Оле-Лукойе

С такими порывами веришь невольно, Что чудо, которое невозможно, Происходит именно с нами. Оно настолько огромное, Что уже и не спрячешь за кривыми домами. мой друг магнитофон — мертвый вечер

      Утром, пока Антон досыпал, Арсений, также еще не вполне принадлежащий миру бодрствующих, готовил им кофе. Необходимость держать глаза открытыми, а также перспектива сборов на работу не воодушевляли. Хотелось обратно к Антону, под согретое одеяло, и плевать, что жарко, главное… Тут ему резко перестали требоваться усилия, чтобы веки не смыкались сами собой. Он изумленно распахнул глаза, уставив невидящий взгляд куда-то за окно, на соседний дом и все еще голые ветви деревьев.       Вчера Антон сказал, что… в смысле, подразумевал… и он сам подразумевал тоже. Что любит. С одной стороны, вроде бы и так понятно, что происходящее между ними — не просто так, не от скуки. Но озвученное вслух признание все равно имело огромное значение. По крайней мере, для Арсения, который говорил эти слова считанные разы в жизни, и то потому, что его настойчиво подталкивали. А тут, надо же, само вырвалось, легко и естественно, потому что в кои-то веки правда. И сейчас он испытывал не сожаление о своей несдержанности, а только острое желание вернуться в постель, не дожидаясь, пока закипит чайник, прижать этого негодяя к себе и повторить еще тысячу раз. Боги, и что с ним стало на четвертом десятке?       Бездумно и счастливо улыбнувшись бегонии на подоконнике, Арсений потянулся до хруста в суставах, снова подумал о возрасте и тихо рассмеялся, взяв в руки банку с кофе.       — Ты удивительный человек, — услышал он хриплый голос, и Антон, как всегда бесшумный, подошел сзади и обнял его со спины. — Сейчас восемь утра. В такое время в мире по определению не может быть ничего смешного.       Арсений фыркнул, не глядя отставил банку, откинул голову на его плечо и положил ладони на обнимающие его руки.       — Чего подорвался? Я вообще-то готовлю кофе в постель. Что ты за человек такой?       — Через две минуты снова буду там, — заверил Антон, целуя его в шею и утыкаясь носом в затылок. — Возможно, я уже там, а все это тебе просто мерещится.       Хриплый со сна голос заставил кожу покрыться мурашками. И что этот подлец творит с ним с утра пораньше? Конечно, Антон просто потакал забавной привычке искать обыденным вещам мистические интерпретации, но то, как это действовало на Арсения…       — Мерещится, значит, — выдохнул Арсений, прижимаясь спиной к его груди и проводя пальцами по предплечью. — И с какой целью мерещишься?       Антон задумался, коснулся губами выступающего позвонка на его шее, оставив влажный след, потом небольно прихватил кожу зубами.       — Шастун! — возмутился Арсений, и это походило на протест с очень большой натяжкой.       — М? — как-то заторможенно отозвался тот.       — Работа.       — Под свитером будет не видно.       — Я не о следах.       — А о чем?       — Серьезно не понимаешь? — Арсений повернул голову, но не смог поймать его взгляд.       Мягкие губы тут же переместились на противоположное плечо, Антон провел пальцами по его груди, почти задев левый сосок.       — Ну, мне же не десять.       — А тебе все же обязательно упоминать несовершеннолетних, да?       — Прости, — почти неслышно фыркнул Антон куда-то в сгиб его шеи. — Знаешь, я тут подумал…       — Когда только успел, — язвительно поддразнил Арсений и вздрогнул, снова почувствовав зубы на своей коже.       Развернулся в его объятиях, намереваясь высказать все, что думает по этому поводу (исключив из доклада совсем уж неприличные моменты), и рискуя смутить Антона своей явной физической реакцией. Наткнулся на теплый сонный взгляд и передумал скандалить даже в шутку.       Антон коротко поцеловал его, не размыкая губ, как делал всегда, когда не успевал почистить зубы, и вдруг чуть подтолкнул Арсения, заставляя опереться спиной на столешницу.       — Я осторожно, — зачем-то пообещал он, будто весь от начала до конца не был синонимом осторожности, и коснулся губами кожи под челюстью, колючей от утренней щетины.       Комментарий на эту тему застрял в горле, потому что следом Антон перешел на его шею, оттянул ниже давно сбившуюся футболку, оставил на ключице влажный след. Арсений безотчетно подался ближе, прижимаясь теснее, и почти не испытал неловкости от того факта, что его стояк уперся в чужое бедро. В самом деле, должен же Антон понимать, что делает? Сам ведь полез, сам застал врасплох. Еще и из постели выбрался, что по утрам для него равносильно подвигу.       Антона наглядное подтверждение чужого возбуждения не заставило притормозить, вопреки ожиданиям Арсения и прошлому опыту. Он только чуть сместился в сторону, а потом, вместе со следующим влажным поцелуем в сгиб шеи, медленно согнул колено, ненавязчиво устраивая его между ног Арсения. Тот не вполне уловил, как это произошло, и осознал случившееся, только инстинктивно вжавшись в него требующим внимания членом и двинув тазом. Зашипел сквозь сжатые зубы от прошившего его тело неожиданно острого удовольствия и не без труда заставил себя открыть зажмуренные глаза, надеясь, что это немного отрезвит.       — Антон! — позвал он, собираясь, наверное, остановить, но не совладал с голосом, выдавая свои чувства.       — М? — тот, продолжая ласкать его шею, положил обе руки на его бедра, притягивая ближе.       — Господи, ты серьезно? — выдохнул Арсений, вцепившись здоровой рукой в футболку на его спине, сминая ее в кулаке и бесстыдно потираясь.       Как подросток, честное слово. Даром что спина по утрам хрустит, а на ноуте дожидается своего часа докторская диссертация.       — Вроде того, — Антон оторвался наконец от его шеи и подбородка и глянул в глаза.       Он еще не до конца проснулся, а потому не успел натянуть на лицо маску невозмутимости и казался слегка ошалевшим, неуверенным и разгоряченным. Едва ли он понимал, как до этого дошло и что теперь следует делать, и почему-то от этого стало очень легко. Шастун всегда был с ним искренним, но эта сонная уязвимая открытость была чем-то особенным.       — У меня есть подозрение, что, если я брошу дело на полпути, твоим студентам придется непросто.       Несколько секунд Арсений пытался понять, при чем здесь студенты, и только потом распознал в его словах завуалированный вопрос. Шастун явно переоценивал его нынешнюю сообразительность, когда выражался иначе чем короткими предложениями, на которые можно было дать однозначный ответ.       — Не приплетай их. Только если сам хочешь помочь.       Антон посмотрел ему в глаза, чуть подавшись назад.       — Хочу, — просто сказал он, не отводя взгляда, провел ладонью по его животу и осторожно устроил ее на выпуклости тонких домашних шортов.       Арсений задохнулся от неожиданности, обхватил его плечо пальцами и уткнулся лбом в шею, быстро облизнув губы. Антон сжал его член через ткань, провел вверх-вниз, другой рукой скользнул под футболку, положив ладонь на дрогнувший живот. На мгновение замер, и Арсений, подняв голову, понял, что тот близоруко всматривается в циферблат настенных часов. Он не сдержал смешка, снова спрятав лицо в сгибе шеи.       — Не переживай. Это не займет так много времени, чтобы я опоздал.       — Даже так? — тепло и нервно фыркнул Антон, повернул голову и дотронулся до его виска губами.       — А ты не этого добивался?       — Да я вообще в ванную шел. Всего-то решил узнать, что тебя насмешило, — пробормотал Антон, запуская руку под резинку шортов и обхватывая член через белье.       — В любом случае больше мне точно не смешно, — сдавленно выдохнул Арсений, изумляясь тому, насколько невероятным чувственным опытом может оказаться неловкая дрочка, если выбрать подходящего человека.       Который неторопливо приспустит белье, обхватит чувствительную плоть, обласкает головку с каплей смазки и примется ритмично двигать рукой. Левой, потому что — эта мысль всплыла где-то между пеленой стремительно подступающего оргазма и бессвязными мыслями об ответной услуге — правая была шершавой после недавней возни в мастерской. И как, черт бы его побрал, ему хватает внимания на такие мелочи?!       Рука, которая обнимала Арсения за спину, прошлась вдоль позвоночника, огладила поясницу, пальцы сжали бок, а сомкнутая ладонь продолжала двигаться в идеально ровном ритме, с каждой секундой методично подводя ближе к краю. «Потрясающая координация», — подумал Арсений с веселой досадой, горячо и рвано выдохнул в чужую шею, когда кольцо пальцев скользнуло по головке, и мстительно впился губами чуть выше ключицы Антона, всасывая гладкую солоноватую кожу. Он-то не обещал осторожности.       Однако метку он там так и не оставил. Не успел. Низ живота скрутило узлом, Антон почувствовал его напряжение, ускорился — и через несколько движений Арсения настигла острая вспышка, опрокинувшая в ослепительное пространство без верха и низа, без возможности вдохнуть, и единственным ориентиром там была чужая рука и теплое тело, к которому та его прижимала.       На то, чтобы проморгаться, ушло какое-то время. Какое — Арсений не смог бы сказать даже под страхом смерти. Убедившись, что он способен стоять без посторонней помощи, Антон снял с холодильника рулон бумажных полотенец и вытер руку. Затем протянул новое полотенце Арсению, а сам невозмутимо стер со своей домашней футболки несколько белесых капель. Выбросил скомканную бумагу в мусорку, покосился на мужчину, который приводил себя в порядок непослушными руками, и, чтобы дать ему время, сполоснул руки в кухонной мойке.       — Ты… — выдохнул Арсений, кое-как разобравшись с одеждой. — Хочешь, чтобы я что-то для тебя сделал? — осторожно уточнил он, когда Антон обернулся к нему, проводя влажной рукой по встрепанным волосам.       Тот мгновение помедлил, глядя в глаза чуть смущенно.       — Кофе, — наконец ответил он, прочистив горло. — Ты вроде бы собирался, пока я не…       Арсений тихо фыркнул, потянулся к не успевшему остыть чайнику и щелкнул кнопкой.       — А кроме? Я не настаиваю ни в коем случае, — добавил он. — Только предлагаю.       Антон снова безуспешно поправил челку и глянул на часы, едва ли успев рассмотреть время.       — Позже, хорошо? — наконец ответил он, нервно куснув губу. — Слишком… много всего. И прости, если… если что. Наверное, это глупо, но я просто…       — Сымпровизировал? — понимающе кивнул Арсений.       — Вроде того.       — Что ж, я, кажется, уже говорил, что у тебя карт-бланш.       — Ты все-таки совершенно отбитый. Кажется, я тоже уже говорил, — в тон ему ответил Антон, явно испытывая облегчение.       Шагнул ближе, коротко, но очень нежно поцеловал в уголок губ, сообщил, что идет чистить зубы, и скрылся в ванной под шум закипевшего чайника.       Арсений выдохнул, провел ладонью по лицу. Тело заполнила характерная расслабленность, руки слегка подрагивали, в голове — каша. Так и не определившись со своим отношением к случившемуся, он решил сосредоточиться на том, что было в его силах: добавить верное количество сахара в каждую чашку и ничего не рассыпать, а потом разлить кипяток так, чтобы не обжечься. С задачей справился ровно наполовину, когда завибрировал оставленный на кухонном столе телефон.       — Арсений Сергеевич, доброе утро, — сказала трубка сухим голосом Грановской, зама по воспитательной. — Обратила внимание, что вы до сих пор не зашли в чат кафедры. Обновилась информация по поводу встречи с депутатом, она состоится сегодня, а не в пятницу. В четыре.       «Какое счастье», — подумал Арсений, медленно размешивая сахар в чашке Антона.       — Соберите группу, — продолжала Грановская, — все обязательно должны присутствовать, — и, дождавшись звука, который мог сойти за «да», она сбросила звонок.       Арсений убрал телефон от уха, не испытывая привычного раздражения. Некоторые вещи не меняются, философски подумал он, возвращаясь к своему занятию и борясь с наползающей на лицо глупой улыбкой.