Мой драгоценный свет погас

Ладонь неосторожно скользнула по перилам длинной, украшенной горгульями лестницы. А потом резкая боль кольнула у самых кончиков пальцев, крохотная алая струйка побежала по запястью. Капли звонко окропили округлый пышный бутон. — Шипастая роза не может не уколоть. В этом ее природа. — Да сколько же здесь цветов?! — стиснув зубы, прошипела Уиллоу. — Недавно кругом была одна пыль. Темные огни по обе стороны коридора мелькнули в такт ее голосу, как перегорающие лампочки. Тусклый свет отразился в глазах ослабленного, но такого суетливого, периодически переходящего на быстрый шаг Максвелла. Ядовито-зеленые лозы все спускались с потолка, вились, как голодные змеи, отчаянно пытаясь коснуться заточителя. И чем дальше он и Уиллоу продвигались, тем ярче становились лепестки, невыносимее запахи. Виски кольнуло иглой. Голова просто раскалывалась от пульсирующего напряжения и крайне дурных предчувствий. — Может, скажешь хоть что-нибудь? — поборов нарастающий страх, Уиллоу тронула Максвелла за плечо. — Объясни, наконец, что происходит? Откуда вся эта дрянь только вылезла? Что с Уилсоном? Я развязала тебя и требую ответов! Лицо заточителя, беспристрастное, лишенное эмоций, исказила недовольная гримаса. Хладнокровный, ядовито-насмешливый, сейчас он больше чем когда-либо напоминал филина или грифа. — Тише, юная леди, — начал он мягко, а потом интонации сами собой изменились. — Хиггсбери, как бы выразиться… Висит на волосок от верной гибели. В этом я абсолютно уверен. Чарли здесь, страхи пьянят ее. Она слышит каждый шорох. Я кожей ощущаю ее присутствие. Но ничего. Ничего. Главное не бояться: ни Чарли, ни Их — хозяев-теней. Все будет хорошо. Я рядом, и я все еще король этого измерения. Но если струсишь, поддашься панике — Они расщепят твой разум, затем начнут лакомиться кусочками мозга… Так что вот как мы поступим: я возьму на себя Чарли, а ты попытаешься отбить нашего дорогого приятеля-псевдоученого. — Если хоть что-то пойдет не так и Уилсон снова пострадает… — слова едва не застряли в горле, и их пришлось буквально выплевывать: — Я прикончу тебя раньше, чем это сделают тени. Уяснил? Если это правда Чарли, то что ты собрался с ней делать? Она слишком могущественна! Таинственный гримуар в черном переплете возник в руках заточителя. Сколько раз Уиллоу уколола себя за то, что все-таки отдала его? Она еще помнила, как беседовала с фантомным голосом, как получила пока необузданный пламенный дар. Как… Когда-то погубила детей из приюта. Убийца! Маньячка! Максвелл тихо выдохнул, сухопарыми пальцами проведя по страницам. Он замер на какой-то совершенно короткий, тревожный миг и произнес заклинание: — Manu me telum. Arma contra Umbras. Латынь. Кажется, это была латынь, как в матушкином медицинском справочнике. Меж жухлых, местами рваных листов показалась сотканная из теней ладонь. Она осторожно прошла по запястью Максвелла, коснулась его пальцев, даже погладила. А после с грозным треском вручила оружие, вроде бы меч. Рукоять с извилистой гардой плавно легла заточителю в руку, и тот, залюбовавшись, произнес: — Что ж, мне уже как-то приходилось распиливать ассистентку пополам. Короткий шаг, за ним еще один, быстрый, но нерешительный. Шипы снова закололи: в предплечьях, иногда на щиколотках. И чем ниже спускались Уиллоу с Максвеллом, тем сильнее доносился звонкий плеск бурлящей воды. Точно вскипел гигантский чайник. Хуже всего было думать об Уилсоне: жив ли вообще этот неказистый, ворчливый, но теперь такой родной человек? Жив ли… Потому что, если нет, то пропади все пропадом! Если Уислон задохнулся, если потерял много крови, то пускай пещера утонет в огне, пускай пламя сожрет и Чарли, и Максвелла, и даже теней. Может, даже саму Уиллоу поглотит с потрохами, оставив почерневшие кости и горстки серого пепла… «Ну уж нет!» Умирать Уиллоу явно не собиралась. Им с Уилсоном еще жить и жить: в спокойном Непостоянтсве, в уютном домике в пригороде. Дрожащие пальцы нащупали в сумке плюшевого медвежонка. «Ах, Берни, — подумала Уиллоу. — Если бы ты только мог меня защитить, малыш…» Над ухом грянул всполох, и резко повеяло холодом. Это два темных огня погасли, точно по чьей-то злодейской указке. — Вот и купальня, — голос Максвелла лязгнул, как аккорд фисгармонии. — Пришли. Если Хиггсбери здесь, мы скоро непременно узнаем об этом. Уиллоу опасливо огляделась по сторонам, совсем не узнала еще недавно уютные горячие источники. Раньше тут было жарко, а теперь морозило так, что ноги немели. Раньше тут было спокойно, а теперь хотелось скулить от волнения и непонимания происходящего. Один из огней ярко сверкнул вдали, озарив какую-то фигуру. Вдруг послышались шорохи и, кажется, голос… Человеческий голос! — Идем! — Уиллоу схватила Максвелла за руку и повела за собой. — Юная леди… — Не говори ничего. Уилсон… Он, наверное, там! — Мисс Фэй! Стоило заточителю повысить тон, как вода кругом всколыхнулась в испуге. Но затем волны чуть успокоились и тихо-тихо зашелестели у берегов. Что если Чарли скрывалась у самой воды и… Подслушивала. «Помогите…» — едва прорезался сдавленный голос из темноты. Теперь Уиллоу была готова поклясться, что точно слышала его. — Нас хотят заманить в ловушку, мисс Фэй, — Максвелл крепко сжал ее запястье, не давая сделать следующий шаг навстречу голосу, — дешевый трюк. — Откуда ты знаешь? Его лицо расколола похожая на трещину ухмылка: — Я бы поступил так же: увел расчувствовавшуюся пешку подальше от выхода и ждал, пока мрак проглотит ее. Когда имеешь дело с Ними, нельзя поддаваться эмоциям. «Прошу!» — надрывный голос снова повторился, и внутри отвратительно защемило. Потом резкий гортанный звук с эхом разлетелся по пещере, а последовавший за ним хрип так и продолжил сводить с ума. — Удушье! — вскрикнула Уиллоу, сама не заметив, как все-таки вырвалась, как резко оттолкнула заточителя. — Стой! Она рванула вперед, нырнула во тьму, ориентируясь по редким, гаснущим огням. Нужно было взять себя в руки, как-то упокоиться. А не выходило. Эмоции так и сбились в колючий, все нарастающий ком. Воображение чертовски точно обрисовало, как тени сдавили Уилсону глотку, как следом растащили его на мелкие кусочки. Как теперь жрут обмякшее тело, чавкая сухожилиями. Послышался странный, пронзительный звук. Похожий на вой или даже плач, сотрясающий стены. Длинные волосы всколыхнулись от мощного дуновения, Уиллоу едва не упала. — Черт! Вот же черт! И после этого предательски стухли остатки огней: все до единого. Руки сами нырнули в сумку, пальцы нащупали ветки, мясо, игрушку, наконец, зажигалку. Уиллоу взялась за нее, как за спасительную соломинку, и, выхватив, судорожно чиркнула, всматриваясь в лениво разгоревшийся огонек. «Только бы не погасла!» За спиной послышалось привычное постукивание штиблет Максвелла. — Я же просил без резких движений. Тут веет ужасом и ностальгией, — проговорил он по-прежнему собранным голосом с едкими, ироничными нотками, — ну разве мой мир — не подлинный ад? Неясный яркий свет обжег глаза, и мурашки пронеслись по позвоночнику. Это один из дальних огней опять замерцал, как маяк в беззвездную ночь. Уиллоу зажмурилась, а когда с трудом разжала веки, узнала худой, подсвеченный силуэт. — Макс, гляди! — одернула она заточителя. — Уилсон, это точно он! И действительно, нужно было только как следует присмотреться: две толстые лозы крепко удерживали джентльмена-ученого. Шипы наверняка могли впиться под кожу, причиняя ноющую боль. Кое-где жесткие стебли завились, сковали подобно наручникам. Уилсон сидел у самой воды, опустив лохматую голову. И… Он дышал, бормотал что-то. Его грудь то и дело вздымалась. Он все-таки был жив. Жив, вопреки опасениям! — Не нравятся мне эти игры со светом, — Максвелл задумчиво потер переносицу, — напоминает охоту рыбы-удильщика. — Даже если стемнеет, даже если не будет зажигалки, у меня же теперь есть тайное знание, да? — проговорила Уиллоу как будто и не заточителю, а самой себе. В очередной попытке привести нервы в порядок. — Дар Кодекса отнимает слишком много сил. Я же говорил, пешка. Не злоупотреблять… Одинокое сияние потускнело, как театральный прожектор актера подсветило лишь плененного Уилсона. До него сорок или чуть меньше шагов. Он с трудом поднял голову, и Уиллоу поймала пустой обреченный взгляд, руками плотно обняла себя, сдавив ткань блузы. И тут у самого горла джентльмена-ученого показалась чья-то бесформенная рука в пудре. Один воздушный жест — острые, словно кинжалы, когти прильнули к сонной артерии, оставив неглубокие багровые дорожки. Монстр! Вот только его было не разглядеть — тот плотно укутался во тьму. — Чарли? Это я! Максвелл! Тишина. Его слова так и ушли в пустоту, совсем не заинтересовав монстра. — Душечка, — скрипнула словно расстроенная виолончель, — помнишь о нашем небольшом уговоре? Я любезнейше помогла ребенку-поросенку, как ты попросила. Пора вернуть должок. Многого не потребуется, — тон сделался наигранно-дружелюбным, — просто не сопротивляйся и отдай прескверного фокусника. Он слишком заигрался в короля. Я хорошая. Не будешь перечить, я, может, не трону твоего ненаглядного пушистика… Ты ведь из-за него сейчас дрожишь? Ярко-янтарные, как у теней, глаза застыли в любопытном прищуре, но Уиллоу так и не разглядела лица до боли знакомой демоницы. Небольшой уговор… Да Уиллоу ведь толком ни с чем не соглашалась тогда! Это был сон. Просто очень дурной сон! Захотелось опять резко сорваться с места, вопреки всем предостережениям. Захотелось подойти и выжечь к черту когти, сердце, причинить так много боли… Лишь бы снова обнять Уилсона, убедиться, что он в безопасности. Сбивчивый полушепот Максвелла вырвал из мыслей: — Что ты ей там такое наобещала? Зачем?! О, неужели все вы, пешки, такие глупые? Ах, ладно, я сейчас все решу. Я все решу! Никакого кровопролития не будет. Я поговорю, Чарли меня послушает и оставит всех нас в покое. Я слишком давно и хорошо ее знаю. Ну а ты… Не привлекай внимания. Как-нибудь доберись до Хиггсбери. Уиллоу молча кивнула, пальцами крепко, до боли сдавив зажигалку. Пешка… Она — маленькая пешка на клетчатом поле. А каждая пешка может дерзко шагнуть на две клетки вперед в начале партии. Но только не сейчас. Ее могут поймать. Сейчас время ходить королю. Максвелл расправил узкие плечи, натянул одну из своих бесстрастных улыбок и, наконец, вальяжно зашагал вперед. У него за спиной теневой меч… И что заточитель только задумал? — В последний раз, когда мы виделись, — обратился он ласково, напоминая мурлычущего кота, — ты очень нехорошо поступила, моя дорогая. Оставила меня прикованным к трону, отобрала силы, провозгласила себя королевой Константы. Еще бы власть в этом мире чего-то да стоила… Но знаешь, несмотря на сей совершенно отвратительный поступок, я тебя прощаю, — он сделал длинную паузу, ожидая ответа, но гнетущая тишина все продолжала нависать и давить. — Прощаю, Чарли! В непроницаемой, как деготь, темноте хищно клацнула чья-то здоровая пасть. Уиллоу узнала этот звук: скорее всего, его издала тень. — Оно вас-с-с прощает, миледи! И-хи-хи! Оно вас-с-с прощ-щает! — Чарли, милая, выслушай, — Максвелл остановился. — Пока трон сковывал меня, я составил план. Я знаю, как выбраться. Я помогу нам обоим, только прекрати ставить палки в колеса. Не ломай себе жизнь, не верь Им. Посмотри, что случилось со мной! Ты хочешь крови? Мести? Ну давай, подпиши себе смертный приговор: пройди испытательный срок, займи трон и насладись моей болью сполна. Они высосут из тебя все соки, твоя красота увянет. Они сделают тебя немощной дряхлой старухой, а потом сменят молоденькой марионеткой. Выбеленная когтистая рука сначала спустилась к предплечьям плененного Уилсона, а затем растворилась в воздухе, как сахар в воде. Хотелось возликовать, но не прошло и пары секунд, как вновь подул холодный, пробирающий до костей ветер. Снова запахло опасностью. Свет мягко очертил величественный силуэт королевы, угрожающе зацокали туфли на высоком каблуке. Ее губы так и кривились от злости. Стало как-то совсем не по себе. Уиллоу не знала, каково Максвеллу, но на его бы месте она давно перешла в нападение. — Хватит молчать, Чарли! — раздраженные нотки засквозили в голосе заточителя. — Ты же знаешь, это сводит с ума! Давай же, отзови своих слуг. Мы все вместе сделаем портал, вернемся назад: пешки по домам, а ты и я в Сан-Франциско. Там сейчас совсем другая эпоха. Другая, представляешь, Чарли? Автомобили, вино, вечеринки, джаз, танцы… Ты же так любила танцы! Мы могли бы начать все сначала, мы… — У тебя нет никаких «мы», Макси, — наконец, сухо бросила она, ослабив крючки на вороте. — Чарли, пожалуйста… — Он, — бледная рука строго указала на трепыхающегося, как муха в паутине, Уилсона, затем на Уиллоу, — она. Эти милые человечки ненавидят и презирают тебя. Что бы ты ни делал, как бы ни пытался загладить свою вину, они тебя уже не простят, не примут. При этом ты смеешь полагать, что прощу я? Это так наивно, Макси. Со мной моя свита, пешек же крепко сплотило желание выжить. А у тебя больше никого нет. Никого, Макси, — уколола она. — Ты один. Смирись и расслабься. Я немного поиграю, а потом, так и быть, оборву твою трижды никому не нужную жизнь. Демоница подбиралась все ближе, ветер трепал ее темные волосы, колыхал подол платья. Максвелл стремительно выставил меч перед собой. «Не пора ли действовать?» — задумалась Уиллоу и, переборов нерешительность, медленно-медленно продвинулась вперед, придерживая колесико зажигалки. — Они научили тебя кусаться, моя дорогая. Поразительно! Когда-то я был готов пожертвовать всем ради твоего спасения. Они… Они окончательно подчинили тебя, — прозвучало с такими несвойственными заточителю болезненными интонациями. — Поверить не могу, ты продала душу, Шарлотта! Даже на расстоянии Уиллоу заметила, как приподнялись уголки губ демоницы. Кому-кому, а Максвеллу эта хищная, оценивающая улыбка явно не понравилась, но он даже не подумал отступать. — Мою душу продал ты, Уильям Картер! Я просто научилась с этим жить. Отовсюду раздалось протяжное агрессивное шипение. Это тени стали сбиваться по краям пещеры, как зрители вокруг арены. Короткой перебежкой Уиллоу подобралась еще немножечко ближе к джентльмену-ученому. Еще немного, и она обязательно снимет с него оковы. Нужно только собраться. Нужно не глупить, не попадаться в длинные лапы кошмарных чудовищ. — Хочешь поиграть, да? Ты у нас теперь злая, страшная королева?! — прыснул Максвелл, взмахнув мечом, как опытный палач. — Ну давай, нападай. Я готов. Нападай, Чарли! Ты же прекрасно знаешь, я — истинный властитель этого места. Создатель. Я — его сердце и легкие, я его душа и разум. На мне проклятье, меня невозможно убить! Шипение теней слилось в длинный непрекращающийся звук, напоминающий радиопомехи. Еще одна перебежка: Уиллоу кинулась к ближайшему камню. Только бы укрыться, только бы выиграть время. Свет, вырывающий фигуру Уилсона из тьмы, вдруг погас… Драгоценный свет погас! Затух по одному короткому приказу королевы. — Куда ты делась, Чарли? — Максвелл говорил с ней почти игриво, но дрожь в голосе выдавала страх и растерянность. — Покажись! Сама тьма рассмеялась ему в ответ. Смех шел отовсюду, громкий, наглый, презрительный. С каждой секундой в нем затухало все человеческое, и он все больше напоминал раскаты голодного утробного рыка. Оглушительный свист разрезал воздух. Прогремел удар, заскрежетали когти. Что-то в темноте довольно заурчало… но вопль Максвелла, полный ужаса и отчаяния, тут же заглушил этот звук. Уиллоу замерла, испуганно сжалась. Вновь раскатился смех демоницы. Но теперь он звучал отовсюду, вспыхивая в самых разных местах, будто Чарли присутствовала везде одновременно. — Luсеа-а-а-а! — попытка Максвела прочесть заклинание сменилась очередным воплем боли. На краткий миг в пещере сверкнула вспышка света, и Уиллоу за эти мгновения выловила лицо Чарли: перемазанное ярко-алой кровью, стекающей по губам, шее, подбородку. — А я и не знала, что ты… — взбудораженный, довольный голос Чарли, смолкшей на середине реплики, полз мурашками по коже. Раздавшийся дальше звук, схожий с тем, что издает глотающий кровь зверь, едва не заставил выронить зажигалку. — Я и не знала, что ты такой вкусный, Макси! Поживи пока. Не смей дергаться… Не дергайся, я сказала! От звука, с которым каблук туфельки Чарли, очевидно, вмялся в податливую плоть, Уиллоу едва не вывернуло. — Я передумала спешить с трапезой. Хочу растянуть удовольствие. Я съем тебя маленькими порциями, Макси! Нервное напряжение сильнее подкатывало к горлу, обжигало гортань, пульсировало в груди. Сердце отказывалось слушаться и билось так, как ему вздумается: в сумасшедшем темпе. Уиллоу прикрыла глаза, не решаясь даже банально пошевелиться, боясь сделать ненужный, необдуманный шаг. Максвелл обещал, что разберется сам. Уиллоу понимала: она вправе освободить Уилсона и сбежать, пока чудовище, сохранившее в себе лишь крохотную часть человека, пожирает их тюремщика. Бросить Максвелла… Да, пожалуй, он заслужил смерти. Такой смерти. Но по какой-то очень злой иронии только он, вероятно, знал, как выбраться из этого проклятого места. Совершенно нечеловеческая речь теней становилась все громче и пронзительнее. Уиллоу ощущала их дыхание, отдающее промозглым могильным холодом. Уиллоу знала, что они рядом, и ни на секунду не переставала чиркать все гаснущей зажигалкой. Занялись искры, и Уиллоу взвизгнула. Крупная тень, похожая на сколопендру толщиной в ногу и даже больше, уже довольно потирала «лапки». В свете огонька получилось различить десятки маленьких шевелящихся усиков, тянущихся от пасти. — Прочь! Убирайся! Тень метнулась в ее сторону. В замершем будто по велению могущественной магии моменте Уиллоу отсчитывала дюйм за дюймом, что преодолевало кошмарное существо, вылепленное из иллюзорной плоти. Живот свело спазмом от страха. Но вместе с болью внезапно пришло тепло и быстро переросло в жар, бегущий волнами по всему телу. Горячая, бурлящая энергия стремительно проникла в жилы и, плавя кости, растеклась по всей груди. Огонь улегся на плечах Уиллоу, обволакивая тело, нежно согревая, без слов нашептывая что-то о безопасности, даря ощущение всемогущества. Зубы сжались до скрежета. Уиллоу раскинула руки и… Почувствовала, как огонь вместе со всей накопившейся злобой, наконец, вырывается наружу. Она решительно топнула — и он разбежался по полу, образовывая узкий спасительный круг света. Она звонко хлопнула в ладоши — круг стал разрастаться. Тени прянули назад, недовольно гаркая и ежась. Даже Чарли, увлеченная своим бывшим возлюбленным, обернулась на пламя. — Королева! — хрипнула «сколопендра». — Девчонка ис-с-спользует наш-ши знания! Чарли, стоящая одной ногой на плече Максвелла, окинула Уиллоу презрительным взглядом. И тут же хмыкнула, покачивая головой. Тени продолжали отступать, и демоница, точно из солидарности, нырнула следом за ними во мрак. От радости Уиллоу звучно выдохнула, сделала еще взмах, залюбовалась все алеющим пожарищем, и… Совершенно неожиданно ноги стали подкашиваться. Этот волшебный огонь отнимал безумно много сил. Максвелл был прав: его нужно использовать разумно. Максвелл нуждался в помощи… Шаг, еще шаг — и на удачу она как раз выхватила заточителя взглядом — лежащего на полу с огромной дырой между галстуком и петлицей. С окровавленными следами зубов. Человеческих зубов! Снова робкое движение, снова шаг… Уиллоу даже не заметила, как дошла и рухнула на колени перед заточителем, как в порыве переполнившей ее ярости захлестала по щекам, повторяя: — Вставай! Вставай же, Макс! Без тебя я не справлюсь! Его застывший, совершенно неживой взгляд так и бурил Уиллоу, руки дрожали от тремора. — Мисс Фэй… О дьявол, тут все пылает! — из глотки вырвался сдавленный кашель. — Дьявол, я теперь смертен. Я смертен! Будь оно все проклято! — Потом поплачешь. Поднимайся, Макс! Хватаем Уилсона и убираемся! — прозвучало на редкость осмысленно. Уиллоу потянула его длинную руку, крепко сжала костистую ладонь. Затем еще раз отвесила пощечину, чтобы окончательно привести в чувство. «Путь только попробует загнуться от болевого шока! Пусть только попробует!» Разгневанный мрак вздыбился гигантской волной. Тени все щурились, шипели, ползли назад и иногда повизгивали, как собачонки, стоило языкам пламени подобраться вплотную. Ветер гулял меж колонн, тревожил воду, пытался справиться с бушующей стихией, но… Как ни бился — лишь сильнее раздувал пожар под одобрительную ухмылку Уиллоу. Она — храбрая покровительница огня. Она подчинила свой давний страх. Она — справедливая воительница. Она… — Как это низко, душечка, — скрипнул голос Чарли. — Ты испортила мое любимое платье! Зловещий силуэт демоницы показался в самом сердце пожара. Он растворился ворохом теней, словно фантом миновал огненную преграду, а потом обратно обрел телесную оболочку. Стоило только моргнуть, как хриплое от дыма дыхание Чарли раздалось над ухом: — Ну почему, — вопросила она с искреннем недоумением, — почему ты помогаешь гадкому Максвеллу, но не хочешь помогать миленькой мне? Уговор! У нас с тобой уговор! — Нет никакого уговора! — выкрикнула Уиллоу. Их с Чарли взгляды пересеклись. Глаза демоницы наполнились колыхающейся тьмой. Она все больше и больше походила на растущую разъяренную тень. Наверное, слуги подпитывали ее. Чарли становилась сильнее. Чертовски сильнее. Мгновение. Испуганный взгляд снова переметнулся на Максвелла, на пол, на брошенный теневой меч. Едва демоница замахнусь для удара, приготовилась к смертоносному броску, как Уиллоу отскочила в сторону. Один стремительный перекат, одно верное движение руки, и темная, непонятно из какой материи сотканная рукоять оказалась в ее ладонях. Лезвие, как из стекла, обнадеживающе сверкнуло в отсветах пламени. — Я ее задержу, слышишь, Макс? — отчаяние едва не сковало горло. — У тебя нет шансов, — ответил он, наконец, твердо встав на ноги, приняв боевую стойку. Руки у самой груди лихорадочно вцепились в Кодекс Умбра. Пальцы принялись искать какую-то заветную страницу. — Нет-нет, — одернула его Уиллоу, — иди и помоги Уилсону. Чарли теперь моя забота. Я справлюсь. — Пешка, ты с ума сошла?! Рыжий с синими языками огонек затеплился в ладони. — Делай, как я сказала, не то… Отсветы заиграли на испуганном лице заточителя. Он отстранился, на какое-то время застыл, как парализованный. — Спаси Уилсона, сукин ты сын! — от самого сердца оторвала Уиллоу и приготовилась принять бой. Как только воздух снова пронзило грозное рычание Чарли, бывший король кошмаров сорвался на бег. Судя по донесшимся звукам, едва не споткнулся. С громкими на скомканной латыни заклинаниями нырнул в адское пекло.

***

— Помогите… — губы уже почти не слушались Уилсона. Тело била крупная дрожь. Жалко хлюпая носом, он старался погрузиться в беспамятство, но каждую секунду, каждое мгновение его резала ни с чем не сравнимая боль. Жилы вытягивали наружу, связали и сразу принялись распутывать. Разрывая. Перекручивая. Он повел плечом, и под ключицей защемило. Неясный жар оцарапал горло, а потом неохотно пришло осознание: шипы глубже въелись в голени. А дышать тяжелее потому, что лозы еще плотнее сдавили живот. «Не первый же цикл в Константе. Ничему жизнь не научила! Это ж надо было попасться на уловку теневой леди!» Нет, Уилсон все-таки заслужил заветную премию: если не за научные достижения, то за самый глупый поступок определенно! Бежать… Сразу надо было бежать из этих чертовых купален, а не разглядывать ночного монстра. Жизнь полна иронии… Гадкой поганой иронии! Столько раз охотился на местных, размером с крупную собаку, пауков: выманивал подальше от кокона, а потом набрасывался с тесаком, отрубая лапки, выкалывая крохотные, лихорадочно бегающие глазенки… Теперь он сам чувствовал себя жертвой паука: мухой, одурманенной сладкими запахами, медленно засыхающей в плотной склизкой паутине. Еще одно движение — лозы крепко придавили шею. Какой-то позвонок жалобно хрустнул, и что-то ужалило ниже шеи. Уилсон испуганно дернулся, посмотрел под ноги, а поднять голову обратно не смог. Оставалось лишь ждать… Ждать чуда или хотя бы небольшого прилива сил. Если силы не появятся, Уилсон умрет. В первый ли раз? Конечно же нет! Он уже умирал: в своем мире, предаваясь науке и пьянству. В объятиях Венди, корчась от отравления. На руках Уиллоу, после боя с шахматными фигурами. Теперь вот позорно увядал среди буйно разросшейся оранжереи леди Чарли. Доносящиеся неподалеку звуки, гулкие, сумбурные, резали по перепонкам. Заставляли жмуриться, с болью смыкать уцелевший глаз. Что-то бухнуло… Как в пылу сражений Великой войны. По земле прошла дрожь. Захотелось помассировать голову, лишь бы прекратить неясный звон, точащий разум. Становилось все жарче. Горячее в груди, ногах. У самых пяток вовсе невыносимо. Рядом что-то происходило. А что — попробуй догадаться. Снова бухнуло, зашипело… Кажется, даже вспыхнуло, а потом как следует разгорелось. Огонь! Так близко, что просто рукой подать. Может, это Уиллоу пришла на помощь? Что если она сейчас борется с коварным растением, срубая шипы и бутоны? А вдруг эти проклятые лозы сейчас схватят ее, заколют до полусмерти, затащат в утробу? «Они ничего не сделают мисс Фэй, — обнадежил себя Уилсон, на секунду представив, будто парит среди изменчивого космоса. — Успокойся. Успокойся, пожалуйста. У нее все получится! Она — умная и очень сильная девушка. Она обязательно придет за тобой… Она…» — Скажи-ка, приятель! — чья-то долговязая ладонь тронула израненные плечи. — Ты сможешь ходить? Я немного поколдую. Не шевелись, иначе оставлю без ног. «Нет, это определенно не Уиллоу!» Ресницы, точно в густом клее, разомкнулись. Уилсон не успел связать и пары фраз, как кто-то грубо схватил его за волосы и повернул голову так, что взгляд обратился ввысь. «Максвелл?!» Ну, конечно же, это был он во всем своем омерзительном чванстве! Максвелл все это затеял, блестяще обыграл, а теперь надменно возвышался. Блеск в его глазах — как ледяной голод. В изгибе рта ни единой линии сострадания. Кучка домыслов вмиг испарилась, и все встало на свои места: пещера изначально была ловушкой. Уловкой, чтобы ослабить бдительность Уилсона ради простой, очень гнусной цели: разлучить с напарницей, а потом добить поодиночке. Голова Максвелла дернулась навстречу, как у ястреба, заметившего в кустах мышь. Его дыхание было почти измученным, а от испачканного кровью и пеплом костюма так и разило копотью, удушливой гарью. Или… Так пахло отовсюду? — libertatem a servitute! Get remédio o pesar meu! Лозы ослабили хватку. Уилсон, наконец, смог набрать душного воздуха в легкие. Вдох был долгим, пьянящим. Совершенно головокружительным! Он даже внезапно почувствовал собственные руки, смог пошевелить пальцами. С трудом удалось разогнуть затекшую спину. — Что ты делаешь? — пробормотал Уилсон. Голос тоже потихоньку возвращался к нему. У Максвелла вырвался придушенный смешок, будто ответ лежал совсем на поверхности: — Разве не видно? — Что с Уиллоу… Ты сейчас убьешь меня? Плечи дрогнули, одно необдуманное движение, и несколько шипов омерзительно впились под кожу. — Еще раз дернешься — точно убью, — совершенно серьезно отрезал Максвелл, перелистывая страницы тома в черном переплете. — Успокойся, Хиггсбери. Я просто пытаюсь тебя распутать. — Распутать? — Уилсон никак не мог понять, что и какого черта все-таки происходит. Зачем заточителю — демону, разрушившему его жизнь, теперь помогать? — Протяни мне руку. Движения, исполненные сдержанности, явно таили волнение. Ладонь Максвелла, вся в саже с синими, хорошо заметными жилами, раскрылась и в памяти, как вспышки, мелькнули образы прошлого: лачуга в Типперэри, голос из радио, ждущая рокового рукопожатия теневая рука. Сделка с дьяволом. — Не-ет, — вырвалось ну совершенно машинально. — Я не буду! Не буду жать… Уилсон звучно выдохнул, испуганно отвернулся, а потом заточитель насильно схватил его, грубо потянул к себе, вырывая из смертоносных объятий розовых кущ. Боль резкой, нарастающей волной пронеслась по всему телу: от голеней до самой шеи и… Так же стремительно стихла, когда Уилсон вырвался, сделал несколько нерасторопных, неуклюжих шагов и плюхнулся на живот. Осталось лишь тягучее, ноющее послевкусие. — Святая наука! — что было сил расхохотался он. — Я свободен! Свободен, о звезды и атомы! Мои силы возвращаются! Радость очень быстро сменилась тревогой, стоило Уилсону с усилием подняться на ноги и осмотреться. Пожар! Кругом действительно настоящий пожар. Его дорогая мисс Фэй… Уиллоу то и дело терялась в густых клубах дыма, мелькал лишь ее пляшущий силуэт. Она кружила, танцевала с огнем какой-то быстрый фокстрот или даже чарльстон. Один взмах руки — и клинок звонко пронзал душный воздух. Огромный теневой монстр то и дело высился над синими языками пламени, налетал… А потом Уиллоу ловко парировала атаки. Монстр явно пытался потушить свет да в таком отчаянии, что иногда, не рассчитав усилий, пронзительно повизгивал от новых и новых ожогов. Шипел. — Это… Чарли? — догадался Уилсон. — Худшее ее воплощение, приятель. И нам с тобой предстоит усмирить эту выскочку. — Страницы тома в черном переплете волнительно затрепыхались в руках Максвелла. — Magis armis! Поганая-поганая-поганая черная магия! Уилсон терпеть ее не мог. Просто до скрежета зубов ненавидел… Но зачем-то не отрываясь наблюдал, как две мазутные руки из книги достают, а затем и любезно протягивают оружие: палаш и рапиру из черной, пузырящейся подлинным злом материи. — Теней нужно бить их же оружием, — спешно пояснил Максвелл, — они очень трусливы. Главное вовремя это понять и побороть собственные страхи. Уилсон собранно кивнул, а мысли так и растеклись жидкой лужицей: бить теней тенями! Ну и каламбур! Лженаучный фарс! Палаш плавно лег в ладонь. Рукоять необъяснимо приросла к пальцам, стала частью самого Уилсона. Жутко… Но по сравнению со всем до этого — мелочь. Земля снова дрогнула, побежали трещины, и пыль взметнулась в воздух, проникая в легкие, провоцируя сдавленный надсадный кашель. Больше ничего не сказав, Максвелл подался вперед, и, когда он сделал уже четвертый или пятый шаг, огонь боязливо разбежался в разные стороны, точно распахнулись высокие вычурные врата. — Отстань, наконец, от девочки, дорогая моя! Она тебе ни к чему, — громко обратился он, и звонкое эхо вперемешку с треском разнеслось по купальням. Следом заточитель угрожающе хлопнул книгой. — Одумайся, Чарли! Нас трое, у нас Кодекс Умбра. — Еще чего, Макси… — прошипела она и ненадолго замерла в самом центре купален у источников. Чарли уже совсем не походила на ту незнакомку из тьмы. Незнакомка была очаровательна, к ужасу Уилсона, имела слишком много человеческих, даже немного располагающих черт. Она умела льстить и обольщать: хорошей ли жизнью, манерами ли? Неважно… Главное, что теперь перед Уилсоном и Максвеллом стояло подлинное чудовище: ростом во все восемь футов, со сверкающими в отблесках пламени клыками. Ее гримаса, как театральная маска, застыла, не двигаясь, и лишь тонкие, как у самой смерти, губы медленно зашевелились: — Партия ближе и ближе к эндшпилю, как прелестно! Ты всегда любил шахматы, верно, Макси? Что ж, пора нападать всеми фигурами. Еще не забыл правила? Конь скачет две клетки вперед и одну в сторону… — когтистая рука сделала взмах, и рядом с надрывным ревом возникла до боли знакомая фигура… Чертова, чтоб ее, «лошадка»! Но какая-то не такая… Искаженная, наспех сплетенная из густой податливой тьмы. — Хиггсбери, мисс Фэй! — закричал Максвелл. — Это не тени, это иллюзии, это просто… — Заткнись! — перебила Чарли так гулко, что камни посыпались с потолка. Еще один взмах, и за ее спиной появились следующие фигуры: одна — отдаленно похожая на механизм с лампой вместо головы, другая — осадная башня с рогом, тараканьими лапками и восемью червоточинами вместо глаз. — Ладья ходит по прямым линиям. Вперед-назад. Вперед-назад. Хи-хи, эта ладья такая шалунья… Она восхитительно сметает все на своем пути, оставляя мякоть, кишки, обломки костей! Слон послабее… Ему доступна только половина доски, он ходит по диагоналям. Зато как интересно бьет! Как представлю — приятная дрожь по всему телу, а-а-х… — истомный вздох моментально сменился угрозой. — Ну и как же без королевы? Королева ходит так, как ей вздумается, Макси! — и с этой же фразой резко пропала, затерялась среди пышущего пламени. Всеобъемлющий призрачный хохот начал заполнять пещеру. «Снова!» Теневые фигуры в характерной манере задвигались навстречу, и Уилсон вздрогнул. Что угодно… Что угодно, но только не их механический лязг! Он еще хуже, чем лай гончих: въедается в мозг, как короста. Не выскребешь, не забудешь. Да и как забыть, если под эти же звуки чуть не расстался с жизнью на шахматном поле в пустыне? Перепуганный взгляд метнулся на Уиллоу и мертво застыл, когда та отразила первую атаку теневого слона: прыгнула в сторону, а затем, взвизгнув, нанесла удар с тыла. Палаш приятно тяготил ладонь. Время помочь ей, атаковать, наброситься на другие фигуры, время… — Фигур нет, Хиггсбери, — стоящий впереди Максвелл как будто читал мысли, — они только в твоей голове. — Как это нет? — Иллюзия, Хиггсбери, иллюзия, — процедил тот, обернувшись. — Чем больше паники, тем сильнее и ненасытнее Они. Не бойся фигур, помоги мне добраться до Чарли. Уилсон так и не понял, почему в тот момент все-таки поверил заточителю. Легко и настолько искренне, как завороженное дитя. Прикрыв единственный глаз, он тихо шепнул сам себе: «Нет. Страха нет!» А потом быстро пошел, вскоре даже сорвался на бег, опережая Максвелла. Теневой конь высоко прыгнул, преодолев чуть больше половины поля, и оказался в двух-трех футах от Уиллоу. Один рывок, один взмах, один точный, как у умелого кавалериста, укол, и лезвие пронзило корпус фигуры. Еще взмах — лезвие со свистом рассекло фигуру пополам. Вытянутая животная морда с зубами поникла, Уилсон грозно посмотрел в пустые глазницы, плотно свел брови. Вглядываясь, пересиливая засевший, как зубная боль, ужас. — Тебя нет! Тебя нет! Не боюсь… — твердо, вложив в каждое слово всю свою ярость, выговорил он. Фигуру хотелось представлять дождевым червем: немощным, склизким, попросту жалким. Две разрозненные части коня затрясло, как в лихорадке. Они попытались снова соединиться, продолжить бой… И тогда Уилсон сделал еще один, гораздо более решительный укол. Размякшие черные сгустки стали неохотно растворяться в воздухе. Они напитались пеплом, уплыли, а потом, должно быть, окончательно сгорели в бушующем рыжем пламени. — Уилсон, ты жив! Господи, я не верю! — голос Уиллоу, как ликующая мелодичная флейта, сладко затронул каждую струнку души и отозвался жарким теплом, окутавшим грудь. И он отвлекся… Так порывисто, несвойственно человеку науки, собранному и рациональному. Отвлекся от Максвелла, от оставшихся двух фигур, от этой демонической, безмерно жестокой Чарли. Мгновение — и мисс Фэй, наконец, оказалась в его объятиях. Она до боли сжала плечи Уилсона, счастливо зажмурилась, и горячей щекой плотно прижалась к его щеке. «Лишь бы никогда больше на свете не размыкать этих объятий!» — Пе-ш-ш-ш-ка!!! Загробный голос тени заставил дернуться. Еще миг и какая-то из оставшихся фигур может налететь, как бы крича «Я не иллюзия! Я могу сделать больно!» Испугаешься, и тогда подключатся их куда более могущественные голодные хозяева. — Уилсон, мой огонь, — сдавленно пролепетала Уиллоу, — я больше не могу бить их огнем… Мои силы… — А я предупреждал! — скрипнул грубый разгневанный бас. Воздух снова рассек взмах меча. Рапиры. Это был Максвелл: он разогнал всполохи огня, он наконец присоединился к бою. Еще взмах — Максвелл дважды ударил пружинящего в опасной близости слона. — Regressi ad monasterium! Кодекс Умбра распахнулся, и мощные, продувающие до костей потоки настойчиво потянули тень к себе. Она зашипела сильнее, попыталась вырваться, даже расщепиться, но книга уже вовсю принялась поглощать ее: по частям, по маленьким-маленьким крупицам. И лишь знакомый шелест страниц не стихал, точно пиля слух ржавым ножом. Грозная королева лишилась сразу двух ценных фигур. Осталось забрать ладью, осталось сжать в кулак остатки сил и благородной ярости. Победа близка, нужно только еще немного усилий. Самую чертову малость! Уилсон опять посмотрел на Уиллоу, ласково очертил взглядом ее поджатые бледные губы, ее длинные, выбившиеся из прически волосы, наконец, ее глаза. Ее невероятно усталые глаза! Под сердцем так сильно заныло, защемило… И в этот момент он понял: есть чувства гораздо сильнее страха. Те, что согревают зачерствевшую душу. Те, что заставляют чувствовать себя живым. Те, что сиюминутно приказывали ему драться насмерть. — Хиггсбери, — мрачный том схлопнулся в унисон с голосом Максвелла, — нужно скорее добраться до Чарли. Не то Они сделают ее еще могущественнее. Не следует размениваться на дешевые трюки. — Тогда я атакую в лоб, а ты меня прикроешь. Слабый, одобрительный кивок Уилсон скорее почувствовал, чем заметил. Он все хотел что-то сказать Уиллоу, хотел остаться с ней, не распуская объятий, но… — А-а-гх! Теневая ладья устрашающе рявкнула, медленно продвигаясь навстречу. Короткая остановка, один тяжелый измученный выдох — она взяла разбег, проходя сквозь уцелевшие, обвитые шипастыми лозами колонны. Знакомый скрежет ударил по перепонкам, ладья разогналась сильнее, вблизи став предельно похожей на разъяренного носорога. — Берегись! Взгляд замер. Сфокусировался на одном только лезвии палаша. Уилсон, кажется, издал немой крик, а потом какая-то мощная, совершенно необъяснимая энергия едва не свалила его на землю, пульсируя в ушах, туша пылающий с обеих сторон огонь. «Просто иллюзия!» Оказалось, что палаш просто рассеял ладью, превратил в воздух еще быстрее, чем предыдущую фигуру. Все верно! Это страх стих, унялся, уступив место тревоге за жизнь мисс Фэй. «И все-таки Максвелл был прав на счет иллюзий! А кстати… Где он?» Уилсон осмотрелся и не увидел заточителя. Не успел он и что-то подумать, как сквозь нестихающий треск, откуда-то из-за самой стены огня, донеслось: — Прелестно! Прелестно, пушистик! Хлопок. За ним еще один. А потом эти звуки стали похожи на бурные аплодисменты где-нибудь в просторной ложе театра. Так обычно аплодируют удачному номеру. Немного нервно было осознавать, что никакие это не овации восхищенной толпы — это тени клацают пастями и Чарли издевательски рукоплещет, готовясь к очередному броску. — Мы сыграли чудную партию, — продолжала уже раздраженно цедить она, — но пора снять с доски живучую пешку… Пешка упорно мешает поставить мат королю! Раздался свист, за ним следом протяжный измотанный рык. Потом еще громче стон: натужный и болезненный. Это языки пламени вновь больно обожгли Чарли. Когтистые, черные, как смоль, руки попытались их затушить, но при каждом новом прикосновении они только сильнее сжимались, дрожали, сочились плавящейся темной материей. Как восковые свечи. И тут Уилсон допустил ошибку. Он понял это не сразу. Он потерял бдительность, думая, что дальше огонь сделает свое дело, что Чарли не причинит вреда вне родной стихии — тьмы. Уилсон повернулся вполоборота, с щемящей нежностью посмотрел на Уиллоу и… Что-то взметнулось быстрее звука, а потом поразительно кольнуло выше лопатки, словно несколько острых, филигранно заточенных кинжалов впились под кожу. Он подпрыгнул и съежился от накатившей боли. Моргнул. Просто моргнул. Но стоило векам снова подняться, перед ним в предельно опасной близости уже застыла большая фигуристая полутень, угрожающе сверкая клыками. — Скучал по мне, дурашка? Старая кровь все стекала по ткани ее опаленного платья. Узкие зрачки в глазах демоницы расширились в предвкушении пищи: ужасов и свежего мяса. Чарли совершенно точно дала понять: мгновение — и крови станет гораздо больше. Мгновение — Уилсон утонет в собственном вопле. Еще одно — он расстанется с жизнью. На этот раз навсегда. Мгновение… Уилсон не успел что-то сказать, сделать. Какой-то совершенно животный, склизкий и отчего-то приятный звук разрезал воздух и обласкал слух. Такой, что можно сойти с ума. Это рапира внезапно пронзила сотканную из теней плоть демоницы: лезвие прошло выше поясницы и показалось из вспоротого живота. — Ты допустила ошибку всех новичков, моя дорогая, — точно объевшейся сметаны кот, промурлыкал Максвелл, — пожадничала, решила забрать мою пешку на размене и… — он надавил, а затем решительно вытащил лезвие, — проиграла. — Как ты… — давясь багровой венозной кровью, прохрипела она, капля за каплей, крупица за крупицей теряя свой грозный теневой облик. — Все просто, проклятье моей жизни: видишь ли, тени лишь обратная сторона пламени, — он любовно провел ладонью по обложке Кодекса Умбра. — Иногда стоит затаиться и поймать… Ну как это? На живца! — Потрох с-собачий! — лишь выцедил Уилсон, постепенно осознавая, что все это время они с Уиллоу были приманками. Приманками! Какими-то никчемными разменными фигурами! Хотелось еще сильнее, еще больше ругаться. Хотелось просто удавить чертова заточителя! А что не давало? Уилсон так и не мог понять. Наверное, какое-никакое чувство такта. Просто все стихло, так неожиданно погрузив купальни в странную песнь из плеска воды и танца гаснущих огней. Даже тени перестали рычать, шипеть и клацать зубами. Их просто не стало. Может быть, они даже трусливо сбежали! Минуло еще несколько мгновений, может, минут. А Максвелл все стоял, оцепенев, как одна из тех его мраморных статуй в пустошах. Тьма волнующимися, высыхающими сгустками разбежалась в сторону, а на полу, как вскоре совершенно точно выяснилось, лежала уже и не демоница, а молодая женщина. Уилсон осторожно протер глаза, щипнул себя за запястье. Да, определенно, это была женщина! Незнакомка, что не так давно глядела на него с водяной глади: невинная, запуганная, молящая о спасении. Максвелл чуть опустился, затем даже сел на колени. У молодой женщины были светло-янтарные, ближе к карим глаза. В отсветах пламени они даже напоминали подсвеченные солнцем рубины. Ее лицо как у фарфоровой куклы: миловидное, с аккуратным маленьким носиком и пухлыми алыми губками. Она плакала. Почти беззвучно. Это были ее последние слезы. Тонкие пальцы все зажимали кровоточащую рану. Безуспешно. Ведь это ее последние сиплые вздохи, с трудом вырывающиеся из легких, из вздымающейся навстречу нависшему Максвеллу груди. Сам он словно гриф, разглядывающий добычу. И в то же время… Какая-то странная жалость, щемящая тоска так и читалась на его бледном узком лице. — Добей меня, М-макси, — жалостливо проскулила она. Тот отрешенно покачал головой, тыльной стороной ладони провел по ее вздрогнувшим, как от холода, щекам. Это было сделано так… Любовно. — Тварь внутри меня, — всхлипнула Чарли, — она невыносима! Господи, да давай же… Давай! Добей меня! Молю! Лезвие рапиры коснулось горла молодой женщины. Уилсон затаил дыхание в томительном предвкушении казни: быстрой и справедливой. Он все ждал с каким-то совершенно маниакальным, несвойственным интересом, когда же острие погрузится в трепещущую плоть. — Нет, Чарли, — наконец, с усилием выдавил Максвелл, и по его губам скользнула болезненная ухмылка. — Убирайся. Просто убирайся. Сил нет тебя видеть… — Ах-х! — разочарованно вздохнула она, и рот растянулся в обозленном оскале. В глазах опять проснулась демоническая тьма. — Глупый-глупый-глупый, — все давила она, — глупый Макси! С этими словами Чарли и растворилась ворохом теней. Исчезла в бесконечно густой дымке. Теневой палаш выпал из рук и ударился о землю со звуком, отдаленно напоминающим звон. Колющее разочарование запульсировало в глотке. От нахлынувшей ярости Уилсон едва не задохнулся. Кулаки грозно сжались. — Зачем? Зачем ты отпустил ее, гнида?! — в этот крик Уилсон вложил всего себя. Что ж… Если Максвелл отделается одними синяками — ему крайне повезет.