Сурастан: Полуостров монстров

      Шошока был принят в доме шамана согласно предписанным традициям, перечислять которые вновь нет нужды. Его соплеменников я оставил на попечение Идри, в способностях к расквартировке которой я не сомневался, несмотря на весьма немалое количество прибывших. Та маленькая группка, осмелившаяся выглянуть из-за кустов, являлась всего лишь малой их частью, и на деле коричневых людоящеров насчиталось больше шестидесяти – практически столько же, сколько было в Зелёном Боке. Большая часть прибывших также состояла из женщин, стариков и детей, но присутствовало и полдюжины мужчин-воинов, носящих лиственный покров и пращи с прилагающимися к ним подсумками.       Я вновь измерил взглядом лидера бурых людоящеров. Засев с нами за переговоры, он осушил горзу залпом и стал говорить быстро и прерывисто, будто боясь, что мы в любую секунду потеряем к нему интерес. Про себя я начал рассуждать, что если бы не амазонки, то шестерым пращникам с ним во главе в теории могло бы хватить сил, чтобы справиться с двумя защитниками этой деревни. Был бы он настолько смущённым и послушным, если бы преимущество в силе было на его стороне? Теперь уже было не выяснить, и, наверное, хорошо, что так.       Не став ходить вокруг да около, Шошока перешёл к причине бегства бурых с насиженных мест, и она была предсказуема: орки. Деревня Древесный Дом, жители которой и назывались древолазами, находилась вверх по течению реки Вены и, как можно догадаться по названию, принадлежала любителям вскарабкаться повыше. Они были сильны, многочисленны, и от остальных деревень людоящеров на Сурастане их отличало то, что они отказывались взаимодействовать с орками. Изоляция долгое время их спасала, позволяя оставаться полностью независимыми от влияния короля орков и наращивать свою мощь и влияние.       Прошлой же неделей их жизни перевернулись с ног на голову. Сотня орков, приблизившись под покровом ночи к Древесному Дому неожиданно близко, разожгла факелы и стала сжигать лес вокруг. Завязалась хаотичная битва, но дезорганизованные людоящеры не смогли ничего противопоставить жестокой мощи налетевшей орочьей орды, которая защищалась щитами от сыпавшихся градом снарядов и подбиравших по очереди спускавшихся или падавших на землю. В конце концов, вождь древолазов смог организовать сильнейших ветеранов и охотников, поручив своим трём сыновьям взять неопытных воинов и тех, кто не может сражаться, чтобы увести их подальше.       — В…возможно, именно из-за нашей г…ордости орки решили напасть н…на нас. Чтобы п…преподать всем урок… — предположил молодой древолаз.       Мы с Ои согласились, что он, вероятно, был прав. Тем не менее, его предположение было лишь частью общей картины, и мы, сложив его новость с нашими собственными сведениями, достигли нового вывода, подтверждавшего казавшуюся дикой догадку:       — Король орков нарушил всеобщий мир и пошёл расширять свои владения.       Я кивнул шаману. Теперь можно было в этом не сомневаться: в деле замешана не просто хорошо экипированная банда и не отдельный отряд, вышедший из-под контроля, а полноценная орочья армия. Это был худший сценарий происходящего как для людоящеров, желавших свободной жизни без чьей-либо ежовой рукавицы, так и для меня, желавшего как можно скорее убраться из-под перекрёстного огня.       — Сераф, помоги нам! — сказал Шошока, припав к полу и сложив руки в молитвенном жесте. — Что теперь будет?!       — Что будет – решать не какой-то там богине, — вырвал я его из припадка набожности, — а нам. Я бы сказал, что лишние руки нам бы не помешали, так что вам стоит перестать трястись и примкнуть к нам, по крайней мере пока.       Шошока замешкался, его рот перестали покидать даже заикания. Видно было: он был потерян, складываясь пополам под гнётом ответственности. В некотором роде я его понимал. Едва ли он предполагал, что на него внезапно свалится забота о нескольких десятках обездоленных людоящеров, в то время как где-то на горизонте маячит угроза смерти от холодного вражеского клинка.       — Хм-м, — обеспокоенно потёр подбородок Ои.       — Простите, я зарвался, — извинился я. Всё-таки главный здесь был шаман, и дать древолазам укрыться в Зелёном Боке или нет являлось всецело его решением. Он как никто другой знал, что для деревни будет лучше, и в состоянии ли она вообще прокормить резко удвоившееся население, особенно в преддверии медленно подступавшей внешней угрозы.       — Ничего, ничего, — сказал он мне, — наоборот, ваше мнение, Ника, очень ценно для меня.       Взгляды двух людоящеров встретились. Благодаря напитке и последовавшему ей преображению, Ои на голову возвышался над молодым людоящером, а глубокие синие глаза шамана пронизывали его насквозь.       — Юный Шошока, выслушай меня. Наша деревня не была разорена, как ваша, но и у нас забрали наших мужчин. Всеобщими стараниями мы скапливаем достаточно еды, чтобы прокормить всех, и всего у нас, на счастье, пока что хватает. Но хрупкий баланс между достатком и бедностью, сытостью и голодом будет нарушен, если к нам примкнут все бегущие от жестокой борьбы. К тому же, мы не можем беспричинно довериться вам. За маской обездоленного может скрываться голодный зверь, который вырвется, стоит его пригреть.       Бурый людоящер продолжал молчать, не в силах обронить и слова. Не выдержав зрительного контакта, он опустил голову в пол, уже ожидая сурового, но вполне закономерного вердикта шамана.       — Если бы вы пришли месяц назад с той же просьбой, я, данной мне вождём Сонго властью, прогнал бы вас прочь. Однако недавно я получил, — Ои сжал кулак, с улыбкой осмотрев свою окрепшую руку, — знак свыше. Знак от нашей богини, улыбнувшейся нам, людоящерам, когда мы пришли на выручку человеку в беде. И все мы вынесли из её чуткого наставления урок: помоги ближнему, и тебе помогут в ответ.       Мудрость шамана меня поразила. Я знал, что ум Ои был глубоким и умудрённым жизненным опытом, но чтобы выдавать такие глубокие мысли, основываясь на встрече с человеческой козявкой, нужно было быть особого склада характера. Эффект на Шошоку был ещё более сильным, ведь древолаз чуть не разревелся, рассыпаясь в благодарностях и скомканных постоянными запинками и всхлипами эпитетах. Что же, сложно было винить его в пролитии скупых мужских слёз: после того, как его дом почти уничтожили, он и его соплеменники долгое время бежали незнамо куда, боясь и за свою судьбу, и за судьбу близких, с которыми разлучились. Теперь он мог на время выдохнуть, ведь дни неопределённости и ожидания неизвестно чего были окончены.       После сентиментальных заверений, однако, нужно было разобраться с практической стороной вопроса, так как то, что все решили быть друзьями, не означало, что еды и жилья в деревне прибавилось пропорционально уровню вайбов. Древолазам было разрешено остаться с некоторыми условиями, установленными для того, чтобы предотвратить потенциальные разногласия и наладить взаимовыгодное сотрудничество, а не просто доброжелательную помощь страждущим.       Для начала, пращники переходили под командование Аши, который всё это время завидовал получившему невероятно важную роль инструктора товарищу. Он, помимо экспертного умения махать дубинкой из стороны в сторону, также являлся сносным лучником, что делало его лучшим кандидатом в командиры бойцов дальнего боя. Метатели камней, вроде как, оказались неплохими ребятами с одним горячим нравом на всю шестёрку, так что они с Ашей сошлись характерами, став вскоре соревноваться между собой, кто поражает цели быстрее и с большего расстояния. К их сосисочной вечеринке примкнули впоследствии и несколько дам, создав костяк дальнобойного отряда, который я в своей голове прозвал "дальнобойщики". Озвучивать его не стал, разумеется – людоящеры слишком хватко цепляются за мои шутки, даже произнесённые невзначай.       Десятка людоящериц в самом рассвете сил пополнила отряд амазонок, и старшие товарищи (старше меньше чем на неделю, но не суть важна) принялись активно обучать их установившимся порядкам, расписанию и тонкостям проведения сиесты; остальные трудоспособные древолазы были распределены Ои туда, где не хватало рук. Преимущественно они стали рыбачками и собирательницами. Дети и старики, коих была треть, стали помогать в деревне, где стали в срочном порядке возводиться шалаши, чтобы никому не пришлось ночевать под открытым небом. Все они были распределены как можно более равномерно, чтобы не создавать между местными и пришлыми видимого разделения – пускай так бытовые конфликты, вроде неподелённого обеда или случайно утащенной вещи, будут возникать чаще, это, по крайней мере в теории, поможет избежать сегрегации и слишком явного разделения на своих и чужих.       Что касается социальной иерархии, мы решили, что бурые людоящеры не будут стоять ниже зеленых – они будут жить здесь как добрые соседи, которым в трудную минуту потребовалась поддержка. Мы обещались не принуждать их к труду, оставляя количество и качество выполненной работы на их же совесть, и отпускать тех, кто захочет уйти. Однако мы также чётко изложили, что не собираемся терпеть ни бунтарей, ни тунеядцев, оставляя за собой право изгонять и тех, и других. Последнее, что нужно было готовящейся к столкновению с мощным врагом общине – это трутни, которые, объедая честных трудящихся, не собирались делать ничего сами и сбежали бы при первой же возможности.       Наконец, Шошока признавался де-факто лидером древолазов ввиду отсутствия вождя и представлял их интересы перед Ои, за которым, как и раньше, оставалось последнее слово. Иначе говоря, я и он оказывались примерно в равной позиции. Всё вышесказанное было озвучено на общем собрании обоих племён в центре поселения, и Шошока, со сдержанного одобрения большинства своих соплеменников, без принял и поклялся исполнять все требования.       День закончился пиром, скрепившим образованный союз. Из закромов вынесли еду и напитки, гости и хозяева расселись кругом вокруг созданного из опилок и обрубков кострища, неуверенно озираясь по сторонам и не понимая, что друг о друге думать. Уверенно выступив вперёд, я поддал огня в самый центр конструкции, и от моего снаряда аккуратно выложенная древесинная пирамида ярко вспыхнула, проткнув рыжими языками темнеющее небо. По собравшимся волной пробежались вздохи и вскрики, когда в стороны, словно драконье дыхание, полетели горячие искры, но как только они поняли, что опасности никакой нет, разыгравшаяся было паника обратилась живым интересом и скромным весельем.       Вспомнив снова магию Зулейки, я докинул в костёр немного маны, и он, как я и надеялся, окрасился из оранжевого в ярко-голубой. Чувствуя положительную реакцию зрителей, я успокоил себя, аскрём пригоршню уверенности и начал играться с пламенем, устраивая импровизированное светопредставление, заставляя разноцветные отсветы танцевать на отвесной поверхности возвышавшейся скалы и завораживая всех вокруг. Чудо свершилось, и мне, несмотря на направленные на меня испытывающие взгляды, впервые удалось не напортачить, так что напряжённый вечер мигом оживился. Тепло будто просочилось сквозь толстую чешую прямо им в кровь, и жеманные людоящеры, насладившись фаер-шоу, стали теплеть и друг к другу, делиться историями и жизненными проблемами, будто они все были старыми друзьями, встретившимися после долгой разлуки.       Оживления добавилось, когда двое пращников, которые ненадолго отлучились, внезапно вернулись с тушей крупной косули, хотя по торчащим наподобие доисторического тигра зубам животное скорее можно было определить, как кабаргу. Разделанная шустрыми поварами, она незамедлительно отправилась на вертел, и вскоре дурманящий аромат жаренного мяса цепкой хваткой захватил каждое существо в полукилометровом радиусе. Косуля пошла по рукам, отправляясь в глубины желудков рептилий под аккомпанемент громкого чавканья, после чего остатки напряжения рассосались как-то сами собой, и племенной сбор стал настоящим праздником. Кто-то из древолазов затянул песню про уходящего воевать ящера, зеленобоки фальшиво подхватили её, и деревню утопил немножко гнусавый, но проникновенный хор.       "Возможно, — подумал я, прикончив прилипший к кости жирный кусок несолёного мяса, — всё обойдётся само собой. Не хочется, чтобы с этими ребятами что-то произошло. Все мы в каком-то роде люди, в конце концов". * * *       Тени от костерка в центре лагеря гуляли в кронах деревьев, будто затевая недоброе и готовясь наброситься. Ранкор был уверен и в том, что хитрые враги прячутся по кустам, и в том, что у него чересчур разыгралось воображение. Он посмотрел на своих солдат. В жарком мареве их едва освещённые лица искажались, делая их похожими на жутких демонов, пришедших забирать жизни. Командир потряс головой. "Всё пойдёт по плану. Ящеры слабые, они просто сдадутся".       — Командир?       Ранкор неохотно посмотрел за плечо, где его ждала ровная, клыкастая улыбка Брогра, жреца Великого Змея, выделенного королём на случай, если людоящеры посмеют сопротивляться. Этот немолодой орк с глупым пучком на голове был уступчивым, заискивающим, и проблем Ранкору никогда не доставлял, исправно выполняя любой приказ, но что-то в нём пугало чёрного рыцаря до глубины души – что-то, что можно было разглядеть только в темноте, в самом центре его бездонных чёрных глаз. Однако Ранкор понимал, что обвинять жреца в чём-либо было бесполезно, особенно ему, открытому староверцу, и он допускал даже, что мерещившееся ему лихо было всего лишь взыгравшими в уставшей голове религиозными предрассудками.       — Что тебе нужно, жрец? — спросил Ранкор, постаравшись не огрызаться. Духовники Великого Змея не так давно стали в стране орков вторым столпом власти, и оскорбление их могло привести к неприятным для чересчур языкастого последствиям.       — Не думаю, что это очень важно, но во время медитации я почувствовал сильные магические волны в воздухе, — задумчиво произнёс Брогир.       — Не думал – не думай и дальше! Если нечего больше сказать, сядь себе и мыдитируй, пока зад не отмёрзнет.       — Мой командир, я ведь отдаюсь делу всей душой и искренне хочу помочь! — притворно обиделся он. — Я исполняю свой долг и сообщаю о том, что вижу и слышу. И поверьте, нам обоим хочется, чтобы вы, командир, также исполнили свой долг. Жалко всё-таки было смотреть на судьбы тех, кто его ожиданий не оправдал.       Жрец ушёл, и Ранкор вновь впал в задумчивость. Он всегда был служивым орком, с детства мечтавшим только о том, как бы исполнить волю короля и защитить бедных орков от окружающих их со всех сторон врагов. Его меч рубил головы во имя Груума, во имя чести чёрных орков и во имя справедливости на всём Пределе, и Ранкор вместе с товарищами были свято уверены, что так будет всегда. Так было до тех пор, пока король Груум не воспылал амбициями и не стал отправлять войска в захватнические походы, подчиняя всё новые и новые земли, расширяя владения во имя "укрепления мира между враждующими расами и установления орочьего, единственно верного порядка". Многие в войсках орков одобрили новую политику, многие стерпели её. Недовольных не было, а если они и появлялись, то им быстро затыкали рты – предательство в рядах орков было худшим из возможных преступлений, которое пресекалось даже на уровне мыслей и высказываний.       Ранкор достал свой меч. Гладкая чёрная сталь с узорными зеленоватыми прожилками. Король лично даровал её ему, когда он вступил в ряды чёрных рыцарей. Через клинок он всегда чувствовал связь с родным краем, но теперь её будто бы обрубили, и он перестал понимать, для чего тяжёлый кусок металла болтается у него на поясе. Для того ли, чтобы оттягивать своим внушительным весом штаны, или всё-таки для чего-то большего?       Орки-солдаты ютились вокруг костров, держа друг с другом дистанцию. Днём ранее Ранкор выходил, чтобы поднять их дух вдохновенной речью и убить в их сердцах страх, и отчасти преуспел: они безропотно шли за ним, куда бы он их не повёл. Это были храбрые воины, для которых людоящеры не представляли никакой угрозы, и орки шли на них без тени сомнений. Нет, они не боялись битв – страх в их глазах был виден, когда они оглядывались назад.       Вздохнув, Ранкор вернулся в настоящее. Магические волны, даже достаточно сильные, не были чем-то необычайным на Сурастане. В основном, конечно, вспышки магической активности были нормальными для утыканного естественными источниками Эритила, но и на южном полуострове своих аномалий хватало. В худшем случае это происшествие могло предвещать появление сильного магического зверя, вроде жуткотигра или барсука-демона. Ничего такого, с чем отряд из восьмидесяти опытных воинов с поддержкой жреца не смог бы справиться. Так что же так сильно кололо его со спины? "Сомнение, вот что, — сделал он вывод, — у орка не должно быть и капли сомнения в сердце!"       — Слушайте меня, воины, — прокричал он, вырвав орков из навеянного усталостью транса. Всё внимание в один момент сконцентрировалось на его могучей фигуре, грозно выступавшей в свете огня на фоне тёмной бездны леса. — Через два дня мы дойдём до первой деревни ящеров. Наши товарищи уже разгромили горделивых бурошкуров и показали орочью мощь, так что другие людоящеры сами приползут к нам на коленях молить о пощаде. Но если они будут достаточно полоумными, чтобы нам сопротивляться, настанет черёд уже нашего отряда преподать хвостатым мерзавцам урок! Мы покажем им, а после – всему Пределу, что значит честь и сила настоящего орка!       Солдаты ответили Ранкору громкими возгласами и завываниями, но без лишнего рвения. Он улыбнулся – всё-таки уверенности у них не убавилось за долгие дни непрерывного марша, и они готовы были отдать жизни во славу великого короля Груума. Оставалось надеяться, что все из них вернутся домой героями – больше всего Ранкор ненавидел смотреть в лица семьям тех бойцов, кто остался лежать в безымянном поле. Да и самому ему не помешало бы вернуться невредимым.       — Да, — улыбнулся Ранкор себе, — если вдруг где-нибудь полягу, то жена меня точно убьёт. Не просто так она сильнейший чёрный рыцарь во всей гвардии.