Под ясным небом, за многие мили от дома

Борт лайнера "Левиафан", Эгейское море, 1898 год

      "Фанория Арсеньевна Сокол, 1879 года рождения, титулярная советница. Была задействована: дело доктора Линда,... " дальше Фандорин прочитать был неспособен. В голове царила пустота, так, что в конечном итоге отставной статский советник захлопнул папку с личным делом Фанории Арсеньевны Сокол, первого человека которому он проиграл пари.       Бывший чиновник особых поручений при московском генерал-губернаторе откинулся на спинку кресла в своей каюте и принялся наматывать нефритовые чётки на запястье и разматывать их обратно.       Вроде бы ничего не изменилось. "Левиафан" миновал Санторини, в котором вместе с греческой полицией, лейтенантом Ренье и мадам Клебер, оказавшейся хладнокровной французской преступницей Мари Санфон, сошел и инспектор Гош. А для тесной Виндзорской компании изменилось все. Но хуже всего в этой ситуации было даже не то, что Эраст Петрович впервые в жизни проиграл пари. Собственно говоря, осознание этого факта еще не настигло отставного статского советника. Хуже всего было то, что с ними больше не было забавного молчаливого японца, расцветавшего в присутствии Фанории Арсеньевны.       Фандорин закрыл глаза, зажимая в руке чётки, будто и вправду собрался молиться, и провалился в события трехдневной давности.       В мокрой из-за собственноручно вылитого шампанского рубашке, Фандорин сел на кровать рядом с не менее потрясенным Свитчайлдом. Должно быть, сказывался шок. На неряшливый вид отставному статскому советнику было наплевать. Что делать с индологом он тоже представлял очень слабо, поэтому впервые в жизни последовал совету другого человека: подошел к туалетному столику, на котором обнаружился графин с фирменным логотипом компании и плескавшейся в нем янтарной жидкостью. Эраст Петрович откупорил графин, разлил жидкость в два бокала, один предложил молчащему Свитчайлду, второй взял себе. Они успели сделать пару приличных глотков, когда вернулась Фанория Арсеньевна и комиссар Гош.       Французский коллега волновал Фандорина мало, а вот этот остекленевший взгляд ярко-голубых глаз и нехарактерно побледневшее лицо он узнал сразу. Он будто взглянул в зеркало, возвращающее его на двадцать лет назад.       Фандорин сорогнулся, едва не выронив стакан из каменеющих пальцев. Он смотрел на Сокол, а видел себя. Вот он стоит, в потрепанном подвенечном фраке, с розой в петлице и оторванной рукой Лизы.       Эраст Петрович порывисто поднялся, сделал шаг к соотечественнице. Взглянул в остекленевшие голубые глаза и спросил только одно: - Где? - Моя каюта, - глухо отозвалась Фанория. - Ублюдок-Ренье спешил. Не закрыл за собой дверь, а Гинтаро... занес мне книжку на корейском. Если бы дверь была закрыта, он оставил бы её под дверью. Но Ренье спешил, с второй каютой сработал грязно. Я нашла тело.... пока спускалась за Гошем.       Девушка сглотнула зажмурилась. Распластанный на полу японец, лежащий в луже собственной крови и издающий звуки засорившейся раковины не шел у нее из головы. Эраст Петрович понимал её как никто другой. Что может быть страшнее, чем оторванная рука невесты, с рефлекторно шевелящимися пальцами?       Только начавший нравиться молодой человек, зашедший сделать тебе более удачный подарок, чем букет ядовитых цветов, но зашедший не вовремя и теперь лежащий головой в каюте, ногами в коридоре, как какой-то дикий пограничный шлагбаум, отсекающий границу мира живых от мира мёртвых... - Не шлагбаум. - прочитала его мысли Фанория. - Японцу больше подходит мост. Ренье можно брать за убийство, Клебер за заказ. Я более чем уверена, что мы найдем у нее платок.       Корабль резко качнуло. Через открытый балкон, в каюту хлестнула вода. - Что за чертовщина? - воскликнул Гош.       Фанория, несмотря на потерянного молодого человека, соображала все еще быстрее всех. - Мы сменили курс и идем в шторм. Ренье же помощник капитана! Он запер команду, пристрелил вахтового и ведет нас всех на рифы. Мы с Гинтаро днем смотрели атлас, в Эгейском море есть отмели и рифы. Гош, вы единственный здесь уполномочены что-либо делать. Берите Клебер. Фандорин, со мной.       Эраст Петрович не смел ослушаться. Он, потеряв Лизу, слепо брел куда глаза глядят. Фанория, увидевшая смерть возлюбленного, будто задвинула нормальные девичьи слезы на "потом". На более подходящий момент. Эраст Петрович еще ни у кого, кроме разве что себя, не видел такого потрясающего самоконтроля.       Ухватив его за руку, Фанория бегом бросилась на палубу. Эраст Петрович невольно потянулся к внутреннему карману сюртука, где лежал невесомый герсталь. Они пролетели на одном дыхании несколько лестниц, достигли рубки. Ожидаемо, закрыто. Корабль снова качнуло. - Ренье! - крикнула Фанория, перекрывая шум волн. - Открывайте немедленно! У мадам Клебер преждевременные роды!       Фандорин только ахнул.       Дверь рывком открылась, на мокрой палубе показался помощник капитана. Его глаза были круглые как две луны. Прежде чем Фандорин вообще что-либо успел предпринять, не говоря уж о том, чтобы подивиться такой предприимчивости девушки, Фанория въехала преступнику локтем в солнечное сплетение, вышибая воздух и сознание и немилосердно швырнула обмякшее тело Фандорину. - Привяжите к мачте. И бегите к Гошу, а тут я справлюсь. - Но вы откуда вы умеете управлять кораблем? - от изумления перестал заикаться отставной статский советник, глядя на то, как стремительно Сокол занимает место у рулевого колеса и берет его в железный захват, разворачивая всю огромную дуру прочь от отмелей и рифов. - Я выросла во Владивостоке, - не глядя на него ответила девушка, спешно, но не хаотично занимаясь приборами. - Там, если вы не знаете, стоит основной флот нашей империи. А если этого вам недостаточно, то доплывем до Санторини, и сбегаете на телеграф, как на Эфесисе. Вам уже точно должны были переслать мое личное дело. - Откуда... - начал было Фандорин, но запнулся, едва она взглянула на него холодными голубыми глазами.       Так смотрел на него Анвар-эфенди стоя у стены хранилища и слушая обличительную речь Фандорина, чтобы ухватить Варвару и сгинуть с ней во тьме хранилища, из которого, как казалось тогда Эрасту и солдатам Соболева, не было выхода.       Вздрогнув всем телом, Эраст Петрович, выполнил приказ дочери эфенди, добросовестно привязав Ренье к мачте, и, держа герсталь наготове, кинулся на помощь Гошу.       Через четыре часа, с первыми лучами рассвета, Эраст Петрович, проведший ночь в каюте мадам Клебер, вместе с инспектором Гошем, услышал характерный скрежет опускаемого якоря. "Левиафан" зашел в бухту перед островом Санторини, известную как "Кладбище кораблей". Каждый год, сбившиеся с курса лайнеры и баржи тонули, сев на мель или же напоровшись на рифы.       Дверь каюты раскрылась. Вошел Ренье. Его руки были прикрыты темно-синей вязаной кофтой, в которой Фандорин признал накидку Фанории Арсеньевны.       Муж Мари Санфон опустился рядом с женой. Фанория осталась стоять. - Я уже связался с греческой полицией и зачитал вашей супруге её права, - объявил Гош. - К моему огромному сожалению, ей скостят срок ввиду её положения, а вот, месье, попали по полной программе. Покушение на убийство, два убийства, кража, похищение. И все ради тряпки!       Гош торжественным движением вынул злополучный платок, и Эраст Петрович невольно подался вперед, всматриваясь в безделушку. - Это достояние Франции, - гордо объявил Гош. - Он обретет свое место в музее Лувра. - П-позвольте взглянуть, - попросил Фандорин, подходя. - Я немного понимаю в востоковедении. Все-таки шесть лет я прослужил в Японии...       Отставной статский советник взял в руки платок, повертел его на свету, покачал головой. Фанория смотрела за ним внимательно. При других обстоятельствах, она бы непременно улыбалась. - Месье Гош. Возможно, вам стоит показать эту вещь месье Свитчайлду, как индологу, однако, я, как ветеран русско-турецкой войны, со всей уверенностью готов заявить, что это не платок раджи. Это, безусловно, очень хорошая, очень качественная, но подделка. плетение турецкое.       Турецкое. Эраст Петрович замер. Затем резко, одним движением обернулся к оставшейся стоять соотечественнице.       Эфесис. Старейшая мастерская ковров. Фанория ловко плетет браслет для Гинтаро Аоно. - Фанория Арсеньевна, вы, кажется, отлично умеете п-прясть? - заметил он.       Фанория криво усмехнулась. - Конечно, умею. Во-первых, я женщина. Во-вторых, не очень богата. Шить, вязать, прясть, очень полезные навыки. - Да? Что ж. В таком случае, думаю, платок можно подарить морю.       Фанория пожала плечами. - Настоящий, по-видимому, был утрачен. А что делать с подделкой должен решать тот, кому она принадлежит. Но его тут что-то, - она огляделась. - не наблюдается. Предлагаю не выбрасывать в море неорганический мусор, дождаться полицию, отправить преступников, а затем пойти и последний раз всем позавтракать. Уверяю вас, остатки Виндзорской компании жаждут объяснений.       Фандорин распахнул глаза. Повернул голову к столику, на котором лежал платок. Убрал в карман чётки, взял платок и решительно вышел из каюты.       Фанории Арсеньевны не нашлось в каюте, на стук никто не отозвался. Не было её и на двенадцатой палубе возле бассейна. Бары и круглосуточные рестораны Эраст Петрович отмел сразу. Девушка не пила алкоголя и к еде тоже относилась спокойно. Где она могла быть?       "Что бы сделал в её ситуации её отец?", задался вопросом Фандорин. Взглянул на солнце. и решительно отправился в ту сторону, где для корабля находился восток.       Фанория стояла на открытом пространстве одиннадцатой палубы, под шлюпками. Там, где каждое утро бегала. Где поднимал гири Фандорин. Где занимался гимнастикой Гинтаро Аоно.       Взгляд девушки был обращен на восток. Фандорин заметил в её руках флягу. Фанория открыла ее, умыла лицо, руки до локтя, разулась и полила на ноги. Эраст Петрович, догадавшись о том, что происходит, неловко замер, не зная, куда ему деваться. Когда она разложила на полу свой дорожный плащ, в котором прибыла и взяла в руки маленькую книжечку, должно быть, коран, Фандорин принял решение уходить, но она его окликнула. - Не прячьтесь, Эраст Петрович. В том, что вы видите нет ничего постыдного. Идите сюда. Умойтесь и помолитесь со мной. - Я не могу. Я х-христианин, - попробовал робко запротестовать Фандорин, впрочем колеблясь.       В таком состоянии Сокол представлялось возможным расколоть и наконец услышать из её уст правду о её происхождении. - Как и я. Как и мой отец. Как и моя мать. - Что же вы т-тогда д-делаете? - Молюсь Гинтаро.       Подойдя поближе, Фандорин понял, что ошибся. В руках Фанории был вовсе не коран. Это был самоучитель корейского языка, принеся который погиб бедный японец. - Умойтесь, помойте руки, ноги и садитесь со мной. Отец научил меня, что молитва есть не обращение к богу. Ибо бог есть собрание наших ценностей, воспоминаний, того, что нам дорого, тех, кто нам дорог. И когда мы молимся, мы говорим с теми, кого нет среди живых, но кто живет в нас. Я хочу поблагодарить Гинтаро за все. Он мне нравился.       Эрасту Петровичу стало больно. И стыдно. Стыдно, потому, что теперь, когда Аоно было больше не было, когда Сокол задета, хрупка, ему представлялась возможность побыть для нее опорой. Больно, потому что ему нужно было прожить двадцать лет, встретить девушку вдвое моложе него, чтобы та объяснила ему такую простую истину, без всяких условностей.       Проделав требуемые итерации, отставной статский советник слегка сконфуженно опустился на дамский плащ. Всё-таки в его системе координат, плащ подстилать даме должен был кавалер, а никак не наоборот. Но, видно, Фанорию Арсеньевну придется принять как есть, найти в этом для себя свои прелести. Да хоть бы в ошеломительной необычности происходящего. - Иншалла. - открыла молитву Фанорию, обратив взгляд на восток. Фандорин же смотрел на то, как треплет морской бриз её неприкрытые рыжие волосы. Как меняется вместе со словами молитвы выражение голубых, как сапфиры, глаз. - Гинтаро Аоно, обращаю свою молитву к тебе. Свою первую самостоятельную молитву. Благодарю тебя за нашу встречу. За все, чему ты научил меня. За наши мгновения вместе. Сердце Фандорина сжалось: мгновения вместе? Так всё-таки, они были вместе, там в каюте, когда он бросил подслушивать?       Укорив себя, Эраст Петрович прикусил нижнюю губу. А Фанория продолжала: - Ты замечательный медик, несмотря на то, что ты хотел быть военным. Я желаю тебе, от всего сердца, раз ты умер как настоящий самурай, в своей следующей жизни пройти путь военного и понять, в этом ли твое счастье. Я всегда буду помнить о тебе. Ты часть моей истории, часть моей души. Амин.       Фандорин зажмурился от внезапного солнечного блика. Фанория поднялась, обулась, тронула его за плечо. - Эраст Петрович, позвольте мой пиджак. - Д-да к-конечно.       Отставной статский советник едва не спрыгнул с дамского пиджака. Однако, сбежать ему не дали. Цепкие тонкие пальчики перехватили его запястье да такой хваткой, что позавидовал бы любой якудза. - Зачем пожаловали? - спросила девушка.       Фандорин, не пытаясь высвободиться, ибо опыт на этой же самой палубе был еще свеж, ответил: - Из-за пари, Фанория Арсеньевна. П-помните? Я п-проиграл. Пари есть пари. - Эраст Петрович набрал в грудь побольше воздуха, силясь вытолкнуть из себя обидные, но правдивые слова, как вдруг почувствовал, как хватка на запястье слабнет.       Девичьи пальцы выпустили его руку, но только для того, чтобы крепко обнять за талию, притягивая к себе.       Чтобы смотреть Сокол прямо в глаза, Фандорину не нужно был наклоняться.       "Да в ней все 180, если не 185", был вынужден признать отставной статский советник, глядя в такие же как у него голубые глаза. - Не нужно. - ответили ему успокаивающе. - Это вы меня простите. Юношеский максимализм. Вы хороший, заслуженный детектив. Вы еще раскроете много дел. Не нужно.       Эраст Петрович покачал головой. - Нет. Всё должно быть ч-честно. Вы раскрыли дело вперед м-меня. Я остался позади, помогал вам, но д-дело вели и раскрыли вы. Я.. слишком сосредоточился на вас самих, чтобы обращать внимание на других ф-фигурантов. Так что... я устарел.       Девушка усмехнулась в начале криво, а потом искренне. - В этом и состоял мой план, Эраст Петрович. Отец дал мне довольно полный портрет вас двадцатилетней давности. С тех пор, ничего не поменялось. Так что, вы не устарели. Скорее всего, вам просто все еще двадцать.       Фандорин опешил. План? Все еще двадцать? - Кто ваш отец, Фанория Арсеньевна? Какое ваше настоящее имя?       Фанория покачала головой, улыбаясь. - У вас в каюте мое личное дело, Эраст Петрович. Зачем устраивать фарс? Я не верю, что вы совсем растеряли наблюдательность. Кто мой отец, видно по мне, равно как и кто моя мать. Кладите руку мне на плечо. - З-зачем? - Кладите и узнаете.       Чувствуя себя в очередной раз в на редкость глупом положении, Фандорин послушался. Фанория убрала одну руку с его талии, но для того, чтобы взять его вторую руку своей, вытянуть в сторону, как нос корабля, и первым твердым шагом партии, заставить выполнять дамские шаги назад. - В-ваш отец А-Анвар эфенди. - Верно. - Ваша м-мать Варвара Суворова. - Верно. - П-почему вы едете в Корею через И-Индию? - Потому что наша семья с 91-го года живет в Москве, в особняке Суворовых, а я, если не заметили, титулярная советница. Госслужащая.       Фандорин развернул партнершу, дойдя свои шаги и принялся наступать. - Я видел как вы плели браслет для Аоно. Платок сделан теми же узлами. Его делали вы. Где оригинал? - Там же, где должен быть. У его истинной владелицы, моей матери. Это семейная реликвия дома Суворовых, дед его привез из похода. - А с-сокровища? Их н-нашли?       На это Сокол лишь покачала головой, усмехаясь. - У вас есть турецкое имя?       И снова лишь покачивание головой. Фандорин едва не споткнулся, когда дойдя шаги, Фанория развернула его, наклонила над полом, заглядывая в глаза, резко вернула в стоячее положение, двинулась вперед. - З-зачем вам в Корею? К-какая выгода от в-вашего поста Турции? - не сдавался Эраст, хотя после последнего маневра девушки, голова изрядно кружилась.       Его резко прижали к корабельной стене, рядом с дверью выхода с палубы внутрь. Смуглый узкий палец тронул губы. - В Корею мне нужно затем же, зачем вам в Японию двадцать лет назад. А какая выгода из этого для Турции, спросите кого еще.       Палец скользнул по губам. Девушка шагнула назад. Мгновение и она исчезла за дверью ведущей внутрь. - С-стойте, - выдохнул Фандорин, чувствуя как саднит губы. - Я же п-платок вам в-вернуть хотел...