Волчьи цветы

      Клубники действительно получилось много и нужно было куда-то ее девать. Часть Флёр решила отослать миссис Уизли в качестве благодарности (и мелкой мести) за огромное количество бекона, а часть — законсервировать на зиму. Кроме того…       — До’огой, ты еще хочешь учиться кулина’ии? — невинно поинтересовалась она.       Билл кивнул.       — Может, тогда п’иготовим пи’ог к чаю? Только сладкий.       — Прекрасная идея.       Как раз близилось время вечернего чая. Поначалу Флёр смешил этот английский обычай, но после ей даже понравилось, что в пять вечера они обязательно пьют чай.       — Это тоже kish? — спросил Билл.       — Не совсем, немного по-д’угому. Но тебе пон’авится!       В последнем он не сомневался — их с Флёр вкусы совпадали во многом, если не во всем. Даже в мелочах.       Разогрев духовку, Билл смазал две формы маслом, выложил их пергаментом и присыпал мукой. Под руководством жены просеял муку — обычную и кукурузную, соду и крем тартар. Яйцо с сахаром он взбивал неторопливо, и обстоятельно, так же обстоятельно после смешивая с мукой и подливая горячее молоко.       — Теперь печь минут двадцать, — сказала Флёр. — Ах, кстати… я совсем забыла. Ут’ом мы отп’авимся в Мелник, если ты, конечно, не п’отив.       — В Мелник? — опешил Билл. Пока у них обоих был отпуск, они могли отправиться хоть в Антарктиду, но с чего вдруг…       — Завт’а Предой, — объяснила Флёр так, будто этот ответ был исчерпывающим. — Ах да, ты не знаешь… Это праздник в Болгарии. Я всегда отмечала его с grand-mère.       — С твоей бабушкой?..       До этого дня Билл ни разу не видел бабушку Флёр, ту самую вейлу, чью магию унаследовала его жена и чей волос носила в своей волшебной палочке. Только слышал о ней — Флёр каждый день хоть как-то, а вспоминала свою grand-mère, но ни разу не рассказывала о ней самой. Ничего, кроме «grand-mère думает так», «grand-mère говорит, что…», «grand-mère никогда бы этого не сделала» — лишь предпочтения бабушки, мнения и вероятные поступки. Даже как выглядела эта женщина, Билл представлял смутно, но был уверен, что она почтенная старушка или немолодая леди, вроде МакГонагалл, и имени grand-mère тоже не знал.       — Угу.       — Она приглашает тебя в Болгарию?       — Ну да, — Флёр пожала плечами. — А что?       — Но ты француженка… — он ощутил себя донельзя глупо, спрашивая это, но Флёр лишь улыбнулась немного снисходительно.       — Мой отец — ф’анцуз. Мама… мама — нет. Я не уве’ена, откуда был родом ее отец, но grand-mère родилась в Болгарии. Именно Болгария — родина вил.       — А…       Что называют народ волшебных очаровательных женщин именно вилами, Билл уже знал; «вейлы» стали перефразированным именованием, более привычным как для французов, так и для англичан. На самом же деле они звались вилы или самовилы, и происходили из южнославянских стран вроде Болгарии, Сербии и прочих.       — Но твоя мама — Аполлин, — вспомнил зачем-то Билл.       — Полин, — мягко уточнила Флёр. — Так это звучит на болгарском. Так мы посетим Предой?       — «Мы» — это мы? Или?       — О, конечно, вся твоя семья тоже п’иглашена. Если миссис Уизли не будет п’отив.       — Ты теперь тоже миссис Уизли, — улыбнулся Билл. — Не думаю, что мама будет против.       Флёр его уверенности явно не разделяла, но промолчала, лишь поджав губы. Конфликт между Молли и ее первой невесткой не закончился у постели Билла в Больничном Крыле Хогвартса, а продолжался и дальше, перейдя в режим холодной войны. Это причиняло бы неудобства, если бы они жили вместе, но им повезло обитать раздельно, встречаясь только по праздникам. Билл понимал обоих: мать по-своему ревновала, как часто бывает с матерями, а Флёр на холодность и неприязнь свекрови отвечала тем же.       Двадцать минут прошли; Билл выключил плиту.       — Что теперь?       — Пусть тесто охлаждается, а ты взбивай сливки и пудру.       Эта белая сладкая смесь чем-то походила на облака. Билл не удержался, чтобы не слизнуть немного с пальца, чем снова вызвал укоризненный взгляд Флёр, но, зачерпнув еще крема, протянул ей, и она обхватила губами его палец, слизывая сладкую массу горячим язычком.       Воистину, пора было перестать ее провоцировать, если они хотели попить сегодня чай. Билл принялся за коржи, смазывая их клубничным джемом (джем Флёр сварила заранее), сверху выкладывая сливки и нарезанные ягоды. Накрыл вторым коржом, его смазал только сливками, из кусочков клубники выложил изображение сердечка, а сверху посыпал пудрой.       Время как раз подошло к «файф-о-клок».       — Какой чай хочешь? — Флёр распахнула кухонный шкафчик.       — А ты?       Она предпочитала цветочные и травяные чаи, а Биллу по большей части было все равно — он никогда не был переборчив в еде. Что-то любил, что-то нет, но съесть или выпить мог все.       — Я хочу… знаю! — обрадовалась Флёр. — Чай тоже можно делать из клубники!       На этот раз она делала все сама: измельчила клубнику и веточку розмарина, выжала в полученную смесь сок лимона и высыпала сахар. Все это залила водой и отправила на огонь, доводя до кипения, чтобы сразу же снять с огня. Остудив напиток магией, так же магией Флёр разлила его по стаканам, добавив кубики льда и еще веточки розмарина, как украшение — она обожала украшать все, и в том числе пищу.       — Розма’ин пахнет магией, — мечтательно протянула Флёр, поднеся веточку к губам.       — На вкус тоже как магия, — сказал Билл, отпив глоток.       Это было великолепное чаепитие — как и многие другие чаепития в его жизни. Если до встречи с Флёр он не задумывался о браке или даже побаивался перспективы навсегда или надолго связать свою жизнь с другим незнакомым человеком, то стоило узнать ее поближе, и все изменилось. Все радикально изменилось, перевернувшись с ног на голову. Делая Флёр предложение, Билл точно знал, что хочет быть ее супругом. Что хочет, чтобы она стала его женой. Что это настоящее — по крайней мере, у него.       Что у нее тоже настоящее, стало ясно всем, когда шрамы на лице Билла не стали никаким препятствием для нее.       Когда не стали препятствием и полнолуния. Флёр не пугали оборотни. Билл принимал аконит, а присутствие рядом вейлы магическим образом помогало ему не снять боль от превращений совсем, но сделать ее гораздо меньше — сделать ее выносимой. Флёр удавалось успокаивать его внутреннего зверя, убаюкивать, утихомиривать, и волк покорно ложился у ее ног, признавая хозяйкой.

***

      Несмотря на опасения Флёр, на Предой прибыли все Уизли. Все — это Артур с Молли, Чарли с Нимфадорой (после войны эти двое неожиданно для всех поженились — оказалось, после окончания Хогвартса они постоянно общались по переписке и дошли до того, что не могли больше жить друг без друга), Перси с Одри, Фред с Анджелиной, Джордж с Верити (став помощницей в магазине близнецов, вскоре она стала и девушкой младшего из них), Рон и Джинни. Пока Билл пожимал руки отцу и братьям и обнимал мать и сестру, Флёр действительно тепло обнялась со всеми невестками, особенно долго тиская Дору. Свекрам она вежливо кивнула, но держалась любезно, как полагалось пусть частично, но хозяйке праздника.       Проходил Предой у огромной сыроварни, за которой раскинулись зеленые пастбища, где пасли овец. Овцы смирно стояли, выстроенные рядами, и не пытались разбегаться — смирные благодаря магии овчаров. Все жители маленького болгарского города Мелник были волшебниками.       К Уизли подошли месье и мадам Делакур вместе с Габриэль, и еще…       Билл был устойчив к чарам вейл, но все же, увидев ее, на миг влюбился. На долю секунды, но влюбился, потому что в нее невозможно было не влюбиться, потому что она была особенной, неземной, невозможной. Ее волосы походили на лунный свет, глаза — на кусочки неба, она была копией Флёр (точнее, Флёр была ее копией), но что-то в ней было такое, что отличало от внучки. Что-то хищное-птичье в утонченном лице, пугающее своим очарованием.       — Баба! — воскликнула Флёр по-болгарски, бросаясь в объятия этой женщины.       Баба? Билл моргнул, сопоставляя все и все же не в состоянии осознать — то есть, это и была та самая grand-mère? Бабушка? Она — бабушка? На вид она была ровесницей Флёр и совсем не походила на воображаемую им почтенную леди.       — Дорогая! — вейла крепко обняла внучку, целуя в обе щеки. — Какая ты стала красивая!       — Познакомьтесь, — чинно сказала Флёр, вспомнив о присутствии Уизли, — это моя grand-mère, Райна Грозева.       — Просто Райна, — отмахнулась вейла. — Я стала Грозева, кажется, по пятому мужу, а до того их было… да и после…       Молли тут же напряглась. Еще сильнее она напряглась, когда Райна грациозно подала Артуру руку для поцелуя, и тот прижался губами к тыльной стороне ее ладони. Насторожились и все остальные девушки, мужчины же взирали на grand-mère с благоговением.       — Нервничаете? — усмехнулась Райна, прекрасно понимающая, как действует ее присутствие. — Не нужно. Я не собираюсь уводить ваших мужей и женихов; если честно, рыжие — не в моем вкусе. Расслабьтесь и наслаждайтесь праздником.       — Мы вовсе не… — замялась Молли. Райна одарила ее снисходительной улыбкой. Секундную неловкость прервал хлопок невербального заклинания Орхидеус — Артур протянул Райне букет белых роз, которые та приняла с истинно королевским достоинством. Спохватившись, что цветов для grand-mère не захватил никто, Билл тоже поспешно наколдовал букет, но его розы были красными. Перси создал нежно-розовые, букет Чарли вышел самых разных и невообразимых цветов — и синие, и черные розы, и фиолетовые. Фред и Джордж, переглянувшись, создали букеты роз, где каждый цветок был радужным. Рон проворчал про то, что все выпендриваются: его розы вышли желтыми.       Райна принимала все букеты, не держа их, а заставляя левитировать рядом с собой, и в итоге оказалась окружена цветами, что лишь добавило ей привлекательности.       — Ну хватит, — сказала она, когда букет ей подарил Рон — последний из братьев. — Уже пора начинать.       Смысл Предоя состоял в том, чтобы доить овец; каждый хозяин имел свое стадо, и, подоив молоко, следовало измерить его количество, выявив победителя. Стадо овец было и у Райны. Кроме пастухов, которые работали на нее, доить их устроились гости — это должно было быть прежде всего развлечением.       Билл уселся на скамеечку перед овцой, растерянно уставившись на нее.       — Это не сложно, — сказала Флёр. — Овечка сми’ная, она не лягнет и не укусит. Но и ты должен вести себя акку’атно, чтобы не сделать ей больно.       — Этого я и боюсь, — проворчал Билл.       — Не бойся. Смот’и.       Ее руки действовали очень изящно и нежно, легко сжимая соски на вымени и выпуская струйки молока в бидон. Билл чувствовал себя очень странно, делая то же самое, но овца не подавала никаких признаков того, что ей неприятно, и в конце концов стало даже забавно доить ее.       — Не сложнее, чем с драконами, — засмеялся Чарли.       — Есть в этом что-то сексуальное, — захохотал Фред, но его хохот оборвался — Анджелина наступила каблуком мужу на ногу.       — В этом действительно есть немало сексуальности, — без тени обиды или возмущения согласилась Флёр. — Каждый п’аздник, связанный с плодо’одием, связан также и с сексуальностью. Землю не з’я называют матерью.       Вспомнив про ее почти-согласие заняться сексом на клубничной грядке, Билл невольно покраснел.

***

      Когда все стада были выдоены, нужно было замерить надой. Эта честь выпала Артуру — то ли как новенькому в семье, чтобы показать хорошее к нему отношение родственников Флёр, то ли как отцу семерых детей, что было крайне важно в магии, направленной на плодородие. Артура в любом случае это восхитило, потому что все происходило без магии — без той, которая была ему привычна, и замерял он молоко почти по-маггловски, специальным древком с отметинами под названием «рабош».       — Привяжите к каждому ведерку! — меж тем скомандовала Райна, левитировав каждой девушке в руки красную нитку, веточку герани, чеснока и крапивы.       — Это оберег, — объяснила Флёр, первой привязывая травы ниткой к своему ведерку. Кроме этого, молоко предполагалось процедить: одну часть — через серебряное кольцо, другую — через высушенные змеиные челюсти.       Взяв ведерко, Райна плеснула немного молока на землю, чтобы воздать своеобразную жертву, а после протянула его пастуху, такому древнему, что казалось — он помнит времена, когда Первое Болгарское Царство только-только раскинулось на Балканах, созданное Аспарухом. Приняв ведерко, старик чинно отпил.       — Это дед Стоян, — шепнула Флёр. — Он родился, кажется, еще в семнадцатом веке, потому что рассказывает про Чипровское восстание, как очевидец.       Овцы медленно расходились, ведомые пастухами. Поляну у сыроварни заняли длинные столы и скамьи, уставленные разнообразными угощениями, но прежде чем все приступили к трапезе, у столов встала Райна — воздела руки к небу и заговорила что-то неразборчивое. Флёр застыла в благоговейном молчании, и то же самое передалось всем — невозможно было не проникнуться даже непонятными словами. Райна просила об урожае — у самой природы или у богов, и почему-то Билл был уверен, что с какой бы высшей силой она ни говорила, ее слышат. Даже луч солнца осветил ее, золотя косы.       Уже потом они расселись за столами. Чуть позади развели костры, на одном зажаривали ягненка. Среди блюд было очень много сыров; Флёр нарезала брынзу ножиком из яблоневого дерева, Дора с удовольствием жевала пирог с брынзой — баницу. Даже Молли наслаждалась угощением, не находя в нем изъянов.       Вокруг цвела поздняя весна, благоухая цветами и звеня голосами птиц.