Панацея

Закатное солнце освещало бледное лицо Илии, немного смягчая его резкие черты и придавая ему более живой оттенок. Она курила и смотрела вдаль. Впереди было нежно-розовое, зефирное небо и водная гладь Гранд Лайна, а из-за спины доносился едва слышный шум огромного фонтана, возвышавшегося над Ватер 7. — Еще скажи, что тебе здесь не нравится. — Проговорила Илия, с ехидной улыбкой глянув на Крокодайла. Говорить он не стал, потому что эти слова не соответствовали бы действительности. Они сидели на крыше одного из домов в самой высокой части города, откуда открывались хорошие виды на Ватер 7 и на океан. Туда Крокодайла затащила Илия: он согласился на эту ерунду — он что, мальчишка, чтобы по крышам лазить? — только потому, что заняться ему было откровенно нечем. Во второй половине дня в городе был концерт заезжих музыкантов, который собрал целую толпу жителей и гостей Ватер 7, среди которых, помимо мэра, плотников из «Галлей-Ла» и команды Пиратов Красного Галстука во главе с капитаном, из-за скуки оказался еще и Крокодайл. После весьма посредственного, по его мнению, концерта Айсберг и кораблестроители ушли по делам компании, команда Илии разбрелась кто куда, а она сама высмотрела Крокодайла, подпиравшего стену одного из зданий чуть поодаль от всех остальных людей. Он не хотел лишний раз слышать возгласы разбегающегося от него народа и предпочел постоять в стороне. Мужчина был даже рад появлению Илии: первые несколько дней находиться в Ватер 7 и ходить по местным улицам, магазинам и заведениям было приятно и интересно, но потом ему это поднадоело, и единственным, что хоть как-то помогало развеять скуку, стало общение с Илией. Пирату торчать на суше без дела было негоже, но другого варианта у Крокодайла не было: его корабль должны были начать строить только через недели три, а до этого времени деваться из Ватер 7 ему было не только некуда, но и банально не на чем. Стремясь укрыться от шума и суеты, царивших в центре Ватер 7, — был выходной день — двое пиратов забрели на дальние улицы, ближе к главному фонтану, с одними лишь типовыми жилыми домами, которые стояли плотными рядами и тем самым загораживали обзор на нижнюю часть города. Там было тихо, почти безлюдно и так спокойно, что уходить оттуда совершенно не хотелось. Илия полушутливо предложила забраться на одну из крыш посмотреть закат и просто посидеть, и Крокодайл, недолго думая, эту идею принял. Он перехватил женщину за талию — ему категорически не понравилось то, какие чувства он испытал касательно этого физического контакта, продлившегося буквально несколько секунд — и с помощью фрукта поднялся вместе с ней на ближайшую крышу. Крыши в Ватер 7 были полукруглые, и сидеть пришлось на самом краю, на ровном выступе, их огибающем. Крокодайл умиротворенно всматривался в безбрежный Гранд Лайн, но периодически его взгляд соскальзывал на сидящую рядом Илию. Ее рука с сигаретой меж тонких пальцев чем-то напоминала позавчерашний день, когда Крокодайл немного открылся Илии, и из головы никак не шла прохладная нежность ее ладоней и их осторожные, почти ласковые движения. Крокодайл успел сто раз упрекнуть и столько же раз похвалить себя за то, что впервые за столько лет доверился другому человеку, но все же кое-как уверовал в то, что в этом было гораздо больше положительного, чем отрицательного. К тому же Илии Крокодайл как источник информации, оружие или способ до кого-то добраться был даром не нужен: ей, по-видимому, требовались люди из Революционной Армии, а он к ней прямого отношения не имел, поэтому то и дело всплывающее в сознании предположение о том, что Илия может втираться к нему в доверие далеко не просто так, было абсолютно бессмысленным. — Эй! — Вдруг послышался тонкий голос — похоже, детский — откуда-то снизу. Крокодайл и Илия повернулись на источник звука и увидели в окне верхнего этажа дома напротив мальчишку лет пяти-шести. Он озадаченно таращился снизу вверх на двоих людей, сидевших на крыше, и сжимал в руках мягкую игрушку. Илия улыбнулась, наклонилась чуть ниже и помахала ребенку рукой. Тот похлопал глазами и затем махнул ручкой в ответ, расплываясь в улыбке. По всей видимости, здоровенный страшный дядька с крюком и шрамом во всю физиономию рядом с доброй тетей мальчика не смущал. Он запустил пальцы в копну рыжих волос, продолжая рассматривать пиратов, и через несколько секунд выдал: — А что вы делаете на крыше? — Илия рассмеялась. — На закат смотрим. Ты видел, какое сейчас красивое небо? — У нее был непривычно ласковый голос, какой обычно бывает у людей именно при общении с маленькими детьми, и Крокодайл подумал, что детей Илия, кажется, любила: в памяти промелькнуло несколько эпизодов, когда она с теплой, но слегка печальной улыбкой смотрела на играющих и резвящихся детей, мимо которых они с Крокодайлом проходили. Мальчишка закивал головой, теребя в ручках игрушку. Откуда-то из глубины комнаты вдруг раздался женский голос, зовущий ребенка по имени, и он, махнув пиратам на прощание, скрылся за шторой. — Славный мальчишка. — Проговорила Илия, отчего-то горько вздыхая и упираясь подбородком в сложенные вместе руки. Вид у нее сделался грустный — почему, Крокодайл не понимал, и решил даже узнать, в чем дело: очень уж странной ему показалась эта резкая перемена настроения. — Ты чего? — Спросил мужчина. Илия посмотрела ему в глаза и затем отвела взгляд. Теперь уже он неосознанно лез к ней в душу, и делиться чем-то личным, несмотря на возросший уровень доверия между ними, было по обыкновению боязно, но… Через несколько недель Крокодайл отправится в плавание, ее команда вскоре после этого тоже снимется с якоря, и больше они друг друга никогда не увидят и, возможно, даже забудут все, о чем разговаривали здесь, в Ватер 7. Наверное, в этом случае можно было спокойно рассказывать о чем угодно, к тому же Крокодайл был далек от эмпатии и вряд ли проникся бы тем, что услышит, а значит, и в голове у него это отложится ненадолго. Да и вообще лишний раз заставить себя перебороть страх перед тем, чтобы рассказать что-то о своем прошлом, было полезно. — У меня порой бывает, что я так реагирую на детей, а здесь этот мальчик, он… Просто мне кажется, что он похож на то, каким мой сын был в его возрасте. — Произнесла Илия, опуская голову. — У тебя есть дети?.. — Искренне удивился Крокодайл. Илия молча кивнула и затем полезла во внутренний карман плаща. Она достала оттуда потертую фотографию и показала ее Крокодайлу. Тех, кто ее видел, помимо него, можно было пересчитать по пальцам. На снимке была запечатлена молодая женщина, на руках у которой сидел маленький ребенок — ему, наверное, и года-то не было. Фотография была сильно оборвана с одного края, и создавалось впечатление, будто бы избавиться хотели от изображения кого-то, кто был рядом с этой женщиной и ребенком. — Это мой сын. — Указала Илия на него. — А с ним кто? — Спросил Крокодайл. — Я. — На пару секунд затихнув, отозвалась Илия и нервно засмеялась. — Что, настолько не похожа? Крокодайл вгляделся в лицо на фото и перевел взор на Илию. Человек с этого затертого обрывка бумаги и человек, сидевший рядом с ним, действительно едва имели какое-то сходство. Будто бы Илия из прошлого — юная, счастливая и полная жизни — была свежим, только что распустившимся цветком, а она из настоящего, напоминающая хрупкую фарфоровую куклу, — им же, но увядшим, засохшим и безжизненным. Сильнее всего изменился ее взгляд, который из живого и яркого превратился в пугающе стеклянный и полупустой. Конечно, Илию на этой фотографии при желании можно было узнать, несмотря на все это и на то, что она похудела и осунулась, но эти метаморфозы, пожалуй, были весьма тревожными. — Похожа, но не очень. — Ответил Крокодайл. Илия дернула бровью. — А… Он-то где? — Ткнул он пальцем в изображение ее сына. О наличии у нее детей Крокодайл до этого момента даже и не думал, и сейчас чисто из любопытства пожелал узнать, где вообще ее мальчишка, если на корабле он точно его не видел. Женщина вздохнула и отвернулась в сторону розовеющего на небе заката. Говорить не хотелось, но она знала: если она все же расскажет хоть что-то, так будет лучше для нее самой. — Если не хочешь, не отвечай. — Проговорил Крокодайл, видя ее реакцию и отлично понимая, что она в этот момент чувствовала: сам позавчера был в аналогичном положении, притом с ней же. — Отвечу. — Илия выпрямилась, демонстрируя ровную осанку. — Все равно мы скоро разойдемся и больше не увидимся. Крокодайл не сразу понял, что она имела в виду, но потом мысленно согласился с ее словами: действительно, понимание того, что он затем больше не встретится с человеком, которому доверил частичку себя, делало эту ситуацию куда проще. Они разбегутся и все забудут, и это к лучшему. Например, Дазу, с которым Крокодайл собирался отправиться в Новый Мир, он бы вряд ли сумел открыться так, как Илии. — В общем, мой… Теперь уже бывший муж около десяти лет назад бросил меня и забрал с собой нашего сына, причем это произошло ни с того ни с сего. Он просто взял и сбежал, куда-то уплыл, видимо… Я даже и представить себе не могла, что он на такое способен. Конечно, если смотреть на все это объективно, то предпосылки на самом деле были, но… Я была слишком счастлива с ним, чтобы их заметить. — Илия прервалась. За все время она рассказывала эту историю несколько раз разным людям, но каждый раз ее одолевали все те же эмоции, те же безнадежное отчаяние и непонимание, испытанные в день, когда все случилось. У Крокодайла в голове будто сложился пазл: очевидно, что это и было то самое предательство, про которое Илия упоминала вчера, и другим элементом общей картины так и просился стать случайно услышанный разговор Илии с Иванковым про двух людей-однофамильцев из Революционной Армии. — Те двое из революционеров — это… — Начал было Крокодайл. — Да. — Резко оборвала его Илия. — До настоящего момента я даже не знала, живы ли они. Я искала их несколько лет где только могла, а потом наткнулась в одной из старых газет на информацию о Нико Робин, где говорилось, что она работала на какую-то криминальную организацию, которая потом развалилась, и часть ее членов была поймана Сайфер Полом. В числе тех, кого рассекретили, но кому удалось сбежать, были Нико Робин и мой бывший муж, Вольтен Кристофер. Я постоянно просматривала старые газеты, чтобы найти хоть что-то, и эта мне попалась как раз тогда, когда тебя упекли в Импел Даун. Я как-то говорила, что хотела занять пост шичибукая вместо тебя, чтобы под эгидой Правительства иметь доступ к большему объему информации, но когда я прочитала статью, то оставила эту идею. Я слышала, что Дитя Дьявола присоединилась к Мугиварам, и начала искать уже их. Нашла в Ватер 7. Я хотела поговорить с Робин в надежде на то, что она помнила что-то о Крисе. Конечно, это было маловероятно, но я была готова ухватиться даже за этот мизерный шанс. Потом Робин схватили СР9, я полезла с Мугиварами в Эниес Лобби… Отчаянные ребята, ничего не скажешь. По возвращении в Ватер 7 я спросила у Робин насчет того инцидента, и она сказала, что Крис был членом Революционной Армии, внедренным в организацию ради каких-то целей революционеров. Вроде бы он что-то вынюхивал в подполье. В том числе из-за него и из-за того, что на него вышло Правительство, организация распалась. За него, насколько я знаю, нет награды, но сейчас он в бегах, а значит, с того момента его все же взяли в разработку и недавно на него вышли. Скоро, наверно, листовка все-таки появится. — Теперь понятно, зачем ты с Иванковым познакомилась. — Произнес Крокодайл, закуривая. Слушать Илию было вполне себе интересно с той точки зрения, что история была запутанная и необычная, да и к тому же то, что она решилась поведать это именно ему, было как-то… пожалуй, даже приятно, что ли. — На самом деле меня гораздо больше волнует мой сын, нежели чем муж. — Снова заговорила Илия. — Ребенок ни в чем не виноват, ему тогда было чуть больше года, и я просто не понимаю, зачем он его забрал. Я вообще ничего не понимаю. Ни причины его поступка, ни того, куда он вообще тогда уплыл, ничего. А Алфи… Крис втянул его непонятно куда, и я так переживала и переживаю за него… Сердце кровью обливается, как он, где он, что он. Крис — взрослый человек, он сам выбрал свой путь, пока что мне непонятный, но Алфи… — Илия обреченно покачала головой. Говорить было тяжело, но в миллионы раз тяжелее — носить в себе этот груз, каждый день просыпаться с одними лишь тревожными мыслями и мучаться догадками, находясь в полнейшем неведении. Беспокойство давно стало привычным состоянием Илии, которое полностью отпускало ее не очень-то и часто, вместо этого безжалостно изнашивая ее и без того шаткую нервную систему, заодно оказывая тлетворное влияние и на физическое здоровье. — Имя чуднó‎е у мальчишки. Это у вас в Вест Блю так называют? — Спросил Крокодайл. — Нет, я сама это имя придумала. — Илия сломала уже потухшую сигарету напополам и кинула вниз. Ее руки мелко дрожали, а на щеке Крокодайл вдруг заметил слезу. Несчастная женщина, объективно несчастная, и даже он неожиданно для себя осознал, что испытывает к ней что-то похожее на сочувствие. Выражать это чувство Крокодайл давно разучился, но все же решил как-нибудь попробовать: как для Илии, — она позавчера его выслушала и хоть немного поддержала, и теперь, когда они поменялись местами, было как минимум некрасиво бездействовать — так и для себя, чтобы лишний раз постараться не прятать собственные чувства и проявить человечность по отношению к другому. — Тебе платок дать? — Крокодайл придвинулся поближе к Илии. Сейчас она выглядела такой горестной и скорбной, какой он до этого ее ни разу не видел, и казалась особенно маленькой и жалкой по сравнению с ним. Илия мотнула головой и вытерла слезы рукавом. Крокодайл неуверенно протянул руку и положил ее на спрятанное под бесформенной рубашкой хрупкое женское плечо. Илия едва ощутимо вздрогнула от этого прикосновения, но руку Крокодайла убирать не стала: чужое тепло было приятно. — Крис тогда ушел ночью, а утром я бегала чуть ли не по всему городу, искала, спрашивала у всех подряд… — Продолжила рассказ Илия, еле сдерживая слезы. — Когда говорю об этом, плакать начинаю… Прошу прощения. — Ладонь Крокодайла осторожно погладила ее плечо, и из-за собственного жеста ему очень уж захотелось провалиться куда-нибудь через крышу в чужую квартиру и больше не видеть эту чертову женщину — до того подобное претило его собственноручно навязанным принципам. — В общем, в соседнем доме тогда до самого утра отмечали чей-то день рождения, и несколько человек ночью видели в окно Криса с Алфи на руках, он шел в сторону порта. Я… Я тогда вообще не знала, что делать, внутри была просто пустота. Вакуум. Когда в один момент все рушится, практически невозможно взять себя в руки. Я думаю, ты понимаешь. Крокодайл понимал. Понимал он и то, что боль в израненном сердце у них была одна на двоих: от предательства. Илия была права тогда, они действительно похожи. И как бы его ни сковывал параноидальный страх от такого сближения с другим человеком, в адской мешанине противоречивых чувств он оказался бессилен против постепенно возникшего стойкого сопереживания к той, которой Крокодайл впервые за долгие двадцать лет решился хоть чуточку довериться, которая делила с ним одни и те же переживания и которая выворачивала наизнанку свою душу и плакала, сидя рядом. Находиться с ней в этот момент было до такой степени непривычно и неловко, что хотелось сравняться с землей, при помощи фрукта слившись с дорожной пылью, или добровольно прыгнуть в пасть к Морскому Королю, но в то же время Крокодайл, хоть и не умея ни поддерживать, ни сочувствовать, все же сумел заставить себя найти, что сказать. — Илия, послушай. — Позвал он женщину. Та подняла на него свои заплаканные, покрасневшие глаза, и Крокодайла чуть ли не передернуло. Он видел такие полные боли и отчаяния взгляды не одну сотню раз, особенно в Арабасте — то были невинные люди, жизни которых он безжалостно клал на алтарь своей устрашающей цели, призванной не сколько поработить мир, а заткнуть дыру в груди, заглушить боль от того жестокого поражения, самоутвердиться, пройдя по головам тех, кого он ставил ниже себя. Крокодайл слишком рано потерял счет душам, загубленным в его стремлении отомстить оказавшемуся слишком беспощадным к амбициозному мечтательному юнцу — как Луффи — огромному миру, которое на деле являлось лишь одной большой попыткой сбежать от своих собственных проблем. Тогда Крокодайл намеренно уничтожал, выжигал в себе все человеческое, потому что убедил себя: чувства — лишь помеха на пути к цели. Однако сейчас, когда он старался отвергать эту философию и обращать гораздо больше внимания на остальной мир, людей вокруг и на самого себя как живого человека с эмоциями и переживаниями, подобные эпизоды слишком глубоко резали сознание, заставляя вспоминать недавнее прошлое — Арабасту. Крокодайл с удовольствием бы вырвал эту кровавую страницу из своей памяти, но знал, что делать этого нельзя: стоит помнить, чтобы никогда больше к такому не возвращаться. — Я что хочу сказать… — Кое-как начал Крокодайл. Илия продолжала сверлить его своим пробирающим до глубины души взглядом. — Иванков, которого ты выбрала на роль информатора, надежный. Он хоть и слегка с присвистом, но положиться на него можно, если обещал что-то сделать — сделает. К тому же он далеко не последний человек в Революционной Армии, и данных через него проходит много. — Илия закивала головой, вытирая слезы. Крокодайл нервно прикусил кончик сигары: он давно успел забыть, каково это — вот так сидеть и разговаривать с кем-то на откровенные темы, не прятаться от себя и от других за маской безразличия и проявлять искренность. Его поведение сейчас и вчера шло вразрез с тем, как он мыслил и рассуждал совсем недавно, когда он не мог даже подумать о том, чтобы вновь побыть самим собой. Илия прекрасно видела, что Крокодайл действительно старался сделать хоть что-то для нее; не то чтобы у него хорошо получалось, но сам факт этой весьма неловкой попытки уже говорил о том, что с ним не все потеряно. Вчера он казался Илии настолько несчастным, сгинувшим во мраке собственного горя, что она сомневалась в том, что он когда-нибудь сможет жить как раньше и не глушить в себе человека, но сейчас она вынуждена была пересмотреть свое мнение. — И… Не стоит так убиваться из-за мальчишки. — Вновь заговорил Крокодайл, сделав несколько затяжек табака. — Если он в Революционной Армии, то с ним все нормально. Настолько, насколько это возможно в тех условиях, в которых люди там находятся. Революционеры вообще не чураются подбирать всяких детей, в том числе сирот. По сути они делают из них солдат, но для детей это не то чтобы плохо. Их образовывают, развивают… Правда, в том направлении, в котором это выгодно революционерам, но все же. Дети у них живут вполне сносно: сытые, одетые, всегда при деле и даже с какой-то целью в жизни. Навязанной, конечно, но все это куда лучше, чем если бы эти сироты на улице были бы. По поводу твоего мальчишки, думаю, он тоже на жизнь не жалуется. Я сейчас, разумеется, не говорю про то, что у него в семье черт знает что. В остальном у него все должно быть нормально. Конечно, бывают опасные задания, драки с Дозором и прочее, но Драгон людьми разбрасываться не любит, поэтому в этом плане все по возможности контролируется. — Крокодайл задумался и почесал подбородок. — Знаешь, тоже никак не пойму, зачем этому твоему… Крису понадобился маленький ребенок, если он куда-то там убегал. С ним же были бы одни проблемы. С другой стороны, хотя бы додумался своим его сдать на воспитание… Очевидно, у него были какие-то дела, о которых ты не знала, притом, судя по тому, какой фокус он выкинул, весьма серьезные. Может, в криминал влез. — Вот дадут мне возможность увидеться с ним — узнаю, что там были за дела. — Тихо проговорила Илия, накидывая на плечи плащ: вечером всегда становилось прохладно. В груди, там, где трепыхалось то, что осталось от сердца, противно ныло. Сколько бы она ни рассказывала свою историю, сильно легче не становилось. Должно быть, ее окончательно отпустит только тогда, когда она наконец встретится с теми, кого искала. — Ты когда-нибудь хотела ему отомстить? — Спросил Крокодайл, продолжая невольно проводить параллели между собой и Илией. — Хотела. Но… Месть — это в данном случае неразумно. Надо сначала во всем по-нормальному разобраться. В первую очередь я хочу просто узнать настоящую причину его поступка, а уже потом что-то решать. — Проговорила Илия, глядя в пустоту и нервно потирая пальцы. Она прекрасно понимала, что, даже если Крокодайл и пытался ее понять, в полной мере это мог сделать только тот, у кого тоже были дети — у Крокодайла им взяться было, судя по всему, неоткуда. Он не сумел бы до конца осознать, какую боль испытывала мать, у которой отобрали ее ребенка, ее родную кровь. Илия в какой-то степени была рада тому, что Крокодайл был не в состоянии полностью прочувствовать ее беду, потому что такого она не пожелала бы даже самому заклятому врагу. А обрек Илию на такие муки некогда горячо любимый муж, которому она отдавала всю себя и которым она жила. Который затем оставил ее одну, тем самым внушив панический страх перед тем, чтобы вновь с кем-то сойтись, разлучил с сыном и в один миг лишил ее всего, что у нее было. Илия невольно ненавидела Кристофера — это было очень сложно контролировать — и думала, что даже если узнает, почему он так обошелся с ней и с Алфи, то не сумеет его понять. Простить — вполне, ради своего же блага, чтобы сбросить этот якорь с сердца, однако понять — ни за что. Илия была более чем уверена, что она сама не поступила бы со своей семьей так же, как Кристофер, какие бы обстоятельства ни вставали перед ней. Она не знала, что ее ждало и когда она сможет наконец поговорить с ним, увидеть своего сына, но чувствовала, что надолго ее нервов уже не хватит: слишком сильно они истрепались, измучались за последние годы, полные жуткого стресса, и окончательно не сдавали лишь каким-то чудом. Недавно обретенная надежда в виде Иванкова, который обещал все устроить и помочь, придавала Илии сил, но волнение за сына, который, как оказалось, был революционером, как и Кристофер, тут же отбирало их без остатка. Слова Крокодайла о том, что насчет Алфи переживать особо не стоит, вроде как немного успокоили женщину, поскольку, если верить ему, то жизнь сына была не такой тяжелой, какой она себе ее представляла. Однако как следует обдумать сказанное Крокодайлом — интересно, откуда он все это взял — она пока не могла: сосредоточиться на размышлениях было трудно из-за давивших эмоций. На плечо Илии снова легла большая горячая ладонь Крокодайла, затем скользя по спине, и она глянула на него. Тот смотрел в противоположную от нее сторону, на океан, и, по всей вероятности, смущался от своего действия. Это выглядело даже забавно. — Крокодайл. — Хрипло позвала Илия. Мужчина повернулся к ней, тут же убирая руку. — Откуда ты знаешь то, что ты мне говорил про Революционную Армию? Это ведь далеко не общедоступная информация. — Какая разница? — Мотнул головой Крокодайл. Этим делиться ему точно не хотелось, а особенно сейчас, когда он в том числе по вине этой женщины захлебывался в водовороте мыслей и чувств. Крокодайл не слишком старался подобрать для нее слова, просто выдав то, что знал и что могло быть ей полезно, но сделал он это для того, чтобы ей помочь, просто помочь, не прося ничего взамен, и это было самым диким. — Не знаю… — Илия устало потерла глаза. — В любом случае я тебе благодарна. — Она подняла взор на Крокодайла и вымученно улыбнулась, но последнее, на что оказался похож изгиб ее рубиновых губ, — это улыбка. Илия выглядела откровенно несчастной, затравленной, но зачем-то упорно пыталась улыбаться ему, лишь пугая хлеще прежнего своим бескровным лицом с контрастной кислотно-яркой линией помады. Однако Крокодайл невольно улыбнулся в ответ; вышло даже по-особому искренне, но спустя секунду он опять отвернулся, продолжая путаться в самом себе. Быть снова живым оказалось сложнее, чем он думал. — Может, пойдем куда-нибудь, если ты не против? — Предложила Илия. Хотелось чем-то занять себя, отвлечься, чтобы хоть ненадолго избавиться от душащей тревоги. Крокодайл был только за: все это общение на откровенные темы давалось ему крайне нелегко, и он был бы очень рад уйти от него. Он взял женщину за талию, притягивая к себе, — гораздо более бережно, чем тогда, когда они поднимались на крышу — превратил нижнюю часть тела в песок и спустился вниз. Оказавшись на тротуаре, Илия неохотно отошла от Крокодайла. Отчего-то хотелось подольше побыть прижатой к нему, ощущая жар его тела, но ей вмиг сделалось не по себе от осознания того, что она вообще испытывает что-то подобное. Таким ее чувствам постоянно сопутствовал слабо поддающийся контролю страх того, что они перерастут во что-то более серьезное, и нездоровое убеждение, что этого допускать было нельзя: предадут ведь, бросят, оставят. В другой ситуации Илия, может быть, и постаралась бы сдержать эти реакции, но здесь, с Крокодайлом, они нисколько не мешали. Проникаться какими-либо чувствами к человеку, с которым буквально через три-четыре недели они больше не увидятся, было более чем неразумно.

***

— Капитан, иди сюда! — Окликнули поднявшуюся на шумную палубу женщину, и перед ее носом тут же появился стакан рома. Илия села на деревянную поверхность палубы рядом с компанией матросов, играющей в карты, и отпила из стакана. От выпивки по телу медленно разлилось вязкое тепло, и Илия, расслабившись, прислонилась спиной к стоявшему рядом ящику из-под фруктов. Было около одиннадцати часов вечера, и она только что вернулась в порт. Они с Крокодайлом немного посидели в одном из множества местных кабаков, а потом гуляли по городу, практически не переставая говорить. Темы для разговора у них обычно находились на удивление легко, и сегодня они не заметили, как дошли почти до порта, хотя раньше всегда прощались еще до того, как он появлялся в поле зрения. Крокодайл поворчал, что это Илия, ведьма такая, его заболтала, но все же соизволил ответить на ее «до завтра». В их сегодняшнем разговоре периодически мелькала тема Революционной Армии, и Илия думала, что для стороннего — по его собственным словам — человека Крокодайл знает о ней слишком уж много. Вариант того, что Мировое Правительство могло давать ему как шичибукаю задание что-то вынюхать о революционерах, Илия отмела почти сразу же: для подобных вещей у знати был Сайфер Пол, но даже если бы Крокодайл действительно получал это поручение, то вряд ли стал бы скрывать, что раздобыл ту информацию, которой он располагал, именно таким образом. Он не гнушался периодически хаять Правительство, и уж точно не упустил бы возможность сказануть про него еще что-нибудь эдакое, причем не факт, что цензурное. Крокодайл упорно не желал раскрывать, откуда у него есть такие сведения, и Илия невольно приплетала к этому факт его связи с Иванковым: возможно, они когда-то были друзьями, окама ему что-то рассказывал, но в итоге они рассорились, если принять во внимание то, как Крокодайл бесился, когда речь шла о его потенциальной причастности к деятельности революционеров. Илия не знала, откроется ли перед ней эта страница личности Крокодайла, но хотела, чтобы это все-таки произошло. Даже не потому, что Иванков был нужен ей самой и было бы неплохо дополнительно разузнать что-то о нем через рассказ Крокодайла, но и по причине того, что последний, кажется, сделался интересен ей сам по себе. Интересен как человек с тяжелым прошлым, сложным (по правде говоря, порой невыносимым) характером и занимательным складом ума. Отчасти это было банальное, по-детски глупое любопытство, которое, пожалуй, просто не могло не появиться после того, как дотронешься до души такого, как Крокодайл. Однако к нему неприятно, настораживающе примешивались реакции Илии на физический контакт с ним, и она очень хотела бы — и обязательно постарается — вытравить их к чертовой матери, чтобы просто не мешали жить.

***

На следующий день в обед Илия с грехом пополам отвоевала Айсберга у его маленькой, но очень дотошной секретарши, чтобы он хотя бы нормально поел и слегка отдохнул, пообещав вернуть его в полной боевой готовности. Обрадованный возможностью хоть час не видеть осточертевшие документы, которыми его мучала секретарша, мэр тут же побежал в ближайший трактир, прихватив с собой Илию. Там, в душном тесном помещении, насквозь провонявшем едой да куревом, уже сидела целая толпа народу, и свободный столик едва нашелся. Едва Айсберг приземлился на стул, он тут же жестом поманил Илию наклониться к себе и тихо заговорил: — Илия, мне тут нашептали, что ты с Крокодайлом общаешься. — Допустим. — Ухмыльнулась женщина. — А в чем дело? — Ты не знаешь, сколько он тут собирается торчать? Ты говорила, он корабль покупает, это так? — Спросил Айсберг. — Так. Вообще с этим вопросом тебе стоило обратиться в собственную компанию, но ладно. Он, по его словам, затребовал корабль из какой-то невиданной древесины, которая поставляется из Вест Блю и будет здесь только через три недели. Получается, уплывет он примерно через месяц. — Объяснила ему Илия, косясь на залетных пиратов за соседним столом, которые в открытую обсуждали ее саму, ни разу не стесняясь тыкать пальцем в ее сторону. — Мда… От него здесь одни сплошные проблемы. — Пожаловался мэр и размял затекшую от сидения за столом над бумагами шею. — Кстати, чем он вообще занимается, пока ждет корабль? — Боишься, что у тебя под боком уже оформилась какая-нибудь криминальная шайка? — Ехидно улыбнулась Илия. — Илия… Не смешно, нма. — Пиратский юмор Айсберг порой не понимал. — Не обижайся. Я не уверена, но вроде бы он ничего такого, что нарушало бы закон, не делает. По городу только ходит да народ пугает. Не специально, кстати. — Пожала плечами женщина и посмотрела ему за спину. Оттуда, со стороны барной стойки, доносилось гнусавое пьяное пение пренеприятного красномордого типа с полупустой бутылкой в руках. Типичная картина для любой наливайки, каждый пират к такому привычен, но это все равно раздражало и сбивало с толку. — Вот в этом все и дело. Лишнюю панику мне тут разводит, нма. — Нахмурился Айсберг, подпирая лицо рукой. — Все боятся, волнуются, мало ли что этот тип вытворить может. Люди прекрасно знают, чем он известен, поэтому их страх можно понять. Вы вот на днях разнесли целый отряд дозорных, как мне сказали, а если Крокодайл пробудет здесь еще месяц, то я не знаю, что будет. Сюда дозорные будут слетаться, как бабочки на свет лампы, нма. Сплошные беспорядки наведут, а других забот мне и так хватает. — Он с ужасом подумал о ждущей его бумажной волоките и решении скучных рутинных вопросов. — Плюс к этому дозорных еще и ты интересуешь вместе с командой, поэтому, пока вы здесь, они с нас не слезут, нма. Но тебя хотя бы люди знают, не боится никто, а этот… — Не волнуйся так, Айсберг, Крокодайл пока вроде бы безобидный, без шуток. Ведет себя вполне приемлемо, даже не грабит никого. Но я за него не ручаюсь. — Проговорила Илия, понимая, что Крокодайлу действительно может взбрести в голову что угодно. Айсберг молча насупился, посидел так несколько секунд, о чем-то размышляя, и весьма комично выдал: — Нервная у меня работа, вот что. Илия беззвучно рассмеялась, роняя лицо в ладони. Отношение Айсберга к своим обязанностям порой казалось ей чересчур уж ребяческим, но она не могла не признать, что он, когда надо, умел вести себя со всей полагающейся мэру города серьезностью и не убегать от ответственности. Илия почесала между ушей мышку Тиранозавра, сидевшую у Айсберга в левом кармане пиджака, и полезла за сигаретами. — Зря смеешься, нма. — Заявил Айсберг. — Кстати, можно тебя попросить по возможности приглядеть за Крокодайлом? — Что значит «приглядеть»? — Не поняла Илия: в конвоиры она вроде бы не нанималась. — Я имею в виду, быть в курсе того, чем он занят, просто чтобы знать, если вдруг у нас здесь назреют проблемы. Мне передавали, вы каждый день видитесь. — Заговорщически прошептал мэр ей на ухо. Лезть в ее дела и выяснять, почему она вообще контактирует с этой ходячей катастрофой, Айсберг не стал: во-первых, просто из уважения, во-вторых, потому, что предполагал, что Илия преследует очередные свои цели. Может быть, хочет вытащить из Крокодайла какую-то нужную ей информацию, кто их знает, этих пиратов. — Ты все-таки зря нагнетаешь. — Немного поразмыслив, сказала Илия и затем подожгла кончик сигареты. — Крокодайл все хочет поскорее отсюда уплыть, вроде бы в Новый Мир. В Ватер 7 ему делать банально нечего, ты бы видел, какая у него морда скучающая. Если он и начнет снова пытаться мир захватить, то это будет уже за пределами города, я уверена. Расслабься, Айсберг. А вот поводу дозорных я, кстати говоря, согласна, они здесь то и дело будут шум поднимать. Но с ними разберемся, это уж точно. — Поаккуратнее только, а то я знаю, как у вас принято… — Пробормотал Айсберг, уже представляя, во что будут по воле пиратов превращаться отправленные на их поимку блюстители правосудия. — Это как получится. — Невинно пожала плечами Илия. — Но за Крокодайлом, как ты выражаешься, прослежу. Для твоего спокойствия. Айсберг улыбнулся, — а улыбался он всегда вполне искренне, Крокодайлу бы поучиться — благодарно кивнул и подозвал официантку. Илия выпустила в и без того прокуренный воздух струю едкого дыма и едва заметно усмехнулась своим мыслям: вот тебе и еще одна причина проводить время с Крокодайлом.