В глубине

- Станислав, мы отклонились от курса! – оторвав взгляд от компаса, прокричал мужчина с нижней палубы. – Держи кливер по ветру и не смей боле прикасаться к штурвалу без моего приказа. - Есть, капитан!       Полуденное солнце растекалось по белоснежным парусам, а те, гоняемые ветром, лукаво сбрасывали лучи на деревянную поверхность корабля, будто передавая ответственность за них. Начищенный же до блеска пол приветливо встречал небесные прикосновения и распространял их отражение на карго* и лица людей; даже те места, до которых солнце не могло дотронуться, красиво расплывались синеватой тенью, обрисовывая силуэт плывущего судна как это делали художники с талиями женщин на полотнах. Погода стояла ясная, от чего и на уме светло становилось, и трехдневный путь без возможности на остановку теперь мукой не казался. Подхватив деревянное кольцо обеими руками, штурман ловко закрепил его по назначенному направлению и, ныне освобожденный от обязанности за ним присматривать, уделил свое внимание деяниям на палубе ниже стоявшей. Двое матросов перетаскивали пороховые бочки с трюма наружу: те должны были хорошо просушиться под солнцем перед работой. Благоприятность выполнения приказа внезапно нарушилась большой волной под днищем корабля – все на судне сотряслось, и матрос, потеряв равновесие, выронил край бочки прямо себе на ногу. Пострадавший негромко взвизгнул, но выругаться не пожелал; в лице его читалось, что боль волновала его меньше сохранности бочки, поэтому, похлопав ее по крышке, матрос продолжил работу как ни в чем не бывало. Страх перед капитаном в чистейшем своем проявлении. Станиславу, наблюдавшему за этой картиной, непременно захотелось взглянуть и на его реакцию, однако мужчина был полностью заинтересован событиями далеко за бортом, посвящая размышления свои линии горизонта. Одет он был сегодня на редкость легко и открыто: свободная рубаха, застегнутая лишь на пару нижних пуговиц, оголяла грудь, а закатанные рукава говорили о том, что тот собирается скоро отобедать; шляпа на голове отсутствовала, поэтому темные пряди живописно развивались на ветру, а глаза улыбчиво щурились касаниям солнца. Тут к капитану подошел один из членов команды – Станислав узнал в нем кока и, поймав кивок его головы взглядом, понял, что нужно спуститься к обеду.       Трехмачтовый фрегат беспощадно разрезал носом волны, подбирая их остатки в пенистую дорожку за собой. Его паруса цеплялись за силу ветра, вздымались подобно коням и несли судно навстречу морским объятиям. Не было никого и ничего мощнее, чем «Виктория», спешившая на свой «коронный бал». Корпус из красного дерева и массивный бушприт, обработанный сложными узорами и вырезками, выделяли ее на фоне всех остальных кораблей, знаменуя преимущество судна даже во внешнем облике. Будучи самой быстрой и самой прославленной на своем веку, она внушала страх и величие и, как присуще настоящей женщине, любила, когда про нее говорят. В бою с этим кораблем не было равных, да и никто боле ровняться с ним не осмеливался, узнавая, кто ведет «Викторию» под руку по тропе славы.       Про Арсения Попова слагали легенды. Рассказы моряков порой бывали абсурдными, даже сказочными, часто приукрашенными, но те всегда подтверждали одно – вокруг имени этого пирата никогда не будет чистой правды. Внезапное появление Арсения в здешних морях только подогревало его славу; о нем говорили: «Он явился так же внезапно, как является над водой гроза, и, подобно летнему дождю, обладает свежим умом и проворностью». Мужчину отличали от всех остальных разбойников особая проницательность, хитрость лиса и аристократичная осторожность, чего была лишена громадная часть пиратов и чем Арсений пользовался сполна; в нем находили черты военного стратега, столкновения с которым еще в начале предрекали проигранными. Разговоры не утихали и вокруг команды прославленного капитана: 50 отчаянных и тщательно подобранных мужчин врывались в схватку за победу под знаменем Арсения Попова. Ходил слух, что тот, кто попадет на «Викторию» однажды, живым не вернется, а те, кому возвращаться удавалось, умирали без рассудка. Собственноручно проложивший свою тропу гордости и достижений обладатель самого мощного фрегата умело держал в руках своих ареал таинственности среди обычных смертных, высекая в своем образе величие и непобедимость. - Что-то грядет… - задумчиво проговорил мужчина, разглядывая приближавшиеся к кораблю скопления туч. - Дождь иль гроза, господин капитан? – не без интереса спросил Станислав. - Снег, друг мой. - Снегопад в начале апреля?! В этих краях такого не видали. - Немедленно вернуть пороховые бочки в трюм! – крикнул Арсений матросам и, поймав одну из первых снежинок рукой, странно улыбнулся. – В этом году нас ждет нечто особенное.       По ту сторону волн, в восточной части моря, Антон подметил для себя то же самое, ловя ладонью маленькое снежное прикосновение. По правде говоря, он не был уверен в том, что это «нечто особенное» будет для него благоприятным, - юноша непременно готовился к худшему, насколько позволяло воображение, однако в глубине души его еще играло тепло надежды, знаменовавшее сущность человеческую в желании выживать и быть живым. Несколько одиноких дней в открытом море также стремились это доказать: то ли холод встречного ветра или капли воды на коже контрастно играли с этим теплом, намереваясь напомнить, то ли страх потеряться в этих волнах, так и не узнав о своем предназначении и исходах встречи с тем пиратом, подогревал внутренний огонь.       3 дня прошло с того момента, как Антон покинул родную бухту. Он отчетливо помнил прогнозы Павла Алексеевича о том, что провизии должно хватить на несколько дней, и не переставал верить памяти, которая вырисовывала перед глазами контуры изученных им карт, хотя не раз успел в ней усомниться. По собственным вычислениям юноша нацеливался достигнуть мыса до заката сегодняшнего дня или во время него – позже ступить на землю никак нельзя и даже невозможно. В ночь побега, когда горячие смелость и решимость поостыли, оставив после себя послевкусие бессилия, Антон тщетно пытался бороться со сном; насыщенность дня и переживания навязчиво играли на его ресницах, сяк и этак умоляя их прикрыть, и вскоре, не выдержав, парень задремал. Разбудила его морская волна, поцеловавшая лицо большим количеством пены; водную процедуру Антон не оценил, но вскоре был ей искренне благодарен: сверившись со стрелкой на компасе и изучив линии горизонта, он понял, что отклонился от курса на несколько верст, и тут же принялся возвращать власть над маленькой лодкой. Удерживать ее на плаву без присмотра Антон боле не решался, и потому с той самой ночи им было принято решение не спать. В преддверии снегопада погода всегда стоит ясная и невозмутимая – ветра, что попутного, что встречного, почти не бывало, и молодому человеку приходилось грести, оставив свои надежды на вздымающийся парус далеко за бортом. Так и посчитал Антон, что скорость его гребли, 3 безостановочных дня, отнять те пара верст в начале, должны обеспечить ему прибытие на Правильный мыс раньше положенного срока, и пусть он настигнет его затемно, это безусловно будет его личной гордостью в промысле морском и заслуженной утехой за проделанный труд. Будь он подольше приучен к выходам в море иль работе более тонкой, нежели погрузка и разгрузка кораблей, - думал Антон, - он смог бы хоть как-то управиться с лодкой и ее неподвижностью одновременно и немного поспать… Его руки огрубели и покрылись огромными мозолями; нет, они давно привыкли к работе нелегкой, но продолжавшаяся 3 дня гребля так и норовила остаться в памяти его кожи надолго. Юноша был благодарен судьбе за ясность неба и отсутствие угроз на своем пути, вроде нежелательной шайки морских разбойников или голодной волны; и если сгущавшиеся тучи поначалу напугали, то окружавший его холодный штиль тут же успокоил парня, и тот, собирая последние силы и свежесть ума, продолжал тянуть свою лодку на веслах.       Образ Арсения Попова не покидал просторы юных мыслей. Антон никогда не встречал его лица, но оно, тем не менее, мелькало в разговорах его бывших товарищей; те между осуждениями успевали восхищаться разбойником и его деяниями, вставляя в речь все больше и больше несуразицы, как две сотни пушечные трубы на трехмачтовом фрегате или «Особая казнь», придуманная самим Арсением – все эти вещи для юноши ценности не представляли, даже наоборот, наводили еще больше тумана вокруг его фигуры. Предугадать знакомство с Арсением, а уж тем более его исходы, казалось невозможным: самый отъявленный пират окажет честь принять мальчонку на свой корабль и с превеликой радостью возьмет к себе в команду. С чего бы? Хотя бы с того, - утешал себя Антон, - что на руках у него письмо от Павла Алексеевича. В голове все не укладывалась связь между адмиралом царского флота и царем морских разбойников, но больше всего поражало знание того, что Павел Алексеевич безоговорочно доверяет ему сломанную жизнь парня. Он хотел принимать за истину и взаимные мотивы Арсения Попова по отношению к своему адмиралу и искренне надеялся, что содержание письма позволит ему выжить. Избавиться от мысли, что исход-таки окажется печальным, было также невообразимо; если Антона не примут в команду и вышвырнут за борт – еще пол беды, другое дело, если его убьют за высокомерие и вышвырнут за борт, и третье, если парень не найдет пирата вообще. У него были лишь непрямое приглашение на встречу с Арсением и удача, на которую, как бы не хотелось, надеяться не стоило.       Правильный мыс располагался прямо по линии южного меридиана, в середине моря, и представлял собой огромный скалистый угол с полым пространством у основания, окруженный множеством остроконечных глыб. По линии вершины скалы до основной суши раскинулась зеленая равнина, а под ней – крутые выступы камней и дома местных чаек; по ту сторону мыса, где земля отдалена от воды была, располагался колок** - на том красочность знаменитого острова заканчивалась. Место это было необитаемо, и потому на картах трудно находимым; водилось вокруг него и не мало сказаний, умело отпугивавших гостей незваных, а дуга разбросанных скал этому только способствовала. Одни прозвали его Островом капитанов, другие Могилой, но Правильный мыс прославился только благодаря одному событию, происходившему на землях этих каждые 2 года. В апреле, когда воды полны растаявшими снегами, мореплаватели всех мастей встречаются на середине моря, и явление их величается Собранием пиратов. Враги здесь становятся друзьями, богатые не стесняют бедных, а отъявленные из самых отъявленных стерегут приличие и честь. На протяжении сотен лет Правильный мыс становился свидетелем необычайных встреч, ведущих за собой историю этого острова. Как рассказывают моряки товарищам, а те – своим товарищам, около трех ста лет назад, когда помысел пиратский только укрепился в этих землях, два могущественных пирата вели борьбу за первенство среди себе подобных; схватка их отображалась грабежами и разрушениями, смертями и бесконечными предательствами, а соперничество вскоре переросло в настоящее безумство, вот-вот пророчившее гибель обоих. Однако в какой-то момент одна из воюющих сторон сделала то, чего пирату тогда было от роду не присуще – предложила переговоры, на что вторая сторона, к удивлению всея, была согласна; капитаны встретились на одиноком острове, к которому подобраться можно было только методом особенным, и пришли к мирному своду правил, регулирующих их поведение и количество распределяемого богатства; на том могущественные пираты согласились встречаться у мыса раз в 2 года, чтобы удостоверяться в справедливом исполнении условий. Так и родились кодекс пиратский с обязательной встречей на Правильном мысе, где самые бесчестные разбойники клонятся этике человеческой. На Собрании пиратов решались вопросы новых территорий и границ, иногда проводились инициации юных моряков, кто-то обменивался ценной информацией, иной торговал картами, драгоценностями и предсказаниями – происходило все то, что в жизни пиратской имело быт и ценность. Однако последние 10 лет мореплаватели со всех концов света спешат сюда не ради этого – они плывут, чтобы хоть краем глаза увидеть знаменитого капитана и его фирменное выступление перед началом. Испанский оркестр прямо на палубе, разноцветные флаги из шелка или лучшие восточные скакуны, выбегающие по трапам – никто не знает, что уготовлено в этот раз Арсением Поповым, настоящим ценителем театрального искусства и развлечения всякого.       Снегопад, как бы не стараясь внушить свое могущество в начале, к вечеру совсем стих, только небольшая дорожка туч, тянувшаяся к горизонту, все еще заслоняла собой ясность неба. Воздух стоял непоколебимый и чистый – грудь наполнялась приятной прохладой, разнося по жилам бодрость, и на зимний стан похожая тишина наводила пугающее спокойствие.       Всеми силами Антон пытался ухватиться за эту нить призрачной энергичности, что обещал после себя снег, но ловил руками лишь боль и надвигавшееся отчаяние. Локти парня еле разгибались, таща за собой длинные весла, а веки непослушно норовили уронить мальчонку в сон. Впереди он видел приближавшийся к носу его лодки песчаный берег и все, что Антон осознавал, это опасность остановки: брось он греблю в тот же миг, все его трехдневные старания будут брошены в море, так и не достигнув суши. Парень благодарил всех и вся, судно за маленький размер, себя за собственные ловкость и упорство, что позволяли обходить выпиравшие из воды скалы, и уже как вне себя держался за весла, чтобы поскорее закончить качание его морской колыбели и уткнуться коленями в землю. Антон уже не видел ничего, кроме самого себя на берегу, пересилив сжатие шеста деревянного, которого тут же унесло волной назад. Второе весло через мгновенье поплыло за первым, и вот в холодную воду опустилась нога, затем все тело. Море Антону было по пояс, а до берега еще шагов 30. Он помогал себе руками, стонал и дрожал, от бессилия, от холода, от счастья. Где-то парень спотыкался, ища в волнах опору, снова подымался и пробовал бежать. Вода уже ему по колено, и ощущение холода несравнимо с чувством твердой земли, от которого непривычно поначалу, от которого мутно, но так благостно и лестно. Наконец вода не окружала его больше, и Антон обессиленно рухнул на сухой берег. Песок холодный, щекочущий, а он все обнимал его, расслабив руки и спину, и не мог поверить в то, что действительно выжил, что действительно добрался до Правильного мыса, что вот-вот встретит некого Арсения, вручит ему письмо и… Выдох получился слишком громким, и Антон, последний раз прислушавшись к волнам, не внимая на холод и влагу, провалился в вожделенный сон. - Как думаешь, он живой? - Вроде, дышит, хотя холодный, как смерть. - Не нравится мне это… а вдруг он умер? - Да ты на его грудь погляди, вздымается, живой он!..       Незнакомые голоса где-то вдалеке сознания начали медленно приближаться, и обострившийся сквозь сон слух уже заставлял взглянуть на источник речи. - Смотри! Очнулся!       Веки Антона все еще были тяжелыми, и пелена усталости заслоняла видимое, но тот смог опознать в темноте двух стоявших перед ним мужчин. Он попытался облокотиться на локти и протереть глаза, однако вместе поднятия получил жгучую боль в конечностях, а в лицо – немалую горстку песка. - Не глухой ли… Ты слышишь нас? — спросил первый незнакомец, опустившись на колени. - Да, слышу, - ответил Антон. - Ну, слава богу, что хотя бы соображаешь. Тебя как сюда одного занесло-то?       Юноша еще раз попытался встать, чтобы оглядеться и понять, куда именно его одного так занесло. Лунный свет и огни вдалеке, разбавляя мрак ночной, помогали осмотреться вокруг: маленькая шлюпка, зацепившись носом за берег, аккуратно покачивалась на воде, и Антон вспомнил, как добирался на ней до Правильного мыса. Судно также благоприятно настигло суши, уцелев, - подумал парень и, последний раз благодарно окинув его взглядом, теперь принялся рассматривать тех, кто его разбудил. Судя по одежде, то были пираты; молодые, наверняка, не на много старше самого Антона, крупные и давно не державшие в руках бритву. - Я ведь на Правильном мысе, да? – Юноша наконец присел и обтряхнул сырую одежду от песка, попутно удостоверяясь в целости тела. - Да, дружок, на нем самом. Так значит ты тоже на собрание? - Что? Какое собрание? – Ему бы только одного пирата встретить, а не целую артиллерию разбойников морских, которые явно не ожидали визита чужеземца на Правильном мысе. - Пиратское собрание, неужто не слыхал? – тот, что стоял, подал Антону руку. – Мы здесь каждые два года собираемся. Ты из юных, что ли?       Ладони парней сцепились, и юноша неуверенно встал на ноги. В голове потихоньку укладывались сотни мыслей касательно самого острова, слов Павла Алексеевича и этих пиратов. Адмирал уверял, что на Правильном мысе Антон непременно встретит Арсения, а сам Арсений – пират, соответственно и на собрании пиратское явиться должен. - Да, я из юных. – Кто бы они не были. - А почему без команды? – один из парней недоверчиво нагнулся и обратился ко второму. – Слушай, а он смахивает на предателя, которого за борт вышвырнули незадолго до прибытия сюда. Не нравится мне это… - Нет-нет! – Антон успел оценить неустойчивость обстановки. – Я… я просто ищу Арсения Попова… - Арсения Попова?! – воскликнули незнакомцы в один голос. Их теперь явно не интересовало предполагаемое предательство парня. – Ты не обознался? Точно его? - Да, пират Арсений Попов. Мне нужно встретиться с ним и поговорить. - Во дела! Ты очень смелый, дружок. Как звать-то тебя? – Они точно позабыли обо всем, стоит упомянуть имя этого пирата. - Антон. - Ну-с, Антон, будем знакомы. Я Колодец, - подавший в первый раз руку парень открыл ладонь повторно, но уже для приветствия. – А это Тихомир. – Ему юноша тоже пожал руку. - Вы из одной команды? - Ага. Капитан отправил нас для осмотра окрестностей, а мы тут на тебя наткнулись. Тебе, Антоша, еще повезло, нам по пути. - По пути на собрание? - А куда ж еще? Раз ты из юных, так уж и быть, окажем тебе милость. Только встречу с самим Арсением тебе не гарантируем. - Я буду очень вам признателен!       Встретить двух более или менее дружелюбных пиратов, оказавших такую немалую услугу, как проведение на Собрание, огромная удача. Особенно для Антона, который, мало того, плохо соображал, где находиться, так еще и не знал, как вести себя в окружении пиратском. Колодец и Тихомир же за первые 30 минут знакомства, сами того не подозревая, приспособили мальчонку к общению и рассказали, что собрание это – не посиделки за круглым столом, какие бывают у сухопутной знати для обсуждения дел государственных, а целая система торговли и встреч более важного значения. Какого именно, правда, они сами еще не понимали, но Антон смог уловить мотив их объяснений. Пока он расспрашивал про местный быт и тонкости проведения этого «великого» собрания, попутно пряча за словами необъяснимое волнение, ему довелось узнать и о жизни своих новых знакомых. Колодец был крупнее Тихомира, с широкими плечами и квадратной формой лица, смуглый, в голосе твердый и по натуре упрямый; Тихомир же выглядел парнем слабым и маленьким, однако очень рассудительным и чутким, с маленькими глазами и густой шевелюрой. «Как противоположности», - подметил для себя Антон. Первый на корабле был силовым звеном – таскал тяжести, закреплял мачты и бочки; второй служил помощником кока. Ладили они, покуда шли, весьма хорошо, что говорило о приятельстве на корабле и работе. Компания их юноше была очень приятна; то впечатление о пиратах, которого он успел нахвататься за всю свою жизнь, сильно отличалось от того, что ныне с ним происходило, да и общение после 3 дней полного одиночества ободряло и оживляло.       Шли они быстро, через заросли кустов и высоких деревьев, приближаясь к шуму голосов и множеству огней. Под ногами сменялись друг за другом песок, твердая земля и камни; Антон еле успевал приспосабливать походку к этим поверхностям, следить за колючими ветками перед лицом и не отставать от своих знакомых. Когда ряды деревьев наконец поредели и над головой открыто стало, перед взором парня предстал тот самый мыс. Скала была до того громадной, что казалось целого неба ей мало, от того она и двигала собой ночные светила, освобождая место своему величию. У самой ее подошвы*** снова растекался песчаный берег, который уходил вглубь мысового разлома, а в разломе этом, как в открытой пещере, светили огни и двигались люди. Лес уже остался позади, и теперь только каменный пейзаж занимал все юное внимание. Покуда приближался Антон к основанию мыса, диву не переставал даваться, высекая в своей памяти каждую деталь представшего природного явления. Недалеко от берега величественной тишью расположилось множество кораблей, а на самой земле было около тысячи лодок и шлюпок, перенесших хозяинов этих самых фрегатов. Холодный лунный свет растворялся в огне факелов, костров и фонарей, и всюду было так тепло, несмотря на ночь и прошедший снегопад.       Необитаемый с запада остров оказался местом живым.       Шум вскоре перестал беспорядком быть и слухом различались мужские возгласы, музыка, звон кружек с выпивкой. Пробирался Антон через «джунгли» людей, мысленно оценивая уровень суровости того или иного пиратского лица, и всеми силами пытался не потерять из виду спины Колодца и Тихомира, которые, в свою очередь, так легко плыли по знакомому океану безумия. Поворачивал парень голову налево и видел ромовые бочки крупнее его самого, направо – десятки лавок, как на ярмарке, полных свитков, украшений и вещей диковинных, наверх – высокий каменный потолок, изрисованный вдоль и поперек узорами красными. По своим размерам раскол этот, - думал Антон, - мог бы спокойно вместить себя один, а то и два, царских флота, - и тут внезапно вспомнилось ему, что несколько дней назад он тоже был его частью, был сержантом младшим, и сейчас он армией окружен, только из разбойников морских состоявшей, и ему не отвратно совсем, не боязно. Молвил он однажды, давая присягу, что будет защищать страну от пиратов, а теперь… - Свет мой, я вижу чистое сердце, - женщина, вся в шалях и бусах, взяла Антона за руку, - чистое сердце и сломанную судьбу. - В-вы кто? – от неожиданности икнул парень. - Дай погадаю, а, дай погадаю! Один сребреник, свет мой! - Простите, у меня ни гроша... - Ай! – обиженно взвизгнула женщина, зазвенев украшениями и ладонь его выбросив. – Ай, не прощу себе, если такому чистому сердцу не погадаю. Ай! – и снова за руку Антона взяла. – Открой ладошку, свет мой. - Что вы будете делать? – спросил юноша, бросая взгляд то на нее, то на толпу. - Будущее твое видеть. Ты запомни меня, мой свет, я без платы не гадаю, тебе исключение сделала. Запомни меня, отплати мне потом, за добро добром заплати. - Х-хорошо. - А теперь меня послушай. В закате дня ты встретишь свой рассвет, Найдешь не там, где есть, а там, где нет. И огонь морской приручив к рукам, Свою судьбу ты будешь строить сам… - Антон! – закричал Тихомир из толпы. – Вот ты где! Чего стоишь? - Я… - хотел было парень на гадалку указать, да понял только, что уже один стоит, а ладонь просто так раскрыта. – Уже иду!       Слов женщины Антон не разобрал, но точно их запомнил, дабы вникнуть в суть позднее. Странно на душе сделалось, ибо исчезла она так же резко, как и появилась, а он даже не успел ее отблагодарить. - Нам сказали, что на горизонте виднеется «Виктория», - прошептал Тихомир. – Скоро начнется! - Что начнется? - Да ты видно недоспал, дружок, - Колодец усмехнулся. – Представление. Прибытие Арсения Попова на Собрание всегда знаменуется представлением. - Значит, этот Арсений скоро прибудет на остров? – воодушевился Антон и руку к груди приложил. Письмо на месте. - Ага. И нам лучше поспешить, чтобы места поближе занять. Мало ли, что он учудит в этом году.       И парни вновь направились к берегу, где уже кучковались пираты. Хороших мест занять не получилось, но удалось забраться на каменный выступ, откуда все деяния на берегу открывались как с театральной лоджии.       Оттуда-то Антон и увидел «Викторию». Даже в темноте и издалека можно было оценить величие корабля, его изящность и пугающую силу. Парень замер, боясь спугнуть собственное восхищение, и представить не мог образа лучше, чем этот. «Вещь всегда соответствует нраву хозяина», - пронеслось у него в голове, и, крепче сюртук на груди ухватив, юноша понял, что вот-вот познакомиться с этим нравом. - А паруса-то спущены, - заметил Тихомир.       И тут же после его замечания на палубе «Виктории» что-то засверкало. Толпа замерла в ожидании. Все взгляды были устремлены на корабль, откуда вскоре посыпались искры и произошел оглушительный выстрел. Кто-то закричал: «Стреляют!», и люди начали в панике разбегаться. Внезапно линия света устремилась в небо, послышался еще один удар и над морем разноцветными пятнами засияли огни. - Фейерверки! – загудела толпа.       Ужасающие крики сменились восторгом и аплодисментами.       Антон лишь в рассказах слышал и на картинках видел эти удивительные залпы Дальнего Востока, которые завораживали красными, зелеными и желтыми цветами. Выстрелы поначалу пугали его, но страх тут же замещался очарованием. - Я слышал, что даже королевская свита себе такого не позволяет, - комментировал Тихомир. – Во дает! - А между тем на воду уже спустились шлюпки, - добавил Колодец. – Пора смываться. - Что? Почему? – Антон с удивлением обернулся. - Понимаешь ли, дружок, наш капитан и Арсений Попов не сошлись… в приятельстве, и потому всей команде нашей велено держаться поодаль от его команды, не говоря уже о встрече с ним. - Дальше ты без нас. - А как… как я его узнаю? - О, ты непременно его узнаешь, - улыбнулся Тихомир, спускаясь с «лоджии». - Погодите, - поторопился юноша. – Спасибо вам! Обещаю, в долгу не останусь. - Это мы еще увидим. Не теряйся, дружок!       Последний раз пожав Антону руки, Колодец и Тихомир растворились в толпе. Но не они одни спешили убежать: половина пиратов, насмотревшись представления, разворачивалась и ступала вглубь разлома, избегая прибытие знаменитой команды. Ими двигало многое, - думал парень, - страх, наверняка, зависть, долги или просто внутренняя неприязнь. Что из этого перепадет Антону, ему только предстояло узнать.       Юноша вернулся с выступа на землю и принялся искать в окружавших его людях тех, которые могли бы быть членами Поповской команды, но каждый раз ошибался. Не успевал он даже начать обращение, как от него отворачивались и отмахивались, двое сказали, что не знают о таком человеке, трое, что не стали бы к нему и подходить, и лишь один пират невысокого роста с хмурым лицом ответил на вопрос мальчонки. - Я не видел Арсения Попова в числе прибывших на шлюпках, - в его голосе прослеживалась раздраженность. – Делать ему здесь нечего, вот и остался на корабле. Перестань его искать. - Благодарю, господин.       Отчаяние разлилось по венам юноши. Удача не могла покинуть его именно в этот момент. Он смог избежать расстрела, уцелел в открытом море, добрался до Правильного мыса, ему осталось только его увидеть! Столько стараний ради пустоты?.. Нет, Антон это так не оставит, не может быть, чтобы самый прославленный из прославленных пиратов не удостоился раз в два года принять участие в собрании пиратском, чтобы не заявил о себе на священной земле, чтобы слова Павла Алексеевича не оказались правдой… Павел Алексеевич! Точно!       Антону почему-то захотелось расплакаться от своей беспомощности, от своей слабости, несправедливости, от того, насколько жалким он выглядит, пытаясь внушить себе надежду, но тут же взял себя в руки и продолжил поиски.       Возгласы людей и направлявшаяся куда-то толпа повели мальчонку за собой. Как оказалось, один из торговцев устроил публичные торги, демонстрируя пиратам ценные, по его словам, карты и выкрикивая цены. Кто-то отзывался на покупку, кто-то просто наблюдал, как и Антон. Хотел он уже развернуться, пока внимание его не заприметило мужчину, стоявшего неподалеку. - Простите, - обратился к нему парень. – Я ищу Арсения Попова… Меня к нему отправил Снежок…       Не успел Антон договорить, как спина его тут же ударилась о каменную стену, а воротник сюртука завернулся в кулак. - Кто-нибудь еще, кроме тебя, знает про Снежка?! – тихо, но злобно проговорил пират. – Кому-нибудь еще ты рассказывал про него? - Н-нет, господин, вы п-первый, кому я сказал об этом!.. Клянусь! – почти задыхаясь ответил парень.       Помятая в схватке одежда высвободила конверт, который мягко упал на землю. Мужчина пристально обвел мальчонку взглядом и, удостоверившись в отсутствии лишних глаз и ушей, нагнулся за письмом. При виде печати лицо его вмиг изменилось, а руки ослабли. Антон наконец отдышался и снова поднял голову, чтобы встретиться с этими голубыми глазами. - Тебе повезло, сынок. Будем знакомы. Арсений Попов.