Унмён

      Первый снег. Хлопья падали на разгорячённые работой руки, что были покрыты мелкими ссадинами, которые, как и всегда, медленно заживали, затягиваясь в смуглую кожу. — Не холодно на улице стоять? — вдруг спросил Сан, подходя сзади. — Ты уже закончил с подготовкой к фестивалю? — Ещё нет, я просто решил развеяться, — оправдался тот.       С того самого дня, как его тайна была открыта, прошло много месяцев. Однако, как Чхве и обещал, более он не трогал эту тему, будто бы забыл, что за одним столом с ним сидел не человек; что он ходил каждый день в общежитие бок о бок с чудовищем, и также… заботился о демоне северных гор. — Не стой на улице слишком долго, замёрзнешь, — вдруг на плечи опустилась тёплая куртка, пропитанная горьковатым запахом сигарет.       Почему же он так к нему относился? Неужели он и вправду забыл, кто такой Чон? Или же… это всё всего лишь подлая, ядовитая ложь, в которую так отчаянно хочется верить? — Не забывай, кто я такой. Для меня не страшны ни холод, ни жара. Даже острый меч для меня всего лишь игла. Я не чувствую ничего из этого.       Вдруг Сан, немного рассмеявшись, тёплым голосом проговорил: — Это нормально чувствовать и холод, и жару, и даже боль. Даже если ты не человек, ты живой, и ты всё чувствуешь.       Уён хотел было сказать что-то, он обернулся, но вдруг: — Пошли внутрь. Там немного осталось. Как закончим, давай пообедаем вместе?       Того будто вообще не волновало ничего. Но почему же? — Хорошо, — кивнул головой Чон, сжимая сильнее вороты куртки, за которые он держался.

***

      Каждый день они обедали вместе. Сан, как и всегда, брал себе острую курицу с рисом. Казалось, она ему никогда не надоедала, что крайне удивляло Уёна, которому всего через день может надоесть всё. «Такое чувство, будто это не он жил в золоте и достатке, а я», — подумал он про себя, улыбаясь. — Что-то весёлое вспомнил? — вдруг спросил Чхве, уплетая ложками обед. — Да нет, просто улыбнулся. — У меня бывает иногда, кстати, такое, когда я могу что-то вспомнить и посмеяться сам с собой, — Сан, прикрывая рот, рассмеялся. — Особенно часто вспоминаю, как я с братом постоянно дрался из-за того, кто будет сидеть за компьютером.

«Добрый вечер, кумихо, — поприветствовал незнакомец, за чьей спиной из ночного тумана вышли воины, чьи серебрянные доспехи светились под слабым светом луны. — Я — Чхве Чонхо, принц Корё. Думаю, вы спутали меня со старшим братом»

      Вдруг ложка выпала из рук Чона. — Что-то случилось? — Чхве тут же запаниковал, поднимая её. — Всё хорошо? — Д-да… да. Просто слишком перенапряг руку при подготовке, — оправдался тут же Уён, неловко улыбаясь.       Сан, тихо посмеявшись, внезапно сказал: — Ты поедешь на МТ?       Ему хотелось обо всём рассказать, но… как бы на это отреагировал сам Сан? Что бы сказал? Что сделал бы? Слишком много вопросов в голове, что превращаются в осиный рой.       Вдруг слова сами вырвались из губ: — Твоего брата случайно не Чонхо зовут? — Ох… ты всё-таки помнишь? — Я так, сказал наугад. Ты мне не говорил об этом. — Нет, не говорил. Но ты помнишь, — казалось, Чхве прекрасно знал всё.       Неужели все воспоминания остались с ним? Тогда почему же он не знал о кумихо? — Мне когда-то сон снился, знаешь, — Сан медленно стучал по столу пальцами. — Какой-то странный, хаотичный немного даже. Но он повторяется каждую ночь, так что я запомнил всё: каждую мелочь, каждое слово. — Что тебе снилось? — Огонь, — тут же ответил тот. — Сначала был огонь. Такой жаркий, что даже меч, что я держал в руке, обжигал кожу. И в огне я увидел…       Тишина. Чхве, неловко засмеявшись, продолжил: — Тебя. — Меня? — Уён внимательно слушал, наблюдал за каждым движением, вплоть до трясущихся губ. — Да. Поэтому я к тебе сразу потянулся. Я думал, да и думаю, что ты знаешь, что происходит… и происходило. Не так ли?       Все карты раскрыты. Чон, посмотрев прямо в глаза тому, что был его судьбой, проговорил тихо, но отчётливо: — Да. Я всё помню, — Уён, сгибая пальцы, говорил: — И подножие горы Пэктусан, и звёзды на ночном небе, и лай твоей собаки. Я помню всё. — Собака? — Да. Она умерла тогда, — Чон хмыкнул в иронии. — Она умерла в том же возрасте, что и Юнхо. И знаешь, почему? — Почему? — Потому что она защищала тебя тогда. От Сонхва, — Уён, прикусив губу, шептал: — И тогда… Юнхо защищал тебя так же и от Сонхва. — Человек, как лист в вечной долине, судьба его — лишь тень луны в воде, — Сан грустно улыбнулся. — Всё повторяется, не так ли? — Сан-а… ты помнишь всё? — наконец-то осмелился спросить Чон. — Нет. Оттого и грустно, — Чхве, посмотрев с тоской, продолжил: — Что бы то ни было… если я когда-то причинил тебе боль, мне очень жаль. — Есть ли смысл извиняться сейчас? Ведь это был не ты. — Это был я. И я несу, даже и не большую, но ответственность за то, что я сделал тогда.       В сердце лиса медленно развевались тучи сомнений. Принцу… Сану хотелось верить, пусть это и было неправильным.

***

— Ненавижу зимы, — говорил Чхве, поправляя сумку на плече. — Холодно. — Верно, — Чон трясся от холода. Он настолько привык жить в человеческой среде, что невольно изображал каждый их жест: то, как они медленно таяли на жаре, как обжигались от горячей воды и кричали от мелких порезов.       Сан, посмотрев на небо, проговорил: — Мне нравится тут жить, на юге. Мало того, что не так холодно, как на севере, так ещё и видно звёзды. — Да, правда, — вдруг на лице Уёна расцвела улыбка. — Ты знаешь созвездия? — Хм… не углублялся в эту тему. А ты знаешь?       Чон, как и принц тогда, взял руку Чхве и, водя по небу, говорил: — Это — созвездие тигра. Одна самая яркая звезда находится у него на хвосте, а другая — на задней лапе. — Ох… — Сан смотрел на небо, словно ребёнок. Как и Уён когда-то. — А здесь созвездие дракона. Ты видишь у него рога? — Да! Вижу!       После, переместив руку на другую сторону, Чон продолжил: — А тут… наконечники созвездия воина. Он держит лук. — Хм… допустим, — Чхве рассмеялся. — У тебя система созвездий сохранилась с эпохи Корё. Сейчас, как я знаю, они называются совсем по-другому, не так ли? — Возможно. Люди дают разные имена одним и тем же вещам, но разве сами вещи меняются? — Тоже верно, — Сан, разглядывая звёзды, говорил: — Да, воина можно разглядеть. — А ты видишь другое созвездие за ним?       Чхве приглядывался внимательно к нему, но как бы он ни поворачивал голову, ничего не рисовалось перед глазами. — Нет. Не вижу. — За созвездием воина прячется лиса. Не разглядишь с первого раза, но две яркие звезды — её глаза — выдают её, — всё, как в тот день. — Да. Возможно… но, — Чхве посмотрел на Чона так мягко, тепло. Его взгляд грел даже тогда, когда лис не чувствовал холода. — Разве не потому, что лисам не давали и не дают жизни? Ей ничего не остаётся, кроме как прятаться.       Это были слова Уёна. Но почему их говорит Сан? Правда ли, что он ничего не помнит и говорит это от чистого сердца, или же… снова хочет обмануть? — В твоих словах есть правда, — сказал Чон, улыбаясь.

***

— Сегодня поздно пришёл, — послышался всё тот же недовольный голос соседа. — Пил?       Уён, кинув сумку на кровать, проговорил, немного задыхаясь, — седьмой этаж звучит не так легко, особенно со словами «лифт сломан»: — Если бы, — Чон тут же упал на пол. — Если бы, Хонджун-а. — Я думал, должно быть наоборот, — Ким тут же заливисто засмеялся. — Сумка на кровати, а ты на полу. Вечно всё у тебя через жопу.       Он, встав со стула, подошёл к Чону и, взяв его под руки, повалил на кровать. — Не пушинка. — Я знаю, — устало ответил Уён. — Голодный? — Нет. — Не скромничай. — Правда, не голодный. — Ясно.       В лицо Уёна тут же прилетела красочная упаковка чипсов. Казалось, этот удар оставил за собой синяк. — Врёшь и не краснеешь, — возмутился Хонджун. — Хоть что-нибудь поешь, идиот.       Уён, разлёгшись на кровати, начал: — Ты поедешь в горы на МТ? — МТ? Наверное? — Наверное? — Пока не знаю. Вроде и денег мало, да и мы в горах будем, чего мне очень не хочется. Но с другой стороны… надо же хоть какие-то воспоминания оставить об этом богом проклятом университете. — Понятно. — А ты поедешь? — Хм… — Чон задумался. — Ну… даже не знаю. Стоит ли?       Старший, в шутку пиная его по боку ногой, проговорил ворчливо: — Да давай, тебе что, лень? — Да что делать в этих горах? — Ну давай!       Уён, недовольно подняв бровь, высказал: — Тебе просто не с кем ехать, да? — Это не важно, — даже не отрицал Хонджун.       Чон задумался. Ему не хотелось ехать в горы не только потому, что «нечего делать в горах». Внутри разгоралась какая-то тревога, которую он не мог никак описать. Это было похоже на бурю, что появилась из ниоткуда.       Но… почему бы не провести время с другом? Неужели его бессмысленное волнение должно ему указывать, что делать? — Ну… — начал несмело Уён. — Ладно, почему бы и нет. — Вот и договорились, — с чувством победы проговорил Ким.

***

      Наступила ночь, тёмная и холодная. Уён, смотря на звёзды из маленького окошка общежития, бегал глазами по звёздным узорам на небе. Возможно, в них он пытался прочитать что-то, узнать правду или же прочитать неизведанное будущее. Но это были всего лишь звёзды.       Чон, громко выдохнув, отвернулся к стене и пытался уснуть, забыв обо всём на свете. Глубоко внутри таилась надежда на то, что он когда-нибудь забудет всё: те ночи на горе, пожар, что не оставил от себя ничего, и бесконечные века, которые лис нёс за собой на плечах в полном одиночестве.       Вдруг раздался звон телефона. Уён, раздражённо повернувшись, провёл по экрану, что слепил уже сонные глаза. — Спишь? — написал вдруг Сан. — Спал, — ответил Чон, громко и зло стуча по телефону. — Давай поедим? — Сейчас? В два часа ночи? — Не хочешь?       Уён, закатив глаза, писал: — Жди. Сейчас спущусь на первый.

***

— Что кислый такой? — спросил Сан, кидая упаковку рамёна Уёну. — На, тоже. — Не очень хочется, — покачал головой тот. — Почему? — на лице Чхве отразился отблеск волнения. — Да просто, не хочется, — отмахнулся Чон, чуть улыбаясь. — Радоваться должен, тебе больше достанется.       Человек, которого лис ненавидел больше жизни, непринуждённо сидел рядом, беззаботно смеялся и разговаривал так, будто они были самыми близкими друг другу людьми.       Внутри Уёна воевали чувства, противоречащие друг другу. Ему хотелось вцепиться тому в лицо, разорвать на части и просто безжалостно вгрызться в глотку.       Однако… почему-то рядом с Саном было так тепло, будто он лежал в тихом поле, греясь под лучами весеннего солнца. — Что ты думаешь обо мне? — внезапно задал вопрос Сан, вытаскивая того из водоворота своих нескончаемых мыслей. — Что? — опешил от нежданного вопроса лис. — Мне интересно, как ты относишься ко мне. Ты ненавидишь меня?       Чон не мог ответить на этот вопрос, лишь пустым взглядом сверлил грязное от снега окно, рисовал картины из трещин на стекле. — Если ты… если тебе нормально, можешь ли ты мне рассказать, что случилось тогда между нами? — Это не имеет смысла сейчас, — тут же бросил раздражённо Уён. — Тогда почему ты думаешь об этом?       Чон перевёл взгляд на лицо Чхве, в котором читалось лишь одно — непонимание. То не было яростью, тоской или ненавистью. Лишь недоумение. — У меня в голове слишком много мыслей, с чего ты взял, что я думаю об этом? — По тебе видно, — прикусив губу, проговорил Сан. — Ясно, — Уён, громко и тяжело выдохнув, сказал: — Не думай об этом и всё. Это мои проблемы. Ты не он, тебе нет смысла думать о том, что между нами произошло более столетия назад.       Чхве выдержал долгую паузу. И, откашлявшись, прошептал: — Я тебе не враг, Уён. И не хочу быть.