Перерождение или осознанное решение демона Чëрных Вод стать смертным

      У этой истории нет ни счастливого, ни печального финала, совсем никакого. Ши Уду мëртв, месть осуществлена, дружба разрушена. Всё встало на свои места. Так и должно было быть с самого начала. Ши Цинсюань теперь не небожитель, Хэ Сюаню больше нет нужды притворяться Мин И. Так и должно было случиться, разве нет?       Вынужденный финал нелепой истории. Мальчик с волосами цвета льна стал причастен к играм больших, к тайнам, о которых никогда не знал. Он стал виновен в чужом несчастье, при этом будучи совершенно невиновным в нём.       Тяжëлая ноша пала на хрупкие плечи. Он не был готов к человеческой жизни, хотя так искал в ней спасение. Смерть брата, предательство лучшего друга. В одночасье он потерял всё — и это давило на него лишь сильнее. Он не справлялся. Не покидало давящее чувство в груди. Остались только ненависть и любовь, но в первую очередь —ненависть к себе, потому что по его вине пострадали невинные люди.       Каждый прожитый день напоминал ад, страшный кошмар, в котором не найти ни нити спасения. Жизнь протекала одновременно и быстро, и медленно, тягуче. Быстро — для Цинсюаня. Человеческая жизнь хрупка и недолговечна, её легко забрать, всё это известно не понаслышке. Медленно — для Хэ Сюаня. Каждый день похож на предыдущий. И без того мрачные Чëрные воды превратились в бескрайнюю лужу грязи. Странные, сумасшедшие мысли сводили его с ума. Но был ли в этом хоть какой-то смысл?       Впредь они были не вместе. Судьбы — разрушены, нити, связывающие их вместе, навсегда утрачены. Две несчастные души сполна наглотались гнили, став жертвами обстоятельств. Мир рухнул в тот самый день, когда Хэ Сюань впервые увидел прекрасное, ещё не покрытое рваными ранами лицо.       Ши Цинсюань сиял необыкновенно ярко. Горящие глаза выделяли его в толпе хмурых и совершенно безразличных лиц. Он был прекрасен, как тëплый вечер летнего дня, как долгожданный стакан воды после утомляющей жажды, как спасение после забвения. Впрочем, таковым он был всегда. Солнечным, нежным, святым. Таким он остался в памяти Хэ Сюаня.       Время шло, а легче не становилось. Любовь, некогда самое светлое, что было в нëм, очернила разум и постепенно сводила с ума. Боль от разлуки, пустота, пожирающая и без того гнилую душу. Если можно было бы всё исправить, отмотать время, побороть гнев, отказаться от мести, чтобы просто увидеть счастливого Цинсюаня.       Не притворяющегося перед каждым встречным, не тихонько рыдающим от бессилия по ночам, а родного мальчика, который действительно считал его близким другом; который честно и искренне любил, доверял всего себя, утопая с головой в грубых поцелуях. Мальчика, что много пил, но не от горечи, а от удовольствия. Если бы можно было вернуться в момент, когда Хэ Сюань имел смелость взять его за руку, укрыть от всего мира и заботиться так, чтобы об этом никто никогда не узнал...       Как он прятал его во время ссор с Ши Уду у себя, как долго успокаивал немногословным киванием в ответ на терзающие рыдания. Несомненно, пусть тогда Цинсюань и плакал от непонимания и неприятия старшего брата, он был самым счастливым божеством, ведь рядом с ним был молчаливый и вечно всем недовольный друг.       Мин И... Нет, с ним был именно Хэ Сюань. Тогда он показывал пьяному Цинсюаню себя настоящего, каким он мог быть лишь наедине с собой, утопая в мыслях о прошлом. Но хоть он в тот момент и был настоящим, Цинсюань об этом уже никогда не узнает. Вообще никогда. Ведь несмотря на всю теплоту и искренность, он продолжал обманывать его, притворяясь Мин И.       Паршиво и горько. Для чего было рисковать всем? Насытиться долгожданной местью? Да чëрт с ней, почему пострадал невиновный? Почему Ши Уду даже на долю секунды не колебнулся, даже не попытавшись раскаяться?       Всё это убивало и втаптывало в грязь. Ещё сильнее добивали сны. В них Цинсюань был рядом, обнимал его, чмокал в щëчку, робко держал за руку. Он был рядом, но вскоре исчезал. Ничего не говорил, но молчания было вполне достаточно, чтобы довести Черновода до слëз — оттого, как мрачно и горько ему было от осознания, что нито не станет, как прежде.       Вопрос чести и любви. Выбор между ними разделил мир на «до» и «после». Выбрать честь — значило променять долгие годы дружбы — да какой к чëрту дружбы?.. любви и привязанности, — на месть, которая только усугубила ситуацию. Ничего не помогло, лучше не стало, что-то продолжало держать его в этом мире, не давая развоплотиться. Этим чем-то была вторая сторона медали. Любовь. Щемящее чувство, что грело мëртвое тело демона, заставляло его ощущать что-то помимо боли и отчаяния. Чувство, которое он не мог описать словами. Нет, не так — не умел. Годы боли и страданий разучили его любить, научив лишь ненавидеть всё живое.       Но Цинсюаня невозможно ненавидеть. Он был самым светлым в мрачной жизни Хэ Сюаня — светлее не было и, наверное, уже никогда не будет. Даже будучи простым человеком со сломанными рукой и ногой, он продолжал сквозь силу улыбаться и радовать присутствующих. Да, не по-настоящему, да, ему это давалось с трудом, но только обман и нелепый образ помогали ему окончательно не сойти с ума, не опустить руки, хотя в глубине души он уже давно сдался.       Ему сильно не хватало брата и Хэ Сюаня. Двух самых близких в жизни людей. Их больше не было, и он, вероятнее всего, быстрее умрëт, чем вновь почувствует то счастье и то спокойствие, когда ещё был на Небесах.       Всё шло своим ходом, боль постепенно сходила на нет. Хэ Сюань часто наблюдал за бывшим Повелителем Ветра, помогал справляться с трудностями, когда тот, голодный и истощëнный, падал в обмороки — он всегда просыпался в каком-то помещении, рядом стояла еда, а раны на теле исчезали, словно их никогда и не было. Объяснения этому он не предоставлял, но оно и не требовалось. Мир не без добрых людей, кто-то обязательно придёт на выручку.       Этим себя всегда оправдывал Хэ Сюань. Цинсюань слишком добрый и наивный. И даже несмотря на всё, что ему пришлось пережить, он не переставал верить в хорошее. Вряд ли он подумает, что помогал ему именно Черновод — тот, кто собственными руками забрал жизнь его брата и разрушил всё, что так долго выстраивалось между ними.       И всё бы ничего: изо дня в день Хэ Сюань осторожно наблюдал за бывшим Повелителем Ветра. Тот, в свою очередь, доживал свою смертную жизнь, сидя на старой пристройке около реки. И вот однажды Цинсюань не выдержал и громко прокашлялся: — Я знаю, что ты здесь. Можешь не прятаться.       Первоначально Хэ Сюань подумал, что обратились не к нему. Мало ли кто мог находиться рядом, мало ли кого мог увидеть Ветерок, однако, тот уже более серьëзным тоном повторил: — Не притворяйся, что тебя здесь нет, Хэ Сюань.       По телу пробежали мурашки. Черновод ощутил холод на спине. В неё дул прохладный ветер, перед глазами виднелся закат тëплого оранжевого цвета. Прикусив до боли губу, он медленно сделал несколько шагов навстречу.       Цинсюань смотрел на него внимательно, без толики несдержанности и испуга. Вполне себе спокойно и рассудительно, а ведь всего пару ночей назад он тихо выл в подушку от того, как сильно скучает. Он научился держать себя в руках.       Хэ Сюань не смел произнести ни слова. Все нелепые оправдания, которые он успел придумать, все глупости пришлось перечеркнуть жирным крестом. Пусть Цинсюань и потерял всё то, чем когда-то отчаянно дорожил, пусть окончательно разочаровался в себе и в этом грëбаном мире — он сильно позврослел за недолгие годы, проведëнные на земле, постепенно потерял детскую инфантильность и приобрëл ясную сознательность. И даже несмотря на всю серьëзность и уверенность, он оставался добрым и бесконечно любящим. Но уже человеком.       Они долго молчали, пристально рассматривая друг друга. Солнце опускалось всё ниже, шелестели крыльями стрекозы и едва слышно подпевали птицы. Сидя на небольшой деревянной пристройке, Цинсюань качал ногами и насвистывал какой-то мотив. Похлопав по месту рядом, он негромко произнёс: — Хватит притворяться, будто не знаешь меня. Садись.       И Хэ Сюань сел. Молча, терпеливо шагая вдоль старых досок, боясь лишний раз коснуться Цинсюаня ногой.       После долгого молчания Черновод всё же осмелился произнести: — Я думал, ты меня не заметишь.       Сухость послышалась в его ответе. Цинсюань же перевëл взгляд на волны и вскоре ответил: — Тебя невозможно не заметить, ты знал? Вернее, твои действия, они настолько твои, что не передать словами. Я уже давно понял, что ты за мной наблюдаешь с того самого дня, когда меня едва не разодрали дворовые собаки. Я очнулся тогда в городской больнице. А ведь я нищий, никто в здравом уме меня в больницу не положит, да и помогать мне некому, всем хватает своих проблем.       Он сглотнул и чуть более тихо продолжил: — А ещё я тогда понял, что это ты. Думал, сознаешься, выйдешь в свет, но всё никак не решался, а я продолжал ждать. Не сказать, что я рад нашей встрече, но... какой же ты глупый, Черновод.       Хэ Сюань не знал, что ответить. Он слушал каждое слово, становясь всё мрачнее. Взгляд пустел, стекленел. Вскоре внутри всё пробрало такой дикой болью, что он едва сдержался, чтобы не завыть волком. — Ты должен меня ненавидеть.       Это немногое, что он смог выдавить из себя, и вновь замолк, притупив взгляд. — Должен. Ты ведь лишил меня всего. И предал. Убил моего брата и превратил меня в ничтожество. Но я больше не ненавижу тебя — ты ведь и сам страдаешь не меньше.       На этой фразе он отвернулся, и так уверенно ответил, как никогда до этого не отвечал. — Человеческая жизнь коротка, я много не проживу. Так как я уже был небожителем, переродиться не смогу, поэтому хочу провести последние годы рядом с тобой, — нн сдержанно улыбнулся, закатив глаза то ли от бесконечного смятения, то ли от желания на месте разрыдаться. — Хоть ты и уничтожил меня, забрал всё самое дорогое, я всё ещё продолжаю любить тебя. Так давай будем взрослыми людьми и отпустим прошлое. Мне больно каждый раз слышать твои тихие шаги.       Хэ Сюань побледнел и ощутил, что мокрая дорожка показалась и на его лице. Он что-то сдавленно промычал, практически не меняясь в лице, затем повернулся и осторожно коснулся дрожащего плеча холодной рукой. — Я скучал.