрос только в том, как убедить в этом папу.       Я плавно отстранилась, окинула взглядом свое отражение в зеркале и потянулась к расческе, лежавшей на туалетном столике. Распутав растрепанные волосы, я собрала их в низкий хвост, стараясь привести себя в человеческий вид. Мученическое выражение с лица убрать не удалось — выглядела я, откровенно говоря, ужасно, словно депрессия вдруг материализовалась и стала человеком. Смерти с косой на заднем фоне только не хватает для полного антуража.       Мышцы лица будто атрофировались, забыв, что такое улыбка, и я даже не попыталась изображать сконфуженное ее подобие.       «И зачем он только приехал?» — промелькнуло у меня в мыслях, и я тут же снова ощутила давящее чувство вины. На этот раз вина была перед Алеком. — Я никогда не рассказывала тебе о временах, когда мы с папой были в разлуке, а рядом был Джейк, который вытянул меня из той трясины… — начала мама. — Джейкоб тебя опередил лет так на шесть с этим рассказом, — выдохнула я, — Я все знаю, мам, и это меня нисколько не волнует… — Я не об этом, — мама растерянно качнула головой, — Я о том, что если рядом будет друг, надежное плечо - потерю пережить будет легче.       Я грустно усмехнулась. Еще один прогресс. Мама вскинула брови в удивлении и выжидающе посмотрела на меня. — Плохое сравнение, мам, если ты предлагаешь мне сейчас воспользоваться поддержкой Алека.       Я не стала оглашать внушительный список, почему ее предложение не имеет никакого смысла, боясь, что у меня закончится запас слов, и я снова замолкну на несколько лет. В первую очередь, дело было в запечатлении, которое никто из присутствующих не понимал. Маме было больно, но папа был жив, продолжал бесконечно сильно любить ее, и у нее была надежда. Смерть Джейка же перечеркивала жирной черной полосой все будущее. К тому же, у Алека было такое же решето вместо сердца и он нес ту же ношу, что и я. Сближаться с ним сейчас было равносильно тому, что вырвать из его груди остатки искалеченной души, и безжалостно выбросить в помойку. Во мне не было ресурса ни на поддержку, ни на дружеские чувства.       Мама будто ждала продолжения и я вздохнула, прежде чем заговорить. — Мне нужно время, — отмахнулась я.       Я почувствовала себя неблагодарной эгоисткой и мысленно заранее попросила прощения у Алека. Я не заслуживала такого человека как он - ни раньше, ни сейчас, ни в далеком будущем. Не заслуживала спасения тогда, и сейчас осознавала, что он снова приехал меня спасать.       Боюсь, он сильно разочаруется. Лучше бы он позволил Деметрию придушить меня еще в Вольтерре, оставил бы там, а спасался бы сам. Он подарил мне жизнь, которую я сама же разрушила, без возможности восстановления.       Он пытался предостеречь меня, просил не повторять его ошибок и уехать с Джейком. И как сейчас смотреть ему в глаза? Как он вообще может продолжать спасать такую неисправимую идиотку?       Мама безмолвно дождалась, пока я настроюсь, а затем мы покинули комнату. К разговору с Алеком я мысленно готовилась как к Судному дню.

«Интересно, я умру, если пущу себе пулю в висок? Или придется мозги от стен оттирать?»

— Джейкоб Блэк (С. Майер «Рассвет»)