Оле-Лукойе

Обними меня скорей и давай в окно смотреть. А конфорка, как медуза, будет синяя гореть. Песочек — Бологое 2

      Антон оказался способен на такую нежность, в которой его никак нельзя было заподозрить и которая сводила Арсения с ума. Он не делал ничего особенного, только то, чего давно хотел и не позволял себе. Обнимал Арсения со спины, когда тот был чем-то занят. Походя прикасался. Утыкался носом в затылок или проводил им по шее, порождая мурашки. Прижимался во сне. Садился у его ног и укладывал на колени кудрявую голову, подставляясь под лёгкие прикосновения. Выглядел он при этом ни разу не комично, а настолько чувственно, что становилось трудно дышать. Целовал его при каждом удобном случае — однажды даже заманил для этой цели в неиспользуемый подземный переход между главным и моторным корпусами, пообещав что-то интересное. В итоге слой пыли на старых плиточных стенах оказался кое-где потревожен их спинами, а тени, которые они отбрасывали в свете чудом работающих лампочек, не разделялись ни на минуту из того короткого промежутка, который они выгадали между первой и второй парами. И этот человек заявлял с иронией: «Ну да, мы же такие эмоциональные, такие неудержимо страстные, пылкие как подростки, нас сразу рассекретят». Не так и шутил, получается, разве что навыки взлома замков помогали избегать разоблачения.       Касательно Арсения так точно все сбылось: тот чувствовал себя как оголенный нерв и отзывался не только на мимолётные прикосновения, а даже просто на присутствие Шастуна в поле зрения. Как охотничья собака.       Когда он несколько привык к их изменившимся отношениям, начались некоторые трудности. Памятуя разговор, который произошел между ними в начале декабря, после лекции, где третьекурсникам решили рассказать о контрацепции, и улавливая сдержанность со стороны Антона, Арсений был готов быть бесконечно терпеливым. Он вообще не собирался поднимать тему интимных отношений, он был готов оставаться рядом, даже если они продолжат обниматься до старости, и оставался бы с радостью, но это не отменяло того, как его тело реагировало на Антона. Как будто ему снова было… а вот черт его знает сколько. В свои пятнадцать он активно предавался сублимации и собственным комплексам, в восемнадцать был вымотан из-за необходимости себя обеспечивать, с постоянными девушками был сдержан, а в периоды своих загулов… Нет, он абсолютно точно ни перед кем не был так открыт. Никто не сводил его с ума. Ни в каком другом живом существе не тянуло раствориться без остатка. Ничьё тело не хотелось покрывать поцелуями так, чтобы не упустить ни единого сантиметра, ни в кого не хотелось вцепиться и не отпускать… Боги, Арсению приходилось останавливать себя, чтобы не наставить Антону засосов. Тормозить, когда тянуло избавиться от лишней одежды, не давать волю рукам, потому что это было бы чересчур… Не прижиматься слишком сильно, потому что даже уютные и размеренные поцелуи вызывали однозначную реакцию организма, которая могла бы смутить Антона.       А могла и не смутить. Кто знает, что творилось в этой замечательной, давно не стриженной голове? Но спросить Арсений пока не решался.       Антон оставался собой. Как-то после пар он, продолжавший свои вынужденные каникулы, потащил его в область, на брошенную, недавно обанкротившуюся фабрику по производству носков. Позвал с целью мародерства, но, как обычно, подразумевал под общечеловеческим понятием нечто свое. Выставочные образцы носков, в изобилии встречающиеся в цехах и кабинетах, которые они обследовали в свете фонариков, его совершенно не интересовали. А вот комнатные растения, оставленные работниками на произвол судьбы…       — В здании скоро отключат отопление, — поделился он неизвестно как добытой информацией. — И поливать больше некому. Понятно, что все не забрать, но хотя бы черенков натырить. Считается, что краденное лучше растет. А в кабинете бухгалтера должен быть целый ботанический сад, как мне говорили.       И пока Арсений переваривал эту информацию, а также заново смирялся с фактом, что связался с абсолютным чудовищем, нашел-таки нужную дверь и проник туда, на ходу доставая из нагрудного кармана зип-пакет.       Разумеется, дело было не только в растениях: Антон разведывал возможную будущую локацию для квестов, пока сюда можно было проникнуть без взятки сторожам, и потакал своей нежной любви к пустым промышленным помещениям, которую Арсений начинал понемногу разделять. Было что-то совершенно особенное в коридорах, которые в обычных обстоятельствах не увидишь безлюдными, в тишине и понимании полного одиночества на несколько километров вокруг. И было абсолютной наглостью и хулиганством целоваться на удобном диване в приемной директора, ключи от которой они добыли в каморке вахтера. Арсений бы непременно повторил.       Как и многое другое, что произошло с ним этой весной. Холода понемногу отступали, Антон меньше кутался и оказался не против обычных человеческих прогулок, не включающих в себя незаконные действия. Несколько раз они гуляли без цели по старому центру (с теми самыми уютными бирюзовыми светофорами), заглядывали в бар на Андерсена за их фирменным компотом, и Арсений думал, каким же удивительным способом исполнилось его давнее желание затащить сюда Оле-Лукойе.       Они съездили на барахолку, набрали резных шкатулок по смешной цене и почему-то древнюю тяжеленную кирку; на обратном пути Антон спросил: «Ты хотел как в «Дозорах»?» — и пустил его за руль ЗИЛа. И Арсений подумал, что в больших машинах действительно есть своя прелесть.       Он мог ошибаться, но все же ему казалось, что деятельность Антона стала менее бурной. В хорошем смысле: если раньше он хватался за любую активность, сколь бы бессмысленной она ни была, лишь бы занять время и голову, то теперь расставлял приоритеты и несколько упорядочил свое времяпровождение, насколько это возможно, когда ты Шастун. Он по-прежнему много работал, но уделял время действительно крутым и интересным вещам, не давая Арсению повода хвататься за голову от абсурдного несоответствия приложенных усилий и сомнительного, не имеющего особой ценности результата.       Еще Антон стал больше спать, возможно, потому, что присутствие Арсения в его постели обещало ему порцию обнимашек. Правда, несколько раз тот заставал этого вдохновенного сочинителя на кухне в четыре утра, где он уединялся с чашкой чая и любимым блокнотом с потрепанными страницами, но это были исключения.       Когда с травмированной кисти спал отек, гипс стал давить на косточку запястья и вообще невыносимо раздражать, так что Арсений съездил в литцскую клинику на повторный рентген, рассчитывая, что гипс наложат заново, но хирург посоветовал купить ортез, и жизнь изменилась к лучшему. Жесткий бандаж с обилием липучек и металлической пластиной во внутренней части плотно прилегал и не натирал, а главное, был съемным, и пару часов в день, обычно в отсутствии Антона, Арсений снимал его и наслаждался свободой, хоть и старался беречь конечность. После этого отпала необходимость в ежевечернем ритуале перематывания гипса полиэтиленом, и он подумал, что будет скучать. Безусловно, они предавались и более интимным занятиям, чем возня с пленкой и скотчем, но все же ощущать заботу Антона было приятно.       Тот продолжал отлынивать от учебы вторую неделю, и Арсений было всерьез обеспокоился судьбой его доппельгангера, когда, вернувшись из ЛАИ совершенно вымотанным после городской олимпиады по геометрии среди школьников, в организации которой он каким-то боком оказался замешан, застал Антона полным энергии.       — К нам едет ревизор, — сообщил тот насмешливо, пока Арсений снимал пальто. — Тоха вроде как возвращается, и отец приедет вместе с ним. Хочет посмотреть, как он устроился.       Арсений замер, по внутренностям прокатился неприятный холод.       — И как… — начал он, воображая возможные последствия.       Как минимум крупный скандал, и достанется всем — и Антону, и Позову, и кафедре…       — Нормально, — заверил его основной фигурант этой кошмарной интриги. — Все будет ровно. У нас есть чуть меньше суток, сейчас все организуем.       — Что — все? — с подозрением переспросил Арсений.       — Я уже арендовал квартиру посуточно, сейчас Поз раздуплится и поедем обживать. Нужно, чтобы у Андрея сложилось впечатление, будто там живет художник вместе с девушкой. С женскими вещами поможет Катя, где позаимствовать мольберты, холсты, краски и несколько работ, я тоже нашел. Андрей не особо разбирается, думаю, прокатит. Главное, что квартира в хорошем районе, чистая и благополучная. Холодильник нужно будет продуктами заполнить. Суп им, что ли, сварить…       И прокатило ведь! Правда, Андрей Владимирович захотел навестить универ, вспомнить молодость и пообщаться с преподавателями относительно успеваемости Антона, и пришлось изощряться. Иначе операция рисковала провалиться, например, если бы кто-то упомянул практически двухметровый рост Шастуна, в то время как сын визитера был субтильным пареньком. Или Андрей сам прокомментировал бы его длинные волосы, по которым, судя по информации Антона, не уставал проходиться. Море возможностей для прокола, одним словом. Но Позов распустил среди охранников на проходных слух, что ректор распорядился усилить бдительность, а также пускать на территорию строго по пропускам, поскольку грядет серьезная проверка. Так что Шастуна-старшего, который оказался обычным дядькой в синих джинсах и с намечающейся лысиной, а вовсе не холеным хлыщом, благополучно завернули. Зато тот вызвонил куратора сына, дождавшись окончания его пар, и Арсений был вынужден отправиться на встречу с родителем парня, которого в жизни не видел.       Они оказались удивительной парой, этот серьезный, неуловимо нелепый в своих воспитательных порывах мужик и молодая, улыбчивая блондинка, обладательница ангельской, полудетской внешности. Не знай Арсений, какую интригу та затеяла, ни за что бы не заподозрил. Она что-то щебетала, разряжая обстановку, а Андрей, глянув на куратора хмурым взглядом и сочтя его наружность относительно благонадежной, поблагодарил за участие в судьбе его отпрыска. А потом, боги, попытался вручить ему простой белый конверт. Очевидно, чтобы подкрепить лояльность.       У Арсения хватило выдержки обойтись без возмущенных тирад, а сухо и твердо отказаться от взятки. Зато вечером, когда Шастун-старший с супругой укатили обратно в Москву, а парочка новобрачных решили остаться в Литцске на пару дней, он отыгрался на Антоне с Позовым. Последний, кажется, не только поверил, но и испугался. И поделом.       На следующий день Антон вернулся в универ, и Арсений осознал, что ему теперь суждено намного чаще кататься в трамваях. Смысла в чрезмерной конспирации никто из них не видел, а прощаться у подъезда, чтобы через пятнадцать минут встретиться у главной проходной, казалось глупым излишеством. Поэтому в ЛАИ и домой они катались вместе. И Арсений только к концу недели осознал, что называет домом квартиру Антона, а тот принимает это как должное.

***

      Антон не вел себя так, словно ему претит идея интимной близости. Он отнюдь не шарахался, тянулся, проявлял инициативу сам и приветствовал ее от Арсения, отпускал шутки на грани, смотрел со спокойной теплой улыбкой… и все же соблюдал дистанцию, неуловимо и ненавязчиво. Арсений не чувствовал себя драконом, совращающим девственницу, скорее перевозбужденным рыцарем, которого тормозит более рассудительный крылатый ящер — а принцессы пусть устраивают свою жизнь самостоятельно и распоряжаются невинностью по собственному усмотрению, да-да. Удивительное, одним словом, ощущение. Освежающе новое и мучительное.       Каким-то образом Антону удалось сотворить с ним странное. С ним, которому по большому счету было на все плевать. Который ни на чем не зацикливался, жил как во сне, не запоминал лица, не привязывался к людям и местам. Антон поймал неприкаянный дух, которым временами ощущал себя Арсений, заставил вспомнить, кем тот когда-то был, а вместе с тем — заново обрасти плотью. Которая, черт бы ее побрал, слаба, и все в таком духе.       Это было просто смешно, и Арсений это понимал. Смеялся про себя и посмеялся бы с Антоном, если бы не смутное опасение, что для того это может оказаться чересчур. Да, Антон был в нем заинтересован, все так, но интерес носил опасливый и все больше романтический характер, сколько бы тот ни хорохорился. Вряд ли ему было бы комфортно находиться рядом, знай он, какие низменные желания временами одолевают его куратора. В смысле, он бы вряд ли стал плеваться или опасаться за свою честь, но… чувствовал бы себя обязанным сделать что-то, к чему не был готов. «И может не оказаться готов никогда», — строго напоминал себе Арсений и продолжал тормозить себя, когда тянуло зайти дальше поцелуев.       Например, запустить руку под футболку, коснуться чужой кожи. Однажды он все же сделал это, не подумав, и Антон ничего не сказал, но ощутимо напрягся, когда Арсений зацепил ладонью жесткий рубец на его боку. Они замяли эту ситуацию, продолжив целоваться на узком старом диванчике в мастерской, и это было не слишком правильно. Следовало это обсудить, но… Арсений заранее знал, что скажет Антон — начнет отрицать, что его это тревожит, преувеличенно цинично будет рассуждать о своих дефектах, снова станет непроницаемым и решит переключиться на более безопасное занятие, может, вернется к работе. И Арсений не знал, что может с этим сделать. Антон не был забитым подростком, которого можно было утешить комплиментами или повлиять авторитетом. Антон давно все для себя решил и не стал бы менять свое мнение так просто.       Поэтому Арсений до поры оставил его в покое. К тому же, дистанцию Антон держал определенно не только из-за шрамов. Скорее, он не хотел делать чего-то, в чем не был твердо уверен, не хотел ничего испортить. И это была очень крутая, взрослая позиция, и Арсений восхищался его подходом, но вместе с тем хотел невероятно. Теперь, когда не стало повода жестко останавливать себя, едва мысли сворачивали на тему близости, когда он знал, что его чувства взаимны, стало невозможно игнорировать факт, что Антон привлекает его ни разу не платонически.       Тот как будто не подозревал о собственной привлекательности. Обаяние — да, он считал таким же рабочим инструментом, как острый ум или быстрый интернет, и не стесняясь пользовался им, располагая к себе посредников и клиентов. Но еще Антон был красив. У него были потрясающие теплые глаза, мягкие кудри, длинные сильные пальцы и отличная фигура, обычно скрываемая под мешковатой одеждой.       Арсений давно залипал на то, как тот подтягивается на широкой перекладине в мастерской, без труда перетаскивает габаритный реквизит или управляется с тяжелыми инструментами. И то, как размеренно и аккуратно он работал, тоже было завораживающим. Арсений не думал, что когда-нибудь посчитает возбуждающими всего-то прямые руки из плеч.       Ему все еще было интересно то, что делал Антон, но теперь к восхищению его идеями примешивались совершенно определенные настроения, которые иногда мешали сосредоточиться. Он не позволял себе отвлекать Антона от работы, но временами испытывал острое желание вынуть из его рук телефон или отставить ноут, потянуть к себе на колени или самому устроиться сверху, и покрывать поцелуями лицо, и шею, и ключицы, и чувствовать его руки, губы и тепло, а потом совершенно забыться и позволить себе что-то из того, чего очень хочется… И очевидно, Антон улавливал это в его поведении, невзирая на все попытки в самоконтроль, потому что однажды вечером, когда они оба устроились перед ноутами за соседними столами, кошка расположилась на законном месте на спинке дивана, кедровый стланик, который выращивался на подоконнике, испускал запах хвои, а фитолампы привычно окрашивали уютный полумрак в фиолетово-розовый, Антон посмотрел на Арсения поверх экрана и спросил:       — Тебе нравится что-нибудь странное?       Арсений поправил очки костяшкой пальца, предвидя, что за вопросом последует некое феерическое продолжение.       — Мне нравится кто-то странный, — ответил он. — К чему вопрос?       — Я имел в виду секс, — уточнил Антон, занятый своими мыслями настолько, что не уловил шутку. — Тебе нравится что-нибудь странное в сексе?       — Ты хочешь вести этот разговор через стол?       — Да, — кивнул он с тем же сосредоточенным выражением. — Если мы будем целоваться в процессе, я буду смущён.       — А так смущён я, — посетовал Арсений, тем не менее садясь ровнее. — Ответ на твой вопрос — нет, не думаю. Ничего, выходящего за рамки… — он с подозрением глянул на ноутбук Антона. — Что у тебя там открыто?       Тот удивленно дернул бровью и повернул ноут, демонстрируя какую-то электрическую схему.       — Это тебя лабораторка натолкнула на мысли о моих сексуальных девиациях?       — Это не лабораторка, а новое устройство для одной квест-комнаты из Саратова, — поправил Антон, будто это был принципиальный момент, и Арсений, малодушно давая себе время перед намечающимся непростым разговором, поинтересовался:       — А какая тематика?       — Дом с привидениями.       — Ага, — пытаясь сохранять серьезность, кивнул он и резюмировал: — Иногда я затрудняюсь проследить цепочку твоих ассоциаций.       — Решил, что там порно? — прищурился Антон. — Нет, это пройденный этап. Уже довольно давно.       Не порно, значит. Пройденный этап, ага.       — Пытался разобраться в себе или просто хорошо проводил время? — невозмутимо поинтересовался Арсений, чувствуя, как щеки несколько потеплели.       — Это было исследование.       И что это должно значить?       — Есть возможность получить допуск к результатам? — Арсений подумал, что чувствует себя, будто на собеседовании, особенно когда Антон снова глянул на экран, подумал и закрыл ноут.       — Просто я подумал, — тот, будто не слыша его, провел подушечками пальцев по лого на крышке ноута, — что это, наверное, нужно обсудить, раз мы… вместе.       — И ты решил сделать это в подобном формате, чтобы у меня не было шансов подобраться к тебе и исподволь реализовать намерения, которые могут прийтись тебе не по вкусу? — уточнил Арсений, не зная, смеяться ему или хвататься за голову. — Ты же понимаешь, что я…       Антон досадливо вздохнул, встал, обошел стол, потянул его за руку, заставляя пересесть на диван, и, перекинув ногу через его колени, устроился рядом. Диван печально скрипнул.       — Так тебе будет комфортнее вести этот диалог? — он коротко поцеловал Арсения в уголок губ, привычно потерся носом и уставился серьезно и чуть устало. — Я просто хотел обсудить это, потому что я так себе партнер для подобного времяпровождения.       — Хорошо, — спокойно кивнул Арсений.       Это не было тем непрошибаемым спокойствием, которое обычно накатывало в моменты потрясений и было единственным доступным способом пережить яркие эмоции. Нет, сейчас он очень по-человечески нервничал — чувствовал сухость в горле и трепет за грудной клеткой, был не слишком уверен в своем голосе, но старался скрыть свою реакцию, подозревая, что Антон в этом нуждается.       — Хорошо?       — Да. Если тебя по какой-то причине не интересует секс, у нас его не будет. Если интересует, но в перспективе, я не подниму эту тему, пока не будешь готов, — ровным тоном проговорил он, внимательно глядя в теплые, чуть сощуренные глаза и надеясь, что все делает правильно. — Если тебя что-то тревожит, мы можем это обсудить. Не хочешь ничего обсуждать — не будем. Если у меня были мужчины когда-то, это не значит, что я одержим идеей уложить тебя в постель. Мало того, мне тоже не по себе.       — Вот как? — Антон внимательно склонил голову.       — Я же тоже живой человек, — пожал плечами Арсений, задумчиво провел по его ноге, удобно устроенной на его бедрах, и с усмешкой признался: — Для меня… намного проще решиться на близость с тем, кто ничего не значит.       — То есть мне стоило взяться за тебя, как только ты оказался в ЛАИ? — с нервной веселостью фыркнул Антон. — Пока мы еще не успели сойтись?       — Зависит от цели, которую ты преследуешь, — в тон ему ответил Арсений и тихо рассмеялся, когда тот закатил глаза.       С минуту они молчали, прислушиваясь к тому, как шумит кулер ноутбука и вылизывается кошка, потом Антон поморщился, неопределенно повел рукой и тяжело вздохнул.       — Интересует.       — Что? — не понял Арсений.       — Меня интересует секс. И да, меня что-то тревожит. Дело не в том, что ты парень. То есть это добавляет стресса, но можно пережить. И ты привлекаешь меня физически, думаю, это понятно, — рассудительно проговорил Антон, пряча смущение за ворчливым недовольством.       — В целом… да, понятно, — серьезно кивнул Арсений, наблюдая за ним и тихо умирая от нежности.       — Или у тебя есть сомнения? — тот взглянул на него, слегка сощурившись.       — Никаких, — заверил мужчина. — Обтягивающие джинсы, я помню.       — Брось, я же просто так задрачиваю. Ты в отличной форме, да, но я немного другие пункты вкладываю в понятие привлекательности, и с ними все как надо.       — А ведь это сейчас, наверное, был комплимент, — делано печально вздохнул Арсений. — Прости, я понимаю, что так работает твоя голова. Готов продолжать мозговой штурм. Если мой пол не проблема, как и моя привлекательность, то что тебя беспокоит?       — Не знаю, — вздохнул Антон. — Мне неприятно думать о том, что… в данный момент собой представляет мое тело, но я прекрасно знаю, что ты скажешь, поэтому этот пункт опустим. Дело не в этом.       Арсений коротко прикусил нижнюю губу и поинтересовался:       — И что же я скажу?       — Что тебе все равно.       — Мне не все равно. Мне очень жаль, что это с тобой случилось, — серьезно поправил Арсений.       — Арс, — Антон коротко выдохнул, — я знаю. Но коль скоро мы сейчас говорим о сексе, то под «все равно» я понимаю заверение, что у тебя не упадет при виде моих шрамов. Потому что я, по твоему определению, «что-то значу». Мое предположение верно?       — В очень… примитивной и даже грубой интерпретации, — кивнул Арсений.       Он не был обижен, понимая, что этот цинизм — способ Антона говорить словами через рот о неловких, тревожащих вещах. Пожалуй, он даже гордился.       — Значит, для меня это тоже не проблема, — резюмировал тот. — Просто неприятно.       Еще как проблема, это было бы ясно даже постороннему человеку. Но этот разговор Арсений решил отложить на потом, чтобы не сбивать с мысли. Антон молчал, глядя куда-то в район его грудной клетки. Снова дистанционные объятия.       — Мне кажется, — тихо проговорил он, — это просто слишком близко для меня. Неловко. И это какая-то фигня, потому что ты мне действительно нравишься, и этот факт должен бы нивелировать все эти доводы.       — Дай себе время, — мягко проговорил Арсений. — Если однажды твое желание перевесит — я буду рядом.       — Но я и так хочу тебя, — перебил Антон. — Что для меня, вообще-то, охренеть как необычно, потому что я предпочитаю более интеллектуальное времяпровождение. И началось это не вчера и не месяц назад.       Он что, действительно не понимает, что делает с Арсением такими своими заявлениями? От этого твердого, запальчивого «хочу» в груди стало горячо, в голове — пусто, а толчки крови, которую гоняло зашедшееся стуком сердце, отозвались пульсацией ниже пояса.       — Итак, ты меня хочешь, — бесстрастно проговорил Арсений, не без труда совладав с эмоциями, которые сейчас были максимально не ко времени. — Но…       — Но что-то меня стопорит, — буркнул Антон. — А я бы не хотел делать того, в чем не уверен. Но это довольно мучительно. И за что ты на мою голову?       — Я уже несколько месяцев задаюсь тем же вопросом в отношении тебя. И как ты видишь решение проблемы? Хочешь, я вернусь к себе?       — Нет, — быстро ответил Антон и добавил: — Только если ты так решишь. И я, вообще-то, мудак, потому что зациклился на своих тараканах.       — А мне кажется, ты просто пользуешься моим предложением взять на себя выбор формата отношений, — рассудительно напомнил Арсений.       Антон посмотрел на него со скепсисом, потом вздохнул и задумался.       — Хорошо, — наконец сказал он. — Я хочу, чтобы у нас был секс.       — Окей, — как можно невозмутимее кивнул мужчина.       — Однажды, — добавил Антон.       — Договорились.       — И можем ли мы отложить тревожащие технические подробности до того момента? Раз уж ты говоришь, что тебе не нравится ничего странного, о чем мне бы стоило знать сильно заранее.       — Я бы на этом настаивал.       — Хорошо.       — Хорошо.       Они помолчали. Антон задумчиво коснулся ортеза, в который было заковано запястье Арсения, и тот перехватил его пальцы своими, почти вернувшими прежнюю подвижность. Коротко коснулся губами костяшек, потом развернул ладонь так, чтобы рассмотреть двухдневный порез, заработанный в мастерской.       — Мне вроде бы тоже не нравится ничего странного, — услышал он невозмутимый голос и поднял голову.       — Антон. Ты поднял эту тему, потому что у меня был опыт с мужчинами или это твой опыт был настолько своеобразным, что теперь ты предпочитаешь перестраховаться? — осторожно осведомился Арсений.       — Скорее первое, — Антон нервно фыркнул и встретился с ним взглядом. — И еще потому что это ты.       — То есть я произвожу впечатление человека, которого привлекают странные вещи? — кивнул тот.       — Что? Нет, я не о том. Я в целом о том, почему торможу. Наверное, мне некомфортно думать о близости с тобой, — Антон поморщился и облизнул нижнюю губу, — как раз потому что ты… нравишься мне несколько сильнее, чем следовало бы, чтобы сохранять вменяемость. Чтобы не творить хрень.       Смысл его заявления заставил сердце Арсения забиться чаще, но вот форма… Это было очень в духе Антона.       — Хорошо. Давай подождем, пока я стану нравиться тебе несколько меньше, — очень серьезно предложил он.       — Прекращай измываться.       — А ты сам себя слышишь? — полусерьезно возмутился Арсений, легко ущипнув ногу, устроенную на его бедрах. — Кто еще измывается?       — Что не так?       Кажется, его недоумение было вполне искренним, а глаза следили с неподдельной тревогой и некоторой досадой. И за что ему это? Арсений мысленно возвел глаза к потолку, а потом, на случай, если вселенная примет за чистую монету сетования, порожденные избытком чувств, очень внятно подумал: за что бы это чудовище ни свалилось на его голову, оно ему нужно. Нужно больше всего на свете.       — Шастун, послушай, — Арсений осторожно коснулся его колена. — Давай договоримся. У тебя есть карт-бланш на хрень. На загоны, неловкие моменты, любую неидеальность. Я знал, во что ввязывался, и ввязывался с удовольствием. Тебе не нужно меняться из-за того, что мы теперь вместе, потому что ты и до этого… был очень предупредительным, заботливым, интересным и веселым, и мне с тобой хорошо. Очень хорошо, Антон, — он поймал его взгляд и ободряюще улыбнулся, бережно сжав чужое колено. — Я знаю, что ты такой, какой есть, и меня все устраивает. Единственное, чего я хочу, — это чтобы со мной тебе было чуть лучше, чем без меня. Это было бы приятно.       Антон молча следил за ним глазами. Потом коротко выдохнул, поджал губы.       — Ты же понимаешь, что, когда я говорю, что ты мне нравишься… — спокойно начал он, и Арсений заметил, как дрожат его ресницы.       — Да, — мягко ответил он. — Понимаю. Я тебя тоже.