Позор

И от четырех демонов происходят страсти. От печали — зависть, ревность, горе, беспокойство, боль, бессердечность, забота, беда и прочее. От удовольствия происходит много злодеяний, и пустое хвастовство, и подобные вещи. И от желания — гнев, ярость и горечь, и горькая страсть, и жадность, и подобные вещи. И от страха — изумление, льстивость, смятение, стыд. Все они того рода, что и полезны, и вредны.

Ап. Ин. 18

      Несмотря на множество мыслей, нелепо кружащихся под звук ударяющей в мозг крови, в голове звонко гудела тишина. Будто склизкая размазня, она пропитала собой воздух, раскалила добела виски, на которые яро давили со всех сторон. Зубы сжались до скрежета, и даже дым сигареты, развеиваясь на ветру, казался слишком плотным, густым. Наруто с трудом делал шумные вдохи, стараясь преодолеть странное чувство забитости, и протяжно выдыхал, чувствуя как грязь вместе с ядом проникают и рассеиваются с новыми толчками выбитого из нормального ритма сердца. Вечер был ясным. Мелкие точки на звездном небе, будто крохотные кристаллики льда, освещали темную улицу. Фонари на ней горели столь же ярко, как обычно светят торшеры, создающие уютную обстановку ретро-читателям, только глаза были слепы. В них не отдавало светом мерцающих звёзд, не отражалась полная луна, на редкость торжественно висящая на безоблачном небе. Застилающая взор мокрая пелена смазывала это в светлое нечто, а сжавший намертво горло ком душил.       Наруто, скупо переставляя ногами, тихо плыл по этому течению, не имея возможности развернуться или выплыть на берег. Может, она и была, эта возможность, но в том случае он впритык ее не замечал. Который день бездумные бродилки по городу ни разу не увенчались успехом. Чего ждал? Кого искал? Учиха был прав. И в том, что Узумаки как заведённый бегал за ним, требуя объяснить причины собственных же действий, и в том, что хотел совершенно иного. Да… Словно Наруто только его и ждал. Глупого, беззащитного, однако то было первой правдой.              Наруто помнил, как Учиха улыбался, как сжимал его сквозь одежду, терпко лаская сквозь воздух. Дружба. Разве ж с такими, как Саске, она возможна? С неприступными, полными отчуждения и морали, людьми. Он больше походил на мальчика для битья, потому не мог врать самому себе, что не привязался. Знал же, что бежит за ним не потому, как должен что-то взамен, а потому, что легче. Так свет, мелькающий на периферии сознания, удаётся держать в пределах поля зрения. Личный обогреватель включается сам, стоя у центра комнаты, а комната только ýже, надежнее, оттого и тепла в ней хранится больше. Дурость все же. Но что насчёт Саске? Почему он играет в этом представлении, если на самом деле желает быть точно один, не иметь ни семьи, ни крикливых партнеров по типу пресловутого Узумаки. Будто Цербер, сторожит границы своей души, не подпуская никого ближе, чем на десять миль. Что насчет? Зачем это?       Смешанный с отравленным дымом воздух плавно прошёл сквозь гортань и опустился на самое дно измученных лёгких. Зажгло, защипало, и ноздри дрогнули в попытке выбросить из себя этот яд, но, как бы тот не изводил организм, хозяину тела он казался жизненно необходимым. И через пару секунд грудь налилась свинцом, где разразился долгий, вымученный выдох.       Ночь непринуждённо вступила в свои права, господствуя над ужасом и тьмой за окнами малых человеческих домов. В квартире было темно, и лишь мерное пощёлкивание мышки систематически нарушало царящую тишину. Что он пытался найти, читая статьи психологов, какой вопрос задавал сам себе и почему искал ответ таким странным образом — не известно. Наруто опустил крышку ноутбука, досадно склонил голову, давление дрогнуло. Давно пришла пора ложиться спать, чтобы утром найти в себе силы подняться. Учеба ждать не станет, и без того Узумаки не появлялся на занятиях уже четыре дня. Оказалось бы весьма забавным, вернись он однажды домой, где недовольная мать тут же поспешила бы отчитывать за прогулы и звонки из деканата. Было бы здорово… Вот только, должно быть, он слишком прилежный ученик даже в рамках своего возраста. Да и матери позвонят разве что в случае его смерти.       Глядя на всю картину без драматургии, Наруто с сожалением понимал, что и история с Саске — не более, чем череда особо сложившихся обстоятельств. Он не загадка для Узумаки, а Узумаки не спасение для Учихи. Дела гораздо проще, чем кажутся на первый взгляд. Наруто хотел увидеть в нем то, чего на самом деле не хватало внутри себя. Друга или близкого — не важно. Кого-то столь же сплоченного вокруг едино истинной цели, мечты и стремления воспылать. Вот только не рассчитывал он на мелкое недоразумение, в котором Саске воспринимал бы эти слова пустым звуком. Для него он банально удобен, полезен и приобщен к труду с не менее выгодной коммуникацией, а Узумаки привязался. Настолько, что теперь не мог отказаться от чуждого человека, несмотря на веские причины. Учиха прав. Нет между ними никакой дружбы. И быть не могло.       Резкая смена настроя — перепад, которого не ждёшь посреди ночи, ни с того, ни с сего дал ощутимый пинок, заставив Наруто вскочить с нагретой кровати и броситься в сторону шкафа. Узумаки не понимал, какие мотивы им двигали, впервые действовал столь опрометчиво и слепо, однако точно знал, что, если сейчас ничего не предпринять, в дальнейшем станет только хуже.       Руки проскользнули в рукава первой попавшейся водолазки, что на деле оказалась мешковатой толстовкой, и, впрочем, так даже лучше, ведь за окном температура давно опустилась ниже отметки в десять градусов. Спешка продолжила колесить по возбужденному мозгу отбитым шаром, толкая к новым местам сбора средств, где разбудить родную мать было бы сложно. Та снова пришла в усмерть пьяная и сразу же отправилась на почивальню, а потому Наруто без зазрения совести, ухватившись за первую пришедшую в голову идею и уронив в коридоре обувную ложку, выбежал в подъезд, отрезая привычный запах дома приглушённым хлопком входной двери. Он не доверял поспешно сделанным выводам и в то же время вовсе не сожалел о том, что те ведут в новую западню.

***

      При желании оказалось несложно найти код и ввести его, открывая тем самым чужой подъезд. Имея желание, можно добежать до другого района за полчаса, не останавливаясь даже на перекур. При том же желании можно стоять напротив чужой, кажущейся знакомой, но в то же время совершенно неузнаваемой двери, и прожигать ту взглядом, ожидая, когда дрожащая от холода кисть нерешительно поднимется вверх.       Стук.       Тихий, но он услышан. Несмотря на вой ветра из-за приоткрытого в подъезде окна, и на позднее время. Если нужно до кого-то достучаться — он достучится. Если кому-то нужно услышать — тот услышит. Узумаки дрожал, и не понятно — от холода ли. Голову забивала липкая приставучая сажа, кажущаяся чем-то вязким и грязным, и осознать происходящее не выходило, будто Узумаки находился во сне, а все, что стояло перед глазами, — лишь плод воображения. Но нестерпимая злоба и агрессия говорили иначе. Грудная клетка судорожно содрогалась, в то время как Наруто сдерживался от истеричного смеха, и, быть может, именно так он мог бы погасить приступ резко возникшей дисфории, но создавать шум в чужом доме посреди ночи было бы неуместным. Ненавистная дверь все ещё оставалась закрытой, отчего единственная мысль в голове — выбить ее к чертовой матери, пускай и не получилось бы, с учетом материала и прочности, пускай переломал бы обе ноги, — колотила сквозь мышцы и кости.       Вскоре последовал тихий щелчок, и металлическая пластина, служащая преградой, отворилась. Появившаяся в проходе тень смотрела холодно и настороженно, но то — лишь привычка. Саске не удивлён столь позднему появлению незваного гостя. Он не ждал, как, собственно, и открывать не собирался, да отчего-то события сложились именно так.       — С первого раза не понял, — пренебрежительно бросил Учиха и, развернувшись, покинул прихожую, якобы давая тем самым приглашение на вход.       Узумаки не знал что делать дальше. Захотел и пришёл, несмотря на изначальную бредовость затеи. А что теперь? Нельзя просто наброситься на хозяина квартиры и переломать тому все кости только потому, что тот заставляет чувствовать других паршивые муки. Нельзя, приперевшись посреди ночи в чужой дом, тут же взять и повесить на человека вину за все смертные грехи, пускай он и заслуживает куда больших обвинений. Общество всему противостоит, ничего нельзя, никому и никогда. Узумаки же было откровенно плевать.       — Зачем ты это сделал, Саске?! — с надрывом прикрикнул Наруто прямо с порога, шумно захлопывая входную дверь. Учиха, так и не дойдя до кухни, остановился в проходе, ведущем в коридор. Все он понял. И вопрос, признаться честно, рассчитывал получить несколько раньше.       — Чтобы ты отстал.       — А я не отстал. Видишь? Сколько сейчас времени, а? Да похеру, потому что я стою у тебя в квартире! Ты ни черта этому не удивлён?       — Нет.       — Боже… Во что ты превращаешь мою жизнь? Ты можешь объяснить хотя бы это?! — нервы не выдержали эмоциональной перегрузки, забили тревогу, и голова тут же закружилась туманным перегаром. Узумаки чувствовал, как в то же время тело медленно превращалось в вату. Сделав шаг навстречу Учихе, Наруто вовремя вспомнил об обуви и в кромешной темноте, разбавленной разве что блеклым светом с улицы, попытался разуться, не потеряв при этом равновесие. Формальные привычки диктовали инструкции.       — Меня не интересует твоя жизнь, — отчужденно проговорил Саске. — И мне не интересно, чем ты руководствуешься, ища во всем скрытый смысл. Его здесь нет. Мы не будем друзьями, кентами, ровными пацанами с района. Оставь эти бредни при себе. Компания не нужна ни мне, ни тебе.       — Я не нуждаюсь в твоей дружбе, — злобно прошипел Узумаки, наступая на Учиху словно большая дикая кошка.       — Тогда зачем ты пришёл? Хочешь, чтобы я соврал, лишь бы тебя это устроило? Иди к черту.       — Не смей делать вид, что ты не при чем! Не смей, Саске! — Узумаки закричал так, что начинало щипать в горле, отчасти совершенно не думая о времени и соседях. Он столько сдерживался, столько ждал и терпел, и сейчас, наконец, имел возможность высказать все, что слишком долго переваривалось в мозгу. — Кто мы друг другу? Почему ты не можешь нормально говорить? Зачем всякий раз строить из себя неприступную крепость, в которой давным-давно все подохли, а она стоит, видите ли, и не падает?! — выслушав порыв нескончаемой злобы, Учиха напряжённо вдохнул.       — Мы знакомы. Знакомые. На этом — все.       — Да что с тобой? — у самого Наруто от нескончаемой гневной тирады уже заложило уши, и в высказываемое оформлялись только те слова, что первыми приходили на ум. Тишина полоснула мгновением, тенью глубокого подозрения.       — Со мной? Я в порядке! — огрызнулся Саске, делая очередной выпад в сторону нерадивого гостя. — Чего тебе ещё от меня надо?!       — Кто я для тебя?       — Никто.       — Просто ответь, блять!       — Никто! Заебавший придурок, не больше, — передернувшись, Наруто кое-как утихомирил неутолимое желание сравнять Учиху с плинтусами. Неправильно так. Не должны все разговоры перетекать в драку. Не должны они выгрызать слово зубами. И все-таки, оскалившись, Узумаки схватил того за воротник домашней футболки, с силой дергая на себя, что от неожиданности глаза Саске распахнулись чуть шире.       — Не смей говорить такие вещи, — прорычал он в тупое лицо. — Скажи, что ненавидишь меня, но не делай вид, будто я ничего для тебя не значу!       — Я ненавижу тебя, — прошипел Учиха, резко одергивая с себя чужие руки. — Что правда — то правда. Вали отсюда.       — Хер тебе…       — Вали, Узумаки, — с нажимом повторил Саске. — Иначе сам отсюда уже не уйдёшь.       Наруто нервно усмехнулся, неспешной сцепкой усилив хватку покрепче. Гонимый философией сумасшедшего мог вырвать сердце зубами. Хотел. Сдерживался.       — Да ну? А ты любишь давать пустые обещания… — Узумаки не успел договорить, как в живот прилетел тяжелый удар. Тело, покрывшееся холодным потом, прошибло резкой нежданной болью. Удар пришёлся точно куда надо, выбив из лёгких воздух и заставив тут же согнуться, да только Учихе этого оказалось мало. Взяв Наруто за шкирку, словно грязное животное, Саске насильно заставил того разогнуться и с кулака заехал по пробитому месту. Болевой шок отпустил спустя всего пару секунд, тогда и область живота накрыло резкой оглушающей судорогой. Отпустив задыхающееся существо, Учиха лениво отошёл на несколько шагов назад, позволяя тому пасть коленями на пол и продолжать биться в безмолвном потряхивании уже там.       — Еще вопросы? — спустя пару секунд спокойно поинтересовался Саске, но, не дождавшись никакого ответа, весьма удовлетворенно хмыкнул. — Ясно.       Реальность такова, что самоуверенный баран возомнил о себе невесть что: приперся в чужую квартиру и надавил на мозг посреди ночи. Раздраженно поведя плечом, Учиха развернулся и направился, наконец, в кухню, оставляя Узумаки валяться в коридоре. Тот продолжал молчать, то ли воображая из себя сильного и несгибаемого, то ли Саске на самом деле с уроком перестарался. Впрочем, разница не была столь существенной.       Вдруг за плечо сильно дернули, заставляя его машинально развернуться. Наруто появился из ниоткуда и, с разбега навалившись всем весом, вынудил обоих упасть на пол, придавливая Учиху лепешкой. Сухие горячие губы тут же нашли чужие, тогда как Узумаки грубо приник к ним, прикусывая с непривычки чрезмерно резко. От боли сразу в нескольких частях тела Саске зажмурился, мыча наиболее протестующе, попытался оторвать от себя наверняка сошедшего с ума парня, однако тот оказался настойчивее. Уловив попытки скинуть себя, Наруто перехватил руки Учихи и прижал их к ламинату, опираясь. Саске не останавливало, тот продолжал пинать уже ногами, параллельно остервенело кусая чужие губы. Мычание раздражало уши. Прикосновения обжигали слабиной. Выбрав подходящий момент, когда обнаглевший Узумаки явно вошёл во вкус, Учиха со всей силы двинул тому головой в нос, и, к счастью, удачно. Резко отпрянувший Наруто тут же схватился за лицо, тогда как Саске умудрился скинуть его с себя окончательно.       — Какого хуя ты делаешь, пидор?! — с небывалым возмущением выкрикнул Учиха.       — Будешь говорить, что не хотел этого? — процедил Узумаки, морщась знакомым сарказмом.       — Что ты несешь…       — Угомонись, — отняв руку от лица, попросил Наруто. — Заткнись, Бога ради, тварь. Хватит.       Бросив на него взгляд, полный презрения, Саске развернулся, предпочтя скрыться в ванной. Оказавшись на кухне в одиночестве, Узумаки тяжело вздохнул и улегся на пол. Паршивая овца не бывала в ситуациях хуже. Паршивая шкура ее сейчас шуршала за межкомнатной дверью.       Первым делом Учиха включил воду. Шум, наполнивший комнату, выбил из головы преждевременную ярость, остужая воспалившиеся нервы. Присев на край ванной, Саске надломленно выдохнул и закрыл руками глаза. Нужно было сразу выставить эту сволочь за дверь. А ещё лучше — вообще не открывать ее. Но что сделано — то сделано. Почему-то здравые мысли начинали посещать его только после совершения уймы ошибок, и никак до.       Учиха мог понять, зачем тот прибился сюда посреди ночи, мог понять, почему задаёт ему уйму вопросов, и, что не менее важно, мог на них ответить, появись на то действительное желание. Однако последнего же Саске понять не сумел. И это пугало. Признаться честно, не ожидал. И всем существом хотел верить, что произошедшее не связано с его собственными по отношению к Узумаки действиями. Хотел, но не верил.       Резко поднявшись, он уставился на себя в зеркало. Глаза нездорово блестели, на губе красовалось небольшое алое пятнышко. Выходит, все-таки прокусил до крови, порываясь сожрать вместе с одеждой в странной маниакальной тяге что-то вновь доказать. Отражение смеялось, надменно улыбаясь, и в лице его читалось некое безумство, осязаемый талант к саморазрушению и отдаче, да только разглядеть его было практически невозможно. Саске просто знал, что оно там есть, и сколько не отворачивайся, — никуда не уйдёт.        Худшая ложь, что говорят себе люди — то, что шепчут во сне, перед сном. Они убеждают себя, что счастливы, что могут изменить внутри все и уговорить других позабыть их поспешные решения. Каждый вечер люди лгут в отчаянье, с тщетной надеждой, что ложь станет правдой. А Учиха не лгал. Зеркало на то и висело, чтобы не забывал, не фантазировал. Тотчас умывшись, он выключил злополучную воду и, мазнув взглядом по отражению в последний раз, вышел из комнаты.       За время, которое Саске провёл в ванной, Узумаки разве что сменил положение на место за столом. Теперь он сидел, сложив перед собой руки и опустив на них голову. Учитывая полутьму и идущий за окном снегопад, картина представала мрачная.       — Я тебе чай сделал, — Наруто пробурчал слова глухо под нос, так и не подняв головы.       — Надо же. А себе? — наигранно усмехнулся Учиха, не замечая на столе второй кружки.       Все же Узумаки молодец, успел похозяйничать на чужой кухне. Только вряд ли это помогло бы сгладить образовавшиеся углы. Сколько те не обходи — споткнешься ведь снова.       — Не хочу, — послышалось сквозь невнятное мычание.       — Как знаешь.       Саске по-хозяйски опустился напротив Узумаки и шикнул, прикоснувшись к горячей стене кружки. Что-что, а о том, какой температуры он предпочитал гонять чаи, его спросить не успели. Раз уж все равно придётся ждать, пока темная жижа остынет, Учиха пересел на подоконник и, открыв настежь окно, закурил.       Почувствовав знакомый запах дыма, Наруто вяло приподнял кружащуюся голову, сквозь пелену на глазах смотря на курящего. Почему-то именно в этот момент захотелось есть, пить и ничего не чувствовать.       — Бери, — кивнул Учиха, устав ловить на себе странный взгляд.       — У меня свои есть, — как-то неоднозначно протянул Узумаки. Ответа на подобное заявление не последовало, вместо того Саске снова отвернулся к окну, подставляя раскрытую ладонь с зажатой меж пальцев сигаретой под падающий крупными хлопьями снег. Раз есть, значит, не его это дело. Хорошо, что оба вовремя успокоились.       Молчание затянулось на добрые десять минут, за время которых Учиха выкурил три сигареты, а Наруто успел присоединиться к безмолвному отдыху, все-таки раздобыв собственную пачку. Капсулы в его фильтре воняли чем-то тропическим. То ли персик, то ли манго — что-то невразумительно нежное и приторное, под стать засохшим губам и вспыхнувшей тошноте.       Несколько раз, чуть поворачиваясь в сторону кухни, Саске замирал, кожей чувствуя исходящее от чужого тела тепло. Он никогда не задумывался о сути личных границ и путях их защиты, но сейчас явственно ощущал, что его интимное пространство нарушалось. Узумаки молчал, задумчиво глядя вдаль. Туда, где за толстой створкой окна идёт снег, где темень, непросвечиваемая уличными фонарями, сгущается во мрак, образуя собой что-то необъятное и значительное. Наруто вновь потянуло на философию, которую Саске уже не выносил в отдельную тему. Потянуло, потому что стал предельно спокоен.       — Ты веришь, что человек конструирует мир вокруг себя? — тихо спросил он, не отрывая взгляда от тьмы далеко впереди.       — То, что ты видишь, не существует вне тебя — это ты имеешь в виду? — столь же тихо уточнил Учиха.       — Вроде того… Кант выдвинул теорию, что времени и пространства не существует, что это лишь схема, своеобразные очки, через которые человек смотрит и видит то, что проецирует его сознание.       — Вот оно что… — потянулся Саске. — Думаешь, сознание настолько примитивно, что все мы видим одно и то же? — аргумент казался достойным, однако Наруто покачал головой.       — Нет. Думаю, он имел в виду, что мы видим по-разному, но при этом в нас с рождения заложено определенное знание, благодаря которому мы понимаем общую суть.       — Не знаю. Как по мне, звучит крайне сомнительно, — выдохнул Учиха, спрыгивая с подоконника, и, обойдя Наруто, уселся за стол, притрагиваясь к, на этот раз, уже остывшему чаю.       — По мне, так наше существование вообще сомнительно, — меланхолично отозвался Узумаки, выстреливая бычком в темноту и закрывая окно.       — Спорить не буду, — в кои-то веки согласился Саске.       Угрюмо плюхнувшись на место и подогнув под себя одну ногу, Наруто снова сложил руки перед собой и опустил на них голову. В этот раз он не прятал лицо, а смотрел на хозяина.       — Мне хуево, — честно пробормотал Узумаки, мозоля в пальцах найденную на подоконнике крышку от мелкой бутылки.       — Я не психолог.       — Знаю, но… Мир — настоящая солянка. Все наше существование какое-то неправильное и нелогичное. Вот мучает тебя что-то, а что бы ты не сделал, выхода из этого положения нет. Или есть, но это цугцванг.       — С чего бы это?       — Да с того, что все идёт по замкнутому кругу… Тебе плохо оттого, что мир вокруг черный, а мир вокруг черный оттого, что тебе плохо. Абсурд же? — Учиха кивнул, соглашаясь с неординарным высказыванием. — В последнее время мне постоянно хочется выйти из него… Хотя бы на пару минут оказаться где-то в другом месте, где не будет этой липкой грязи, клеящейся к кроссовкам и глазницам…       Услышанное что-то всколыхнуло в груди. Саске задумался, медленно опуская чашку на стол. Чушь, конечно, однако смысл он уловил.       — Не знаю насчёт кроссовок и глазниц, но вариант есть, — не уверенный в необходимости предложения, начал он. — Мир, собственно, тот же, только видеть его будешь по-другому. Смахивает на твою теорию Канта.       — О чем ты?       — Есть волшебная в своём роде вещь, называется — ЛСД. Кислота воздействует на рецепторы мозга, вследствие чего начинаются галлюцинации, стираются границы окружающего мира и собственного…       — Да, это я знаю, — перебил Узумаки, тут же продолжая: — Не пробовал, но много наслышан. А к чему ты это сказал? Предлагаешь?       Видя, как у того загорелись глаза, Саске успел пожалеть, что вообще затронул тему. Не хватало ещё наркомана на собственной кухне. Только вот губы непроизвольно дрогнули, и уголки их поползли вверх.       — Предлагаю, — заискивающе шепнул он, в то время как Наруто тихо вопросил:       — У тебя, правда, оно есть?       — Есть.       — Много?       — Вот это тебя уже не касается, — нравоучительно отрезал Учиха.       — Микрограмм тогда хоть сколько? — Саске поразился резко возникшему интересу и столь быстрой смене настроения Наруто. Не пробовал, да так жаждал?       — Двести пятьдесят.       Учиха с долей наслаждения наблюдал за тем, как в синеве здоровенных глаз проскользнуло изумление, помешанное с чем-то из разряда страха и переживаний, а после взгляд удивительно быстро потух, да и общее выражение лица приняло совершенно хладнокровный вид.       — Я знаю, сколько они стоят, Саске… — негромко начал Наруто. — Если серьезно… Спасибо за предложение, но я не могу.       — Я не заставляю тебя платить за них.       Узумаки вновь попытался что-то возразить, но Учиха, не став слушать, покинул кухню, направляясь в спальню. Привычка ходить в полутьме, не собирая за собой углы и предметы, выработалась быстро. Все же опыт просто так не потеряешь, а Саске всегда брезговал лишний раз прикоснуться к выключателю, потому как темнота создает ощущение спрятанности, к которой привыкаешь всецело и гармонично. В этот же раз пришлось зажечь ночную лампу, чтобы разглядеть в нижнем ящике хоть что-то. Небольшой зип-лок, набитый множеством маленьких разноцветных картонок, нашёлся под одной из книг, оставленных в тумбочке прежним хозяином. Учиха не стал что-либо менять в планировке и обстановке квартиры, оставив все как есть, на случай — может, пригодится. Захлопнув ящик, Саске поднялся с пола, зачем-то посмотрев в окно, задёрнул штору и вышел в коридор. Второй этаж, а любопытным видно многое.       Оказавшись же на кухне, он первым делом занял место напротив Наруто и бросил пакетик на стол между ними.       — Бери, — Узумаки заторможенно перевёл взгляд с зип-лока на Учиху.       — Не могу.       — Ты хочешь или нет?       — Не хочу, — совсем неуверенно помотал головой Наруто. Вопрос был вполне понятен, только ответ на него прозвучал странный. Скорее, Узумаки просто не мог привести причину отказа. Хотел, но боялся остаться должным. Хотел, но не знал, что последует дальше. Хотел, но не при этом человеке.       — Как скажешь.       С безразличием Саске поднялся со стула, подошёл чуть ближе и, поднимая пакетик со стола, потянул за тонкие пластиковые стенки в разные стороны. На ладонь упал один картонный квадратик, что было на том изображено — рассмотреть не удалось. Что-то яркое, замысловатое и по-детски веселое. Простым движением Учиха поднёс зажатую в пальцах марку к губам и, словно обычную аскорбинку, положил на язык. Он не медлил, не сомневался, точно знал все от примитивного начала до громкого взрыва в конце. Завораживающий побег от Вселенной на кривых ножках-нитках и с увесистым рюкзаком за спиной.       Наруто наблюдал за происходящим, задержав дыхание. В памяти было столько веществ да разного рода персонажей, но чтобы Саске, этот странный, совершенно нечитаемый тип, кажущийся скорее затворником, чем наркоманом, так спокойно подписывался на долгие часы трипа… Это было в новинку.       Засмотревшегося Узумаки резко схватили за волосы и рывком притянули к себе. Когда Саске успел оказаться с ним на одном уровне и протянуть свою руку, Наруто не уследил даже краем глаз. Губы жестко припечатали стальным поцелуем, который, как оказалось, похоже, вовсе им не являлся. Было допущено много ошибок, мозг по инерции пропустил все возможности из ряда тех, которые заставили бы сомкнуть зубы или, как минимум, напрячь отчего-то податливые губы; посредством тех Учиха с легкостью протолкнул уже мокрую бумажку в чужой рот, покусывая и отвлекая язык своеобразными танцами с собственным. Глотательный рефлекс сработал против хозяина, тогда как Наруто внезапно проглотил злополучный кусок картона. Ещё несколько секунд Саске посасывал краешки его рта, где по какой-то причине Узумаки казалось, что тот делает это слишком нежно для человека, выбравшего столь грубое начало и способ принуждения, но, убедившись, что тот больше не сопротивляется, Учиха отпустил чужие волосы, медленно отстраняясь. Его взгляд, темный, на этот раз излучающий внутреннюю силу и несдержанность, плавно потускнел, из-за чего глаза будто бы потемнели на пару оттенков. Начало было положено, и вскоре Узумаки уже примирился с мыслью, что нашёл в них свой особый фетиш.       — Что ты делаешь? — с отчаянием выдохнул Наруто, пожалуй, запоздало осознав смысл происходящего.       — Тебя по-другому не заставишь, — говорил Учиха с некоторым пренебрежением, верно посчитав, что на войне все методы хороши.       — И что… Теперь все?       — Все. В течение часа накроет, — как ни в чем не бывало прошептал Саске, злорадствуя. А после вновь открыл пакетик и засунул в рот новую марку.       Узумаки облокотился на спинку стула, обреченно опуская веки и запрокидывая голову назад. Вымученный выдох прозвучал на просторах кухни первым звоном церковного колокола. Учиха же внимательно наблюдал за тем, как тот едва заметно поджимает губы и будто бы что-то шепчет себе под нос, хотя на деле же рот оставался закрытым. В памяти всколыхнула знакомая картина, когда он так же смотрел на Итачи. Молчаливо говорящего с ним, добродушно согласного. Разве что страх тогда был у него самого. Первый раз всегда особенный. Так и сидели, каждый внутри себя, а Узумаки нутром чувствовал, как его прожигают взглядом.       — У меня голова кружится, — побледнев, произнёс Наруто спустя порядка сорока минут тихого сосредоточения на собственных ощущениях. — И тело немеет.       — Так и надо.       — Да, я знаю, но… Это странно.       Самого Учиху ещё не тронуло. Возможно, дело крылось в толерантности организма к подобному веществу, как-никак, уже имелся обширный опыт, а, возможно, Наруто почувствовал скорый приход из-за того, что всецело посвятил себя ощущениям. Кто знает.       — Саске.       — Что? — Учиха не выдержал и открыл глаза. Сосредоточиться вновь не получилось.       — Сейчас как будто что-то хлопнуло вдалеке и шум поплыл.       — Шум? — не понял Саске. — А, ты об этом.       Должно быть, шумом Наруто назвал легкое подвывание ветра за окном, которое теперь превратилось во что-то фоновое и отдаленное, при этом слышимое будто бы возле уха. В глазах медленно, но верно начало рябить, смазываться и понемногу терять свою форму, преображая ее заново, но не давая возможности как следует рассмотреть. Саске сбросил напряжение, потряся свободной рукой, во второй он все ещё сжимал плотно набитый зип-лок.       — Ты тут? — тихо поинтересовался он, заметив, что Наруто уже несколько минут не подаёт признаков жизни. Ответом стало неуверенное кивание.       — Чёт меня вмазало, — с глупой улыбкой оповестил Узумаки, распробовав, наконец, новые ощущения.       — Рано ещё. Пик придёт на втором часу.       — Я догадывался, что это не максимум. А ты что-то чувствуешь?       — Да.       — И… Как?              — Да никак, Боже мой.       Саске раздражали глупые нескончаемые вопросы. Надо же было заделаться проводником столь неопытного любителя в мир грёз и отсутствия эго. Хотя судить Наруто предстояло лишь позже. По видимому и известному, не такой уж он новичок. Наверняка перепробовал уйму дряни, только кислого и забыл. Учиха мысленно фыркнул, представив, что случилось бы с тем, попробуй он, например, ДМТ. Мысли сами собой потекли в эту степь, рисуя перед лицом разноцветные образы с физиономией Наруто и выдумывая различные, невпопад брошенные, фразы. Впрочем, вряд ли Узумаки удалось бы сказать что-то стоящее. Опыт людей в этой области зачастую заканчивался весьма плачевно.       Небесно-голубые глаза внезапно засмеялись, и на лице Узумаки вспыхнула неподдельная широкая улыбка. Саске нахмурился, уже предполагая, что за этим последует дальше, но тот продолжал молчать, лишь смотря на него широко распахнутыми глазами.       — Разнесло, — вслух высказал вывод Учиха, на что тот согласно закивал. — Поздравляю. Но рожу сделай попроще.       — Не могу, — стиснув зубы, выдавил Наруто, чувствуя, как тело стремительно чутко покрывается холодным потом. Начинало потряхивать.       — Не заставляй меня жалеть о сделанном.       — Ты все равно не будешь, — попытался пошутить Узумаки, а вышло что-то кривое, напоминающее больную улыбку.       — В этом ты прав.              Наруто помялся на месте, пытаясь принять удобное положение, но ничего не выходило. Сидел, будто бы на иголках, и стоило только подумать о соприкасающихся с горизонтальной поверхностью конечностях, как те тут же начинали фонить.       Собравшись что-то сказать, Узумаки было открыл рот, но вместо этого, неудобно наклонившись вперёд, резко поднялся с места и летящей походкой направился путешествовать по чужой квартире. Сидящий с закрытыми глазами Саске, услышав странного рода шорох, посмотрел и, не обнаружив на месте незваного гостя, цокнул, возвращаясь в свои размышления. Те пестрели красочными, разнообразными цветами. Как и положено, приход оказался мягким, и четкого его появления отследить не удалось. Учиха чувствовал, как в пальцы отдаёт мелкой навязчивой дрожью, а мышцы лица непроизвольно сокращаются. До боли знакомое чувство. Ещё чуть-чуть, и сознание окончательно покинет привычные чертоги разума, отправляясь на поиски нового и неизведанного. Деградация…       Наруто оказался в тёмной комнате, где смог увидеть лишь размытый силуэт двуспальной кровати. То ли спальня, то ли вроде того. Ноги до того крепко стояли на полу, что казалось, будто те вросли в землю с корнем. Но, расслабившись и поддавшись вперёд, Узумаки рухнул на мягкую поверхность лицом вниз. Ничто его не держало, никто не поддерживал. Падение растянулось надолго. Поначалу — момент решения, когда в мозг быстро просачивается идея. Затем — секунда отрыва от прочной, в отличие от резинового тела, поверхности. А следующий этап самый важный. Момент полураспада внешнего «я» и внутреннего. Момент, в который на миг теряется связь с реальностью и за мельчайший промежуток времени тело пролетает бесчисленное количество миров, двигаясь по наклонной строго перпендикулярно. И, наконец, та самая точка принятия; секунда, кажущаяся вечностью. Очередное слияние и переход в другую реальность, где не существует больше Вселенной вокруг. Нет того, о чем обычно заботятся люди. Нет ничего. Лишь собственный разум и маленький «ты» в нем.       Круговорот кухонной мебели и приборов своим многоуровневым свечением закручивал в череду разноцветных пятен и звуков. Саске знал, что кружки не говорят, но та, что стояла перед ним, с ещё не подсохшими пятнами чая на дне, шептала, пытаясь чем-то поделиться. За спиной неизменно текла блеклая полупрозрачная струя. По типу той, что выплевывает кран, она тихо журчала, опустив свои тёплые потоки на напряженные плечи, и с таким же упоением и вниманием смотрела на стол. Ждала, пока остывшая кружка, наконец, выскажет свою значимую мысль, которая поможет спасти ещё не одну проклятую душу. Картинка перед глазами поплыла, внезапно являя узор из сплетения масок. Многие из них напоминали Микото. На одной она улыбалась, на другой кричала, а на третьей вообще не понятно, смеялась же или плакала. Сумасшедшая женщина. Учиха провёл ладонью над столом, и маски пропали, мягко рассеиваясь в воздухе.       Где-то внутри черепной коробки зазвенел колокольчик. Такой далекий, что и не поймёшь — справа идёт звук или слева. Звон то и дело усиливался, превращаясь в мелодичную пульсацию, словно тонкая стрела, прорезающая воздушную массу. Иногда он затихал, и вновь становилось слышно журчание струи, неизменно поглаживающей плечи. Волосы потрепал тёплый ветер, обдавая лицо влагой. Вдалеке образовывались волны, они двигались накатами, по мере приближения увеличиваясь все больше и больше, а у самого берега бушевали, разбиваясь в густую пену. Вода была темнее обычного, но оттого не становилась холоднее. Брызги и легкий бриз, а над могучей водяной толщей растянулось высокое чистое небо, украшенное белыми полосами — следами от летящих вдаль металлических птиц. И где-то за горизонтом продолжало мерно звенеть, наполняя просторы этим тихим, мерцающим звуком.       Внезапно в глаза ударил белый свет кухни, и наваждение растворилось, словно его и не было. Журчание умолкло, а единственным звуком, нарушавшим гробовую тишину квартиры, стало характерное шипение со знакомым рингтоном телефона. Саске замер, пытаясь отличить реальность от галлюцинаций, и почему-то казалось, что звонок настоящий.       Учиха буквально ворвался в комнату в тот момент, когда Наруто, почти достигший предела потолка, резко рухнул обратно на кровать. Саске пробежал мимо, падая на колени и выдвигая ящик тумбочки. Что-то звонило. Узумаки предпочёл бы и дальше собирать себя по осколкам, но непонятно откуда взявшаяся суета рушила все планы.       — Ты уходишь? — чувствуя, как губы растягиваются в странной улыбке, а щеки нестерпимо болят, поинтересовался Наруто.       — Да.       — А куда?       — Я вернусь. Из квартиры не выходить, — велел Учиха и выбежал из комнаты. Окончанием диалога послужил хлопок входной двери, но Наруто не был уверен, что тот действительно прозвучал. Перебор новых звуков послужил толчком. Попадать обратно в ту же локацию не хотелось, и тут, словно по щелчку, с выходом Учихи в комнату ворвался холодный воздух, шум да быстрое движение, а плавное путешествие по недрам земных загадок подошло к концу.

***

      Губы судорожно прихватили сигарету, Саске сделал глубокий вдох. Под ногами скрипел свежий, чуть влажный снег, а в лицо дул обжигающий ветер. Учиху трясло, но тот понимал — явно не от холода. Кончики пальцев покалывали, и Саске не переставал растирать их друг о друга, пытаясь унять ощущение разрыва внутренностей. Совсем не больно, но чувство непередаваемое.       Вокруг столько цветов и пятен, столько звуков и ощущений. Это завораживало, заставив на миг остановиться и поднять голову к небу. Снег, закручиваясь в небольшие водовороты, сыпал крупными белёсыми кусками, слипающимися друг с другом. В тёмных глазах отражались тёплые огоньки уличных фонарей, и Саске совсем не чувствовал, как на лице скоро таяли ледяные снежинки и огненная цепь звёзд, выглядывая из-за плотных облаков, своей вереницей освещала крохотный участок чистого неба. Учиха видел пестрящие узоры, заполняющие собой все пространство вокруг, и слышал, как по венам мощными пульсациями течёт горячая кровь, прогоняемая по телу с каждым новым ударом сердца. Она становилась рябиной и спелой груздью висела под голодными лучами зимнего белого солнца.       Он шёл на верную гибель, ни на секунду не забывая о том, что произошло в доме заказчика в последнюю их встречу. Он понимал, что тот непременно продолжит начатое, да и выбрали его, Саске, неспроста, но мозг упорно блокировал переживания, не давая возможности ненужным, на его взгляд, мыслям проходить сквозь фильтрацию. Знает, что будет — ну и хорошо, большего решать Учихе не нужно. Четыре стороны одной пирамиды, каждая грань которой не отличается от другой. Все просто.       Саске не старался контролировать себя на предмет выброшенных слов или движений, ибо знал, что давно приучился вести себя достойно под подобными шалостями. Из разговора с Яхико он уже через две минуты не вспомнил бы ничего, но план действий казался до смешного простым. Забрать и отвезти, после чего он свободен. Кажется, раньше тоже было примерно так.       Путешествие по коридорам заняло около восьми часов, по крайней мере, Учиха насчитал именно столько. Щуплый блондинчик в очках то и дело осторожно оборачивался, и Саске улыбался краешками губ. Неужели тот решил, что если за семь проведённых вместе часов Учиха ничего не предпринял, значит, обязательно сделает это на восьмой? Логика потерялась в том же коридоре.       Полупрозрачная дверь, скрипнув, растворилась в воздухе, а глупые ноги, не дав мозгу успеть все обдумать, шагнули в образовавшееся пространство. И кто его знает, какой беды ожидать теперь, ведь Саске точно помнил — здесь что-то не так.       — Доброй ночи, мой мальчик, — нечетко, как из тумана, послышался шипящий, хрипловатый голос. Саске поднял затуманенный взор на мужчину и скупо кивнул. Вспомнил.       — Заказ.       — Разумеется, мы о нем помним. Ты проходи, не стесняйся.       — Снова? — бесстрастно поинтересовался Учиха.       — Прежде, чем ты уйдёшь отсюда, мне бы хотелось довести нашу игру до конца. Уверен, отпуск пошёл тебе на пользу.       — Не сомневайся, — прошептал Саске, вместо лица мужчины видя перед собой текучие кольца, напоминающие движение гусеницы.       — Ах, как ты заговорил! — счастливо улыбнулся мужчина и сдержанно хлопнул в ладоши. — Тогда начнём.       Что-то вязкое потекло от локтей вниз. Тепло пробежало по кончикам пальцев, и, пока Учиха всматривался в картинку перед собой, пытаясь понять ход времени и распознать источник ощущений, кисти рук ловко связали, что Саске осознал слишком поздно, начав неумело дергаться в попытках освободиться.       — Тише-тише, расслабься, — с монотонной мягкостью начал Орочимару. — Извини, мой дорогой. В прошлый раз я перестарался, признаю. И теперь все будет куда приятнее.       Темные пряди волос мужчины забавно взвились, и скользкая змея нарочито медленно поднялась со своего кресла. Подойдя вплотную, Орочимару прикоснулся к щеке вырывающегося Учихи, в глаза глядя с завидной нежностью. Он пропах керосином, копотью и потерей. Терял, видно, не других, а самого себя. Перечил законам природы, вырывал из людей все живое. Потехи ради. Посмешище. Взгляд же его привлекли едва различимые на общем фоне зрачки, заставив вдумчиво углубиться.       — Под чем ты? — резко сменившись на неприязнь, поинтересовался он.       — Тебя ебет? — Саске мотал головой в попытке скинуть мерзкую руку.       — Ты прав, — протянул Орочимару. — Никакого дела. Но… Так даже интереснее.       Мужчина настороженно потянул не шибко сопротивляющееся тело на себя, Учихе это не понравилось, и тот стал активнее барахтаться, все время забывая о связанных руках. Заказчик хотел было успокоить буйного, закрыв тому рот ладонью, но Саске тут же попытался укусить. Пришлось действовать по-другому.       Учиха всегда считал, что его природная обаятельность — рудимент, передавшийся по наследству. Несмотря на все свои качества, он никогда не привлекал людей, а, напротив, заставлял обходить себя стороной. Это удобно, да и в целом, не нужно посвящать себя тому, что вызывает отвращение. Но, видимо, таких людей, как Орочимару, этот рудимент все же привлекал. Иначе не стоял бы он сейчас со связанными руками, терпя сексуальные домогательства крайне нелицеприятного человека. И все же даже тут был небольшой плюс. Пик кислотного трипа пришёл вовремя, окончательно стирая мир ощущений и понимание. Саске не чувствовал, как тот заставляет упасть на колени, не понимал, что под его одеждой беспрепятственно гуляют чужие руки. Развратные влажные поцелуи, которыми Орочимару буквально сыпал с неба, он не ощущал ни единой клеточкой кожи. В один миг картинка сменилась на уже ставшую привычной, домашнюю. Где-то там ведь на самом деле сейчас в полной темноте сидит маленькое, беззащитное перед действием вещества существо, незнающее, когда прекратится этот кошмар, и непонимающее даже где находится. Возможно, Наруто сейчас куда хуже, и почему-то Саске был уверен в этом. Должно быть, пик пришёл к Узумаки несколькими минутами раньше, и теперь он смотрел в пустоту своими широко распахнутыми глазами и видел нечто, что навсегда перевернёт его сознание.       Перевернёт сознание…       А у самого Учихи этот момент уже был? В какой период жизни он потерял тонкую и непрочную нить, тянущуюся за ним из мира реальности, служащей тем последним шансом и надеждой на спасение? Верно. Нет никакой нити. И никогда не было.       Давно остановившись, Орочимару пристально наблюдал за изменением состояния Учихи. Тот резко замолчал и перестал сопротивляться, неосознанно подарив своё тело во власть чужого и небезопасного человека, но мужчину игра больше не интересовала. Он с любопытством заглядывал в юное лицо, ловя каждое движение мышц. Саске то и дело шевелил губами и несколько раз даже тихо выдыхал одно единственное слово: «Наруто».       — Это твой дружок, да? — усмехнулся Орочимару, легко похлопывая Учиху по плечу. Тот отрицательно мотал головой, только было не понятно — является ли это ответом на вопрос, или же Саске просто конвульсивно борется с тем, что его отравляло. В Орочимару резко проснулся животный инстинкт. Сожрать чужой генофонд, чтобы своему стало легче. Неизвестный, которого звал Учиха, в миг оказался камнем преткновения, доказывающим, что даже у таких, как Саске, есть нечто личное. Мужчина поморщился и отшатнулся в сторону. — Отпускайте.       Мир выплевывал уже по десятому кругу, сначала засасывая под пол, а затем вышвыривая под потолком. Саске раздражал бесконечный портал, он вообще посчитал задумку дебильной. По бокам висели огромные глазницы, что то и дело моргали, провожая и встречая Учиху взглядами с каждым новым полетом. От подобного представления кружилась голова. Глаза переливались оттенками синего, а в момент приземления наливались кровью, будто готовые тотчас лопнуть, и широко раскрывались вновь. Но стоило только вылететь сверху, как они принимали привычное выражение и казались до жути знакомыми, да Учиха не мог вспомнить, где их видел.       Постепенно рисунок становился тусклее, и уже нельзя было различить яркие прожилки в синеватых радужках и отчетливо увидеть лопающиеся капилляры. Голова наполнялась песком, который продолжал сыпаться из ушей с характерным трескучим звуком. Полёт замедлялся, и казалось, что этот круг должен был быть последним. Но все повторялось. Портал не закрывался. Легкие связывало в плотный узел, теперь и кислорода в странной сетке становилось меньше. Не видишь и не слышишь ничего, кроме вертикально удаляющейся мазни и шума высыпающегося из головы песка. Страха не было. Сознание начало отключаться.

***

      Потолок резко рухнул на землю, придавливая всем своим весом невесомое пустое тело. Наруто крепко зажмурился, надеясь, что так не почувствует боли. Ее действительно не было. Обломки с гулом разлетелись во все стороны, но ни один из них его не задел. Лишь ужас одолел и сковал.       — Саске! — закричал Узумаки, ловя в ответ тишину. — Саске, помоги!       Изнутри голову начинало рвать с неимоверной силой, да потому пришлось сдавить виски руками. Не помогало. Наруто тяжело дышал и, стараясь не двигаться резко, перекатился по кровати в другую сторону. Обломков не было, а потолок все ещё висел на положенном на месте.       — Да что за… Саске?       Учиха не отзывался, и Узумаки не мог понять, звал он того в первый раз, или же подобное уже случалось. Взглянув на стену, где висели часы, он удивился. Несколько мгновений назад было без двадцати минут, а теперь половина. Время остановилось и пошло в обратную сторону, оттого и потолок снова на месте. Внезапно Наруто осознал, что нужно обо всем предупредить Саске и вместе они наверняка придумают, как все исправить. В комнате Учихи не было, это стало понятно на третий круг по одному месту, тогда Узумаки сорвался с места и побежал в коридор.       Обойдя всю квартиру несколько раз, Наруто косо понял, что Саске здесь нет. Куда тот мог запропаститься — было не ясно, но в голову то и дело лезла навязчивая мысль, что Учиха так же застрял во временной петле и теперь находился где-то здесь, совсем рядом, но не мог с ним пересечься. Внезапно по щекам потекла влага. Соленые крупные слёзы скапливались на подбородке и неосязаемо щекотали кожу. Наруто агрессивно смахнул неуместную жидкость, тут же забыв о поисках. Почему-то тело само по себе решало, когда и что ему нужно делать.       На столе в кухне стояла кружка, напоминающая о чём-то важном. Узумаки замер напротив, внимательно всматриваясь в красные разводы на ее боках. Почему он разозлился? Что происходило за этим столом? В памяти всплывали какие-то образы, слишком смешанные, слишком размытые, но вспомнить что-то конкретное не удавалось.       Закрыв на пару секунд глаза, Наруто подошёл к подоконнику и присел на его край. Фонари заливали пятнами тёплого света белоснежный пушистый снег, в воздухе кружились снежинки. Узумаки думал: какой огромный этот мир и какие песчинки в нем люди. Сколько весит только одна туча, если она способна покрыть ледяной периной целый город? Из пачки потянулась сигарета, которую Наруто нетерпеливо зажал зубами. Зажигалка куда-то пропала, но благо на подоконнике рядом обнаружилась чужая. Дым залетел в легкие словно воздух, Узумаки не почувствовал ничего, кроме характерного вкуса, и в недоумении нахмурился. Для профилактики он достал ещё одну сигарету и затянулся уже с двух — никакой разницы. Бросив эту затею, Наруто выкинул их в окно и, разочарованно вздохнув, слез с подоконника, машинально разглаживая штаны. В дверь постучали.              Узумаки задержал дыхание, замирая на месте, появилась полная уверенность в том, что это не Саске. За окном ночь, искать его некому, значит, единственными, кто может стоять за дверью, являются злоумышленники. Или полиция, каким-то образом пронюхавшая, что в этом доме лежат нелегальные вещества. Второй вариант напугал ещё больше. Стук повторился. Узумаки судорожно перебрал мысли в поисках пути решения. Бежать не выйдет, к тому же, если продержать оборону достаточно долго, возможно, те отступят и не узнают лишнего.       Решение было принято моментально. Прибежав в коридор, Наруто тут же нашёл первую ступень баррикады — комод. Придвинув его вплотную к двери, стараясь делать все максимально тихо, Узумаки огляделся в поисках чего-то ещё, и взгляд уцепился за пуф. С виду тот был достаточно тяжёлым, массивным, и Наруто дополнил им свою конструкцию. Выглядело надежно, но паника не оставляла Узумаки, так и твердя, что никакое препятствие не станет помехой для тех, кто ждёт за стеной. Вдруг появилось желание посмотреть в глазок, мало ли, может, там стоял кто-то из своих? Но за дверью был лишь густой полумрак подъезда и ни души. Наверняка гады спрятались у стены. Отскочив от двери, Наруто бегом направился в спальню, где часы шли в обратную сторону, не давая потолку обвалиться. Съёжившись в комок, он приник спиной к изголовью и зажмурился. Этого не существует. Нет двери и тех, кто стоит за ней, нет времени, нет боли, нет страха. Он все это выдумал по привычке, а Саске в этой истории и не было. Он померещился, и когда кислота отпустит, Узумаки сразу поймёт, как все было на самом деле. Вспомнит и засмеётся.       — Жаль, что тебя нет здесь… — прошептал в темноту Наруто, не до конца осознавая, зовёт ли он Учиху, или просто сожалеет о том, что тот, как всегда, начисто испарился.       На сердце заскребло с новой силой, стук больше не повторялся, но Узумаки был уверен, что эти минуты — последние. Сейчас сюда ворвётся спецназ и выволокут его из этой квартиры к чертовой матери, а потом припишут хранение в крупном размере и посадят минимум года на три… Глаза судорожно пробежались по комнате. В темноте было видно лишь несколько силуэтов и рябящее разноцветное мигание образов того, чего здесь априори быть не должно. Жуть помешалась свободой, тускло зацвело под ключицами тем особым крайним чувством, что всех защищает от мрака. Единственный выход — окно. От падения со второго этажа вряд ли получится умереть, но даже это всяко лучше уже предопределённого сюжета.       Внезапно со стороны двери послышался звон ключей. Они нашли способ попасть в квартиру…

***

      Саске чувствовал себя до того измученным, что переставлял ноги еле-еле. Живет вроде бы невысоко, но даже так трудности порой возникают непреодолимые. Остановившись напротив собственной двери, он потянул за стальное кольцо, и с металлическим бряком из кармана выскользнули ключи. В голове зарождалась парализованная сомнамбула, что даже смотря в упор, становилось сложным попасть в щелку с первого раза. Почувствовав, как задрожали ноги, Учиха прислонился лбом к холодному металлу, и это помогло немного расслабиться. Он с трудом вспоминал события недавнего времени. Как пришёл к Орочимару, как тот в очередной раз нёс ярый бред, как почему-то резко остановился и попросил сопроводить Саске до выхода. Это странно, но уже более привычно. Кислота заставляет принимать мир таким, какой он есть, и находить плюсы даже там, где их нет.       Отлипнув от приятной металлической прохлады, Саске все же вставил ключ в замок и повернул два раза. Дверь послушно отворилась, но перед глазами появилось нечто иное. Непонимающе приподняв бровь, Учиха моргнул еще раз, да странное препятствие не исчезло, напротив, стало расширяться во все стороны. И тут Саске вспомнил, что оставил в квартире Узумаки. Злость на самого себя пришла моментально, ещё никогда Учиха не чувствовал себя настолько непродуманно глупым.       Саске надавил на комод изо всех сил, и тот медленно, толкая что-то по другую сторону, начал отъезжать. Стоило появиться небольшому просвету, как Учиха тут же пролез в него и замер, увидев картину изнутри. Комод вместе с пуфом стояли далеко не на своих местах, и какого черта это произошло, думать было не нужно. Паранойя и паника — вот, что случилось с Узумаки, пока того не было дома. Состояние крайне нестабильно. Саске не разуваясь побежал вглубь квартиры, надеясь, что Наруто ещё не успел наделать глупостей. Благо найти его удалось быстро.       Учиха едва успел поймать Узумаки, почти выпавшего из окна, лежащим на подоконнике, и резко толкнул на пол, сразу же закрывая форточку. В глазах его читался неподдельный ужас, делающий радужки на несколько тонов ярче; губы поджаты, а тело, не слушаясь, напряглось до мнимого чем-то предела. Значит, Саске оказался прав.       — Я не… Я ничего им не… — надломленно затараторил Наруто, мотая головой, пока щеки болезненно пылали огнем.       — Тише… — Учиха опустился на пол рядом с ним и, усевшись рядом, прижал к своей груди, осторожно поглаживая по плечу и спине. — Никого нет.       — Они за дверью, я слышал.       — Это бед-трип, Наруто. Там никого нет и не было, — тихо проговорил Саске, стараясь не делать резких движений. Приступ следовало купировать любыми возможными способами.       — Ты не понимаешь. Они знают, что тут есть, и хотят посадить меня, — продолжал Узумаки. — Нам нужно бежать, а пакет твой выкинуть.       — Все в порядке, там никого нет… Хочешь, пойдём и посмотрим?       — Нет! Саске, ты просто не знаешь. Я тебе объясню!       — Тише, они уже ушли и теперь не найдут дорогу обратно, — спокойно уверял Учиха, чувствуя дикую усталость. Неимоверно хотелось спать, да только уснуть ему вряд ли дозволят. Последние волшебные слова, кажется, сработали.       Наруто притих на несколько минут, хотя и продолжал дрожать. Саске понимал, что с его стороны было глупо давать тому кислоту в столь крупной дозировке, а после и оставлять одного, но кто же знал, что Яхико позвонит именно в этот момент.       — Куда ты пропал? — тихо спросил Узумаки спустя какое-то время.       — Появились дела.       — Мне было страшно, — признался Наруто, устраиваясь поудобнее. Чужое тепло возвращало спокойствие и вселяло ощущение своеобразной защиты.       — Я уже понял.              — Знаешь, когда я пришёл к тебе, мне хотелось просто поговорить… Но все опять вышло слишком криво и…       — Так давай поговорим, если все ещё хочешь, — прервал Учиха, надеясь, что это поможет унять тревогу, и Узумаки кивнул.       — Когда ты сказал, что мне не нужна твоя дружба… Что ты имел в виду?       — То и имел. Мы слишком разные, чтобы у нас нашлась хоть одна причина проводить вместе время.       — Противоположности притя…       — Нет. Мне не нужно чужое общество. Я прекрасно обхожусь без компании. Это… Дарит свободу, если можно так сказать.       — А мне с тобой нравится, — грустно улыбнулся Узумаки. — Не потому, что ты хороший друг или просто классный парень, а потому, что я сам нашёл в себе причину видеть тебя и хотеть быть ближе.       — Напрасно. Подобные вопросы ты не можешь решать в одиночку, а мне, как я уже сказал, подобное не интересно.       — Тогда зачем ты… Уже трижды полез ко мне… Ну ты понял, — Саске тихо хмыкнул, поднимая голову к потолку. Самому знать бы — зачем. Воля случая и неимение других вариантов.       — Тот же вопрос могу задать и тебе, — как всегда, Учиха нашёл способ выкрутиться.       — Захотелось.       — Вот и мне.       — Разве это нормально?       — Не знаю, — честно отозвался Саске. — Во всяком случае… В общем, не важно.       — Да…       Как только Узумаки замолчал, Саске потянуло к погружению в очень странное состояние, чем-то напоминающее сон наяву. Организм настолько вымотался, что переливающиеся контуры и тени уже не удивляли и не заставляли испытывать ровным счетом ничего. Внезапное откровение удивило даже его самого. Но вряд ли Узумаки вскоре о нем вспомнит. Нервная система поставит защиту, как-никак, снова повышенная тревожность ей ни к чему. Учиха закрыл потяжелевшие веки, отплывая из спальни на деревянной лодке под звуки поющей арфы. Тихо и спокойно, на руках чувствуется приятное тяжелое тепло. Своеобразная гармония, наконец, пришла. Если все время пытаться казаться сильным, в один момент наступит переломный момент. Очень тяжело держать маску хладнокровия, когда в жизни происходит всемирный сюрреализм. Трудно научиться самому верить в то, чем пытаешься обмануть близких. Но Саске научился в совершенстве, а потому давно забыл истинные желания. Их больше нет, как нет и света. Нет цветов, нет жизни. Пустой безликий мир и внутри него такой же обесцвеченный Учиха. Какая-то малая его часть, крохотная деталька, спрятанная глубоко в плоти, пыталась сказать, что это не так. Да разве Саске бы ее послушал?

***

      Глаза открылись, когда свет выжег их сквозь веки. Каким-то чудом, видимо, удалось уснуть, и тело мученически затекло, что, впрочем, не впервые. Учиха опустил взгляд ниже, видя, как рядом, у подножия кровати покоился незваный гость, решивший спать до вечера следующего дня. Внутри сжалось, глаза сощурились.       Внезапно появилась необъяснимая злоба, рождающая желание выкинуть Узумаки за дверь, которую тот вчера благополучно забаррикадировал. Саске вспомнил все подробности, вспомнил и скривился. Не стоил этот человек его утешений. Учиха ломал себя по кусочкам, зачем-то стараясь вытянуть идиота из собственных кошмаров, а тот не понимает и не поймет, каких усилий ему это стоило. С другой стороны, Саске осознавал и свою вину, однако неразрешенная неприязнь и обида взяли верх. Не место им рядом друг с другом, пора, наконец, это прекращать. Кислота порой обличает то, что сам хозяин сознания пытается из себя выжечь, заставляя делать из себя доброго и любезного человека, а после ужасаться собственному поведению.       — Вставай, — Учиха ощутимо пнул Наруто в бок. Вздрогнув, Узумаки приоткрыл глаза и поморщился. Саске повторил настойчивее: — Вставай.       — Да что тебе от меня надо? — жалостливо простонал тот.       — Вали отсюда.              — У тебя опять крыша поехала? — лениво возмутился Наруто. — С чего вдруг выгоняешь?       — Ты перевернул мне полквартиры, идиот, — злобно прошипел Саске, беря того под руки и поднимая с пола.       — Я уберу все, — Узумаки забрыкался, понимая, что сейчас его действительно грубо выбросят за входную дверь.       — Нет. Просто свали нахер отсюда. Мне надоела твоя рожа.       — Ах, да, — Наруто мигом очнулся. — Ты ведь всегда в первую очередь говоришь всякий бред, а только потом истинную причину.       — Насрать. Я тебя не приглашал, — ледяным тоном заявил Саске. — Иди нахер и… После произошедшего не думай, что когда-то ещё приглашу, — последние слова он выплюнул с особой брезгливостью.       — Очень мило, Саске, браво! Вчера, помнится, ты говорил другие вещи.       — Уебывай, Узумаки. Я серьёзно. Ошибкой было вообще открывать тебе дверь. Я сделал выводы.       — Называешь меня ошибкой? Будто я заставлял скармливать мне эту херню? — собираясь покинуть комнату, Наруто резко обернулся к Учихе. — Ты серьёзно?       — Совершенно.       — Какой же ты, блять… Ублюдок, — мышцы на лице болезненно налились. Глаза покраснели, но Узумаки не собирался давать волю слабости. С Учихой вновь было больно, он вновь плевался ядом и на этот раз почему-то не добивал. Словно… Все, что он говорил, было уставшей правдой. — Я ошибка… Появиться в твоей жизни было моей ошибкой. Прости, что могу ответить тем же.       — Закончил? — с долей иронии поинтересовались в ответ, оставаясь совершенно безразличными, но то лишь с виду.       — Я ненавижу тебя, — тихо выдохнул Наруто, разворачиваясь в сторону выхода. Все снова встало на свои места. Больной, заигравшийся ребёнок нашёл газовый баллон и потихоньку раскрутил на нем вентиль, а Саске — те самые спички. И думать тут больше нечего.       Половина прихожей была загорожена злополучным комодом, взглянув на который, Узумаки печально улыбнулся. Какие бредни заполняли голову вчера… А ведь он искал Саске. Переживал, надеялся, что тот в безопасности. Зачем? Наверное, Наруто просто ещё не до конца потерял своё сердце. Обесточил, порезал, но то все равно продолжало медленно биться, прогоняя вязкую кровь на последнем издыхании. Не проще ли выбросить его к чертовой матери? Туда же, где давно покоятся такие слова как «любовь», «семья», «счастье». И Саске, так прочно вцепившийся в эту несчастную мышцу, полетит следом за ними. Быть может, тогда наступит покой? Не будет чувств, не будет боли, останется лишь безразличие. С ним всяко проще, чем быть живым в мире мертвых. Он успокаивал ночью… Прижимал к себе… Разве ради него? Конечно, нет. Боялся ответственности за собственную глупость. Как только можно было в это поверить.       Сколько надежды переполняло его в самом начале. Безличностная Вселенная давно потеряла к Узумаки всякий интерес, оставив лишь вкус собственной крови на языке. А он держался. Наплевав на все трудности и несправедливость, искал смысл двигаться дальше, созидать, пытаться спастись. Встретив Учиху, Наруто не понимал, какая скрытая сила толкает его идти к нему, несмотря на грязь, что тот выливал на его голову, боль, которую причинял, испытывая сладостное удовольствие. Узумаки шёл, считая, что того тоже можно спасти. Видел внутри Саске жизнь, ещё дышащий кусочек плоти. И все оказалось до восхищения ужасно. Наруто забыл о себе, заставил собственный разум работать на износ в поисках мотивации и смысла и полностью перегорел, отдав все силы в руки Учихи. А тот растоптал все. И не осталось больше ни веры, ни желания, ни смысла. Спасать Саске — равно поднять затонувший корабль с надеждой, что тот вновь поплывет.       Саске одинок, и он всего лишь тень, но тот, кого никто не любит, — одинок во всем и повсюду. От этих мыслей становилось паршивей, вот только на этот раз Узумаки не хотел отрицать правду. Учихе нравится одиночество, потому что есть семья, к которой тот может пойти, если будет совсем убого. И несмотря на то, что он всячески это отрицает, факт остаётся неизменным. А у Наруто… У Наруто никого нет. Как оказалось, в моменты отчаяния его и тянуло то только к Саске. Как говорил Чехов: «У людей, живущих одиноко, всегда бывает на душе что-нибудь такое, что они охотно бы рассказали». И правда, Узумаки многое рассказал бы Учихе. На многие вопросы хотел бы получить ответы. Желал, наконец, перестать чувствовать себя одним во всем мире, ведь когда случается что-то, выворачивающее внутренности наизнанку, заставляющее выть от нестерпимой душевной боли, и ты изо всех сил просишь о помощи — никто не приходит, потому что никому нет до тебя дела, никто не чувствует твоих страданий и не хочет даже знать о них. Всем плевать, потому что у тебя никого нет. Представить сложно, но когда такое произойдёт — мир перевернётся с ног на голову, расставляя все на свои места. Отчаяние. Страх. Боль. Несправедливость. С этим Наруто давно свыкся. И тут появился шанс. Надежда. Но все вновь оказалось обманом.       Дом встретил тишиной, ничем не отличающийся от привычного звука родной квартиры. Ничего не хотелось, да Узумаки все равно заварил себе кофе, надеясь, что горьковатый вкус немного развеет ощущение отчужденности. Из уважения к женщине, которая без права называться матерью по всем плоскостям ей являлась, Наруто курил только у себя. Не хотелось отравлять своей жизнью чужой воздух. Раз уж забыла о сыне — пускай и не вспоминает.       На кровати по-прежнему лежал ноутбук и, уперевшись во взгляд, тот вновь напомнил о произошедшем. Приступ вышло перетерпеть, ведь нечего горевать по врагам. А для Наруто весь мир теперь ощущался враждебным. Помедлив, Узумаки открыл крышку и решил привести ситуацию к логическому завершению.       Размеренное щелканье клавиш остудило накопившийся пыл, выводя из организма ненужные токсины. Больно тебе или обидно — нет никакой разницы. Если что-то плохое может произойти — оно обязательно произойдёт, и лишь вопрос времени — когда это случится. Для Узумаки вопросов больше не осталось.       «Я не потревожу твое одиночество и приближаться к твоей жизни не стану, но попрошу и тебя о том же».       Через пару секунд надпись под иконкой загорелась словами: «в сети», вот только ответа не пришло ни через минуту, ни через две, ни через десять. Всё на своих местах.

***

      Если долго переживать за человека, вырабатывается привычка, и уже не чувствуется постоянная нагрузка на нервы. Приходит ощущение, что так было всегда и неустойчивое состояние в постоянном стрессе — это нормально, тогда как отсутствие депрессивных раздумий — уже некое отклонение. Конан впервые за долгое время его почувствовала. Своеобразный праздник, когда хочется танцевать и улыбаться на поле боя, а вокруг война, разруха и смерти невинных людей. Неуместно, но кто запретит.       Разгрузочный день, пока Итачи решал личные вопросы в компании, позволил ей как следует поглумиться над старыми страхами. Конан улыбалась с самого утра и постоянно вспоминала их случайного гостя. Наруто казался таким солнечным мальчиком, но оттого он не выглядел глупым или наивным. Ребёнок… Очень смышленый и не по годам чувствительный. Девушка видела, как Саске реагирует на него. Всеми силами старается быть непреклонным, будто и нет никакого Наруто Узумаки, будто тот ему совершенно чужой. Но Конан ведь сразу заметила, что человек становится мягче, общительнее и с переменным успехом пытается как-то шутить. Это мелочи, однако именно их так сильно не хватало младшему Учихе.       Конан видела, как неосознанно крепко Наруто схватился за Саске. Сам не знает — почему, не знает — как, но продолжает держаться. С Учихой тяжело, это девушка знала не понаслышке. И все же это не значило, что Саске плохой человек, напротив, он терпелив, раз не стал редкостным отбросом при своих-то обстоятельствах. Даже работа, предложенная Конан, казалось, не портила его, а значит — Учиха принципиальный, и просто так никакая грязь его не сломает. Наруто увидел в Саске что-то особое, раз не ушёл после всех его методов и таланта отталкивать окружающих. Защитная функция у него всегда работала безупречно, но Узумаки каким-то образом удавалось ее обходить. Может, Учиха сам не был против постороннего вмешательства, да в это особо не верилось. Скорее всего, тайна крылась именно в новом знакомом.       Конан не знала, как давно парни знают друг друга, и, строя логические цепочки, начала понимать, что за последнее время Саске несколько изменился. В нем появилось больше ответственности и понимания. И если раньше Учиха был начисто замкнутым, то теперь отдавал отчёт своим действиям и намеренно избегал контактов с людьми, предпочитая компанию брата всем остальным. Каково же ему теперь, когда появился этот Наруто? Чувствует ли он отторжение по отношению к нему или, напротив, неосознанно пытается его выработать? На эти вопросы Конан было не суждено получить ответы. Как ни крути, копаться в чужой голове без чужой головы не выйдет.              Ровно в тот момент, как девушка опустилась на кровать, на тумбочке завибрировал телефон. Звонил Яхико, а значит, полноправный дневной отдых, скорее всего, подошёл к концу. Впрочем, Конан не расстроилась, зная, что в ближайшее время никаких срочных вопросов решать не планируется.       — Привет, — доброжелательно поприветствовала она, прикладывая телефон к уху.       — Добрый день. Разговор есть, — привычно строгим тоном послышалось в ответ.       — Я тебя слушаю.       — Орочимару доложил, что Саске появился обдолбанным и совершенно не понимал, что делает и говорит.       — Саске? — удивилась Конан.       — Это неприемлемо. Ты поручилась за мальчишку. Я настаиваю, чтобы разобралась с проблемой и всем из неё вытекающим.       — Слушай, я понимаю, что подобное недопустимо, но я знаю Саске. И старому козлу не доверяю, — попыталась девушка, однако Яхико остался неумолим.       — Это не имеет значения. Продавец не может сидеть на том же, что продаёт. А в подобных случаях никто не станет разбираться с тем, что у него в крови. Более того, курьеру не подобает. Его отпуск был достаточно долгим и давался далеко не под употребление.       — Отпуск? — переспросила Конан, не припоминая, чтобы подобное встречалось в сфере их деятельности.       — Ты знаешь Орочимару.       — Нет, подожди. Хочешь сказать, что он его… Трогал? — внезапно поняв, проскрежетала девушка. Настроение падало на глазах.       — В том числе.       — Ты обещал мне, что он будет под твоей защитой. Как это понимать?       — Так и есть, в противном случае, за подобное нарушение он давно бы…       — Знаю, замолчи. Насколько длинным был отпуск?       — Неделя.       — Черт… — Конан отчаянно перетерла пальцы, пытаясь представить, какие увечия получил Саске.       — По итогу вышло две. Орочимару долго не звонил, переживает, — усмехнулся Яхико.       — Я против его действий. Это не входит в список обязанностей курьера.       — Зато доплата за услуги подобного рода идёт соответствующая.       — Яхико… Как ты можешь так говорить? — ошарашенно прошептала она, совсем не понимая брата. — Он же ребёнок. Он брат Итачи. Мне он как брат.       — Не начинай. Наркоманы не дети, а дети не становятся курьерами. Сама знаешь. Ты его выбирала.       — Я против. Разберись с Орочимару, или Саске больше не будет работать.       — Это решать только мне.       — Боже, неужели в тебе ничего святого не осталось? — нехарактерно для ситуации девушка попыталась воззвать к голосу совести, в ответ же точечно по слогам разделили простые слова:       — Нам нельзя портить отношения с этим заказчиком. Я веду работу, в том числе ради тебя. Не забывай, что пока только он может вывести нас на Данзо.       — А дальше что? Ты просто заявишься к нему и убьешь? — с иронией выплюнула Конан.       — Нет. В любом случае, в твоих интересах следить за Учихой. Этот раз я прощу, но следующего уже не будет.       — Ладно… И все же не забывай, что именно я поручилась за него, — Яхико промолчал, явно раздумывая над ответом.       — Без твоего ведома не накажу. Но с рук подобное не спущу. До встречи.       В трубке последовали гудки, и Конан отложила телефон в сторону. Страшно представить, в какое дерьмо она втянула младшего Учиху. Яхико не щедр на поблажки, а она осознала масштабы угрозы слишком поздно. Какого черта Саске не рассказал об этом раньше? Он же был у них в квартире, вероятнее всего, уже после произошедшего инцидента. Орочимару неспроста прослыл в узком кругу людей больным на всю голову извращенцем, небрезгующим домогательствами к детям и неспособным за себя постоять. Да и как тут постоишь, когда человек плотно завязан в нарко-структуре и имеет огромное влияние… Знал ли кто-то ещё о случившемся? Видел ли Наруто такого Саске? Может, именно Узумаки был рядом с Учихой в трудный момент. И так же промолчал. Хотя вряд ли Саске что-то бы ему рассказал. Наверняка справлялся со всем в одиночку. Конан стиснула зубы, сгорая от злобы и вины. После такого мальчик ещё приходил к ним домой и делал вид, будто ничего не произошло…       Едва успокоившись, девушка поднялась с кровати и обернулась, собираясь выйти на кухню, как вдруг замерла. В кресле у окна с совершенно непроницаемым видом сидел Итачи. Она не слышала, как тот пришёл, и не видела никакого движения у себя за спиной. По телу пробежал холодок с явственным ощущением страха.       — Давно ты тут? — как можно спокойнее поинтересовалась Конан.       — Определенное время.       — И ты… — несмело начала она, тогда как Итачи кивнул.       — Да. И я слышал, — со сталью во взгляде бесцветно произнес Учиха, а отвечая на немой вопрос, добавил: — Слышал достаточно.