Книга наказаний

Всё началось несколько месяцев назад, когда я под покровом ночи я ушел из дома. В отличии от множества других таких "вылазок" на запрещенные отцом мероприятия или дуэли, на этот раз я был один. И интерес мой был сугубо личный. Мне хотелось вживую посмотреть на часть города, что в высших кругах презрительно называют не иначе как "запретный район". Таинственное и загадочное место расположенное на окраине. Конечно же "запретный" он лишь фигурально – кроме монарха нам никто ничего запретить не может. Просто большинство о нем знает лишь то, что он как-то связан с криминалом, притягивает к себе громкие преступления. А знати не пристало шляться среди нечистых на руку бедняков и прочей черни. Этот район живет сам по себе, и жизнью этой с прочим миром делится очень неохотно. О нем ходит множество слухов и легенд, самого разного толка, но все негативные. Их, однако, почему-то стараются не рассказывать кому попало. Но один мой товарищ, всё же согласился однажды поделиться информацией. С тех пор мой интерес и перерос в желание посещения. Как сказал тот друг, на деле весь "запретный район" – это всего лишь одна улица. Внешне она ничем и не отличается от любой другой. Лишь в самой её сути есть что-то странное, что нельзя заметить с первого взгляда. Несмотря на то, что среди домов в нем не видно одного трактира, в воздухе всегда стоит терпкий запах алкоголя и табака. В то время как все окружающие кварталы заняты бедняками, для которых даже самая засаленная свеча – великая ценность, именно там в окнах всегда горит свет ночью. Туда приходят простолюдины со всего города, без видимой на то причины. А самое странное – круглые сутки, вопреки всем рабочим графикам там ходят люди. В основном женщины, разного возраста и статуса. У многих лица все в отметинах, характерных для страшных болезней. Не похожие на бездомных, они просто бесцельно шляются туда-сюда, не пойми зачем. Мужчины же, хотя и нередко появляются тут, сразу скрываются в зданиях. Как заметил мой информатор, нередко с одной из "уличных" дам. В общем, это совсем не место для детей. А уж тем более для представителей знатного рода. Это мнение поддерживает и мой отец, категорически мне запрещая его посещение. Впрочем, я как обычно расценил его запрет как вызов. Придя на место, я на самом деле ощутил и дурманящий запах в воздухе, увидел горящий в окнах свет и множество людей. Все как описывал товарищ. На меня, закрытого плащом, практически не обращали внимания. Лишь несколько раз попытались прогнать, и то не столь уж охотно. Народ вокруг приходил и уходил, кто-то стоял. Иногда люди будто бы знакомились с первого взгляда, после чего сразу исчезали вдвоем. Всё это проходило как бы мимо меня. Я, неуверенный в том, как именно себя вести, около часа простоял, просто наблюдая за этой странной жизнью. Как раз в тот момент, когда уже казалось, что ничего интересного тут нет, меня вдруг сзади подозвал пожилой человек. Незнакомцем был заросший с ног до головы неопрятный бедняк, одним видом своим вызывающий отвращение. При этом, сложно описать почему, но при одном лишь взгляде на него складывалось ощущение, что он бывший моряк. Мужчина, свесившись из окна, смотрел на меня своими безумными глазами с улыбкой. От него несло потом и крепким перегаром, он то и дело смеялся про себя, что-то приговаривая. Блаженный, одним словом. Вопреки омерзению, мне, разочарованному в запретном районе, стало интересно чего же хочет этот чудак. Оказалось, впрочем, что всё чего ему нужно было – немного денег. Он даже ничем мне не пригрозил, а просто попросил. Будто милостыню вымаливал, что выглядело, особо нелепо учитывая явное наличие как места жительства, так и средств. Ещё больше разочаровавшись было в этом месте, я всё же вытащил из кармана три золотых монеты и кинул старику. Давно уж убедился, что в подобных местах крайне недальновидно отказывать в ответ на такие просьбы. Есть шанс попрощаться со всем своим кошельком, а то и вовсе с жизнью. Как только монеты звякнули о подоконник, глаза старика стали совсем безумными, сам он рассмеялся и попробовал один из даров на зуб. В такой невиданной щедрости он чуял очевидный подвох. Но когда золото прошло проверку на подлинность, зрачки его резко сузились, а лицо побледнело. "Ох, я знаю, чего хотят от этой дыры такие юноши как ты", — прошептал он неожиданно серьезно, почти испуганно. Будто за миг протрезвел. Мужчина потянулся за чем-то у себя и уже через миг, в руке моей лежала средних размеров книга с грубо сделанной кожаной обложкой. Я не успел даже дернуться в сторону от него, так быстро мне пришла "плата" за подарок. Вопреки всем отказам, он настоял на принятии предмета, после чего велел поскорее убираться отсюда. И чувствующий себя от этой встречи очень странно, я поспешил последовать его совету, спрятав книгу за пазухой. Теперь вслед мне бросали взгляды, однако погнаться никто не решился. Дар я решил рассмотреть дома, чтобы не искушать судьбу. Забравшись к себе в комнату, я зажег лампу и положил загадочный том под её свет. Никаких опознавательных знаков или хотя бы следов от стершейся надписи на обложке не было. Выглядела книга хоть и небрежно собранной, но всё же не столь уж старой. Не уж то сам моряк на старости лет начал писать мемуары? В это не сложно было поверить. Но на титульнике её было лишь размашистым почерком написано "Книга наказаний", а чуть ниже, аккуратней было подписано "Знахарь". Странное название и подпись будоражили сознание, заставляя схожу рождать множество теорий о том, чем может быть это произведение. Самое интересное было дальше. Первая же страница встретила меня цветной иллюстрацией красивой дамы чуть старше меня, нарисованной со спины. Она наклонилась вперед будто что-то поднимая с пола, а таз её при этом особо выразительно поднимался вверх. Но лишь одна деталь в корне меняла всё в этом образе — дама была абсолютно обнаженной. За счет этого было прекрасно видно всё то, что на протяжении жизни мне удавалось увидеть лишь тайком или случайно. Её белоснежные ноги, не скрытые за пышными платьями или униформой прислуги, манящие своей гладкой формой. Напоминающие спелый абрикос шары ягодиц, меж которых четко прорисовано было темное отверстие, напоминающее формой многоконечную звезду. А самое необычное для меня – проглядывающая чуть ниже верхней дырочки щель, смахивающая не то на фрукт, не то на причудливый цветок. Женская часть тела, о которой я, конечно, не мог вообще ничего не знать, но которую так близко и так четко видел впервые. И всё это было выставлено как на витрине мясника, без какого-либо стыда и страха. Когда я увидел и рассмотрел это изображение, время будто на миг застыло. Сердце моё забилось чаще, заалели щеки и чуть сбилось дыхание. Никогда мне не доводилось видеть женщин полностью без одежды, тем более в подобной позе. Да что уж там говорить, я даже и не интересовался этим до того момента, намного больше заинтересованный в приключениях полных сражений, борьбе с нынешними устоями! Смутившись, но всё же заинтересовавшись, я стал листать дальше. Каждая страница толстого тома содержала рисунки разных дам в непристойном виде и позах, с которыми проводились (зачастую мужчинами) какие-то странные действия. Лица их при этом зачастую выражали удивление, боль, сожаление или страх. На многих иллюстрациях в их лоно, рот или заднее отверстие запихивались разные предметы, чаще всего мужской стержень. Сам факт возможности такого ужасного издевательства над другим человеком поражал. Мне и в голову никогда не приходило, что так вообще можно. Поэтому эти рисунки мне не очень понравились – слишком уж были странными и неприятными. Ощущалась мерзкой сама идея о том, чтобы вставлять что-то внутрь тела другого человека, тем более дамы. Зачем это вообще нужно?.. И всё же где-то на задворках сознания, эти изображения манили к себе. Другой тип картинок мне понравился намного больше — это были изображения порки. Ими заняты были почти все страницы, что не входили в прошлую группу. Кадры с девушками, по спине и ягодицам которых хлещут ударами руки, розги, кнута, а порой и просто первыми попавшимися под руку предметами. Где-то наказуемые стояли нагнувшись вперед, где-то лежали на коленях сидящего мужчины, где-то перекинуты через козла, а где-то и вовсе связаны. Одеты они тоже были по-разному. Иногда обнаженные, но чаще всего просто с задранным кверху одеянием простолюдин или слуг. А на нескольких даже была показана одежда, похожая на платье моей мамы. С этим я уже был знаком, ведь слышал о подобных публичных наказаниях, хоть к моему времени они уже перестали практиковаться. Поэтому данный вид хоть и казался всё так же чем-то совершенно новым, из ряда вон, но был понятен. Человек в чем-то провинился – его высекли. Меня самого не раз подвергали порке, поэтому единственное что было интересно – цель таких рисунков. Оставшиеся иллюстрации показывали просто откровенно позирующих дам. Иногда они сами трогали себя, но чаще всего просто ложились так, чтобы напоказ выставлялась самая неприличная часть. Качество рисунков, как и способ их начертания разнился. От красивых цветных картин, претендующих на реализм, до едва ли не угольных зарисовок, лишь смутно передающих идею. Странно, но при каждом взгляде на все эти изображения, сердце моё вновь и вновь пропускало стук, а сознание становилось напряженным. Прямо как от той, первой. Также, почему-то сильно напрягался мой собственный орган между ног, упираясь в штаны. Раньше такое случалось только по утрам и в моменты сильного волнения, поэтому казалось странным. Первым порывом, после того как я просмотрел все страницы и немного подумал, было выкинуть это порочное писание куда подальше. Может быть даже покаяться в церкви и рассказать о всем отцу. Я понимал, что так будет правильно. Ведь всё, что было показано в книге явно нарушало не просто все нормы приличия, а сам закон божий, хотя я и не мог понять, какой именно. Само существование этой книги явно было большим грехом. Было грешно и мне, представителю знатного рода, держать у себя подобную вещицу... И всё же, я не смог себя заставить. Слишком уж велика была тайна этих страниц. Кто, как и зачем это создал? Существуют ли другие такие книги? Всё это – лишь фантазии автора, или происходило на самом деле? Наконец, почему эти изображения вызывали так много чувств? Да и, откровенно говоря, я попросту боялся ответственности. Поэтому, я поступил совсем наоборот. Взял изначальный титульный лист и расписал его по образцу с одним изданием по истории, так, чтобы он совсем не привлекал внимания того, кто найдет книгу и решит посмотреть название. С большей частью другой запрещенной литературы, что я себе брал, это срабатывало безотказно. Да, очевидно, что этот случай сложнее, но мне нужно было хоть как-то внушить себе надежду, что я себя обезопасил. То, что было дальше напоминало на какое-то проклятье. Раньше никогда о подобном не думавший, я вдруг стал почти все свои мысли занимать образами книги. Даже начал придумывать свои. Каждый вечер доставал из тайника эту книжку и просто смотрел на самые понравившиеся рисунки, будто бы силясь разглядеть в них что-то новое. И укладываясь спать тоже думал о ней. Даже во сне мне являлись многочисленные сцены, частью которых постепенно начал становиться я сам. Меня даже стали меньше интересовать дуэли, общение с друзьями и дальние путешествия. Всё больше я думал о противоположном поле, чувствуя нестерпимое желание повторить хоть что-нибудь из увиденного. И при этом ни с кем не мог поделиться этим новым увлечением, боясь осуждения. Я стал засматриваться на женщин вокруг, неожиданно найдя в них интерес. Порой лишь исключительная вежливость с манерами не позволяли мне делать глупостей. Иногда целыми днями я изнывал от зависти к отцу за то, что он, в отличие от меня, обладает привилегией назначать служанкам наказания. Я не сомневался, что при желании с его властью можно было бы повторить с прислугой немалую часть изображений. В то же время неспособному ничего поделать на деле мне оставалось лишь фантазировать о подобном. Чаще всего в фантазиях моих участвовала самая красивая из наших слуг – камеристка Стелла. По сути, сиделка моей больной сестры, обучающая её чтению и письму. Видел я её нечасто, так как работала она в основном в другой части дома. Но всё же иногда ей приходилось заходить и ко мне, передавая поручение или по приказу выполняя какую-то работу. Она была дамой лет 20, с безупречными светлыми волосами, белоснежной кожей, глубокими синими глазами и неизменными веснушками на щеках. Хотя её тело было лишено больших форм, что художник рисовал героинями своей книги, да и одета она была всегда максимально прилично, всё равно при виде неё я испытывал какое-то особое чувство. Почти тоже самое, что от взгляда на изображения. Нередко, чтобы не нарушить этикет и не начать пялиться, приходилось до крови кусать язык. При этом характер её был неприятный. Со мной она всегда вела себя с какой-то незримой надменностью, будто будучи на ступень выше меня вопреки всему. Её речь была краткой и до невозможности вежливой, будто она каждый раз просто хотела поскорее закончить разговор со мной. При чем я точно знал, что с другими людьми она ведет себя иначе. И нередко вопреки своей манере речи она вела себя совершенно бестактно. Однако, так как лишь с ней больная сестра смогла начать учиться, родители души в ней не чают. Поэтому любая моя жалоба будет переведена максимум в устный выговор, не меняющий ничего. Потому особо приятно было представлять, как я лично делаю ей больно, вопреки этой неприкосновенности. Будто бы я сам всем управляю, могу заставить вести её себя со мной так, как я того заслуживаю. Сегодня я, уже как по обыкновению, ближе к вечернему часу сидел у себя на кровати и разглядывал страницы книги. В голове моей уже рождалась ситуация, план, воплощавший все мечты. Я, став управляющим имением, вызвал бы к себе служанку (конечно же Стеллу), которая в чем-то провинилась. А когда она придет, просто сообщу ей о том, что она будет наказана, не утруждая себя придумыванием или объяснением причины. Ведь я тут главный. Мне и только мне решать, что тут правильно. Наглая девушка, конечно же, тут же потеряет свою маску высокомерия и заплачет, умоляя ничего с ней не делать. Потому что, в сущности, маска эта существовала лишь за счет мнимой неприкосновенности. А убери эту защиту, падет и маскарад. Она будет предлагать отработать ущерб иначе, но всё будет тщетно. Ведь если я уже сказал, что накажу – наказанию быть. Я неумолим. Первым делом прикажу ей раздеться, угрожая, что в случае неповиновения сниму одежду сам. Она, безусловно, будет колебаться, лишь под моим стальным взглядом неуверенно поддавшись и сняв с себя форму, став полностью обнаженной. Я буду смотреть на нее гораздо дольше, чем необходимо. Вопреки всем запретам, потрогаю её грудь и бедра, ведь знаю, что ей нечего мне возразить. Затем последует приказ встать в позу для наказания, после чего Стелла, краснея повернется ко мне спиной и нагнется, показывая еще лучше всё то, на что я уже успел бы наглядеться к тому моменту. Прямо как на первой странице. Наконец последует сладкая месть за всю эту надменность и сокрытую издевку, неприсущую простолюдинам. Я, сначала ладонью, а затем и розгами буду обхаживать её заднюю часть. Прекрасно зная на себе, насколько болезненна порка, доведу её нежную кожу до свекольного цвета и... Вдруг, слышится скрип двери, что вырывает меня из дум. Я вздрагиваю, не успевая спрятать книгу в тот момент, когда в комнату заходит человек. Почему дверь не заперта? Неужели я забыл про замок?.. — Здравствуйте, господин Уильям. Я пришла сообщить о том, что ваша сестра, госпожа Анна, попросила передать вам вот это. — Говорит с порога до боли знакомый, вечно усталый, будто бы недовольный голос, за чем следует поклон. Это Стелла. В руках у неё какой-то сверток. — А, да, з-здравствуй, спасибо! — Почему-то чувствуя какое-то особое смущение от того, что мои фантазии оборвала именно она, резко вскакиваю я, надеясь поскорее забрать передачу. Вдруг, захлопнутая было книга, лежавшая у меня на коленях, упала. Растерявшись от появления девушки я так заволновался, что на миг забыл о ней. И как на зло, упав, она вдруг раскрылась на самой крамольной странице. — Извините, сэр. Позвольте поинтересоваться, что это вы читаете? — Спрашивает она, как обычно забыв о такте и чуть присев, успев глянуть на освещённую лучами уходящего солнца книгу. На одной странице нарисовано было, как мужчина и женщина находятся в максимальной возможной близости, а на другой ту же женщину секли кнутом. — Н-ничего, извините! — Максимально смутившись говорю я, как можно скорее закрывая книгу и пытаясь забрать сверток из рук слуги. — Спасибо тебе большое, уходи пожалуйста. — Сэр. — С неожиданной строгостью сказала она, посмотрев мне в глаза с недовольством. Будто учитель, узнавший о невыполнении домашнего задания. — Что вы читаете? Можете показать, пожалуйста? — Ее голос звучит требовательно. — Ч-что? — Недоуменно смотрю на неё, еще больше смутившись и опешив от такой наглости. — С-Стелла... — Всё же, беру себя в руки. Выдаю смешок, делая вид будто не понял и посчитал, что она сглупила. — Стелла. Вообще-то я тоже твой хозяин, как и сестренка. Ты не имеешь права мне ничего приказывать. — Это и не приказ. Всего-навсего просьба. — Холодно объяснилась она, отдавая мне сверток. Но стоило мне на миг расслабиться, как она уже хватает меня за запястье и не дает отстраниться. Вежливость моментом ушла как из её слов, так и из её движений. — Потому что если я не ошиблась, то это явно запрещенная церковью литература. Однако, прежде чем бросаться столь серьезными обвинениями, мне следует проверить увидела ли я то, что было, либо мне показалось. Хотя, конечно, я могу сразу пойти к вашему отцу и дать это дело в его руки. — Гм, л-ладно. — Нервно сглотнув, просто стою несколько секунд, надеясь, что что-то само изменится. Но ничего не меняется. — Давайте успокоимся, мисс. Не нужно никому ничего рассказывать, уверяю вас – вы ошиблись. — Я готова понести ответственность, в случае если мой донос окажется ложным. — Уверенно говорит она, разрушая все мои надежды на то, что я смогу взять ситуацию под контроль. — Кхм... — Решаю притвориться незнающим. — Я случайно обнаружил это и как раз решил сесть посмотреть. Давайте тогда уж посмотрим вместе. — Осторожно поднимаю книгу к окну, раскрывая на безопасном титульном листе. Служанка, однако, молча показала на стол, строго посмотрев. Её явно мало устраивало показанное, что было понятно без слов. Сжавшись, я подчинился и положил книгу на деревянную поверхность. Тут же девушка подошла, и стала пролистывать издание, всматриваясь. С каждой страницей лицо её становилось всё суровее и мрачнее. Наконец, вздохнув, она поднялась, так и оставив книгу на столе раскрытой на середине. — И когда же вы её "случайно обнаружили", сэр? — Без эмоций спрашивает Стелла, вновь посмотрев в мои глаза. — С-сегодня! — Выпаливаю я, смущаясь. Стремясь убежать от её взгляда, невольно смотрю в сторону и случайно засматриваюсь на её прикрытую формой грудь, что еще больше вгоняет в краску. Она явно это замечает. — Долго её смотрите, сэр? — Уголки её губ чуть приподнялись, а во взгляде стала заметной явная издевка. — А н-нет, не подумайте я просто-... — Спешно оправдываюсь, отводя взгляд в сторону. — Я про книгу. — Уточняет она, еще больше вгоняя меня в краску и заставляя чувствовать себя идиотом. — Только открыл, как вы пришли. — Вру, стараясь этого не выдавать. — И как же вы её нашли, сэр? Почему не отнесли в библиотеку, сэр? — От её поведения, взгляда и мимики чувствую, будто она уже всё и так знает. Просто смеётся, глядя за тем, как я пытаюсь её, всезнающую, обмануть. — Ну, я шел по улице и увидел её на скамейке-... — Вздохнул, сжавшись. Это полная ерунда, в которую не поверил бы даже ребенок. Но лучше придумать ничего не получается. Нужно сказать правду. — Ладно, да, я соврал тебе, Стелла. Нашел её две неде-... Ладно, два месяца назад. — Где? — Она пристально смотрит в мои глаза. — В-... — Задумался, где ещё можно было бы найти такую книгу. Ни одного правдоподобного варианта в голову вновь не пришло. Опускаю голову, чувствуя себя невероятно уязвимым. — Мне её дали в запретном районе в благодарность за милостыню. — "Дали в благодарность за милостыню"? То есть, вы её купили? — Ни капли, не удивившись моим словам, уточняет она. — Купили книгу подобного содержания в опасном районе, прекрасно зная где находитесь, будучи при этом без охраны, я правильно понимаю вас? — Н-ну… — Опустил голову, разглядывая пол. — Я правда не знал, что в ней. Мне её вручили и сказали убираться оттуда поскорее, что я и сделал. — Вы отвратный лжец, сэр Уильям. — Спокойно говорит она, улыбнувшись. — Вы сами понимаете, ваш отец будет недоволен, если узнает, что вы опять гуляли без присмотра, тратили деньги на опасные вещи и скорее всего предавались греху, ни капли не раскаиваясь. — Её слова звучат как приговор. Простая озвучка фактов. — Вы ведь и сами это понимаете, так? — Н-но тебе ведь вовсе не обязательно ему говорить! — Вдруг восклицаю я, почувствовав, как закружилась голова и забилось сердце от страха. — Я заплачу тебе столько, сколько попросишь, только молчи! — Нет, сэр Уильям. — Отрезает она. — У меня и так хорошее жалование, да и я не в праве брать деньги у ребенка. — На последнее слово она делает особый акцент, будто специально унижая. Я ведь максимум на 4 года её младше! — Ваш отец должен узнать. Я давала клятву. — Стелла, я-… — Остановился, задумавшись чем бы пригрозить. Угрожать женщине насилием не по чести, а больше ничего я сделать ей и не могу. — …на тебя пожалуюсь раньше, чем ты на меня и, ну, твои гнусные обвинения, эм… Будут выглядеть как попытка отвести от себя внимание! — В отчаянии говорю, цепляясь за последнюю соломинку. — И на что вы пожалуетесь, сэр? — С полным безразличием уточняет она, глядя мне в глаза. — Скажу, что ты мою дорогую награду разбила. И… Сестру бьешь. — Пытаюсь придумать самые правдоподобные обвинения, что можно было бы исполнить самому и перекинуть на неё. — Как низко с вашей стороны, господин. — Она вздохнула, тяжело на меня посмотрев. — И всё же вы сами должны понимать абсурдность такой попытки. Вам в лучшем случае ничего не удастся. В худшем вы ещё больше подставитесь. — Н-ну Стелла, ну прости меня пожалуйста, не надо никому ничего говорить! — Совсем потеряв лицо, почти умоляя говорю я, пытаясь разжалобить недавнюю героиню моих фантазий. — Я что угодно тебе сделаю! — Вы мне симпатичны, сэр Уильям. И мне правда не хотелось бы самой подставлять вас, однако вы и только вы виноваты в том, что нарушили не только правила своего дома, но и закон божий. — Её голос вдруг стал чуть мягче. — Ну пожалуйста! — Ну, есть один вариант... — Она загадочно посмотрела в сторону, усмехнувшись. Прямо как в недавней мечте, с неё слетела маска высокомерия. Только вот совсем от других чувств. Она перестала быть отстраненной, наоборот теперь она стала самым вовлеченным лицом. Хозяйкой положения. — Какой? — С надеждой спрашиваю, пристально глядя в её глаза. — Я сама лично устрою для вас наказание. — Вдруг говорит девушка, совершенно выбивая почву у меня из-под ног. — Чтобы никто не прознал о вашем грехе, я выслушаю его и возьму на себя сама. А затем накажу ваше тело, чтобы оно стало свободно так же, как и дух. Чтобы раскаяние запомнилось надолго, было действенно. — К-как так, "накажу"?.. — Ошарашенно спрашиваю, присев. После этих месяцев в странных фантазиях, с этим словом уже есть своя особая ассоциация. — Так же, как показано в вашей дорогой книжице, милый мой. — Стелла улыбнулась, вдруг переходя на "ты" и при этом подтверждая худшие опасения. — Очищу ваше тело разум, сделав очистительную клизму, а потом выпорю. При чем сделать это нужно будет не единожды. — Т-ты не имеешь права! — Возмущенно восклицаю я, надеясь показать, что вовсе не боюсь служанку. — Вы совсем обнаглели, мисс. Я приказываю вам вернуться к своим обязанностям, вернуть мне мою книгу и не лезть в мои дела! — Я не могу выполнить ваш приказ, сэр. — Она, вздохнув, посмотрела на меня скучающе. — Во-первых, моя главная хозяйка — это ваша сестра, а не вы. Основной хозяин — ваш отец. Во-вторых, даже будь иначе, на мне, как и на всей прислуге лежит ответственность за нравственное и материальное благополучие членов этой семьи. Мы обязаны обеспечить вам еду, воду, чистое белье и досуг при надобности. А также сообщить кому надо, если видим, что дети сбились с пути. Дальше пояснять, думаю, не стоит. Как уже сказала, я дала клятву. — Служанка отвела взгляд в сторону, выдохнув. — Моё же предложение предполагает, что я сама, чтобы покрыть ваше нарушение, нарушу свою прямую обязанность. Следовательно, с вашей стороны должна последовать соразмерная плата, не находите? — И в чем её соразмерность? Просто сделай вид будто ничего не видела и все дела! — Как минимум, ваш отец может узнать о том, что я скрыла от него вашу провинность. И меня будет ждать в лучшем случае такая же порка, а в худшем – отстранение от службы. Которая в свою очередь является единственным источником заработка для моей семьи. — Она сжала руку в кулак. — Хотя, конечно же, для меня намного важнее то, что в таком случае я совру своему нанимателю. И обреку вас на погружение во грех. Но вы такими материями пока не мыслите, судя по всему. Поэтому можете остановиться на житейском. Я могу лишиться работы и чести. — Мх... — Чувствую себя зажатым со всех сторон. Её слова вполне имеют смысл, звучат даже в некоторой степени милосердно. И всё же я чувствую во всем этом сокрытое за красивыми словами издевательство. — Тебе просто хочется меня унизить, да? — Вовсе нет, сэр. Я желаю вам, как и всей вашей семье только добра. Иначе бы не пришла сюда. — Она вздохнула, присев рядом. — Но я давненько заметила, что вы сходите с правильного пути. Я знаю, что вы часто сбегаете из дома по ночам. Знаю, что участвуете в сомнительных собраниях. Знаю, что уже убили как минимум одного человека на дуэли, после чего скрылись с места преступления... — Её взгляд устремился в пол. — То, что рано или поздно вы пойдете по кривой дорожке это очевидное следствие ваших поступков и их восприятия вами же. А я этого не хочу. — Это не твоё дело. — Зло говорю, отвернувшись. Даже думать не хочу, откуда ей известно столько секретов. — Не мое. Но давать его в руки тех, кто обязан об этом волноваться вы не хотите. Бездействовать не хочу уже я. — Отец отправит меня в крепость какой-нибудь глухомани, если обо всем узнает. — Говорю, не зная на что надеясь. — Да, он это сделает. — Без доли жалости или сомнения, говорит девушка. — Не самая разумная на мой взгляд мера, но весьма в наше время распространенная. И вполне заслуженная. — И вам меня не жалко? — Нервно сглотнул, съежившись. Тот факт, что у меня две возможности и обе одинаково страшны, ужасает. — Ни капли. Лишь надеюсь, что эта мера в самом деле окажет на вас нужное воздействие. — Л-ладно, у меня нет выбора... — Наконец говорю после ну очень долгой паузы я, сжавшись. — Когда хочешь начать? — Прямо сейчас. — Стелла вдруг встала и развернула тот самый сверток, который просила передать сестра. — Вот уж честно не знаю, что такого вы ей сказали, но она долго думала о том, чтобы такого вам отправить, чтобы указать вам на вашу ужасную бестактность. Подсмотрела такой способ общения в одном романе. Даже обратилась за советом ко мне. И мой вариант её устроил. — Улыбнувшись, женщина извлекла из обертки клизменный прибор из резины, из тех, что недавно стали входить в моду у взрослых, и показала мне. Внешне он напоминал крупную желтую грушу с длинным тонким хвостиком. Рядом была записка, где почти детским корявым почерком было написано: "Помой свой рот, и кое-что еще". Без сомнений это была моя убогая, но любимая родственница. — Кто бы мог подумать, что случится такая ирония судьбы? — С-Стелла... — Я густо покраснел, осознавая всё больше, что сейчас все мои фантазии будут обернуты против меня же самого. Это добавляло еще больше унижения к и так постыдному, неизбежному наказанию. А упоминание сестры будто сделало её причастной ко всему этому действу. — Может, эм, без этого? Хотя бы в первый раз? — Нет. — Решительно сказала девушка, серьезно на меня посмотрев. — Я сейчас уйду и наполню кувшин с водой и мылом. А ты сиди здесь и не убегай. Иначе сам знаешь, что я могу сделать. Сразу после этих слов Стелла взяла со стола книгу, от которой и начался весь сыр бор, после чего ушла. А я остался в комнате один, с горьким пониманием, что совсем ненадолго. Так неожиданно пришедшее возмездие за преступление убивало. Одна мелочь – незапертый замок, и вот уже вместо фантазий о наказании Стеллы, она сама приходит ко мне, чтобы наказать уже меня. Одна мысль о том, что мне придется раздеться перед девушкой, что лишь чуть-чуть старше меня, да и не просто раздеться, да еще и позволить ей меня трогать, ужасает. А ирония этой ситуации невероятно злит. Хоть я и понимаю свою вину, раскаиваться совсем не хочется. Хочется сбежать куда подальше, забиться в самый дальний угол и не выходить, лишь бы не дать случиться унизительному моменту. Чувствую мандраж, схожий с тем, что испытывал перед началом и во время первой своей дуэли, скорее всего той самой, о которой говорила слуга. Меня пробивает дрожь, бросает в пот. Неотвратимость скорой постыдной участи давит, совершенно неожиданно заставляя-таки сожалеть о всех грехах своих, за которые и придет расплата. Хотя, впрочем, правит моими чувствами по итогу гнев. Просидев по ощущениям полчаса, так и не дождавшись служанку, я встаю и подхожу к окну, разглядывая небо. Меж кудрявых облаков уже начинают вырисовываться звезды и серп луны, плывущий к верху небесной сферы. Еще немного и начнет темнеть. Вид немного успокаивает, но совсем ненадолго. Ведь снова слышится стук в дверь, заходит девушка с подносом в руках. В иной ситуации этому можно было бы только порадоваться, но не сейчас: ведь вместо еды или напитков, на нем было всё необходимое для моего наказания. Та самая книга и два широких кувшина, наполненных почти до краев. — Что ж, вот и пришло время расплаты, сэр. — Она улыбнулась, забирая со стола клизму и сразу опуская её "носик" в один из двух принесенных кувшинов. — Раздевайтесь и ложитесь ко мне на колени животом. — В-всмысле? — Спрашиваю я, уже сгорая от стыда, неуверенно начав расстегивать пуговицы рубашки. — Я не ребенок. Могу и лежа! — Всего раз мне пришлось вынести эту процедуру в далеком детстве и воспоминаний о ней у меня почти не было. Среди всего, что обещал этот вечер, она, пожалуй, казалась самой безобидной. Только очень смущающей. — Ребенок. Не можете. — Безжалостно говорит она, вытаскивая прибор и открывая бутылку с маслом. — Смысл этой клизмы не в том, чтобы почистить ваш кишечник для защиты от конфузов во время порки, как часто делают сейчас. Она нужна только для того, чтобы пристыдить вас. А в таком виде она будет постыдной максимально. — Глядя прямо на меня, она смазывает маслом кончик "груши", а затем, улыбнувшись, садится на кровать. — Быть может, это так же научит вас получше выбирать слова в общении с родной сестрой. А также заходить к ней почаще. — Ч-черт... — Всё больше краснея, раздеваюсь дальше, затормозив на трусах. Даже и не задумывался о том, что это должно быть самой постыдной частью – представлял, что под одеждой девушки сразу обнажены. Интересно, как на самом деле? — И их тоже снимать, дорогой мой. Как же я тебе через ткань в попу вставлю клизмочку? — С издевкой спрашивает девушка, сделав такую интонацию, с которой говорят с совсем малыми детьми, похлопав по коленкам, скрытым под формой. С этого момента она уже уверенно забрала роль главной. — Д-да, мэм. — Выдохнув, понимая, что дальнейший процесс полностью зависит от девушки, решаю перестать ей грубить. И так лишнего наговорил уже достаточно. Закрыв глаза, убираю последний рубеж и ложусь на колени слуги. Она помогает устроиться удобнее. — Молодец. — Её рука проходит по моей спине, заставляя мурашки пройти по коже. Впервые так близко нахожусь к женщине в жизни. Еще и в таком унизительном положении... — А теперь расслабься. — Её промасленный палец касается моего отверстия, смазывая. Я невольно зажимаюсь, но она раз за разом повторяет это движение, чуть массируя мышцы этого места. Непонятно почему, но процедура никак не начинается. Понимаю, что наконечник внутри лишь почувствовав, как по внутренностям вдруг ударила струя холодной воды. Новое ощущение заставляет вздрогнуть. — И долго это будет? — Спрашиваю, стараясь скрыть растущее смущение и стыд. Вспоминается, как несколько раз всё же представлял, как буду вводить разные предметы в отверстия Стеллы, просто для большего унижения и чувства обладания. Клизма же считай тоже самое, но даже хуже! Снова и снова понимая, насколько мои фантазии воплотились в жизнь но наоборот, чувствую злость и разочарование. — Ну, вот весь этот кувшин в тебя уйдет. Минут десять думаю займет точно. — Она пожала плечами. — Зависит от того, как вынесешь и как будешь себя вести. — А сестре ты делала клизмы? А наказания? — Пытаясь отвлечься, спрашиваю. — Делала, но чаще она сама меня просила – для похудения. И человек в её состоянии просто не может всерьез совершить что-нибудь, чтобы заслужить телесное наказание. Впрочем, тебе этого пока не понять. — Она вздохнула, проведя рукой по моей ягодице и сжав её, заставляя краснеть. Стелла даже лапает меня, прямо как я её в мечтах! — Впрочем, не отвлекайся, это всё же твоё наказание. Ну-ка расскажи мне: как именно ты нарушил запрет, действующий в доме, и ушел с его территории ночью? — Мх... Ну, через окно в коридоре первого этажа. — Честно говорю, чувствуя, что она и так в курсе. — Потом через забор перелезаю в одном месте, где охране плохо видно. А там пешком можно дойти до города. — Хорошо. — Она вдруг особо сильно сжала предмет, после чего внутрь влились остатки жидкости. Чувствую выросшее давление внутри. После этого, сжав между собой половинки, она достает клизму и неожиданно быстро вводит обратно. — А как ты попал в запретный район? — Я-... Ах! — Резко слышу внутри утробный звук, после чего до этого очень слабое желание сходить резко становится острым. Поерзываю от этого. — Не волнуйся, это просто воздух. И не дергайся. — Она резко отвешивает мне шлепок ладонью, после чего уже начинает наполнять новую клизму в кувшине. — Продолжай. — Мх, Стелла, там жжет! — С легким беспокойством говорю я, чувствуя, как внутри начинает расти не только желание, но и жжение. Специально продолжаю ерзать. Стыдно, что она себе позволяет меня бить, но молчу. — И должно жечь. Это же наказание, поэтому в мыльной клизме мыла много. — Она откладывает прибор в сторону, после чего берет что-то с подноса и вдруг бьет меня этим по ягодицам несколько раз. От неожиданности и резкой боли я вдруг чуть было не проливаю только что залитое. Да, меня пороли и раньше, но не так. Не такие люди! Это убивает. Она не должна, не в праве этим заниматься! — Кажется, ты меня плохо понял: не ерзай. Иначе я начну тебя пороть прямо во время клизм. Хочешь быть взрослым, так вынеси хотя бы клизму как взрослый. — Мгх, понял я, понял. — Цежу сквозь зубы, сдерживая в голове возмущение. До слез злюсь на Стеллу, чувствуя боль от ударов. Всё же невольно признаю, что она тут хозяйка. Это самое унизительное – женщина мной обладает. Та женщина, которой я сам хотел обладать. — Ну прошел просто по улицам куда надо. Там нет явных ограничений же. — Ясненько. — Она, как ни в чем ни бывало вводит мне следующую порцию раствора. Начинаю чувствовать, что внутри появляется неприятное распирание, которое со временем только увеличивается. — Уильям, а расскажи-ка мне, что в этой книге написано. — Эм, ну... — Смущает такая просьба. Думать дополнительно сложно из-за того, что снизу творится кошмар. — Ты же уже видела. — А я хочу послушать, что в этом видел ты. — Т-там обнаженные девушки нарисованы. И много действий с ними. — Все же стараясь отвлечься, подхватываю этот ее расспрос, вспоминая изображения. — Каких действий? — Раствор заканчивается. Идет следующая воздушная. Снова я ерзаю и снова получаю серию ударов, особенно болезненных от того, что чтобы не пролить ни капли, нужно зажиматься. Она заливает слишком быстро и слишком много требует! — Н-ну, в их разные отверстия вставляют разные предметы и иногда части тела. На нескольких рисунках делали клизму, но там шприцом, а не как ты, и Ах!-... — Сжимаюсь, чувствуя особо сильный позыв на низ. Живот заболел. — И? — Нетерпеливо спрашивает Стелла, резко и совсем невовремя отвешивая мне новый шлепок. От этого, моё плотно стиснутое колечко вдруг не выдерживает. Тут же из него фонтаном бьет маленькая струйка воды с воздухом. — А-ах, п-прости пожалуйста! — Максимально покраснев говорю, спрятав лицо за руками. Хочется убежать, спрятаться, лишь бы не находиться тут, не чувствовать на себе её взгляд. Мне правда совестно, что я не удержал воду, даже не смотря на злость и то, что она сама же её в меня ввела. И в тоже время страшно. И в тоже время я ненавижу её за весь этот позор. От обилия чувств тошнит, и голова кружится. — Ничего, такое бывает. — Ласково успокаивает она, погладив меня по голове. — Но теперь в тебя войдут оба кувшина. А если ты прольешь еще раз, то я схожу за еще одним, заперев тебя в комнате. Понятен принцип? — Спокойным, немного даже милым голом объясняется девушка, вытерев салфеткой "протечку", что запачкала и её. Затем, меня ожидает еще одна порция ударов, уже чувствующихся действительно серьезно. Чем сильнее я зажимаюсь, тем больнее проходит удар. Но теперь я знаю, что, если хоть немного расслабиться, меня ждет позор и участь еще хуже... — И что еще есть в книге? — Д-девушки, которых секут. — Вздохнув, заканчиваю пересказ. — Еще есть несколько рисунков просто обнаженных девушек в красивой позе. — А что ты делал, глядя на эти рисунки? — Спрашивает она, вводя следующую. Чувствую, как раствор с воздухом давит на внутренности. Живот болит и урчит как при сильном отравлении, при этом чувствую еще и какое-то движение внутри. Добивает меня мыло, будто бы выжигающее всё. — Н-ну, просто разглядывал, детали искал. Я же с девушками никогда не был близок, вот и интересно. — Отвожу взгляд в сторону. — Фантазировал всякое. — И всё? — Она с некоторым даже разочарованием спрашивает меня, задумавшись. Кажется, в словах моих реально не чувствуется никакой фальши и недосказанности для неё. — Ну да, а что еще я мог делать? Не начинать же самому такую ерунду рисовать. — Пожимаю плечами. От спазмов и жжения внутри тем временем уже ну очень хочется забыть о служанке и убежать в туалет, или хотя бы дернуться. Но приходится лежать смирно. — Хм, ладно. Расскажи тогда, о чем фантазировал. — Эм, н-ну... — На миг краснею наверно даже больше, чем когда в прошлый раз пролил. Как раз в этот момент, получаю новую воздушную. Это уже чувствуется невыносимо, а ведь мне пригрозили тем, что введут еще столько же. — С-стелла, может хватит пока? Я не удержу столько! — Твоя сестра выдерживает такое же количество без каких-либо проблем. — Заставляя устыдиться, говорит она, вводя следующую с жидкостью. — Мх, ну, я представлял разных женщин из тех, кого знаю, на месте девушек с картинок. Чаще всего представлял порку, хотя несколько раз были мысли и о тех других вещах. — Вздохнув, отвечаю на прошлый вопрос будто этой минутной слабости и не было. — В целом просто много думал о противоположном поле, часто хотелось бы поближе увидеть знакомых. — Кого именно ты представлял? — В её голосе засквозило какое-то подозрение. — И… Была ли среди них твоя сестра? — Сестры не было. — Сразу отвечаю, понимая намек. Съеживаюсь от мысли о том, как бы ответить на первый вопрос. — Ну, прислугу, гостей... — И что тебе больше всего нравилось в фантазиях? — Мх, Стелла, прекрати! — Снова став пунцовым прошу я. — Это слишком личное! — Отвечай на мои вопросы. Я тебе их задаю не просто так. — Резко введя остатки клизмы, она вновь проходится по проблемному месту ударами. Это уже больно. Тут же, без передышки, идет следующая, воздушная. — Вот и кончился кувшин с мылом. Теперь пойдет вода. — Черт, по ощущениям я сейчас лопну! И горит очень ну очень сильно. И на органы давит. — Жалуюсь, заведомо чувствуя, что девушке глубоко плевать на каждую мою проблему. — Прекрати это, отпусти меня! — Ответь на мой вопрос. — В подтверждение этих чувств говорит она, вдруг одна за другой добавляя сразу три воздушных поверх всего остального. — Не заставляй превращать это в допрос с пристрастием. — А-а-а! Да я сам не знаю, почему! — Жалобно восклицаю, прикусив язык чтобы не застонать и не задергаться. Спазмы стали невыносимы. — Некоторых людей просто приятно мысленно раздеть и отшлепать представляя месть за разные вещи! Некоторых просто интересно представить униженными и безвольными. А еще, ну, интересно обладать людьми... — И кого ты представляешь чаще всего? — Она улыбнулась, вводя мне первую порцию чистой воды. Мой живот по ощущениям уже стал раза в два больше, наполнившись в край. Дискомфорт от клизм и от унижения сливается в какое-то единое неприятное чувство. — С-Стелла, тебе это не нужно. — Отчаянно пытаюсь избежать признания я, дернувшись и тут же за это жестоко получив. — Чем больше ты заставляешь меня так делать, тем сильнее чувство, что тебе это нравится. — Хихикая, глядя на мою реакцию, она вновь повторяет ту "дознавательную меру", накачивая меня воздухом. — Тебя. — Уже даже не смущаясь выпаливаю я, полностью погрузившись в это отвратительное ощущение. Просто хочется, чтобы стало хоть чуть-чуть проще. — Представляю, как становлюсь дома главным. Как вызываю тебя и говорю, что ты наказана. Как трогаю твоё тело, раздеваю тебя, вставляю в тебя предметы. А потом шлепаю до синих ягодиц. — Говорю, выражая всю свою накопившуюся злость на лезущую не в свое дело наглую простолюдинку. — Гм, ясно. — Хотя её лица и не видно, чувствую, что она очень смутилась. Эта возможность постыдить её немного ободряет. Больше девушка ничего не спрашивает, лишь вливая клизму за клизмой. С каждым разом держаться и не ерзать всё сложнее, но осознание, что при ошибке слить удастся только еще больше заполнившись, придает сил. Так что до конца я дохожу без новых ударов. В животе постоянно что-то бурлит и урчит, жжение всё больше напоминает боль, а при этом усиливается и настоящая боль от спазмов. Это настоящая пытка, хотя сначала и звучало лишь унизительно! — Вот и последняя клизма. — Усмехнувшись, говорит девушка, влив порцию воды и воздуха, после чего сжимает между собой мои ягодицы. Затем, трогает мой натянутый как барабан живот и чуть сжимает его, усиливая позывы. — А ты молодец. — Мх, умоляю, пусти меня уже в уборную! — Жалобно молю, держась уже из последних сил. Даже не стыдно, на фоне всех чувств. — Как минимум десять минут надо потерпеть, малыш. — Она поглаживает мои чуть горящие от шлепков половинки, ничего больше не делая. — Как минимум, тебе это нравится. — Резко чувствую её касание к моему органу между ног. Только после этого понимаю, что он уже давно напрягся и уперся в подол формы служанки. — С чего ты взяла? — Смущаюсь. — Он напрягается только когда ты возбуждаешься. Не знал? — Она вдруг переворачивает меня на спину и берет в руку торчащий орган, поводив им вверх-вниз. — А возбуждаешься ты когда тебе приятно. Кстати, если поделать вот так несколько раз, можно получить интересный результат. Но это грех, если делать себе самому. — Мх, ты издеваешься, да? — Смущаюсь, вдруг почувствовав совершенно новые, приятные чувства. На миг даже забылись боль с дискомфортом. — Вовсе нет. Скорее наоборот даже, хочу помочь. — Она улыбнулась, переложив меня просто на кровать и нависнув сверху. — Вот что получают хорошие мальчики, которые не грешат и не нарушают закон. — Неожиданно она опустилась ртом прямо на орган, напоминая несколько картинок из книги. С каждым мигом, он всё глубже проходит внутрь. Пальцами руки, тем временем она прижимается к моему отверстию, двигаясь интенсивнее, пока те не проникают внутрь, надавливая на какую-то особо чувствительную точку. — А-ах, ч-что это? — Недоуменно спрашиваю я, простонав от нахлынувших приятных чувств. Стелла, промолчав, стала поглаживать кончик органа языком, двигаясь губами то вверх, то вниз, от чего удовольствие росло и росло. При этом иногда она брала его особо глубоко, от чего он будто бы обхватывался со всех сторон, что было особенно приятным. В ритм с движениями губ, её пальцы гладили меня внутри, неведомым образом усиливая ощущения. Неожиданно всё то, что недавно меня мучило и стыдило, начинает доставлять удовольствие. Иначе чувствовался этот сумасшедший объем воды внутри, это жжение и распирание. В один момент, эти чувства вдруг достигли пика. Единственное слово, что приходит в голову для описания чувства – экстаз. Перед глазами все сначала темнеет и плывет, потом идет разноцветными узорами и наконец приходит в норму. При этом я вдруг ощущаю, как против моей воли что-то льется из органа. — П-прости! — Сразу восклицаю, отвлекшись и попытавшись отстраниться, подумав, что полилась та жидкость, что обычно выливается в туалете. Девушка, однако, наоборот только больше прижалась и всё слизала. — Не волнуйся, всё хорошо. Так и должно быть. — Усмехнулась она, закончив и отстранившись. — Вот и кончилась твоя единственная поблажка на сегодня. А теперь беги. — Т-твои пальцы внутри. — Смущаясь, говорю, дернувшись было и тут же чуть не пролив. — Ах да. — Говорит барышня, будто бы забыла о них. — Ну, что же, придется тебе тогда тут. Емкости у нас есть, форточку я открою. — Ч-чего? О чем ты? — Недоуменно смотрю, надеясь, что не так понял. — Ты сольешь всю воду прямо тут. В комнате. — Нет, ни за что! — Покраснев, опасно вздрагиваю, едва не потеряв жидкость. — Просто вытащи их и всё! — Если их вытащить, часть обязательно выльется. Сам же чувствуешь. — Говорит так, будто бы это очевидно. — Ты либо проливаешь каплю в какой-то сосуд и уже всё сливаешь в него, либо я засчитываю это как недержание и запираю тебя тут, чтобы вернуться и наполнить больше. А потом, так уж и быть, я тебя отпускаю в ванную. — Спокойно объясняет условия она, давая понять, что серьезна и не шутит. — Либо стыд, либо еще дольше терпеть воду. Выбирай. — Мх, ну Стелла, прекрати! — Жалобно умоляю, глядя ей в глаза, но не прочитывая там ни капли сочувствия. Невольно подрагиваю от сковывающей всё тело боли и дискомфорта. — Выбирай. Или хочешь, чтобы я тебя по коридору провела, с пальцами в одном месте? Я ведь устрою. — Л-ладно, первое! — Выкрикиваю, едва не расплакавшись. До боли обидно от такого отношения к себе. Перспектива публичного позора пугает еще больше. — Какой хороший мальчик. — Она улыбнулась, помогая мне встать и подставляя один из кувшинов вниз, после чего вытащила пальцы. Тут же в дно сосуда ударила струя горячей жидкости под давлением, вместе с ней вышел и воздух. — Одного не хватит, так что я понаблюдаю, что б не перелился. Не волнуйся, тут поблажку сделаю. — Стелла! — Возмущенно смотрю на её ехидное лицо. Всё это она явно успела продумать заранее. Ввела в меня пальцы, взяла кувшины малого объема, но большого диаметра и залила сразу две порции жидкости, от чего та просто ну никак не сможет вся выйти в один. А из-за этого, «чтобы не позорить меня еще больше», нужно смотреть за процессом. Но уже для этого наоборот позорить сильнее... Отойдя на секунду, она открыла окно и сразу же вернулась, присев на корточки прямо передо мной, так что я мог видеть, как она наблюдает. Казалось, ей правда интересно смотреть. Необходимость делать это под чужим взглядом была совершенно новой для меня, а потому и смущала по-особому... К счастью, девушка хотя бы делала это молча, лишь реагируя мимикой иногда на звуки и движения, в основном насмехаясь тихо. В один миг, она вдруг приказала мне зажаться, после чего не ожидая сменила емкость. Затем просто продолжила смотреть, будто так и надо. Казалось немыслимым, что в моем теле может поместиться столько жидкости. А она всё лилась и лилась, не прекращая. Обжигая всё на своем пути, давая облегчение через боль. Наконец, когда эта пытка закончилась, Стелла сама же вытерла моё отверстие, вылила в окно собранную жидкость, после чего ушла готовить новые клизмы. Я же, уставший от всего этого, лег на кровать. Наконец-то можно было поерзать без риска получить за это наказание, расслабиться не боясь пролить щедро залитое. После такого обилия действий и переживаний, уже не хотелось ни злиться, ни жалеть себя. Лишь лежать. Я сам не заметил, как на глазах выступили слезы. Хотелось, чтобы всего этого просто не случалось. Чтобы у меня не болело всё внутри, чтобы я не чувствовал себя так и в комнате не висело отвратного запаха вылитого раствора. Это «наказание» лишало всякого достоинства, заставляло чувствовать себя никем. Вскоре, я просто вырубился. Слишком много чувств за слишком малое время. Со мной так всегда Следующим особым событием этого дня стало самое необычное в жизни пробуждение. Проснулся я от того, что почувствовал, как меня силой поворачивают на бок и пытаются что-то ввести меж ягодиц. Стелла молча сидела рядом на кровати, просто сосредоточившись на процессе. Я тут же вздрогнул, было возмутившись, но за это последовала немедленная кара в виде ударов, напомнившая что происходит и где я нахожусь. По ощущениям стало быстро понятно, что это уже далеко не первая порция. А значит началась процедура еще пока я спал. Осознание того, что со мной что-то делали в то время, когда я сам не мог делать ничего было неприятным, злило. И в тоже время, почему-то тот факт, что мной вот так сейчас воспользовалась именно Стелла делало этот момент особым. Немного даже захватывающим, что ли... — Проснулся, соня? — Усмехнулась девушка, еще раз шлепнув меня. — Я проверяла как раз, сколько ты выдержишь до того, как проснешься. Мне казалось, не больше двух, а мы считай полпути уже и прошли! И то проснулся ты от другого. Будь готов к тому, что однажды просто так ночью к тебе зайду. — Мх, могла бы и разбудить. — Всё же возмутился я, окончательно просыпаясь от чувства растущего давления внутри. Жжение при этом стало меньше, но вот желание освободиться вернулось. Последняя шутка барышни заставила насторожиться, но я решил не совершать ошибку и не спрашивать. Пусть она забудет это обещание. — Ты слишком сладко спал. — Она вновь ехидно улыбнулась, вдруг просунув руку к моему паху. — Хах, уже успел возбудиться даже так. Интересно. А может на самом деле ты представлял себя на месте служанок? Про меня придумал, просто что б отстала. — В-вовсе нет! Он так всегда после сна! — Смущенно оправдываюсь, задергавшись. От такого неожиданного обвинения лицо тут же стало красным. — Ага, верю. — Хихикнув, Стелла всё же убрала руку оттуда, после чего сменила клизму. — Ты такой незрелый, даже удивительно. Обычно мальчишки к твоим годам уже и так знают в разы больше, чем положено, но ты – сама невинность. — О чем ты? — Недоумеваю, жалобно простонав. Уже даже жалею о том, что проснулся. Лучше бы эта часть просто вся пропустилась. — Ну, знаешь ли, "введение частей тела в женщину" – это взрослый процесс. Между ног супруги мужчина вставляет свой стержень для того, чтобы та забеременела. А в остальные места это делается просто для удовольствия. — Служанка задумчиво хмыкнула, разглядывая меня. — Именно первым занимаются в брачную ночь. Когда женщина в первый раз это переживает, у нее идет кровь. Это событие как бы является закреплением брака, подтверждением того, что супруги близки как никогда. Так что ты сегодня почти что стал мужчиной, мой господин. — Последнее слово в свете всего прочего вновь звучало почти как издевка. Стелла оценивающе посмотрела на меня, будто бы ждала вопросов. Однако я промолчал. — Ладно. Та субстанция, что ты сегодня вылил мне в рот – это и есть мужское семя, упомянутое в нескольких местах в библии. — Вздохнув, сама добавила она, отвернувшись. — Кстати проливать его вне лона женщины это страшный грех. Именно за что-то такого толка Онан в Книге Бытия был наказан смертью. Так что за эту поблажку я дополнительно тебя накажу. — Ого... — От такого количества новых сведений на минуту даже забываю всё неудобство, что вызывает вода внутри. Почти всё из сказанного для меня ново. Чувствую себя очень странно от её слов. Да, мне было и так понятно, что действия, показанные на рисунках необычные и странные, чем-то особенные, может быть запретные. Но о том, что они, помимо этого, имеют свой особый смысл, могут быть как греховны, так и естественны даже не мог помыслить. Среди всей этой мешанины чувств, покоя не давал лишь один вопрос — зачем всё это служанке? Она говорила, что всё происходящее есть наказание мое. Говорила, что волнуется за мою судьбу и душу. Заставляла меня раскаиваться и терпеть боль. Но при этом сама же делала не только сомнительные, но и с её слов "страшные" действия. Проявляла то невероятную жестокость, то почти материнскую заботу. Сама принудила меня к той близости, которую приписала только самым близким людям. Заставила справлять нужду на её глазах. Откровенно игралась с моим телом. Всё это больше походило на какое-то странное издевательство, наглое использование невозможности отказа. Некую месть. Но за что? Не за фантазии же?.. — Слушай, не будешь лежать смирно, мигом окажешься на моих коленках! — Вдруг недовольно восклицает Стелла, шлепнув меня рукой. Это быстро развеивает все мысли, заставляя вернуться сюда. — Прости. — Вздыхаю, прекратив непроизвольные движения, вызванные ощущением вливаемой воды. Единственное, что отличало ощущения сейчас от окончания прошлой процедуры – жжение со временем становилось слабее, а не сильнее. В остальном, чистая вода давила на внутренности так же сильно, как и мыло. А еще, от частых введений предметов, отверстие моё начало неприятно болеть. — Умница. — За похвалой сразу последовала порция воздуха. — Хех, наверно, как только я уйду, ты сразу же ляжешь и будешь представлять на своем месте меня, не так ли? — Грустно улыбнулась вдруг она, начав вливать воду. — Конечно же, после такого позора, первое что ждет воображаемую меня – клизмы. Ты представишь, как введешь мне огромный объем жидкости, добавишь множество жестоких наказаний за малейшие провинности. От понимания, как себя чувствует жертва, удовольствие, доставляемое фантазией, будет расти. Скорее всего ты даже-... — В-вовсе нет! — Недовольно перебиваю её, густо покраснев. Странно, но этот рассказ из её уст звучал не так, как остальные слова. Мне снова стало жарко, сердце забилось чаще. — Вовсе да. — Без доли сомнения отрезает девушка, вдруг вновь взяв мой орган в свою руку. — Ты возбудишься так же, как и сейчас. Но в добавок к этому, начнешь им двигать, вспоминая как я удовлетворила его ртом. Наверно в фантазии ты заставишь меня именно этим и заняться, а может даже и пойдешь дальше-... — Прекрати! — Краснею, начав ерзать и тут же за это получив удар. — Потом, конечно, будет порка, может еще что-нибудь, если твоего невинного тела надолго хватит. — Не слушая меня, заканчивает Стелла предсказание. — Но на самом деле понравится тебе не бить мою задницу и даже не заставлять меня ласкать самую дорогую твою часть. Самым приятным будет то, что главный – ты. А наглая стервозная сучка лежит под тобой и слезно умоляет о прощении, на что ты не обращаешь никакого внимания. Маленький бунт подавлен. Ты король. — Она вставила водную, после чего несколько раз просто так ввела воздух напоследок. Вновь появилось ощущение, что количество жидкости и газа внутри близко к предельно возможному. — З-зачем ты говоришь это? — Недоуменно спрашиваю, смущаясь. Наконец выражаю вслух свое недоумение. — Ты ведь именно от такого и хочешь меня отучить! — Верно. Это просто вводная часть. — Она встала и отошла к окну. — Знаешь, я ненавижу таких как ты мальчишек. Таких, которым приятно смотреть на чужую боль. Таких, которые не хотят от окружающих ничего кроме подчинения, утверждения своего господства. Таких, что не просто не поморщатся, когда неграмотные крестьяне полезут целовать им ноги, а сами заранее вытянут туфлю. — Она задумчиво посмотрела на небо, вздохнув. С виду её настрой не менялся, однако на каком-то интуитивном уровне чувствовалось, что девушка злится. И последний пример был будто бы особо ей близок. — Уж не знаю, в моей ли собственной незрелости, или в настоящей несправедливости дело, но мои суждения таковы. И знаешь что? Я не дам тебе этой ночью забыться в фантазиях о обратной смене ролей. До самого утра ты пробудешь таким как сейчас – беспомощным и покорным. Чтобы этот урок не смог просто забыться. — Т-ты хочешь на ночь тут остаться? — Недоумеваю, с трудом понимая её слова. Больше думается о сильном желании и том невероятном дискомфорте, возникающем при каждом лишнем движении. Очень хочется поерзать, но страх пролить воду всё пересиливает. — Нет, конечно. Я должна успеть зайти к твоей сестре, прочитать с ней главу романа и обсудить произошедшее там. Она делает успехи в чтении, к слову. Намного лучше, чем я ожидала, впервые увидев этот недуг. И уж явно лучше, чем полагали ваши родители. Думаю, общение с тобой ей бы помогло. — Её голос вдруг стал очень мягким, стоило зайти речи о малой. Впрочем, исправляясь, девушка сразу перешла к прежнему тону, встав и вернувшись к столу. — Ты сам всё узнаешь, как только вернешься из уборной. И кстати, даже не думай попробовать сбежать – я расскажу твоему отцу обо всём. В том числе и о твоем позоре. — Д-да понял я, понял! — Краснею, осознавая, что теперь чувство стыда проникло абсолютно во всё, что меня касается. Теперь даже страх перед отцовской злостью отравлен этой отвратной эмоцией. Хотя, впрочем, упоминание сестры сейчас неожиданно сделало меня несколько лояльнее к слуге. — Отпустишь-то когда?.. — Уже скоро. Не капризничай, а то еще заполню. — Она усмехнулась, угрожающе сжав прибор в руке. — Во мне и так по ощущениям столько, что вот-вот лопну. — Вздохнув, ложусь на бок лицом к слуге. Она присаживается на стул, рассматривает картинки книги, с которой всё началось. — Да, тут и правда много всего. Даже удивительно. — Замечает Стелла, без тени стеснения, глянув на меня. — А что ты в своих фантазиях вставлял внутрь меня? И куда? — Неожиданно спрашивает, заставляя больше краснеть и жалеть о своей недавней откровенности. — Н-ну, я не шибко много об этом думал. — Пытаюсь отвертеться, отводя взгляд. — Просто скажи. — Она вдруг захлопывает книгу, возвращаясь ко мне и снова вставляя клизму в стиснутую дырочку, впрыскивая воздух. И это действие будто бы заново запускает все неприятные процессы и спазмы внутри. Чувствую, внутри надулся небольшой шар. — Не-то я сделаю это еще раз. — В её действиях и словах нет ни капли усмешки. Она говорит серьезно, в самом деле лишь предупреждая. Как на допросе. — Д-да хватит уже, Стелла! — Не выдерживаю я, возмутившись и закрыв рукой отверстие. Пытаюсь оттолкнуть обнаглевшую слугу. — Это и так невыносимо терпеть! — Я сказала тебе ответить на вопрос. — Стальным голосом говорит служанка, сильно сдавливая мне запястье и заводя руку назад, к пояснице. Внутрь меня вводятся еще четыре порции газа. — Ты наглый несносный мальчишка, с которым нельзя иначе чем максимально жестоко. Ведь стоит ослабить хватку, как ты чувствуешь себя снова сверху. Люди для тебя либо друзья, либо подчиненные. — А-ах, боже, ну прости-прости-прости! — Потеряв стыд почти с отчаянием закричал я, изо всех сил скрестив ноги и напрягшись. Позывы на низ были невыносимы, хотелось прямо сейчас вскочить и убежать. Лишь страх и остатки чести не позволяли ударить единственную помеху. Конечно, она не могла на самом деле меня удержать, её действия лишь немного отрезвили. — Мне не нужно твое извинение. Скажи мне, чем ты меня мучил в своих думах. — Вновь повторяет просьбу она, став поглаживать раздутый живот. От этого мягкого действия внутри что-то по-особому заурчало, куда-то перетекло и терпеть вдруг стало чуть легче. — Мх, н-ну, я не знал тогда какая разница между разными отверстиями девушек, поэтому не придавал этому значения. — Всё же сдаюсь я, надеясь на то, что она еще облегчит терпение. — Мне неприятна была мысль о том, чтобы частью своего тела лезть в чужое. — Неожиданно её рука опускается мне на голову, аккуратно поглаживая. — Значит, это были реально предметы? — Ласково спрашивает она, глядя куда-то мимо меня. — Да. Овощи, фрукты, свечи, рукоятки инструментов... — Отвожу взгляд в сторону. — Еще вот эта штука пушистая для уборки пыли. Чисто потому, что на изображениях лица у девушек зачастую изображают страдание, предполагал, что это неприятно. — Хах, необычный выбор. Сомневаюсь, что всё это было бы хорошей идеей. — Глядя на чуть расслабившего меня, она вдруг снова ловким движением вошла мне между ягодиц наконечником, вводя воздух. — Ладно, вот тебе на дорожку. Беги в уборную. — А-ах, ну ты достала! За что?! — Жалобно возмущаюсь, на трясущихся ногах пробуя встать. Тут же замечаю проблему – я абсолютно обнажен, а одеться по-обычному в таком состоянии не представляется возможным, при этом любое движение отдается сильным позывом. В нерешительности застываю, прыгая на месте от нетерпения. — Что, дружок, хочешь еще? — Издевается служанка, всё же встав и надев на меня рубашку, что была очень впритык из-за увеличившегося живота. За ней пошли брюки, еще больше стянувшие требующую теперь столько пространства часть тела. От этого обжатия все чувства многократно усилились, а позывы и спазмы стали самыми сильными что я вообще испытывал в жизни. Ежесекундно я чувствовал, как в сжатый изо всех сил кружок мышц бьется холодная жидкость, лишь чуть-чуть не доходя до проливания. Стелла же будто специально долго возится с замком двери, заставляя меня с каждым мигом всё больше рисковать опозориться снова. Стоило щелкнуть механизму, как я выскочил в коридор, уже не обращая внимания ни на что. На пути, к счастью, встретились лишь несколько недоумевающих служащих, которые, впрочем, ничего и не могли сделать... Несмотря на все преграды, мне удалось дойти до искомой комнаты, после чего со спокойной душой закрыться, хоть на полчаса оставшись наедине с собой. Это было прямо-таки необходимо. Еще ни разу за всю свою короткую жизнь я не чувствовал себя настолько униженным и оскорбленным. Всякое облегчение от долгожданного окончания процедур перекрывалось усилившейся неприязнью и злостью на служанку. Ведь если бы не она, не с чего было бы чувствовать облегчение! Я бы просто спокойно лежал у себя! До боли обидно было осознавать, что Стелла в этой ситуации стала абсолютно всевластна. Что сам того не подозревая, одним неосторожным действием, я сделал себя от неё зависимым. Что моя фантазия обернулась против меня самого... Самое неприятное во всем этом то, что наказание я получаю вполне за дело. Всё происходящее – это полностью моя вина, как ни посмотри. Я мог сразу как увидел еретические изображения просто сжечь или закопать эту чертову книгу. Мог сразу пойти и сам рассказать о всем отцу, после чего он бы, конечно, разозлился, но не так сильно. Но вместо этого, я предпочел спрятать книжку у себя, даже попытаться замаскировать её. Позволил её образам проникнуть в голову мою. Утешало лишь одно, а именно явное нарушение со стороны девушки, не менее сильное, чем мое собственное. Вместо наказания она просто нагло воспользовалась мною, зная, что ни на что жаловаться я не буду. Никак не ограниченная правилами, она сама нарушила все возможные границы и правила. Вдруг я словил себя на мысли, что рассуждаю почти так же, как она предсказала ранее. В самом деле мне резко захотелось самому её поставить в неудобное положение, заставить пережить всё это. Мотив мести в фантазии стал еще больше, ведь теперь вместо абстрактных черт, были вполне конкретные действия. Одна мысль о том, чтобы заставить её раздеться и лечь на мои колени будоражила. Было приятно представлять, как я потрогаю её ягодицы, позволю себе несколько раз по ним ударить. Лишь после этого возьму масло и тщательно смажу её отверстие, после чего введу ей порцию мыла с воздухом. Она сначала будет держать лицо, попробует поднять меня на смех, но с каждой новой клизмой эта деланная уверенность всё больше будет пропадать... Чувствую, как орган вновь разбух и затвердел. Но тут же возбуждение срывается в злость. Злит абсолютная невозможность такого варианта. Отомстить ей я смогу лишь в том случае, если она сама мне это позволит. Иначе же, просто показав отчетливые следы "наказания" отцу, а затем и рассказав скорее всего о книге, она добьется для меня много более страшной участи. Получалось так, что в моем собственном доме делать со мной что-то против воли было позволительно, а мне самому творить тоже самое – нет. И опять же всё из-за меня самого. Из-за того, что я задержал тайну так долго... Когда последние капли жидкости вышли из меня и утекли в слив, я лишь на миг выдохнул с облегчением. Да, живот теперь полностью чист и даже нет никакого недомогания, кроме странного чувства напоминающего голод и остатков раздражения от мыла. Только вот теперь мне нужно вернуться в комнату. Самому. Чтобы меня выпорола девушка, совсем немного старше меня. Которой я в ином случае мог бы проявлять знаки внимания. Которую сам представлял в том же положении! А после этого меня ждет что-то, чего я и сам не знаю. Переживать это унижение ну очень не хотелось. Появилась мысль задержаться на подольше, чтобы ей пришлось уйти к сестре, а участь отложилась на потом. И всё же победил страх. Вдруг она решит, что я сбежал?.. Тогда всё пропало, а унижение было зря. С горечью и растущей злобой я всё же встал и пошел на заклание. В комнате меня конечно же уже ждала слуга. На столе были разложены какие-то новые предметы, а в руке самой девушки вновь был грушевидный предмет, причинивший столько боли. На мой испуганный взгляд она ответила улыбкой и кивком. — Она небольшая, с маслом. Ты сам меня поблагодаришь потом. — Заверила она, присаживаясь на кровать и приказывая мне лечь. — Стелла, я всё еще могу тебе заплатить. Может обойдемся без этого? — В последний раз прошу, взглянув в такие добрые и спокойные сейчас её глаза. — Не всё в этой жизни можно купить за золото, сэр Уильям. Пора бы вам это усвоить. — Вежливо проворковала дама, нетерпеливо похлопав по коленкам. — К таким вещам относятся и ощущения. Раз вы хотели делать кому-то больно, так извольте же и сами испытать всё то, на что лишь смотрели со стороны главного. Я хочу, чтобы вы осознали, что чужое тело – не просто игрушка, забавно пищащая, когда её бьют и тыкают. А если даже так ваше желание причинять боль другим не пропадет-... — Она сделала паузу, задумавшись. — Впрочем, не будем забегать так далеко. Ложитесь же, господин. — Я делаю это только потому, что ты меня заставляешь. — Недовольно говорю, подчиняясь. — Заставляю? Ради бога, вы бы в два счета сами заломали меня на бок, влили внутрь все те кувшины, после чего выпороли бы и сделали все, что желает ваша грешная натура. Но нет. Как по мне, нет ничего более добровольного, чем наша сегодняшняя встреча. — Она быстро ввела внутрь грушу, влив почти неощутимый после всех издевательств объем. Масло обволакивало внутренности, немного смягчая ощущения. И всё же не удержавшись, девушка прибавила еще восемь воздушных, от которых сразу вернулось желание и распирание внутри. — Это поможет вашему телу успокоиться после всех этих варварских вмешательств. — А что будет, если не удержу? — Неловко спрашиваю, вспоминая прошлые шлепки с клизмами внутри. — Ничего. Более того, я прямо сейчас прошу вас расслабиться и немного пролить. — Ч-чего? Да ни за что! — Краснею. — Одно дело пролить случайно и совсем другое... Вот так! — Хорошо, сформулирую иначе. Я приказываю вам выпустить часть масла. — Её голос уже обрел недовольственные нотки. — Ты не имеешь права ничего мне приказывать! Я сын твоего настоящего хозяина! — Возмущаюсь, попытавшись встать. И тут же с неожиданной силой руки девушки прижимают меня к её коленям, за чем следует несколько ударов. — Если бы ваш отец узнал о всем, что вы творили, боюсь этот статус вы быстро бы утеряли. — Холодно говорит камеристка, неожиданно в противоречие с этим коснувшись рукой моего живота и пощекотав его. — Так что для меня вы не более чем наглый, заносчивый и избалованный мальчишка, которого мало пороли в детстве. Поэтому отношение к вам соответствующее. — Ч-что ты делаешь? — Спрашиваю, чувствуя невероятное возмущение от её слов но решая промолчать. От действий снизу невольно дергаюсь и всё же смеюсь. И вдруг до меня доходит смысл этих действий: в один миг, я совершенно теряю контроль над телом. С хлопком из меня выливается часть масла. — Так бы сразу. — Сразу после прорыва обороны, в еще расслабленное отверстие утыкается что-то большое, с закругленным концом. — Будет проще, если ты вместо того, чтобы сопротивляться расслабишься и позволишь маслу с воздухом сделать своё дело. — К-какое дело?! — Инстинктивно зажимаюсь вновь, однако промазанный маслом предмет продолжает скользить вперед, расширяя и без того раздраженное отверстие. При том от этого расширения, оттуда продолжает выпускаться воздух, что, однако только помогает ему войти глубже. — Эта пробочка поможет удерживать масло внутри всю ночь, даже во время сна. А еще она не позволит тебе забыть свою настоящую роль в данный момент. — Усмехнувшись, она начинает с помощью шлепков и щекотки добиваться от меня расслабления, покручивая объект внутри. — "Пробочка"?.. — Недоуменно спрашиваю, гадая что же это может быть и какого оно размера. Чувствую, что с каждым шагом объект вызывает внутри всё больший дискомфорт. Это одновременно напоминает поход в туалет и растяжку во время разминки перед тренировкой. — Да. Небольшой кусок резины, с формой плотно затыкающей отверстие снизу. Его применяют при лечении некоторых мужских проблем. Или, как в нашем случае, в воспитательных целях. — Она усмехнулась, и наконец смогла полностью просунуть инструмент внутрь, дав почувствовать, что на конце у него сначала резкое сужение, а потом снова широкая часть, накрепко фиксирующая внутри. — Э-это уже ни в какие ворота не лезет! — Возмущаюсь я, осознав, что именно со мной сделали, и потянувшись руками назад чтобы избавиться от унизительного атрибута. Но девушка вновь проявила силу, сложив руки у меня за спиной и наскоро перевязав веревкой. Всё, что теперь мне оставалось – терпеть, без возможности сопротивления. Это событие было неожиданным, а ощущаемая беспомощность стала еще больше угнетать. Теперь я на самом деле не мог ничего делать, а не просто сдерживал себя… Я попытался подрыгать руками, надеясь высвободиться, вспоминая романы, где для героев веревки были лишь временным препятствием. В жизни всё, однако, оказалось намного мрачнее. Толстая веревка намертво фиксировала руки, лишая всякой надежды на освобождение. Я вовсе не герой-путешественник... — Что ж, ещё одну картинку повторили. — Усмехнувшись, говорит Стелла и показывает мне страницу из книги, где девушка так же, как я сейчас лежит на животе, с завязанными за спиной руками. Ягодицы её украшают румяные следы порки. — Хотя не совсем. Осталось самое важное, так ведь? — Не надо меня наказывать так, умоляю! — В последний раз пытаюсь вымолить пощаду я, надеясь вызвать жалость. — Эх, господин... — Всякая насмешка вдруг пропадает из её вида, сменяясь серьезностью и печалью. Она садится прямо перед моей головой, после чего берет меня за подбородок, глядя в глаза. — Вы не поймете меня сейчас. И вряд ли поймете когда бы то ни было. Ведь вы просто частица в одном большом процессе, которая действует либо как должна, либо не действует вовсе. — В вечерней темноте, освещаемой лишь тусклой лампой, её взгляд выглядит пустым и обреченным. Она не зла, как и не обижена. Непонятно, чувствует ли она что-либо. — Именно за эту предопределенность я вас ненавижу. Вас не поменять, как бы я не старалась. Можно лишь попробовать заставить понять, какого это. И, может быть, вы будете мягче к другим. Больше не говоря ни слова, она вдруг отпустила меня, отвернувшись к разложенным на столе предметам. Полутьма снова дополняла образ её, превращаясь из символа пустоты в символ угрозы. Держащая в руках мокрую розгу, безмолвная и бесчувственная фигура вселяла страх. Происходящее перестало быть игрой и издевкой, что чувствовалось неожиданно четко. Однако это и не было простым наказанием, вроде того, что может устроить учитель. Лежа на кровати без возможности пошевелить руками, упираясь подбородком в матрац и просто ожидая своей участи, я ощущал себя подсудимым. Подсудимым, которому вынесли приговор без права помилования. Подсудимым, которого прямо сейчас убьют. В последний раз глаза слуги сверкнули в желтоватом свете, после чего она пропала из виду. А в следующий миг я почувствовал обжигающий удар чуть ниже поясницы, заставивший напрячься и вздрогнуть. Просоленный прут больно впивался в плоть, как острие топора входит в плотное дерево. А втираемый в процессе минерал многократно усиливал ощущения, заставляя зашипеть. — Считай. — Тихо говорит Стелла, прежде чем еще раз рассечь воздух, после чего с коротким хлопком вызвать новую волну боли. — Ч-что? — Недоумеваю я, полностью поглощенный этими ощущениями. — Считай каждый раз, когда розга коснется тебя. — Громче добавляет девушка, вновь замахиваясь. — Только так я смогу проконтролировать их количество. — Л-ладно. — Тяжко выдохнув, соглашаюсь, всё больше ощущая внутренний страх перед человеком, которого вроде как знал. Которым, как казалось, владел. Она без какой-либо жалости покрывала мою кожу багровыми полосами, каждый раз терпеливо выжидая, пока я переведу дыхание и смогу назвать номер удара. А эта необходимость считать не давала отвлечься, заставляла всё время быть тут и чувствовать каждый миг. Била слуга каждый раз с одной и той же силой, каждый раз медленно замахиваясь, после чего резко опуская кончик розги. Будто фигурка в механических часах. На двадцатом ударе инструмент хрустнул, следующий стал для него последним. Барышня остановилась, казалось, даже перестав дышать. Я не мог видеть её, но чувствовал, как она разглядывает меня и результат стараний своих. А я, не в силах что-либо сделать от невыносимой боли просто лежал, чувствуя, как комок в горле препятствует каким-либо словам. Невероятно хотелось пить. Область, по которой недавно методично работали прутом ощущалась как онемевшая, при этом объятая пламенем. Да, я и раньше подвергался подобным наказаниям, но в этот раз ситуация была какой-то особенной. Связанные сзади руки больно упираются в веревку и трутся, начинают неметь. Введенный в моё отверстие предмет продолжает вызывать всё тот же дискомфорт, хотя я к нему постепенно и привыкаю. Всё сделано так, чтобы я страдал. — Ладно, что ж. — Наконец подает голос виновница торжества. Звучит она так, будто с трудом сдерживает слезы. — Ты довольно неплохо вынес порку розгой. Молодец. — Вернувшись в поле моего зрения, встряхнула головой. — Однако давай вернемся к тому, с чего всё началось. — Выдавив из себя улыбку, девушка положила перед лицом моим уже до боли знакомый том, обтянутый дешевой кожей. — Пусть на этом всё и закончится. — Что ты собираешься сделать? — Спрашиваю, уже просто не зная, что чувствовать. — Научить. Только и всего. — Забрав книгу, она вновь ушла назад и рукой коснулась раздраженной части, обхватывая. — Говорят, если положить книгу под подушку и лежать, знания из нее рано или поздно перетекут в голову. Стало быть, в обратную сторону, — резко касание нежной руки сменилось резким шлепком. Он сопровождался громким звуком, по которому было понятно, что следующим инструментом наказания стала сама книга. — они должны из неё вытечь. Что думаешь? — Это бред. — Выдыхаю, снова попытавшись вырваться. — Почему же? По мне так, всё логично. Если раньше просмотр изображений доставлял тебе удовольствие, то сейчас я заставлю тебя испытать от них боль. — Стелла вернулась к нежным поглаживаниям. — Многие считают, что схожим образом устроены наказания в Аду. Взять порочное дело, что нравилось грешнику и развернуть его так, чтобы причинить страдание. А уже через страдание достигнуто будет очищение. Уж там то разбираются, как очистить грешную душу. — Ты сама согрешила, пока меня наказывала. — Ага. — Коротко согласилась девушка, с силой шлепнув несколько раз. — Но я не совершила ничего, о чем ты мог бы пожаловаться без риска. Да и я уже взрослая тетя, которая сама может решать судьбу своей души. После этих слов, она вновь замолчала, сосредоточившись на наказании. Книга, по сути, заканчивала то, что начала розга. Если удары той уходили в самую глубь, доставая до мышц, то книга, наоборот, касалась в основном внешнего жира и кожи. В итоге, ни одного нетронутого участка там не оставалось. Только немного проявив подобие заботы, Стелла вновь вернулась к холодной жестокости. Вскоре к звуку ударов прибавился хруст ломающейся книги. Но он вовсе не предвещал конец. Она била меня, снова и снова. Появилось чувство, что это мучение уже никогда не закончится. Будто я уже на самом деле попал в Ад и это моё наказание. Будто Стелла лишь оболочка, которую использует демон... Поглощенный этим странным чувством потери ощущения мира, в купе с болью, я и не заметил, как удары прекратились. Руки слуги скользнули к узлу на моих запястьях и развязали его, освобождая. Пока я приходил в себя, потирая раздраженную плоть, слуга молча сложила всё что принесла на поднос, оставив на моем столе лишь вечерний подарок сестры – резиновую клизму. Ту самую колкость, что должна была мне указать на моё плохое к ней отношение. И справилась со своей задачей на редкость хорошо. "На этом всё, мой господин. — Возвращаясь к прежней повальной фамильярности сказала девушка, едва заметно ухмыльнувшись. — Надеюсь, что вы усвоите свой урок, хотя я и уверена в том, что это не последняя наша встреча. Спокойной вам ночи, сэр Уильям." Последнее, что я успел увидеть, прежде чем служанка, поклонившись, ушла – слегка мокрую, порвавшийся том "Книги наказаний". Она, полностью использованная, лежала на краю подноса. Кожа её обложки порвалась и стянулась от соли. Места, куда попала жидкость неравномерно окрасились из-за растворения красителей. Мне казалось, что это кровь. Я чувствовал себя так, будто смотрю на труп лучшего друга. Лучшего друга, с которым я стал отнюдь не лучшим человеком. Лучшего друга, которому лично пустил пулю промеж глаз на первой настоящей дуэли. Этот лучший друг уходил навсегда. И уносил с собой всё то, что принес в мою жизнь...