Кадры решают всё. Любви не бывает.

Душно. На Янусе всегда душно. Надо подкрутить лёгкие, чтобы не задыхаться. Сама она сейчас этого сделать не сможет,протез не работает, висит вдоль тела бесполезным куском металла. Но для всего остального ей хватит одной руки... Это моя добыча, суки! Лезьте сами в Коморру, если хотите такую же... Глупая Джай Хейдари так и не научилась говорить без помощи рук. Но она будет не она, если не проследит за погрузкой хабара, чтобы маленький синий контейнер доехал в её покои, а не потерялся на складах запасливого жадного ажи. Пока другой хитрый ажи валяется и лечит свою хрупкую рыцарскую нервную систему, надо воспользоваться ключом, посмотреть, что он там загрузил ей в память и удостовериться, что среди его агентов нет знакомых имён. А это будет непросто, потому что ажи хитёр, а у глупой Джай Хейдари очень маленькая тесная голова...и она кружится, эта голова...что-то ведь Джай Хейдари хотела ему сказать... чем-то его удивить, этого хитрого самодовольного ажи с разного цвета глазами... там было какое-то слово... Так вот, имена. Связаться со своими ребятами, чтобы выяснить... и записать... имена... Джай Хейдари прислоняется плечом к арке портала и непроизвольно колупает вделанный в эльдарскую кость яркий самоцвет. Нет, так не пойдёт. А куда она пойдёт? А пойдёт она до вон того дерева: синие листья с жёлтыми прожилками и кисти душных алых цветов. Пойдёт, погладит кору, сорвёт этот варпов лист и даже, возможно, сожрёт. Не землю ей жрать, в самом деле, чтобы уже убедиться... что они дошли... все... Все, да не все. На пути - Абеляр. С тетрадкой. – Госпожа Хейдари, почему вы ещё не у медикусов? Язык заплетается, качает. Она то ли всхлипывает, то ли хихикает, неопределённо машет рукой: – Да щас... я щас дойду уже... пошла уже я, пошла... Посчитал их, да? – Да. По результатам... – Чшшш.... сшшш... снешш... тьфу... Я чо сказать хочу. Там Вин, такой здоровенный кривой мужик с ирокезом, да? Он боец вообще... Охренительный боец. Учти, да? Ещё Суок там. Такое – табуретка в прыжке, квадратная... Она фельдшер. Чо? Да! Это она. Оно – она, просто шифруется. И хороший фельдшер очень, учти, да? Ещё пацан этот, он тебе тетрадку должен был отдать. – Очень юный, светлые волосы, синие глаза, рост чуть выше среднего... – Да, он тоже толковый. Читать умеет, понял, да? Грамотный. И шустрый такой, шопиздец. Ты глянь на него, лан? Ещё водила там был... Который повар... Ну... Не помню, как зовут... Прикинь, да? Не-пом-ню... Вспомню, скажу... – Госпожа Хейдари, я обязательно учту ваши рекомендации. – Они все живы ведь, да? Про кого я сказала? – Да. Госпожа Хейдари, я видел названных вами людей. – Мало, конечно... Не все. Вообще... Не все... Там кто-то остался живой, да? – Может быть, вы подойдёте к ним? Поговорите? – Да ну нахер! Достали они меня, во! Вот где они мне! – она показывает где, её ведёт в сторону, - Да чего они... Ну там живые есть, да? Не все кончились, да?... – Госпожа Хейдари! Как долго шла ваша группа? Она икает, лыбится, неопределённо машет рукой. – Панимаааашь, сыш... снуш... сыношаль... там так... это... Она глупо ржёт. Он вообще не представляет, о чём говорит, а она не сможет ему объяснить. – Простите, это был идиотский вопрос. Позвольте, я вас провожу. Она отталкивает протянутую руку. Куда он её проводит? Ей надо вон к тому дереву. И связь с Футфолом... связь... За тот контейнер можно выручить столько... – Госпожа Хейдари... Он от неё не отстанет, проклятый старый ажи. Сколько мяса я должна была тебе привести? Сколько бы ни было их, тебе всегда будет мало! – Сколько? Я чего-то совсем... Ну, там никак было... Вот Лаки, скажем, да? Не успела. Не успела я. И вот Сухарь ещё... сказано ведь ему было... А так не помню я всех... Много. Потеряли много, да. А как ты хотел... Чё там, сколько их вообще осталось? Он разворачивает её к себе, твёрдо держит за локти и говорит, слегка повышая голос, будто она глухая: – Сержант Хейдари! Учитывая состав подразделения и специфику условий выполнения поставленных задач, у вас фан-тас-ти-чес-ки низкий процент потерь! Проценты да... сколько возьмёт перекупщик?.. - Фан-тас-ти-чес-ки... чего? Чего ты говоришь, прости? – Сержант Хейдари! Если бы вы были моей подчинённой, я представил бы вас к награде и повысил в должности. – А... – она глупо ухмыляется и отдаёт честь, – Рады стараться, вашбродь. Это Арджента всё. Она им там пела, молилась. Она за них, они на неё, так и доковыляли. Чего там... Ты вон её хвали. Зловредный дед всё же закидывает её руку себе на плечо и тащит куда-то к медблоку. Она понимает, что щупать его шинель – не хуже, чем кору дерева. Только лист с него не сорвать. А так – он надёжный и твёрдый, почти как то самое дерево. Он один из немногих мужчин, на которых нормально звучит запах «Тройного удара» – древнего, как сама Империя, офицерского одеколона. И он только что жрал пончик. Она тоже хочет пончик. Чтоб было, чем блевать. – При всём уважении к Сестре Битвы, – ворчит сенешаль вполголоса, – она прекрасно воодушевляет личный состав и отлично сражается сама. Но организовать и руководить она пока не способна. Все выжившие называют своим командиром «сержанта Хейдари». - Вот же суки неблагодарные... Я в штурмовой группе, с нашими, она там – с ними. Она их ободряет, защищает, только что жопы не вытирает. Я им только пинки раздаю, а командир, значит – я. От кого огребаешь – тот и начальник... – Но это ведь так и есть, – улыбается сенешаль, – Вы в сжатые сроки организовали из разношёрстного сброда почти боеспособное подразделение. Секрет «Тройного удара» в том, что он – индикатор. Третья, хвойная, нота на немытом теле звучит так, будто кто-то пернул под ёлочкой. И только на таких мужиках как сенешаль, безупречных и отутюженных, получается запах смолы, лёгкого ветра и слёз... Ему, должно быть, противно, что она на него опирается, но вида он не подаёт. Он говорит ей: - Знаете, сержант, я впечатлён... – Я не сержант, – отвечает она ему страшным шёпотом, – я – принцесса Ифрита! Понял? Глупо ржёт и теряет сознание.