Младший Дьявол

Вокруг так шумно. Но, может, впервые его не раздражают и не пугают громкие звуки. Он едва открывает глаза и всё яснее различает стук каждой капли по лужам, по земле и по собственному телу. Всё болит. Его ломит, как если бы сломанная ветвь могла ощущать все трещины, и морозит, ведь он пролежал в воде ощутимый промежуток времени. Но даже так дождь его не раздражает. Он кажется таким спокойным, таким естественным и нежным. Холодный ветер пронизывает каждую клетку насквозь и в то же время согревает лучше любого одеяла. Мокрая земля липнет к коже и путается в волосах, и походит на тёплый, мягкий песочек на берегу смутно знакомого моря. Он так спокоен сейчас, как не должен быть в таких условиях, но ему так хорошо. Эта безмятежность, что покинула его на долгие года наконец вернулась, пусть и ненадолго. Не потому ли, что всё уже решено? Он приподнимается. Упирается руками в рыхлую землю под собой и медленно встаёт на ноги, смотря в небо. Дождь. Как и было запланировано. Серый едва ведёт крылом, укрывает голову от усиливающегося дождя и поворачивает в бок, не спеша следуя по тропинке в лес, чуть пошатываясь, хромая, но без остановки.

. . .

Из лагеря на него смотрят несколько глаз и одни вздыхают с облегчением. Всё же, а они несколько перестарались, раз он пролежал там без сознания почти три часа. И также, даже самого ненавистного нельзя так просто убить, если начальство потребует отчёт, что написать командиру? Что его забили до смерти? Потом проблем не оберешься! Но пока этого Серокрылого не трогают. Пусть погуляет. Пусть немного отдохнёт и восстановится. Хотя многие здесь и пожелают ему скорейшей смерти от какого-нибудь хищника в лесу, а всё равно глядеть на эти неровные по их вине шаги и практически чёрные от грязи крылья становится несколько неприятно на душе. Они ведь всё делают правильно, не так ли?

. . .

Вокруг сгущаются деревья, но среди них он находит больше укрытия, чем под открытым небом среди ангелов. Здесь он один, наедине с собой и разводит плечи свободнее, вдыхая полной грудью. Раны болят и кое-где сбитая кожа отслаивается и кровоточит, но он не обращает на это почти никакого внимания. Эти раны, по сравнению со всем, ничтожны. Он глядит на свои руки и касается сбитых с мест костей пальцами, ощущая, как они движутся под кожей, перекатываются с неприятной болью, но с блаженным облегчением встают на место. Раны зарастают, как в ускоренной съёмке растения затягивают плодородную, но пустую землю, так и сейчас кожа стягивает живую, но равнодушную плоть. На это уходит много сил и Серокрылый склоняется, прислоняясь плечом к колодцу, до которого наконец добрался. Ветхая, неприглядная, но всё равно крепкая и надёжная опора. Колодец закрывает деревянная наклонная крыша и не пропускают внутрь практически ничего сверху, исключая те, что заносит ветром. Но это мелочь, а так линия остаётся неизменной. Вокруг так шумно, но отчётливо слышно, как падают редкие капли и глубоко погружаются в гладь, поднимая целые всплески. Вода так глубоко и только спустив на верёвке посуду можно её достать. Он складывает ладони лодкой и долгое время просто стоит, наблюдая, как в его руках образуется малое озеро. Уровень поднимается всё выше и скоро затапливает верхние пальцы, омывает каждый выступ, сочится сквозь щели, стекая до самых локтей. Он наблюдает за этим с лихорадочной внимательностью и почти дрожью встречает последнюю каплю, после которой даже такое своеобразное малое озеро хлынуло из берегов. Всё имеет свой предел. Даже это маленькое, искусственное озеро в руках у фальшивки рано или поздно переполняется. Серокрылый пьёт с рук и медленно покачивается, чувствуя, как холод трётся о тело сквозь дыры в одежде и какими иглами кусают ветки, камни и колючки его голые ноги. И так он ощущает реальность. Цепляется за неё до последнего и не даёт вышибить отсюда, борясь за жизнь.

. . .

В потоке воды скрываются все звуки, но кое-что ещё можно услышать. Слабый, металлический звон колеблет пространство, точно случайно задели ножом камень. Он спрятан был глубоко, так, что никакой случайный взгляд не мог его ни отыскать, ни утащить раньше времени. Но сейчас он наконец на свободе. Любому из солдат выделялось оружие, какое никакое. Даже если он был сколько не солдатом, а лекарем или элементарным радистом. И у Серокрылого было оружие, правда, он его постоянно "терял". То посреди ночи случайно ножны окажутся пусты, то на утро невзначай пропадёт копьё, то совершенно в наглую отберут его катану прямо днём. И каждый раз приходилось расплачиваться перед командиром. Командиром, который еле сдерживает гнусную ухмылку того, кто и руководил этой кражей и совсем перестаёт себя держать, когда бьёт по вытянутым рукам ремнём. Ведь, так наказывают "рассеянных". . . . Как красиво отливает серебром нож в свете едва показавшейся луны. Её полный диск на мгновение выкатился из гор туч, чтобы такой тусклой, едва заметной и в то же время ослепительно яркой полосой выхватить часть этой картины. Ангела с серыми крыльями и сияющими во мраке стальными, немигающими и воспаленными глазами, сжимающий в худых пальцах длинный, острый и любовно оберегаемый клинок. И в этом взгляде, в этой манере есть нечто такое, что завораживает. Пусть и ужасом, но завораживает. Ещё мгновение и Луна исчезает, последний блеск прокатывается по лицу и всё гаснет во тьме. Серокрылый медленно ведёт головой, перехватывает нож одной рукой и прислоняется к колодцу, ожидая.

. . .

— Где этот дефектный.. — Светло-каштановые волосы спадают на едва жёлтые глаза. Ангел стоит, прислонившись плечом к стволу дерева и хмурит брови. "Командир сегодня не в духе.." - шепчут по сторонам и один подбирается ближе, тот, что со светлыми волосами и бледными, зелёными очами. — Уже спать пора. Когда ляжем? Тускло горит лампа на деревянном столе и отбрасывает длинные ломанные тени на стенках этого своеобразного укрытия. — Где дефектный? — Рявкнул Ангел и в голосе отчётливо слышалось раздражение вперемешку с гневом. Почему он мало того, что должен терпеть эту тварь рядом, так ещё и искать теперь?! Следить, чтобы его никто не вывернул наизнанку, когда самому так хочется приложить ладонь к этому бледному, словно самой смерти лицу. — Кто перестарался? Что вы ему сломали!? — Ничего мы ему не сломали! — Возразил зеленоглазый не до конца уверенно, но громко, а после прошептал вполголоса: "Не больше обычного.. " — Если он сдох, плохо будет всем. — Нервно прошипел капитан, задёрнул дверь и ткнул в обоих Ангелов. — Ты и ты, идите, найдите его. Мне плевать как, но притащите его сюда. Примените силу, но приведите. — — Тц... — Ангелы нехотя подчиняются, всё-таки бьёт он очень больно, особенно когда зол. " Всё из-за этого Серого " " Не выпендривался бы, пришёл, и не было бы этой головной боли. " " А так, теперь придется ему заплатить за это. "

. . .

— Как думаешь, где начать искать? — Натянуто, но всё же отзывается зеленоглазый, отодвигая надоедливые ветви в сторону. Под ногами хрустят палки и хлюпают лужи, фонариками служат нимбы, но и они даже при всей своей мощности могут дать лишь слабый свет на два от силы метра. Здесь отбрасываемые тени не так безобидны, как в палатке : забавный театр и птички из рук. Нет, здесь они словно живые, тянутся своими костлявыми, страшными когтями, цепляются за одежду, стремясь скорее урвать кусок. — Аа! — Голубоглазый отскакивает и с запоздалой реакцией понимает, что это были не шаги, а белка, что совсем рядом вскарабкалась на дерево. — Чёрт! Если этот дефектный здесь, я его на месте выебу! — — Спокойно, успеешь ещё. Сейчас главное его найти, иначе командир нас самих выебет. — Бледные изумруды его глаз поблескивают и переливаются изумительными оттенками нежно-жёлтой наивности и такого же искреннего испуга. Как будто ребёнок блуждает в тёмном лабиринте, неужто они правда могут быть таковыми? Блуждая в лесу и в области с плотно растущими деревьями, ежесекундно натыкаясь на ветви и огибая ломаными кругами ямы, невольно закрадываются мысли: "А если путь назад не найдут?" Этот лес так велик, что можно идти до самой смерти прямо и обнаружить только спустя много лет, как всё время ходил обширными овалами. И также.. их ведь не просто так привели охранять этот участок. Где-то там, ближе, чем кажется, бушует война. Сотни и тысячи подобных им Ангелов сгорают дотла и застывают льдом Демоны, а они здесь, в тёмном, густом лесу во время ливня, без возможности позвать на помощь и дозваться до своих. Что если здесь всё-таки кто-то бродит? Что если этот кто-то и лишил живучего дефектного шанса вернуться? — Эй, давай назад повернём уже. — Ведь бродят под дождём уже битый час, а результата никакого. Они едва ли знают, где вообще находятся и только по смутному свету луны сквозь листву в неких местах могут понять, что движутся приблизительно в одну сторону. — Я насквозь промок. — Холод пронизывает до самых костей и невозможно уже здраво мыслить под таким напором ледяной воды. Ещё заболеют, чего не нужно совсем. — ... Да, меня ветер уже до основания сгрыз. — Ворчит голубоглазый, сжимая ветку дерева, как вдруг ему в голову пришла светлая мысль. — ... Пошли к колодцу. Последнее место проверим и вернёмся. — Тот подчиняется, всё-таки, а перед старшими приходится склонять голову. — Хорошо, идём.. — . . . Добраться до него было действительно сложно, ведь путь до него хорошо знал лишь командир и Серый, которого всегда посылали за водой и другой "грязной" работой, связанной с колодцем. Кто же мог подумать, что в такой момент он им понадобится? И, вновь, не будь Серого, не было бы и всех этих проблем. Не пришлось бы мёрзнуть, терпеть склизкую муть в своих сапогах и быть в таком напряжении. Дождь не ослабевал и наоборот только усиливался, только в этой местности, где ещё не опали все листья и часто росли хвойные, можно было ещё спрятаться. Но вот они здесь и возле колодца невинно пусто, никого нет, только слышно, как вода отскакивает от крыши над колодцем и льется водопадом вниз. — Чёрт, его и здесь нет! — Голубоглазый никогда не сдерживал себя хорошо и сейчас просто пнул по каменному основанию колодца. От удара камни едва заметно скосились. — ... А это не он? — Второй же стоял на месте неподвижно, как будто увидел за спиной своего напарника что-то такое, что вселяло цепенеющую беспомощность. Тот обернулся, пошарил глазами по рябящему миру и заметил силуэт среди деревьев, замеревший на одном месте. — ... Кто же ещё может быть, как не он. Нет больше никого в этом лесу! — Шатен сделал шаг и сжал руку, ощущая оглушительное биение в ушах и прилив ярости с сыпучим сомнением одновременно. Нет больше никого в этом лесу. А точно ли нет? — Серый, чёрт подери! Клянусь, после этой выходки живым не уползёшь. — Он шагнул ещё, чувствуя, как к горлу подкатывает ком и в голову бьёт дурное предчувствие. То, с каким решительным стремлением двинулся силуэт посеяло ещё большее сомнение. Это точно он? — У тебя последний шанс сейчас вымолить прощение пере— ПЛЕСК Бездыханное тело упало замертво. Рыхлая земля с шумом просела и глубокие лужи поглотили ещё теплый труп, обволакивая конечности тягучей жижей и пожирая белые крылья. Последнее, что пронеслось в разом опустошенных голубых очах, это резкий металлический блеск при свете слабой луны и в секунду воткнувшийся прямо в левое око. Так глубоко, что лезвие полностью исчезло внутри головы. Рядом раздался крик. Последний Ангел едва успел сообразить что произошло и с ужасом таращился на расплывающуюся кровь в грязных лужах земельного цвета. Нож торчал и смотрел прямо вверх, будто указывал в небо.

. . .

— Стой, не смей, не подходи! — Как омерзительно-смешно и жалко звучат мольбы, произносимые уже слишком поздно. Тогда, когда они наконец осознают свою беспомощность и что загнаны в ловушку подобно жертвам, что постоянно были унижены ими. " Каково это, а? " — Не подходи ко мне! — Едва зелёные глаза окрасились звериным ужасом и руки еле могли удержать вынутый из ножен меч, который только богом указанной удаче оказался рядом. — Я убью тебя, Серый! Убью! — Тошнит. Между ними всего несколько метров, а это дрожащее существо не может даже правильно замахнуться. Тошнит. Перед ним стоит Он - Серокрылый. Тот, кого они с таким наслаждением избивали и перед кем сейчас трепещет, точно напуганная грозой подстреленная пташка. Тошнит. Оружия больше нет и нечем проломить череп этого Ангела, но Он - убийца - всё равно наступает, наступает и загоняет его к самому дереву, мощным ударом отталкивая и отнимая меч. — Нет, нет, НЕТ! — И это доселе уверенное и властное создание зажимается и таращится вверх, будучи не в силах даже подняться на ватных ногах и защититься руками. — НЕТ, НЕТ-НЕТ! П-ПОДОЖДИ, МЫ МОЖЕ— ТРЕСК Грузный, секущий удар разнёс голову вдребезги, как будто стеклянный сосуд с густой багровой жидкостью распался на две части. Тело замолкло, скосилось на бок и замерло, а пустота в черепе мигом заполнилась водой с земли. Теперь этим местом завладел оглушительно громкий поток воды. Только безустанно молотящие капли дождя были слышны в ночи и поглощали собой всё пространство. Будто эти несколько метров вокруг колодца и были всем миром, а дальше не было ничего, кроме сильного дождя. Сильного, как если бы это был уже не просто дождь, а настоящий водопад. Не было слышно тяжёлого, сбитого дыхания, перекрываемого ладонью. Нельзя было заметить с какой поглощающей ненавистью смотрели два горящий, серых ока. Невозможно опознать в этом того, кто столько лет молча выносил все издёвки. Только обильный водопад, хлещущий из разбитой головы и лопнувшего глаза.

. . .

Осталось четверо.