Мой драгоценный свет погас

Желваки живо играли на острых скулах Уилсона. Момент, еще момент, и он обязательно раскрошит заточителю нос, сожмет виски, со скрежетом выдавит бесстыжие глаза. Вложит всего себя в каждое из этих действий, просчитанных и безмерно жестоких. Ужас кольнул под лопаткой. Что сейчас ощущал напарник? Насколько сильна была его ярость? Уиллоу никак не могла понять. Даже прийти в себя банально не получалось. Она с трудом поборола одышку, ощупала запястье и удивилась, как колотится пульс. Все происходящее совсем недавно казалось четким: схватка, злобные вопли Чарли, ее поражение и совершенно неуместное милосердие Максвелла. Сейчас же перед глазами плясали раздражающие огоньки, слабость так и тянула к земле. Тайные знания вспыхнули огнем, помогли раскрыть новые таланты, но теперь… От них остался лишь пепел на языке. Сухой, остывающий и очень горький. — Уилсон, пожалуйста, не… Уиллоу боязливо положила руку ему на плечо, но так и не решилась обнять. Как скользкий уж, заползло опасение, что Уилсон в порыве гнева мог грубо оттолкнуть ее. — Будешь защищать Максвелла?! — джентльмен-ученый обернулся, вскинув бровь. — Да разве не ясно: они с этой Чарли заодно! — Ничего пока не ясно, — в голосе Уиллоу прорезалась строгость, точно такая, как у воспитательниц в приюте. Она почему-то, наконец, вспомнила их лица: одно безразличное, бледное, в веснушках, другое злое и смуглое с глубокими морщинами. Джентльмен-ученый резко переменился в лице, и его тон стал виновато смягчаться: — Прости, не хотел повышать на тебя голос. Святая наука, я так рад, что ты жива! Правда, прости… Просто пора что-то решать с распроклятым Максвеллом. Мы ведь и без него справимся, верно? Мы и без него соберемся с силами и… — И что же дальше, Хиггсбери? — громко перебил заточитель. Уилсон и Уиллоу вновь посмотрели на потрепанного, поправляющего подпаленные манжеты Максвелла. Удивительно, как даже в такой проигрышной ситуации ему удавалось сохранять лицо: совсем недавно испуганное, но теперь как прежде выражающее чванство с брезгливостью. — Выберемся как-нибудь. У Венди это вышло. — Не без моей помощи, приятель. Разве она не сказала тебе? Или ты по-прежнему не доверяешь телефонам? Да, конечно, я и забыл, что радио тебе ближе, — Максвелл хищно сверкнул глазами, сильнее провоцируя на драку. — Что бы ты там ни говорил, приятель, — выплюнул Уилсон, — я не стану доверять тому, кто отпустил убийцу. Чарли же едва не покромсала нас! — Да! Зачем ты вообще сделал это? — поддержала Уиллоу. Максвелл напряженно сощурился, должно быть, ища подходящие слова. Хотя скорее оправдания. Потом он сцепил пальцы в замок и, закусив полные губы, выдавил: — Вам не понять. — Не понять? Серьезно?! Это все, что ты смог придумать? — казалось, Уилсон вот-вот расхохочется. Неестественно, суховато и через силу. — Лучше просто признай, что в очередной раз помог злу… — Зло, — снова перебил заточитель, — понятие абстрактное, а ты слишком ограничен в своем мышлении, Хиггсбери. Послушайте, — обратился он, переводя взгляд с Уилсона на Уиллоу, — я понимаю, как все это выглядело со стороны. Но гибель Чарли не решила бы мои и ваши проблемы. Все произошло бы с точностью до наоборот: хозяева-тени взъярились и перевернули бы все верх дном. Константа погрузилась бы в хаос. Ты когда-нибудь слышал о кошмарном цикле, Хиггсбери? Я — да! Это, говоря простым языком, вечная ночь. И если у Них не отыщется новая марионетка, то… Хорошо, что ничего такого не произошло, верно? Я помог выиграть время. У меня есть план. Пока Чарли зализывает раны, мы быстренько сходим кое-куда, кое-что соберем и отравимся по домам! Небольшое приключение. Звучит как музыка, правда? — Кое-что соберем? — с толикой сарказма поинтересовалась Уиллоу. Но, как ни крути, что-то было в словах заточителя. — Да, кое-что соберем, мисс Фэй. Только для начала поскорее исчезнем отсюда. В пещерах теперь небезопасно. Чертовски небезопасно! Затеряемся на какое-то время в лесах, на болотах, где угодно. Запасемся пищей и ветками для костров. Потом нам понадобится артефакт, — Максвелл задумчиво поводил пальцем в воздухе, — вещь, принадлежащая мертвецу. Пропитанная затхлым ароматом нежити. О, не волнуйтесь, это будет несложно. Книга укажет нам путь, — жилистая рука ожидаемо указала на Кодекс Умбра. — Отыщем какое-нибудь захоронение, вскопаем пару могил, поработаем немного. Затем нам понадобятся детали для научной машины. А вот тут будет сложнее. — Научной машины? — изумился Уилсон. — Она как-то связана с порталами, да? Я многое перепробовал с ней, но выходило лишь нагревать камни на зиму. В Константе это устройство работает как-то по-другому. Иначе, чем в Непостоянстве. — Глупец, — процедил Максвелл совершенно беззлобно, — ты как всегда не вник в суть. Только эта машина теперь и поможет. Она — двигатель. Кодекс — ключ от тюремной двери. Но помимо артефакта и деталей потребуется еще кое-что. Об этом я пока предпочту умолчать для собственной же безопасности. Вы же понимаете? Некоторые хозяева, самые высшие из них, Наблюдатели, как бы это донести… Читают мысли. — Ты снова лукавишь. — Ничуть. — Если и так, все равно нужно время подумать. — Думайте, — снисходительно проронил Максвелл, — только этого самого времени у нас с вами все меньше и меньше. Шумный вздох разлетелся эхом и потерялся в далеком плеске воды. Повисла долгая немая пауза. Настолько долгая, что Уиллоу начала прислушиваться к собственному сердцебиению. Уилсон плотно придавил наглазную повязку, и Уиллоу с щемящей тревогой поняла — старая рана вновь разболелась. Наконец, на короткий миг успокоившись, она чуть приобняла джентльмена-ученого. Осмелев, даже притянула и плотно прижала к себе, носом уткнувшись в горячую грудь. — Все хорошо, Уилсон, — шепнула она, желая забыть хоть ненадолго и о минувшей битве, и о заточителе. Но у нее не вышло. — А что задерживаться здесь не следует, Максвелл прав. Правда прав. К сожалению. Нужно идти хоть куда-нибудь. Может, разбить временный лагерь? Только бы подальше от этих пещер. Мне здесь невыносимо. Тут все пропахло… Чарли. Уиллоу кожей ощутила легкий кивок Уилсона. Почувствовала, как его дрожащие пальцы суетливо перебирают ее волосы. Губы, едва шевелясь, прошептали на ухо: — Значит, опять придется выживать. Если теневые твари вернутся… Что-то свистнуло в разряженном воздухе. Огоньки пугливо сверкнули у каменной лестницы с горгульями. Сталактиты под потолком отразили свет, сделались похожими на огромные хрустальные люстры. Из зияющей пустоты едва показались силуэты: безобразно темные, слепленные из мазута. Тени! Но какие-то другие, подозрительно знакомые и очень похожие на людей. — Ах, какая дос-сада! Какая досада! — прошелестел голосок, точно змеиный. Нет, если присмотреться, эти тени напоминали не просто случайных людей… Они в точности копировали самого Максвелла: рост, сухопарую фигуру, длиннющие пальцы, даже знакомые жесты. — Мы опоздали! Опоздали на бой, мой дивный лорд! — вторил другой, более хриплый голос. Уилсон вздрогнул, опустился на колени, ища оброненный палаш, а Максвелл тут же подался навстречу и одернул его. — Это свои, — заверил заточитель с какой-то странной полуулыбкой. Жгучее желание выхватить зажигалку Уиллоу переборола сама. Вовремя вспомнила, что эти же тени встречали их, когда они только вошли в тронный зал. А теперь… Наверное, будут сопровождать? Какая ирония! — Вы только не гневайтесь, Ваш-ше высокопревос-сходительство, — прошипел левый двойник-тень, — мы пропадали по очень важному делу. Мы наш-шли… — Мы нашли! — воодушевленно поддержал правый. — Нашли ваши регалии! Двойники с характерным свистом вынырнули из сумрака и теперь стали отчетливо видны. В отличии от более могущественных покровителей, у них не было глаз. Уиллоу только теперь заметила это, и ей даже не сделалось жутко. И как только эти создания ориентировались? Наверное, по каким-то едва уловимым колебаниям звука. Левый двойник торжественно протянул своему хозяину, Максвеллу, смятый цилиндр: с паутиной на тулье, густой пылью на полях. Этот головной убор, наверняка, повидал само Непостоянтсво, цирковые арены и подмостки театров. Максвелл отряхнул его, любовно провел пальцами по стенкам и только потом медленно надел, как корону. Правый двойник уже расторопно подносил пальто-реглан: черничного цвета, с виду безумно тяжелое с непропорционально большим меховым воротником. Уиллоу хихикнула. Немного забавно было наблюдать, как слуга неуклюже одевает своего хозяина, словно ухажер капризную придворную даму. — «Низшие» все еще под моим контролем, — довольно проговорил Максвелл, будто самому себе, — они хорошо послужат, если придется строить, собирать, драться с гончими или еще какими обитателями Константы. — Пока у них получается только льстить, — ухмыльнулся расправивший плечи Уилсон. — Ты создал их, чтобы тешить неизмеримое самолюбие, да, Максвелл? — Я слышал, чувство юмора может многое сказать об интеллекте, — из нагрудного кармана пальто заточитель достал портсигар. — Кстати, острить у тебя не выходит, Хиггсбери. Зажигалка все-таки понадобилась Уиллоу. Наконец не ради сражений с чудовищами и не ради спасения в ночи. Максвелл коротким жестом попросил прикурить, и она, завороженная моментом, повиновалась. Язычок пламени коснулся кончика толстой сигары. Табак разгорелся, и заточитель выдохнул дым в сторону Уилсона. Разразился сдавленный кашель, и эхо забилось так, будто это кашлял не один джентльмен-ученый, а целая чахоточная палата. — Максвелл, ты… — недовольно захрипел Уилсон. — Ты убедил нас, — перехватила инициативу Уиллоу, — но что мы будем делать, если твой гениальный план полетит в трубу? Максвелл покачал головой, смакуя сигару, кажется, снова пытаясь отсрочить ответ. В сделках с демонами не стоит полагаться на авось. Нужно обговорить все. Уиллоу краем глаза окинула замешкавшегося напарника: действительно, хочешь знаний — уточни каких и что с ними делать. Не то вместо гениального изобретения получишь прожорливую дьявольскую махину. Больше этот фокус Максвеллу задаром не пройдет. Детали. Сплошные детали. В конце концов… Дьявол кроется в деталях. В случае с Чарли Уиллоу сама слишком поздно осознала это. И тут ее щеки чуть не коснулись сухие, запахшие табаком ладони. Уиллоу едва успела отстраниться. — Если что-то и пойдет не так, будем импровизировать, — ухо обожгло теплым дыханием, интонации в грубоватом голосе Максвелла сделались мягче. — Впрочем, под моим покровительством опасность вам не грозит. Шипение сминаемой сигары скорее почудилось, чем послышалось. Максвелл подмигнул многозначительно, но смысл прочитался один: «Идете со мной или останетесь здесь». Он развернулся и гулко зацокал каблуками штиблет. Двойники-тени, как две назойливые, говорливые собачонки пустились за ним, то и дело перекрикивая друг друга, запели новые оды: — Их умы очень скудны, милорд! Абсолютно, совершенно, совершенно с-скудны! — Они с-сгинут без вас, ваше высокопревосходительство! Запутаются, проголодаются. Начнут ес-сть друг-друга, потом сгинут! Между прочим, вы умно поступаете, милорд! Между прочим, между прочим… Уилсон скрипнул зубами так отчетливо, что показалось еще немного — выпалит вслед кучу ругательств. Несерьезных, почти детских, доставляющих Максвеллу лишь неподдельное удовольствие. Но джентльмен-ученый промолчал, сурово сжал губы, словно язык проглотил. А потом Уиллоу вздрогнула. Просто он слишком неожиданно и решительно взял ее за руку. Сейчас Уилсон почему-то напоминал ежа: ощерившегося, выставившего иголки. Казалось, теперь лишь от него зависело, что произойдет дальше. Ну вот буквально через доли секунд. Пойти искать артефакт с деталями, а затем то, не зная что — затея дурная. Разминуться с заточителем теперь затея еще более дурная и… Как же все запуталось! Перестало быть хоть сколько-то понятным. Будто краски смешались, и граница между черным и белым истончилась настолько, что и не разобрать, где истина. И за кого в иступленной шахматной партии теперь играют Уиллоу с Уилсоном? Неужели за «белых», за добро? Особенно она, как губка впитавшая темные умения, спалившая приют и дважды тихо согласившаяся с просьбами Чарли. За это все еще хотелось бить себя по рукам. Неужели за «черных» во главе с непредсказуемым королем? Что самое главное — низвергнутым королем… — Идем, Уиллоу. Иначе совсем потеряем Максвелла из виду. Нет уж. За ним глаз да глаз. Сомнения рассеялись в воздухе. Уиллоу совершенно необъяснимо улыбнулась в ответ. И в этой улыбке не было и толики радости.

***

Что творилось на поверхности, за извилистыми лабиринтами пещер? Уилсон только сейчас задумался. Останутся позади привычные солевые наросты, россыпи камней, колонны, исписанные таинственными символами, а дальше что? Снова мороз, снова хорошо знакомые и очень неприятные объятия зимы? От одной мысли захотелось съежиться и плотнее закутаться в теплую шкуру. А еще, пожалуй, глотнуть чего-нибудь горячего или даже горячительного. Подвесной мостик скрежетал и шатался так же, как несколько дней назад. «Он довольно устойчивый», — успокаивал себя Уислон, ногой щупая каждую дощечку. И все-таки идти по нему во второй раз было далеко не так страшно, как в первый. Страшнее предполагать, что будет потом, что ждет его, напарницу и заточителя уже по ту сторону горной реки. Заточитель… А ведь Уислон с Уиллоу и впрямь как ручные пешки: все время шли за ним след в след, след в след. Прислужники Максвелла, точно конвоиры, иногда приближались, хихикая, размахивали теневым, постоянно меняющим формы оружием. От того становилось все гадостнее, хотелось прогнать двойников, как прилипчивых навозных мух. Ну или попросить Максвелла об услуге. Пусть возьмет свою чудо-книгу, пусть произнесет какое-нибудь заклинание, но избавит уставшие уши Уилсона от нескончаемого шелеста слуг. «Попросить Максвелла? — подумал Уилсон и тут же одернул себя. — Ну уж нет! Унижаться еще перед ним!» Мысли в голове все роились, и порой, чтобы хоть как-то перебить нарастающую с ними тревогу, неопределенность, он оборачивался, изучая Уиллоу. Похоже, ей было ничуть не легче: взгляд то и дело опущен, плечи совсем поникли, походка какая-то совсем уж вялая. Дышала она тяжело, почти болезненно. И в какой-то момент Уилсон заключил: ей стоит поспать. Хотя бы немного. Нужно позаботиться о поиске хорошего, а главное безопасного ночлега. Что скрывать, ему и самому хотелось отдохнуть, но он потерпит. Первые лучи света заставили сощуриться еще через триста, а может, и немного больше шагов. Свет этот был наконец-то естественным, а не слабо сочился от колеблющихся теневых огней. Уилсон даже обрадовался. Еще бы! Позади, как-никак, остались мрак и раздражающий писк мышелисков. Перед ним же раскинулось атласное утреннее небо, еще сизое с остатками гаснущих звезд. Шух-шух, шух-шух — это мокрый снег заскрипел под ногами. Уилсон прислушался: совсем рядом стучала капель по бирюзовым выступам. Так бывает при потеплении. А еще где-то вдалеке слышались звуки, поразительно знакомые, но в то же время неясные. Может, это хрустел морковью бифало. Что если вышли на охоту пауки? А вдруг пробудились прожорливые лусята? Попробуй вовремя пойми, друг или враг рядом. — Скоро тут все растает, — беспокойство Максвелла выдало дрогнувшее веко, — в этом я даже не сомневаюсь. Ах, Чарли… Прекратила бы ты играться с моим миром, чертовка. Рановато для весны, верно? — спросил он, но ни Уилсон, ни Уиллоу ему не ответили. Если заточитель прав, то их ждала череда совершенно новых, по-своему суровых испытаний. Весна лишь в нормальном мире — время романтики и сантиментов. Тут же это период нестабильности: природу как в лихорадке мотает то в тепло, то в холод, а затяжные дожди размывают лесные тропы. Оживает все и не только листья и пахнущие сырым мясом цветы. Уилсон знал это, потому что уже пережил пять, восемь… А, возможно, и все десять весен. Шух-шух — скрип под ногами начинал казаться мелодичным, подчиненным ритму. Взгляд сам выхватывал пока совершенно голые кусты, и Уилсону представлялось, как на них набухают гроздья крупных алых ягод. Как они наливаются соком, давят друг дружке на бока и блестят, покрытые росой. А может, все не так уж и плохо? Он посмотрел назад: выходы из пещер и горные массивы остались на горизонте. Захотелось только вздохнуть, немного сожалея, что не вышло задержаться подольше. Уж очень хотелось еще насладиться теплом, спокойствием, Уиллоу, ее пожеланиями доброго утра. Действительно доброго. Ее пожеланиями спокойной ночи, когда можно дремать, не просыпаясь с мыслями, что где-то поблизости гончие. Захотелось мечтать и растворяться в каждой фантазии. — Ты ведь точно знаешь, куда мы идем, Макс? — немного неровный голосок напарницы вернул в реальность. — Через пару дней мы обязательно найдем артефакт, мисс Фэй. Кодекс Умбра не ошибается, — бас заточителя окончательно отрезвил. — Его тянет к могилам, я слышу голоса: его и покойников. «Твоих бывших жертв!» — чуть не съязвил Уилсон. Утро плавно перетекало в полдень, пустошь сменялась лесом: сперва показались редкие припорошенные тающим снегом елочки, потом пошли голые каштановые березы. На таких к середине весны обычно набухают съедобные плоды, рядом роют норы кроточерви и енотокоты. Убьешь одного такого, и будет тебе пропитание. Теоретически неплохое место для лагеря. Найти бы еще реку или ручей — будет идеально. Прошло еще сколько-то времени, показались вполне разросшиеся, массивные ели, то справа, то слева задевая колючими лапами. В недавно ясном небе образовались перистые облака, и весело игравший меж веток свет потускнел. Уилсон отметил, что чем дальше они пробирались в сердце леса, тем чаще делали остановки: слабость Уиллоу давала о себе знать. Напарница присаживалась на камни, какими-то совершенно пустыми глазами всматривалась вдаль меж редеющих сосен. А потом виновато глядела под ноги, вставала, охала, но не хотела задерживать команду. Максвелл постоянно был рядом, листал свою проклятую книгу и бубнил что-то на латыни. Уилсон предполагал, что это какие-то заклинания восстановления. Хотя толку от них, наверное, что от воскресных молитв. — Я в порядке… — как-то услышал он фразу Уиллоу. — Просто тот бой, книга… Мне до сих пор мерещатся… Образы. И сердце Уилсона сдавило тугим ржавым обручем. А Максвелл все продолжал шелестеть страницами и сухо бубнить: — Это пройдет, юная леди. Когда я впервые познакомился с Кодексом Умбра… Он говорил и говорил. Уилсон, чтобы не слышать всю эту, в общем-то, ненужную ему информацию, предпочел шагать впереди. И зачем болтать? Нужно же следить за дорогой! — Ты научишь меня жить с этим даром, правда, Макс? — снова услышал он слова напарницы, уже на исходе полудня. И захотелось окончательно заткнуть себе уши. А Максвеллу рот. Не нужно ему с Уиллоу сближаться. И вообще общаться не стоит. Почему — Уилсон точно не знал. Просто чувствовал. И это жутко раздражало. К ранним сумеркам не осталось сил не то что говорить — думать не хотелось. Продрогшие ноги вели Уилсона сами собой, и он чувствовал себя каким-нибудь автоматоном, заведенным с ключика и плетущимся по одной траектории. Солнце из невыносимо желтого сделалось красновато-оранжевым, опустилось ниже, удлиняя тени сосен, придавая им подвижности. Они волнами засновали по земле, не всегда в такт ветвям, отбрасывающим их, стараясь ближе подобраться к Уилсону. Он даже как-то шарахнулся, но приказал себе собраться. Сумерки все густели и темнели. Лес расступился, образуя полянку, очень маленькую, но от того уютную и кажущуюся безопасной. Деревья кругом походили на прочную стену, а самое громадное из них — дуб — на могучего стража. Конечно, не построишь хороший лагерь, но для ночлега место вполне сгодится. — Решено, встанем здесь, — свои мысли Уилсон впервые озвучил громко и вслух. Ему стало даже как-то немного неловко от этого. — Согласен, приятель, — Максвелл отряхнул снег с цилиндра и обнадеживающе добавил: — Сегодня мы преодолели треть пути и заслужили отдых. Хиггсбери, тебе помочь с костром? Уилсон поморщился, назло опустился на колени и принялся сгребать в кучу ветки, вялую траву с корневищами — все, до чего мог дотянуться, ворча под нос: — О, насколько знаю, Вашему Величеству не престало копаться в грязи вместе с пешками. А мы, видите ли, с Уиллоу такое проделывали много раз. Мы люди простые. Ужасно было поймать в этот момент взгляд самой Уиллоу: изнеможенной и, похоже, возмутившейся дерзостью Уилсона. Но она так и не проронила ни слова. — Брось ты это, приятель, и лучше погляди на себя, — покровительственно изрек Максвелл. — Перепачкал руки, еще немного — будешь что здешние хряки. Я мог бы ускорить рутинный, не очень приятный процесс, если ты не возражаешь. Конечно же он возражал! Если у заточителя отыщется какое-нибудь сложное, подчиняющее себе лес заклинание, то нужда в умениях Уилсона отпадет. Отпадет нужна в самом Уилсоне. От одной этой мысли сделалось дурно. — Ну хорошо, давай. Присоединяйся. Нам потребуется около двух горстей листьев и еще нескольких охапок сухих веток, и еще… — Sit eu volare! Все-таки нашлось! Все-таки это самое заклинание нашлось. Чертов фокус в рукаве! Стоило заточителю щелкнуть пальцами, как кривые палаши двойников-теней приняли формы топоров. Сами слуги, галдя наперебой, выкорчевали ближайший кустарник, а потом с совершенно хирургической точностью обрубили и измельчили ветки. Следом они даже повалили небольшое деревце. Потребовалось всего пару коротких, молниеносных движений. Но самым поразительным оказалось то, что не поддающиеся никакому научному объяснению создания сумели как-то высечь огонь. Раньше Уилсон искренне полагал, что тени нематериальны: сперва он считал их галлюцинациями, возникающими на фоне эмоциональных потрясений, потом родилась гипотеза, что хозяева Константы — фантомы, сплетенные из темной неосязаемой материи. А теперь двойники Максвелла доказывали, что они очень даже материальны и могут взаимодействовать с окружением. Возможно, в их жилах даже бурлила густая, цвета воронова крыла кровь. — Спасибо за помощь, Макс, — шепотом сорвалось с колышущихся губ Уиллоу, и от этого Уилсону стало только больнее. Она благодарит заточителя, а не его… А потом захотелось отвесить себе же затрещину: «Идиот! Только же благодаря «Его Величеству» не пришлось тратить без того почти иссякшие силы. В бездну эмоции!» Огонь разгорелся нерасторопно, поглощая ветки, как лакомство. Раздался треск, и Максвелл мягко повел ладонью, приглашая к костру: — Чувствуйте себя в безопасности. Можете прилечь, отдохнуть, поспать. А я посижу тут, покараулю. Я просто, знаете, ну как это… — замялся он, — выспался на несколько суток вперед там, в тронном зале. — Покараулишь? Ну уж нет, кому-кому… — Уилсон! Прошу, пожалуйста, хватит, — вмешалась Уиллоу, и в ее глазах как будто блеснули крохотные слезинки. — Что?! — эмоции все-таки дали о себе знать, и это растревожило Уилсона лишь сильнее. — А вдруг наш новый «друг» не уследит? Вдруг нарочно потушит костер? Напомнить тебе, кто пощадил монстра? Он хотел добавить что-то еще, но вовремя понял, что с каждым словом делает лишь хуже. От того сильнее захотелось провалиться под землю и… Тепло вдруг резко подступило к щекам. Кажется, от стыда нагрянул пунцовый румянец на потеху Максвеллу. — Я всего лишь хотел сказать, что тоже собираюсь караулить. Так будет рациональнее. — О да, чудная идея, Хиггсбери! — Максвелл воскликнул это так наигранно, что захотелось сжать зубы. — Посидим, потравим байки, поговорим о науке, спорте, политике, женщинах… С совсем почерневшего небосвода сорвалось несколько крупных увесистых капель. Затем еще и еще, и еще, и Уилсон сухо перебил: — Или о погоде. Легкая одобрительная ухмылка скользнула по лицу заточителя, и Уилсон ответил ему так же, неловко изображая любезность. Потом он посмотрел на Уиллоу: что-что, а ямочки на ее поблекших щеках наконец-то разгладились. Напарница одобрительно покачала головой, и ее взгляд сделался живым, участливым, а не измотанным и костерящим горе-ученого за склоки. — Я немного отдохну и постараюсь сменить тебя утром. Правда постараюсь. Капли падали на голову, плечи все чаще, и скоро изморось кисеей накрыла все вокруг — стало таинственно, тихо и на удивление почти не холодно. Уилсон хорошо запомнил, как расстелил для Уиллоу шкуры, как плотно укутал ее и плюшевого медвежонка Берни, волнуясь, что к утру может разбушеваться гроза. Еще он запомнил, как, наконец, пожелал дорогой напарнице сладких снов и помог распустить длинные темные волосы. А вот уже где-то к середине ночи время совершенно остановилось и замерло. Кругом повисла такая необъяснимая тишина… Только звон ситного дождя ее разбавлял. Танцующее в костре пламя высвечивало то лицо, выделяя скулы, то меховой воротник пальто заточителя, сидящего напротив. Еще несколько мгновений, еще несколько подброшенных в огонь веток, и тот опять попытался завести диалог. Осторожно, несобранно, совсем несвойственно себе: — Что ж, Хиггсбери. Раз уж нам считать мух до утра, расскажи хоть, будь так любезен, как ты тут жил все эти годы? Вопрос — просто верх цинизма, но на удивление прищуренные глаза Максвелла не выражали привычной брезгливости. — Как я жил? Может быть, сперва вспомним, как ты меня гонял? Тебе нравилось насылать гончих, пчел-убийц, громадных пауков? Заточитель перевел взгляд куда-то во влажную, неподвижную тишину. Рука полезла в карман, но он так и не достал свой портсигар. Наконец Максвелл уклончиво ответил: — Работа такая. Ты же понимаешь, да? — Хотел бы понять, — чуть смягчил тон Уилсон, — но никогда не смогу. Я тут, знаешь ли, столько мотаюсь, что совсем не помню себя прежнего. Она, — указал он на крепко спящую Уиллоу, — недавно напомнила мне, что я человек, а не монстр. Чтоб ты знал, я как-то позапрошлой зимой прикончил громадного зайца из подземелий. Да-да, зайца: содрал с него шкуру, выпотрошил, зажарил мясо, а ночевал в распахнутом трупе, лишь бы не замерзнуть насмерть. А теперь… — Уилсон замялся, чувствуя, как какое-то липкое чувство переполняет грудь. — Я хочу на волю. Хочу семью, хочу конфет. Я очень люблю конфеты. Хочу в театр и кружку доброго эля со стейком по субботам. Хочу снова заниматься наукой, хочу… — и тут он понял, что слишком увлекся. — Так, а что же ты, Максвелл? Все это время, наверное, плескался в источниках, грел трон своим тощим задом и млел в объятиях Чарли? — Да я это… — сигару заточитель все-таки извлек, но так неловко, что тут же с плеском уронил в лужу. — Теперь ты, как я. Уилсон поправил повязку, демонстрируя выбитый глаз. Грустно засмеялся, глядя то в огонь, то на Максвелла, представляя, как тот, мучительно сгорает: и от стыда, и от пламени. — Если хочешь знать, приятель, — скрипнул через какое-то время голос заточителя, — занимать кошмарный трон тоже не сладко. А ты говоришь так, словно я этого очень хотел. Делаешь из меня безумного злого гения, чокнутого колдуна… Отчасти, ты даже прав. Хвалю за бдительность. Но есть один важный нюанс, — Максвелл с абсолютно серьезным видом свел ладони и придвинулся ближе. — Я был молод, когда Кодекс попал мне в руки. И под его дурманом натворил много того, что сейчас хотел бы исправить. Знаешь, просто, впитав знания однажды, уже не станешь прежним. И ты тоже, дорогой Хиггсбери, не станешь. Константа останется с тобой до последнего издыхания. Ты там что-то сказал про объятия Чарли? — после небольшой паузы Максвелл продолжил, и в голосе прорезалась боль. Самая настоящая, не фальшивая боль. — Ты можешь представить, каково это, когда твоя дорогая возлюбленная напугана? Когда тени… То есть Они режут, давят, забираются ей под кожу. Она хочет закричать, а не может, и болевой шок превращает ее в безвольную куклу. Я наблюдал. Наблюдал за этим, Хиггсбери! И гаже всего было понимать: все из-за меня. — Свести счеты с жизнью было бы куда благороднее, чем садиться на трон. — Как будто Они мне бы позволили! — Ну хорошо, тогда делал ли ты хоть что-то, чтобы избежать кровопролития? — Ну конечно же я делал! До Них тут хозяйничала другая цивилизация. Они пообещали освободить нас с Чарли, если я расквитаюсь с Глоткой — последим существом из Древних. И я расквитался, Хиггсбери. Ох, как я расквитался! Все должно было кончиться. Никто не говорил, что в Константу нужно будет заманивать людей. Но Они довершили свое дело: превратили Чарли… Прежнюю Чарли в Чарли нынешнюю. Они назвали ее Грю, и в ее объятиях я узнал все оттенки боли. Они поставили четкое условие: или я играю по Их правилам, или терплю пытки: вечной музыкой, теневыми щупальцами, средствами, о свойствах которых твоя обожаемая наука умалчивает и вряд ли хоть когда-то осмелится сказать. Уилсон так и не нашелся, что ответить. Дождь все моросил, капли оседали на подпаленных в бою ресницах. Стараясь не глядеть на спящую Уиллоу, он попытался представить все, что описал Максвелл. А потом с горечью осознал: окажись он на троне, тени точно нашли бы куда надавить и ему. Вообразив застывшую маску боли на лице напарницы, Уилсон вдруг заключил, что тоже сломался бы. Непременно сломался. Рано или поздно. От этих мыслей срочно нужно было избавляться. Думать о чем угодно — хоть о радуге с котятами. — Наше, ну как это… Знакомство, — Максвелл поворошил ветки и поднял совершенно неживой взгляд. — Я ведь когда-то хотел все это прекратить. Буду честен — твоими руками, приятель. — Это как? — оживился Уилсон. — Портал, Хиггсбери! Око за око. Я объединил наши с тобой знания. Я хотел сам выбраться, а тебя предложить Им в качестве нового короля. — Я всегда считал, что ты собирался выпустить теней в Непостоянство… — На подобное безумство даже я не способен. Видишь ли, боюсь за человечество. Ты как всегда ошибался. Впрочем, я тоже. Стоило догадаться, что следующим правителем Они выберут Чарли, а не какую-нибудь пешку вроде Венди или псевдоученого. Чарли была самой очевидной кандидатурой, но я оказался недальновиден. Да, знаешь, все-таки что-то общее у нас с тобой отдаленно проглядывается, Хиггсбери. — Общее… Да. Мы были бы неплохими… Приятелями. Сперва Уилсон и сам не поверил, что сказал это. Стало одновременно смешно и как-то немножечко досадно. — Топлива в огонь! Топлива в огонь! — зашелестели где-то за спиной ручные двойники Максвелла. — Костер гаснет! Быстрее топлива в огонь! — Костер гаснет, — на одной ноте повторил за ними сам Максвелл. Уилсон почти инстинктивно просунул ладони в карманы, в сумку, в поисках листвы или веток. Наверняка же насобирал днем. Но вместо них расторопные пальцы нащупали фотокарточку. Да, ту самую карточку, что Уилсон с Уиллоу еще недавно нашли у телефона в пещерах. Глаза так и выхватили силуэты на изображении: мужской и женский, что едва подсвечивали колеблющиеся в костре языки пламени. — Это же принадлежит тебе, да? Уилсон протянул карточку Максвеллу, а тот неохотно принял ее, пригляделся, и его веки постепенно налились свинцом. Правда на самом лице не дрогнуло ни одной мышцы. — Чарли и Макси. Вместе навсегда, — граммофонным голосом прочел он надпись на обороте. — Навсегда — это верно! Следующим действием Максвелл швырнул карточку в костер, и дрогнувший Уилсон воскликнул: — Зачем?! Что ты натворил? — Ничего, Хиггсбери, просто добавил топлива в огонь. Оба мрачно замолчали, но уже через какое-то время Максвелл заговорил, на сей раз совершенно тихо и вкрадчиво: — Это фото… Мы сделали его незадолго до финального шоу. Там все пошло не по плану. Слишком не по плану. А потом нас с Чарли не стало. Когда меня усадили на трон, вскрылось, что в Непостоянстве нам даже могилы выкопали, представляешь? Уилсон отрицательно покачал головой. — Эта карточка напоминает слишком о многом. Дело в том, что, как бы сказать… Кодекс Умбра разумен. Пусть и не как человек. — Так, а причем тут фотокарточка? — Уилсон глупо усмехнулся, глядя на невероятно серьезного Максвелла. — Кодекс, — Максвелл нахмурился и неодобрительно посмотрел на книгу, — увлек меня сильнее, чем Чарли. Чарли, она… Как тебе сказать, Хиггсбери... Она однажды захотела ребенка. — А ты? — А я в первую очередь спросил у книги, и ей эта затея не понравилась. Я не мог отказать Кодексу Умбра, а потому отказал Чарли. А она зачем-то все равно осталась со мной. Теперь Уилсон точно не знал, что ему стоит сделать. Незнакомца можно было бы пожалеть, даже обнять, но прикасаться к Максвеллу, сосредоточенно глядящему в костер, и, кажется, переживающему в мыслях все рассказанное, не хотелось. — Я должен был убить Грю. Я знаю, Хиггсбери. Но я не смог убить Чарли. Впервые Уилсон видел заточителя таким беззащитным. Да, именно беззащитным, ведь перед ним сидел уже не демон, не темный бог, коего он рисовал себе после каждой беды, а человек. Надломленный и слабый. — Слушай, а чем ты вообще собираешься заняться, если твой гениальный план сработает? Если мы выберемся отсюда? Максвелл развел плечами: — Я не знаю. Да и врать, что сломя голову пущусь замаливать грехи, мне тоже не хочется. Я хотел бы просто достойно встретить старость. Все-таки мы не молодеем. Ты, Хиггсбери, в том числе. А старость, знаешь, неплохо бы встретить у океана. В маленьком домике на маленьком острове, — он вытащил уже вторую сигару, и в этот раз успешно смог прикурить. — Быть может, даже с Чарли… — Все еще надеешься спасти ее? Вопрос так и остался без ответа. Хуже того — Максвелл вообще перестал говорить. Огорчился? Вряд ли. Просто задумался. Наверное, сам не знал ответа, а сказать было, в общем-то, и нечего больше. Ни ему, ни Уилсону. Ближе к рассвету дождь перестал, и кругом совершенно пьяняще запахло росой и подснежниками. Наступающая весна сулила затяжные холодные ливни, но пока лишь дразнила ароматами и легким приятным солнышком. Уилсон задумался, кутаясь в шкуры, и посмотрел в безмолвную влажную даль. Колючие ветви елей загадочно заколыхались на легком ветру, и ему почудилось, словно кто-то поет сладкую колыбельную. Может, это разыгралось воображение, ну а может, где-то в кустах затаилась треклятая Чарли со своими подручными. Может… В какой-то миг думать об этом всем совершенно перехотелось. Когда ветер стих, Уилсон оглянулся, убедившись, что его надежно сторожат тени-двойники, а сам Максвелл угрюмо листает книгу, закинув ногу на ногу. Шкура бифало пришлась очень кстати, Уилсон удобно расположился и вновь представил ту колыбельную, скорее всего даже сочиненную им самим. Постепенно его охватило странное, чудесное чувство покоя. Точно он был полноводной рекой, сбегавшей с холма. Отдохнуть. Нужно было просто чуть отдохнуть. Дотерпеть, когда проснется Уиллоу. — Не спать, я обещал не спать… — пробормотал он куда-то в жерло костра, а потом тягучая дрема взяла свое и предательски сморила Уилсона.

***

Новый день начался с едва не вырвавшимся криком. «Просто кошмар. Как всегда», — попыталась унять знакомую утреннюю дрожь Уиллоу. Она чуть привстала с подстилки и осмотрелась: по обе стороны раскинулись извилистые деревья, светлая, даже уютная полянка. Солнце играло меж туч и ветвей. Алел спасительный рассвет. Все хорошо. Все было хорошо! А потом пальцы вновь вцепились в тяжелую жесткую шкуру, служившую одеялом. Веки потяжелели, и перед глазами заново раскинулся бесконечно длинный, покрытый копотью коридор приюта. Шторы, что сожженные паруса, колыхались на ветру, а по обе стороны от окон сидели дети из пепла и гари: застывшие, похожие на тряпичные куклы. Такие же податливые, с такими же стеклянными глазами. Что таилось в конце этого коридора? Уиллоу так и не узнала. Может, суетливая бригада пожарных? Может, злая старуха с косой? Возможно, даже Чарли, выглядывающая из-под обломков. Но внутренний голос необъяснимо шептал всю ночь: тепло. Там ждали безопасность и тепло. Уиллоу снова открыла глаза: если бы ее не отвлекли непонятно откуда взявшиеся ароматы зажаренной пищи, она бы заскулила. Но удивление все-таки перебило тревогу, и Уиллоу прислушалась к гулу знакомых голосов: — Какое непростительное дилетантство, Хиггсбери! Уснул на посту! — Ничего я не уснул! Просто прилег отдохнуть. — Когда отдыхают, не храпят на всю округу. А что если бы твои, ну как это… Твои утробные звуки услышали монстры, мой дорогой друг? Впрочем, ладно, вставай давай, время завтракать. — Завтракать? Откуда у нас взялась еда? И чем это так пахнет? — Глядите, какой джентльмен благородный! Не желаете есть, так ходите голодным. Гоня дурные мысли прочь, Уиллоу встала, а затем, зевнув, приблизилась к костру. Максвелл и Уилсон уже расслаблено расположились на камнях, а над послушным маленьким огоньком закачались веточки с нанизанной мякотью. Кажется, кроличьей, хотя по виду как будто мышиной. — О, мисс Фэй. Вам не спалось, — вежливо заметил заточитель, и это лишь сильнее выбило Уиллоу из колеи. — Понимаю, вам сейчас несколько тяжело… Скажем так, мне знакомы эти чувства. — Кошмары у меня с детства, Макс, — сухо бросила она, усаживаясь между ним и Уилсоном, — а этот огонь из моих рук… — Лишь скромный дар. Ухмылка скользнула по крупным губам Максвелла. Уиллоу хотела бы задать вопросы, много вопросов, но уже вчера поняла, насколько это в общем-то бесполезное занятие. Куда интереснее было узнать про добытую пищу, и тут ее как нельзя вовремя опередил Уилсон: — И когда это ты успел поохотиться? Не похоже, что ты копался в наших припасах и сделал такой добрый завтрак из объедков и мяса монстров. — Да, Хиггсбери. Это все мои… Ребята, — кротким жестом Максвелл указал на двойников-теней. — Они прирожденные охотники. Стремительные и грозные. Только воины из них никудышные, к сожалению. — Ты просто приказал им добыть еды, и они добыли? Звезды-атомы! — Да. Вроде того, приятель. Что ни говори, а в то утро Максвелл делом, а не словом доказал свою полезность для команды. Хотя еще недавно Уиллоу искренне думала, что он будет большой такой обузой, притягивающей неприятности. Кто знает? Быть может, у него в рукаве припасены еще какие более впечатляющие фокусы, и шансов вернуться домой у Уиллоу и Уилсона теперь и впрямь больше. Вкусное, пускай немного жилистое мясо приятно согрело горло и живот. Уиллоу смотрела, как ест джентльмен-ученый, и пару раз за трапезу ей подумалось, что было бы неплохо тоже радовать его по утрам… Ну еще и с Максвеллом делиться. Без этого теперь никуда. А потом в какой-то момент темные мысли вновь нахлынули большой быстрой волной. — Мои кошмары, Макс, — чуть дыша обратилась Уиллоу к заточителю, когда они стали собираться уходить, — я так и недоговорила. Кошмары становятся какими-то другими. Раньше я видела множество самых безумных образов, а теперь они все сливаются в один. Я постоянно вижу огонь и пепел. А Максвелл только многозначительно развел плечами и хмыкнул. Зараза! Как будто ничего не знал. Да как же! — Идемте, — победно раздался голос Уилсона, — сколько там еще… Полянка вскоре осталась позади, и до самого полудня перед глазами мелькали стройные ряды сосен и кустарников с, казалось, только-только вылезшими ягодками: бледно-красными, возможно ядовитыми. Под ногами, как перемолотые кости, похрустывали ветки, наводя на мысли, что стоило подгадать момент и побеседовать с Уилсоном. Наедине. Рассказать ему и про умышленный поджог, и про детство, про матушку. Или… Напротив, продолжить умалчивать, чтобы не растерять хрупкое доверие. На исходе невероятно однообразного дня тучи, клубясь, сбились в высокую черную глыбу и с резко нахлынувшими порывами ветра ударил ледяной ливень. Длинные несобранные волосы так и налипли на лоб. Пришлось сжаться, зажмуриться, поежиться, но продолжить идти, ругаясь и перекидываясь пустыми редкими фразами с Максвеллом и Уилсоном. Из образовавшихся луж показались белые, без зрачков глазенки. В панике Уиллоу подумала, что это приспешники Чарли, наверняка идущей по пятам, но джентльмен-ученый вовремя разъяснил что к чему: — Лягушки! Их скоро станет слишком много. А они вообще-то ядовиты и… — Плотоядны, — сурово добавил Максвелл, поправляя промокшие насквозь лацканы и бутоньерку, — не мы люди, а они, эти земноводные — короли весны. Шагать пришлось быстрее. Намного быстрее, чем раньше. Только бы не нарваться на этих зловеще квакающих монстриков, только бы успеть снова нырнуть в какой-нибудь лесок или рощицу до заката. Только бы никогда не узнать, как лягушки могут отдирать кожу от плоти своими длинными липкими языками. В какой-то миг кваканье сделалось совершенно пронзительным, непонятно откуда доносящимся. Дождь, будь он хоть трижды проклят, похоже, только усиливался, словно это тени обильно поливали Константу из гигантского латунного кувшина. Хлюпанье просто сводило с ума. Почти смерклось, и счет времени свелся на секунды: десять-двадцать… Когда там мрак полностью поглотит очередную заболоченную прогалину? — Глядите! — голос Уилсона пробился сквозь шелест капель подобно трубящему кавалерийскому горну. Что увидел джентльмен-ученый, Уиллоу поняла не сразу. Только потом, окончательно промочив подпаленные чулки и подол юбки, она взглядом выхватила дерево: неестественно большое, поникшее и похожее на клен. Под его густой кроной и было решено сделать привал в тусклом свете зажигалки. Снова тихо, без лишних слов, лишь бы не привлечь внимание прыгающих неподалеку лягушек. Тогда же Уилсон пролепетал сперва с облегчением, а потом с нависшей тяжестью в голосе: — Ну, хвала святой науке, добрались! Не то бы сгинули тут… Устал… Теперь я устал, мой драгоценный свет, — сказал он и осторожно заглянул Уиллоу точно в глаза. Этот «свет» она будто бы сорвала с губ напарника и заботливо разместила где-то под сердцем. Слишком неожиданные это были слова. И слишком приятные даже в такой ситуации. — Не волнуйтесь, дрема меня по-прежнему не тревожит, — невпопад хрипнул Максвелл. Кодекс очень кстати появился в его руках, и он приказал двойникам сделать факелы и охранять привал. На недоверие у Уиллоу совершенно не осталось сил. Снова. Да и заточитель постепенно становился человеком если и не до конца своим, то хотя бы уже не вызывающим лишних подозрений. Уж скорее лягушки во сне покусают, чем Максвелл затушит свет и сдастся на милость хозяевам Константы. Обычно засыпать приходилось долго, ворочаясь и терзаясь дурными предчувствиями. В эту же действительно непростую ночь сон сморил Уиллоу молниеносно, как выстрел в голову. И ближе к утру, после довольно привычного кошмара, ей как-то почудилось, будто она пляшет, кружит с огнем, как с искушенным и очень напористым любовником. Как доверяет себя ему, как млеет в горячих объятиях и тихо постанывает от подлинного наслаждения, когда синие языки щекочут ладони, пятки, обжигают выше груди. Как рядом тлеет безжизненная Чарли. Как… Когда Уиллоу открыла глаза, дождь перестал. Правда, чутье подсказало, что совсем ненадолго. Кваканье еще звенело меж луж, но уже не так громко и не так часто. — Наши могилы… — шурша страницами Кодекса Умбра, Максвелл завел разговор. — Наши?! — не выдержал джентльмен-ученый. — Я хотел сказать могилы, которые мы ищем. Они совсем рядом, Хиггсбери. К сумеркам доберемся. Останется раскопать одну-две и взять артефакт. К сумеркам! Аж к сумеркам! А это значит еще один день ходьбы по совершенно опасной, отвратительной местности. Завтракая остатками вчерашних зажаренных кролей, Уиллоу взвесила, что же хуже: зима или наступающая на пятки весна, и… Не заметив, вновь ушла в себя, мысленно провалилась в обрывистый, плохо запомненный сон. На секунду даже захотелось вернуться, побеседовать с огнем, приласкать его и привести к нему Уилсона. Показать ему удивительное чудо, посвятить в свои новые, дарованные Кодексом таланты… Сиплый голос Максвелла резко вернул Уиллоу в реальность: — Идем. Задержимся и снова будем, ну как это… — Сновать и мокнуть в темноте, — подхватил Уилсон, и они покивали друг другу так, словно за пару ночей сделались добрыми друзьями. Все-таки жизнь полна удивительных вещей. И конечно, Максвелл с Уилсоном из последних сил терпели друг друга. Но ведь теперь хотя бы терпели! Да, вряд ли Уилсон сможет простить заточителя. Да и сама Уиллоу в любом случае примет сторону дорогого надежного ученого. Даже если Максвелла в один момент придется придушить. Впрочем, теперь именно он шагал впереди и вел за собой их группу. Иногда торопливо, а иногда даже немного вальяжно, как, должно быть, и полагается настоящему королю. А потом он внимательно смотрел в Кодекс, как на карту: приближал магический том к самому лицу и как будто закрывался им от внешнего мира. И только краем глаза получалось увидеть, как чернила на страницах складываются в десятки сложных, малопонятных фигур. Бурлят и как будто силятся притянуть заточителя к себе. Хотелось спросить: «Максвелл, ты и впрямь это понимаешь?» А решительности упорно не хватало. Переполненные влагой луга исчезли за грядой сероватых от тающего снега холмов. Погода стремительно менялась, ощутимо теплело, и как-то через долгое время пути Уиллоу безрадостно улыбнулась негреющему солнцу. Она искренне постаралась подумать о чем-то хорошем, постаралась хотя бы для себя скрасить дорогу, скрасить порядком утомившее молчание. А ей опять привиделся огонь. Что если когда-нибудь он станет родным? Совсем родным. Даже ближе неразговорчивого в последнее время Уилсона? И вот, стараясь снова не углубляться в темные, словно надиктованные тенями мысли, Уиллоу неосторожно задела джентльмена-ученого плечом: — Ой! — растерялся тот, едва не выронив сумку с припасами. — П-прости, — голос предательски дрогнул, — я просто хотела узнать, как ты сегодня? — Мне кажется, я еще «вчера», — тяжело выдохнул Уилсон. Может, хоть теперь стоило сказать и про огонь, и про матушку? Спросить о его внезапно ласковых словах прошлой ночью. Да хоть просто поговорить о чем угодно. Но нет… Нет. Едва разглядев растерянное выражение лица напарника, Уиллоу поняла: не время. Да и Максвелл мог подслушать что-нибудь важное, а потом использовать себе во благо. И она смирилась. Смирилась с тем, что придется ждать лучших времен. Главное, чтобы все оказалось не зря. Когда на землю мягко легли долгожданные сумерки, холмы расступились словно по четкой указке бывшего короля Константы, и узкая, протоптанная зверьми дорожка вывела к крутому обрыву. — Там какая-то дымка, — указал вдаль Максвелл, — не нравится это мне. И действительно, стоило подойти ближе, открылся вид на обширную пойму, пересеченную извилистой старицей и окаймленную неподвижным лесом. Пойма была спокойно светла в свете закатного солнца, взаправду копила в своих низинах белый туманец. А еще дальше, уже за обрывом, показались далекие силуэты надгробных камней и изваяния, напоминающие кресты. Целый некрополь! Дошли. Все-таки дошли. Раньше подобные места вызывали у Уиллоу трепет. Среди мертвецов становилось неуютно… А теперь, как бы ненормально ни прозвучало, ее охватили интерес и тихая радость. Интересно, запрещал ли Уилсону его негласный джентльменский кодекс осквернять захоронения? Вряд ли. Может, он даже когда-то искал трупы для своих сложных научных исследований. Помешало бы хоть что-то взяться Уиллоу за лопату и раскопать могилу? Тоже нет. Даже укор строгой матушки, которую она уже почти отпустила. С гибелью которой смирилась без слишком ощутимой боли в сердце. — Господа, — неожиданно перешел на шепот Максвелл, — лопаты нам не понадобятся. Я дам приказ двойникам, и они все сделают за нас. Будьте на чеку, если тут что-нибудь случится, давайте постараемся побыть сплоченной командой, и как тогда, в пещерах, действовать… сообща. Максвелл знал. Максвелл точно что-то знал. Но ни Уилсон, ни сама Уиллоу не подали вида. Лишь побледневшая рука неосторожно коснулась одного из надгробий с неразборчивой гравировкой, и в этот момент Уиллоу поняла, как же прав был заточитель, говоря сейчас о сплоченности. Сколько бы разногласий или счастливых моментов ни случалось между людьми, в конце пути все дружны и едины под общим куполом смерти.