Redemptio

      На улице уже было достаточно светло, начали появляться первые люди, неохотно волочащиеся на работу, вероятно, на завод за копейки. Время было такое. Но ни Фёдора, ни Осаму это особо не волновало, это всего лишь значило, что скоро откроется магазин. Самое время докурить оставшуюся сигарету, но, как назло, в пачке Дазая их оказывается две.       – Бери. Я до сих пор считаю, что ты куришь просто отвратительный дешёвый табак.       – Благодарю, – в словах Фёдора ощутилась язвительность, но достаточно скрытая, чтобы Осаму пропустил её мимо ушей. – Ты решил закурить, потому что увидел прохожих, решив, что уже достаточно светло, и скоро откроется универмаг, чтобы купить ещё сигарет?       – Ты, как всегда, на высоте со своими умозаключениями. Тем не менее вернёмся к теме, – она японцу сейчас уж очень интересна.       – А что к ней возвращаться? Моя жажда расследований поутихла, когда мне исполнилось десять. Вернее, – Фёдор поджег сигарету, – её придушили. Ещё совсем малец, что я мог самостоятельно найти?       – А ты всё-таки мог? – Осаму смотрит с прищуром, он хочет знать, насколько много известно Достоевскому.       – Тогда нет, но сейчас… Стой, а тебе зачем? – Фёдор покосился с недоверием.       – Интересуюсь, насколько выдающиеся твои способности, – хмыкает Дазай.       – Ладно, – вообще, Фёдор по-прежнему не совсем уверен, стоит ли рассказывать, но Осаму ему нравится, так что почему бы и нет? – Мори Огай – лидер крупной мафиозной группировки в Йокогаме, префектуры Канагава, если я не ошибаюсь. По образованию он доктор, но, очевидно, сейчас занимается не совсем этим, – на деле он знал кое-что ещё, но решил не выдавать японцу всё и сразу.       Осаму выглядел не совсем удовлетворённым – он рассчитывал (и в то же время боялся) услышать больше, хотя это и так превышало уровень осведомлённости местной милиции.       – О подопечных что-нибудь тебе известно? – он спрашивает небрежно, будто его это уж точно не касается.       – Моих родителей убил некто под именем Фукудзава, но с тех пор прошло пятнадцать лет, персонал сменился, а найти его так и не смогли. Больше ни о каких именах мне не известно.       – Человек по прозвищу Одасаку может быть тебе знаком. Он находится в подчинении Огая.       – Ты имеешь в виду Оду Сакуноскэ?       – Так быстро понял, о ком я? Восхитительно.       – Не льсти, это было проще простого. Ты обещал помочь выйти на него. Это ещё в силе?       – Думаешь, я обиделся из-за проигранной партии и откажусь тебе помогать? – Дазай прыснул с нескрываемой иронией, поглядывая на недешёвые наручные часы.       – Не мне, а следствию. И вообще, такого я даже не предполагал, мысли глубже.       – Магазин открылся 6 минут назад, а пачка пуста. Идём?       – Ответь на вопрос, – Фёдор демонстративно не сдвинулся с места, держа дотлевающий окурок между тонких пальцев.       – Как только я свяжусь с нужными людьми, я тебе сообщу.       – Благодарю.       – Потом как-нибудь отблагодаришь, – язвительный комментарий полетел в огород Достоевского, но он деликатно пропустил его мимо ушей.       Они купили сигарет, цена на которые прямо-таки смутила Фёдора, и свернули куда-то во двор.       – Откуда тебе знакома мафиозная кличка одного из подчинённых Мори?       – В Японии разве что те, кто в танке, не знают, кто такой Одасаку. Нет, они не знают его настоящего имени, но этот человек занимает не последнюю должность в одной из самых преступных якудза в стране.       – Разве это не должно держаться в секрете?       – Само собой. Но Одасаку – всего лишь прикрытие, позывной, если хотите. Его настоящее имя не известно широкому кругу людей вне мафии.       – Но тебе оно известно.       – Он был близким мне человеком в своё время.       – Был?       – Был. Пожалуйста, не будем возвращаться к этому диалогу. Нас с ним больше ничего не связывает, и я помогу тебе найти его. Думаю, пазлы в твоей смышлёной черепной коробке уже сложились воедино.       – И всё же я допрошу остальных подозреваемых.       – Как знаешь. Мне пора идти.       Как прощаться после того, что у них было всего несколько часов назад? Уместны ли будут рукопожатия? Фёдор замялся, но от этого неловкого мгновения его спас Осаму. Если это можно было назвать спасением.       Парень наклонился к самому уху сыщика и прошептал так тихо, что Достоевский едва смог расслышать, хотя говорили очень близко.       – Ты мне нравишься, Фёдор.       Почти мазнув губами по мочке, он убрал своё лицо от парня и состроил невозмутимое весёлое лицо, как обычно. Сыщик уже собирался сказать, что он ему тоже (такое логическое заключение он сделал, исходя из своего поведения в компании этого японца), но не успел. Молодой человек развернулся на пятках и зашагал в обратную сторону.       Что ж. Пора возвращаться домой, подготовиться к допросам; в конце концов, Гоголь должен скоро объявиться с новой информацией. А вообще, неплохо было бы поспать хотя бы пару часов, организм хоть и молодой, но держится на одном табаке и кофеине, в силу чего бессонные ночи дают о себе знать ближе к средине дня.       Фёдор зашёл в комнату: здесь всё ещё ощущался лёгкий флёр одеколона Осаму и его крепких Мальборо, набор покера с разложенными флэш роялем и стрит флэшем так и остался лежать на журнальном столике, а пепельница была забита окурками.       Сыщик кое-как собрал покер, очистил пепельницу, помыл чашки из-под кофе и завалился спать; предварительно он переоделся, безусловно. Хоть жил и небогато, но чистоту и опрятность чертовски любил – лечь спать в уличной одежде было бы просто преступлением.       Проспав до десяти утра, Фёдор был разбужен громкими звуками со стороны кухни. Гоголь вернулся домой и пытался соорудить что-то поесть. Получалось так себе.       – Доброе утро, Коль.       – О, и тебе здравия желаю. Что-то ты сегодня заспался.       – И это мне говорит человек, который вообще на ночь домой не приходил?       – Это камень в мой огород что ли? – Гоголь вскинул брови, строя театральное лицо.       – Как там наши подозреваемые? – Достоевский перевёл тему, не желая углубляться в подробности, знать, где сосед проводил ночь, он не хотел. Дело интересовало его больше.       – На сегодня у тебя три допроса. Хотя все они настроены дружелюбно, готовы содействовать развитию следствия.       – Где и во сколько?       – Там, где и обычно проводим допросы. Первым будет Одзаки Сусаму, на 12:40. Думаю, на каждого из них у тебя уйдёт не больше 40 минут, но я составил график с перерывами ещё по 20, поэтому Окубо Сэта на 13:40, Обучи Сора на 14:40.       – Что насчёт последнего? Ода Сакуноскэ. Есть что-нибудь?       – Нет, а у тебя?       – Он действительно подопечный мафии Йокогамы, профессиональное прозвище – Одасаку. У меня почти нет сомнений, что это он. Но с остальными я тоже проведу беседы, на всякий случай.       Фёдор решил не упоминать ночной визит Осаму, а уж тем более его последствия, обозначив осведомлённость об Оде абстрактным «личные связи». Вообще Гоголя, как его близкого друга, очень оскорбило то, что Достоевский скрывает от него, что это за «личные связи», но скандалить они не намерены, и сыщик может заняться подготовкой к допросам. Вопросы задавать будет идентичные, он уверен в их невиновности, поэтому выбивать будет по большей части информацию о якудза Японии. В том числе, о группировке Огая.

***

      Фёдор был чертовски пунктуальным, предпочитал лучше прийти на десять минут раньше, чем опоздать. Вот, в половину первого он уже сидел в тесном кабинете, где-то на окраине города. Они с Гоголем арендовали это помещение у старого знакомого из универа. Аренда была не помесячной, учитывая нестабильную загруженность. По дружбе Гончаров был готов выделять «зелёную комнату», когда такая потребность возникала.       Через тринадцать минут, а то есть с задержкой в три минуты, что чертовски раздражала сыщика, явился первый допрашиваемый.       – Одзаки Сусаму?       – Да, здравствуйте, – японец почти не разговаривал по-русски. Вот, обладал такими примитивными знаниями, как «да», «нет», «здравствуйте» (с ужасным произношением), «простите», «спасибо», и другими словами первой необходимости.       – Итак, вы проходите подозреваемым по двум делам, связанным с убийствами весьма влиятельных людей.       Было заметно, как лицо японца выражает всё больше и больше беспокойства с каждым словом Фёдора. Сыщик естественно понимал, что волнение возникло из-за непонимания речи. Его никто не предупредил, что подозреваемые ни в зуб ногой в русском. Чёрт, как на пальцах можно провести допрос?       И тут, будто из потолка падает Осаму. Он настолько непринуждённо вошёл в «зелёную», что любой бы подумал, что его тут ждали. Достоевский не хотел разбираться сейчас с тем, откуда он тут взялся, поэтому коротко указал другу на место возле себя. Чудесно, переводчик образовался сам собой, а бедный подозреваемый даже не заметил, что приход другого японца был совсем не согласован, но он определённо был рад видеть соотечественника и перебросился с ним парой фраз на японском. Фёдор только покосился на них, но не встревал, хоть это и было не совсем профессионально.       – Я говорил, что Одзаки подозревается в двух актах убийств влиятельных людей, как ты уже знаешь.       Осаму кивнул и перевёл на японский только то, что нужно было. В дальнейшем их диалог проходил именно по такому алгоритму.       – Мне это уже сообщили, но я ни в чём не виновен.       – У Вас есть алиби на каждый из промежутков времени, в которые предположительно были совершены убийства?       – Да, 31 марта я работал в ночную смену с восьми вечера, это может подтвердить мой работодатель.       – Где Вы работаете?       – Это имеет отношение к делу? – японец состроил недовольную рожу.       – Самое прямое. Я не буду повторять вопрос дважды.       – Меня могут убить, если я разглашу место работы. Но я могу организовать разговор с работодателем, он подтвердит, что я был занят.       – Чёрт с тобой, я уже понял, где ты работаешь.       Глаза японца буквально полезли на лоб.       – Мне не нужны проблемы с законом, пожалуйста, давайте разойдёмся по-тихому. Эта чёртова контрабанда была вынужденной мерой.       По факту, Фёдор брал его на понт, а этот глупый человек сдал себя с потрохами сам. Это заставило Достоевского переглянуться с Дазаем, оба были сконфужены такой опрометчивостью Одзаки.       – Полагаю, теперь Вами займётся милиция, нужной мне информацией Вы не обладаете.       – Тогда я могу идти?       – Нет, вы дожидаетесь милиции и уходите с ними.       Фёдор вышел из комнаты, оставив Осаму один на один с японцем. Сыщик услышал, что мужчины перешли на японский, но говорили тихо, без эмоций.       Когда он вернулся, подозреваемый выглядел ещё испуганнее. Нужно об этом обязательно переговорить с Осаму наедине.       Спустя пару минут появились милицейские и увели Одзаки. Оставалось ещё порядка двадцати минут до другого подозреваемого, и Достоевский завязал разговор с Дазаем.       – Откуда ты здесь?       – Я забыл у тебя дома зажигалку, пришлось вернуться. Тебя уже не было, я спросил у Гоголя адрес.       – Ах да, я же тебе говорил о допросах.       – Ну, вот я и подумал, что те трое вряд ли обладают высоким уровнем русского, и тебе понадобится помощь.       – Я в тебе и не сомневался, когда намекал на свою занятость сегодня, – Фёдор посмотрел удивительно мягким удовлетворённым взглядом.       – Я же уже сказал, что ты мне нравишься. А ещё помощь следствию и все дела, – Осаму заговорил уж слишком слащаво.       – Не то время, не то место. А насчёт помощи следствию, когда ты займёшься поисками Оды, если проторчишь тут ещё два часа?       – Нужный звонок уже сделан, осталось дождаться ответа.       На самом деле нужного звонка не было. Он выцепил какого-то пьяницу, похожего на портрет Оды на документах, и собирался накачать его чем-то, чтобы довести до беспамятства.       Дазай закурил, и Достоевский потянулся за своим Моссельпромом, зная, что Осаму все равно даст ему свою сигарету. Может, даже так, как в прошлый раз? И да, и нет.       Он достал папиросу изо рта сыщика и коротко поцеловал его. Следом он таки дал ему сигарету, предварительно подкурив и её.       Завязывай с этим отвратительным дешёвым табаком.       Курили в тишине, а там уже и следующий подозреваемый явился. С ним, как и со следующим, всё прошло довольно неплохо. Ну, вернее, нового они ничего не поведали, а алиби было железное.       Покончив со всем, оба парня были ужасно уставшими и буквально выползали из комнаты, подкуривая по четвёртой сигарете.       – Ну, я, пожалуй, пойду отдохну, – нарочито устало говорит Осаму. На деле он не будет отдыхать, а займётся поисками того самого алкоголика. Ещё он наслышан, что тот был карманником, так что страдать будет не зря.       – Да, я тоже домой вернусь. Стоит обсудить с Николаем.       Нужно отметить, что Гоголь не особо сошёлся с Дазаем, смотрел на него настороженно. Как вы можете помнить, его чутьё никогда его не подводило. Но об этом позже.       Возвращаться домой Фёдор решил на метро. В голове пронеслись воспоминания с ночной игры. Осаму оказался неплохим игроком: эмоции скрывал хорошо, карты не светил, на проигрыш реагировал адекватно. Надо будет ещё с ним сыграть как-то, может, не в покер. Но стоит признать, Достоевский мухлевал. Вернее, у него просто была очень хорошая память – он знал все потёртости на картах, и видя, что раздача и так выходит неплохой, решил добавить драматичности, подстроив им фактически самые сильные комбинации.       Что касается победы, зная рубашки карт, Фёдор мог подстроить выигрыш любого из них, и Осаму был ему небезразличен, возможно, даже слишком, но поддаться на эту провокацию он не мог, это означало бы дать слабину. Более того, его всё ещё не отпускали сомнения по поводу причастности Дазая к убийствам. Окурки, связи с Огаем, осведомлённость об Оде Сакуноскэ, сомнительные причины приезда в Союз. Достоевский был весьма неглуп, сложить два плюс два он был в состоянии, но что-то внутри не давало ему этого сделать. Тем более первым подозреваемым был Ода, и Осаму пообещал найти его, а значит дело должно было сдвинуться с мёртвой точки.       Закончив этакий внутренний монолог, Фёдор вышел из вагона поезда. По дороге домой он скурил ещё две папиросы, невольно вспоминая слова Дазая, что намертво засели в его голове.

Как можно курить такой отвратительный дешёвый табак?