Я (не) счастлив без тебя

Дружить с ребёнком одновременно легко и сложно. Маленький человек ещё не знает понимания личных границ, искренне недоумевает почему работа может быть важнее увлекательной игры, и почему классный друг папы не может жить с ними. Видеть Юнги практически каждый день одновременно легко и сложно. Иметь возможность говорить с ним, смотреть на его искреннюю улыбку, слышать его смех в унисон детскому, наблюдать за ним, когда он готовит — это как подарок на новый год, который Хосок ждал слишком долго. Но желание прикоснуться, обнять, взять за руку, поцеловать, чёрт возьми, да, именно это, растёт с каждым днём всё больше. Как и тяжесть от вопроса, который искренне волнует Джихё: почему Юнги не может жить с ними? Она задаёт его каждый вечер с потрясающей детской настойчивостью. Эта игра в дружбу длится уже четыре месяца и двадцать три дня, когда происходит срыв. У любого терпения есть конечная. Если ты что-то сдерживаешь, оно обязательно вырвется наружу. — Попробуй, почему нет? Ведь ты всегда хотел именно этого, — пожимает плечами Мин, когда его друг, исключительно друг и старый товарищ рассказывает ему о том, что в их фирме открыли набор на высокую должность, и он не знает, стоит ли подавать свою заявку. — А если я облажаюсь? — замирает Хосок с тарелкой в руках, которую должен был отнести к обеденному столу. — Ты облажаешься, если даже не попробуешь, — Юнги забирает блюдо и сам ставит его на стол. — Послушай, ты великолепный специалист. Ты уже справляешься с большей частью должностных обязанностей этой вакансии. Ты ценный сотрудник, тебя уважают в компании. Почему ты боишься? Чон прокручивает в голове последний вопрос и размышляет несколько секунд. Он постоянно стал испытывать страх. Так часто, что теперь это неизменный спутник его жизни. Он разъедающий, сдирает тщательно созданную маску, захватывает сознание и заставляет стоять на месте, трястись. Но ведь Хосок не был таким. Когда это началось? Воспоминания в голове всплывают обрывками, цепочка складывается, путается, но в итоге приводит к верному выводу. — Потому что я забыл, как это, принимать верные решения и быть уверенным в них, — севшим голосом отвечает Хо. Их взгляды сталкиваются, воспоминания становятся общими, они не произносят ни звука. Хосок считает, что с тех пор, как принял решение отпустить Юнги, — его фатальная ошибка этой жизни, — он потерял свою уверенность. Его интуиция отключилась, он не слышал сигналы мира, шёл вперёд ослепший, потерянный, спотыкался, падал. Ведь одно неверное решение перечеркнуло жизнь, которая казалась ему вполне счастливой. Каждый его последующий выбор приводил в ещё больший тупик. Так мог ли он вернуть себе самого себя, не парализованного страхами? Его глаза жадно исследуют застывшее напротив лицо. Юнги переживает о нём. Это всего лишь дружба? Делая шаг вперёд, Чон поддаётся импульсу, не логике. Он не рассчитывает траекторию своих движений, не думает, как лучше повернуть голову, не прогнозирует реакцию Юнги. Он лишь расталкивает от спячки свою уверенность и сгребает в охапку человека, любовь к которому была самым ценным и самым тяжёлым чувством всё это время. Прижимать тело любимого человека так близко к своему, ощущать его тепло одновременно легко и сложно. С первого прикосновения Мин чувствуется по-прежнему родным. Так странно, на физическом уровне их клетки уже обновились и это формально другие люди, но Хосок чувствует Юнги прежним. Он молча жмёт всё ближе к себе растерявшегося от такого напора брюнета, и касается сухими губами его губ. Лёгкое прикосновение. Мираж. — Прости меня, котёнок, — шёпотом, не отрывая губ. Милое прозвище из прошлого болью отдаётся в сердце. Юнги никто так не называл, кроме Хосока. Он не слышал такого обращения в свой адрес вот уже почти пять лет. — Хо, — выдыхает Юнги сдавленно, потерянно, не отстраняясь. — Прости меня, пожалуйста, когда сможешь. Так же внезапно, как обнял, Чон отпускает, не ожидая ответа. — Я позову Джихё к ужину, — он улыбается криво, неуверенно. Старательно гонит лижущий пятки страх. Нет, ему надо перестать бояться, он должен вернуть себя прежнего. Он должен вернуть всё… Мин так и стоит посреди кухни ошарашенный. Чувствовать объятия Хосока одновременно легко и сложно.

***

Чон получает повышение. К этой должности он шёл всю свою жизнь и честно не ожидал, что так внезапно его кандидатуру всё же одобрят. А всё благодаря Юнги. И он спешит поделиться этой радостной новостью с…другом. В суете подготовки к прохождению конкурса на желаемое место, он искренне не замечает, что друг в их с Джихё квартире появляется реже. Точнее, он, как человек и сам перегруженный, беспрекословно верит во все те причины, что озвучивает в сократившейся в разы переписке Мин. И лишь когда оправдания отсутствию продолжаются даже спустя неделю, как Хосока повысили, он не выдерживает. Звонок в дверь звучит неприятно. Юнги вообще не любит, когда звонят в дверь. Не любит неожиданности, непрошенных гостей и, даже заказывая доставку, просит сначала звонить ему по телефону и предупреждать. Но мелодия повторяется, а значит, кто-то не понимает, что хозяин квартиры открывать вовсе не намерен. Хмурясь и чертыхаясь, Мин идёт к двери, готовый с порога своей резкостью осадить настойчивость того, кто посмел нарушить его беззвоночную зону. — Какого… — Привет. Юнги застывает в проёме распахнутой двери, упираясь взглядом прямиком в улыбающееся лицо Хосока. — Привет, — отступает на шаг Мин, тушуясь. — Не ожидал, что ты приедешь. — Ты давно не приходил к нам, — делает шаг вперёд причина бессонных ночей Мин Юнги. — Я…был занят. Много дел. Очень, — взгляд в пол, ещё один несмелый шаг назад. Тишина, повисшая после почти правдивого ответа, давит. Юнги тяжело сглатывает, прежде чем поднять глаза, скользнув по стройному высокому телу, отмечая, как Хосоку идёт классический стиль. Его пристально сканируют в ответ. Неотрывно. Со слегка поджатыми недоверием губами. Хочется отвернуться, но Мин держится, едва выдыхая напряжение. — Это всё из-за поцелуя? — спокойный вопрос, ещё один шаг вперёд, чтобы закрыть за собой, наконец, дверь. — П-поцелуя? — запинаясь, спрашивает Юнги. — Да, это сложно было назвать именно поцелуем, но мы действительно сейчас будем отрицать, что я поцеловал тебя, Юнги? — скептически приподнятая бровь и слишком близкий полушаг. — Ты хочешь поговорить об этом? Сейчас? — отступать больше некуда и Мин едва сдерживает порыв сбежать в другую комнату. — Вообще-то я хотел отметить с тобой моё повышение. Но ты игнорируешь меня. Поэтому я приехал. И если повод твоего внезапного исчезновения — тот поцелуй, то да, я хочу поговорить об этом сейчас, — Хосок отвечает так размеренно, что, кажется, он совсем не волнуется, в отличие от хозяина квартиры, в которой его сегодня точно не ждали. — Тогда, может, объяснишь, зачем ты меня поцеловал? — неуверенность испаряется крайне быстро. Всё это начинает злить Юнги. — Тебе не понравилось? — Чон слегка склоняет голову в бок, на миллиметр сокращая дистанцию между их лицами. — Ты… — Юн чувствует, как сильно он закипает. Глотает ртом воздух, со свистом выпускает возмущение, прикрывает глаза, трёт переносицу в попытке затормозить, успокоить самого себя, чтобы не наговорить лишнего. Когда он, наконец, может говорить, его глаза холодным оружием впиваются в человека напротив, а пальцы до боли сжимаются в кулаки. — Я не понимаю, чего ты хочешь. Зачем всё это? Мы встречались пять лет. И почти пять лет мы жили в реальности, где никто друг другу. Даже не друзья. За это время мы оба изменились. И вот внезапно ты снова появляешься в моей жизни, ведь тебе было мало дербанить её на протяжении этих пяти лет по кускам, нет, тебе захотелось больше. Ты предложил дружить. Дружить, Хосок! А не целоваться! И эта затея не казалась мне хорошей, правда, но я решил, что мы можем попробовать, попытаться. Всё шло неплохо, так ведь? Но вот ты целуешь меня. Просто стоишь посреди своей грёбаной идеальной кухни и вжимаешься в мой рот! Ты хоть понимаешь, что ты наделал? Невозможно вернуть назад прошлое! — Но я не хочу вернуть прошлое, Юнги! — внимательно слушает брюнета Чон. — Я хочу вернуть тебя. Откровенное признание взрывает последнюю каплю терпения. — Ты не знаешь меня! Теперь я другой. И ты тоже, — Юнги тычет пальцем в каменное тело, не желающее сдвинуться ни на шаг в сторону. — Да, мы уже не те люди, что пять лет назад поставили точку в отношениях, которые ценили… — Если бы ценили, мы бы не поставили точку, — перебивает, яростно выплёвывая собственную боль, Мин. — Так бывает, Юнги. Да, так бывает. Мы не справились тогда. Но, как ты верно заметил, теперь мы другие. Теперь справимся! — Хосок ловит такой же запал, теряя спокойствие. — Мы чужие! — кричит, повышает голос брюнет. — Чужие? Вопрос тяжестью зависает между ними. — Тебе не стоило так сближаться с моей дочерью, чтобы потом сказать мне, что мы чужие для тебя, — возвращает голосу спокойствие Чон. Тон покрывает корочкой льда. — Хосок, я не это имел в виду… — Я не знаю других значений слову "чужие", — наконец, делает шаг назад. — Мы не можем встречаться, потому что не знаем друг друга, — обречённо пытается пояснить свои слова Юнги. Он точно не хотел быть грубым в отношении ребёнка. — Кому ты придумываешь эти оправдания? — прямой вопрос, не дающий право юлить. Хосок этими простыми словами вскрывает правду: он знает, что Мин ищет повод даже не попробовать. — Это не оправдания… — Юнги, ты ходишь к нам с Джихё домой вот уже пять месяцев. И по-прежнему считаешь, что мы не знаем друг друга? Так? — уточняет незваный гость. — Хосок, пожалуйста, — Мин закрывает глаза. Дышать сложно. Запах Чона кружит голову. — Спокойной ночи, Юнги. Входная дверь закрывается. И только после того, как стихают приглушенные звуки лифта, Мин открывает глаза. Он медленно подходит к двери, утыкается в неё зудящим от сдерживаемых слёз носом, и шумно тянет воздух. Пахнет им. Весь мир пахнет Чон Хосоком. Проклятье…