Мальчик с пшеничными кудряшками

— Опа, — Арсений опускает ребёнка на двухспальную кровать, стараясь быть как можно более дружелюбным, хотя про себя думает: «Куда уж больше?». Антон сразу заползает под одеяло, чем вызывает грустную улыбку у мужчины, севшего на край постели, — Холодно, да? — мягко спрашивает он, — Дай лобик, — врач наклоняется и касается губами лба мальчишки, — Горячий, — немного взволнованно выдыхает старший, смотря в два невольно слезящихся зелёных глазика, которые буквально сканируют каждое движение брюнета, чтобы сразу выявить возможную опасность, — Что-то болит? — поглаживает через одеяло по груди Попов, стараясь успокоить и расслабить. — Только голова, — «мяукает» Антон, пряча нос в толстовке. — Тогда сейчас померим температуру и посмотрим, — брюнет последний раз заботливо проводит ладонью по одеялу и выходит из комнаты. Возвращается уже с небольшой белой сумкой в руках, на которой был изображён характерный красный крест. Арсений ставит её на стол, подальше от глаз мальчишки, находит ртутный градусник и снова садится рядом с ребёнком. Попов сам оттягивает ворот кофты, просовывая прибор подмышку, и просит Антона хорошо держать, чтобы можно было правильно оценить проблему на данный момент. Антон чувствует себя отвратительно, чему свидетельствует его внешний вид: немного красные слипающиеся глазки, розовые щёчки, мелкая, едва заметная дрожь и совершенно не дышащий нос. Арсений смотрит на своё маленькое закутанное в одеяло чудо и строит догадки о том, как вообще ребёнок мог заболеть. Неужели, это он — Попов — не уследил? Это прогулка на столько плохо повлияла на детский организм? Из-за того, что родителя не было рядом, мальчишка не смог сам понять, когда перемёрз и что пора бы пойти домой? Мужчина мягко поглаживает обессиленного мальчика по пшеничным кудряшкам, искренне надеясь, что надолго болезнь не затянется. — Давай его сюда, — протягивает ладонь голубоглазый, прося градусник обратно. Шастун медленно, прикладывая достаточно много усилий достаёт прибор и отдаёт его старшему, внимательно смотря на реакцию отца. Мужчина крутит градусник, всматриваясь в показания, а потом выдыхает и переводит заботливый взгляд на младшего, — Зайка, 37 и 7, — продолжает поглаживать мальчика по голове и плечам врач, паралельно размышляя над ситуацией, — Тебе очень плохо или терпимо? — спрашивает Арсений, потому что такую температуру обычно можно не сбивать, и дать организму побороться самостоятельно. — Нормально, — буркнул Антон, прикрывая глаза, надеясь поспать. — Погоди, — мужчина достаточно резко тянет на себя одеяло, за что получает недовольный взгляд зелёных глаз, — Антош, температура есть, но с жаропонижающим пока повременим, — терпеливо объясняет Арсений, берясь за нижний край детской толстовки, намереваясь снять её, — Солнышко, я не хочу чтобы тебе стало хуже из-за слишком тёплой одежды. Организму наоборот надо дать возможность охладиться, — Попов всё же стаскивает предмет гардероба с ребёнка, замечая как мальчишка сразу прячется в одеяло с головой, — Ну ты нос хотя бы высуни, — беззлобно улыбается врач, — Антош, я серьёзно. Раскрывайся, а я сейчас вернусь, — голубоглазый снова куда-то уходит.

***

— Пей чай, а я тебе книжку почитаю, — Арсений отдаёт в маленькие ручки большую чашку с горячим напитком, а сам ложится рядом, открывая первую страничку книжки «Королевство кривых зеркал». Антошка тихонько попивает чай, готовясь внимательно слушать папу. Мужчина прочищает горло и с выражением начинает: — Хочу вам рассказать о девочке Оле, которая увидела себя со стороны… Когда первые две главы подошли к концу, ребёнок уже мирно спал, дыша преимущественно через приоткрытый рот, а пустая кружка лежала в бледных расслабленных руках. Арсений кладёт книжку на полку, убирает посуду и идёт за платком, чтобы намочить его холодной водой, а затем приложить ко лбу мальчика. Спустя минут пятнадцать такого протирания и лобика, и шеи, и животика, и ручек, и ножек, Попов оставляет Антона отдыхать, а сам идёт заниматься хозяйстенными делами, которые, к сожалению, никто не отменял.

***

Спустя пару часов из спальни слышится сильный кашель, который заставляет доктора, только поставившего бельё стираться, нахмуриться. Он моет руки, грязные из-за всяких химических средств и пыли, вытирает их махровым полотенцем и идёт к своему маленькому больному. Когда перед ним предстаёт свернувшийся на кровати в комочек Антон, пытающийся остановить приступ кашля, Арсений сразу оказывается рядом и заставляет Шастуна сесть, чтобы это безобразие быстрее прошло. Попов обеспокоенно смотрит в два детских слезящихся глазика, думая, что же делать, а сердце предательски сжимается, вызывая неконтролируемую жалость. — Так, малыш, мне надо тебя осмотреть, — решает мужчина, за плечи придерживая Антона, который обессиленно роняет голову к себе на грудь. — Не надо, — моляще тянет младший, когда Арсений отходит к столу, начиная искать что-то в аптечке. — Солнышко, тебе нечего бояться, я просто внимательнее посмотрю на твоё состояние с помощью абсолютно безопасных приборов, — спокойно поясняет Арсений, кидая мягкий взгляд на сына. Вот это я сказанул, конечно, — проносится в голове у врача. Попов подходит к кровати с небольшим фонариком в руке и стетоскопом на шее, который надел туда уже по привычке, и наблюдает за тем, как Шастун быстро полностью прячется под одеяло, всем своим видом показывая, что ему эта идея с осмотром совершенно не нравится. — Антош, вылезай, — Арсений садится на край постели и трясёт небольшой белый комочек. — Пап, давай не.. не будем, — надрывно кашляет на середине предложения мальчик, отчего глаза снова не сильно намокли. — Тош, мне надо понять, как тебя лечить, маленький, — сюсюкается брюнет и хватает одеяло так, что берёт парнишку, который сидит на коленках, уткнувшись лицом в подушку, за бока, как кошку или собачку, и тянет на себя, сажая к себе на колени прям в одеяле, — Ну чего ты капризничаешь? — мило улыбнувшись своему чуду, беззлобно спрашивает голубоглазый. — Я боюсь, — старается спрятаться в ткани Антон, но ему не дают этого сделать. — Ну, зайчик мой, успокойся, пожалуйста, — нежно просит взрослый, — Я ничего страшного не делаю, — гладит по голове Арсений переходя на мягкую щёчку. Ребёнок немного успокаивается, почему-то решая довериться отцу, и начинает более ясно смотреть на старшего, — Скажи, горлышко болит? — мягко начинает доктор. — Болит, — кивает Антон, — И глотать больно, — жалуется он следом. — Понял, но мне надо самому посмотреть, — говорит Попов, беря в руку фонарик, — Открой ротик, — просит он, нажимая на кнопку, — Просто посмотрю, — уверяет врач, когда видит недоверчивый детский взгляд. Антон слушается и даже старается «опустить язычок», чтобы папе было лучше видно, — Умничка. А горлышко красное, — выдыхает Арсений. — Всё? — наивно спрашивает Шаст, уже готовый снова спрятаться в одеяле. — Нет, солнце, — взрослый рукой удерживает его на месте. Антон обречённо выдыхает, тут же гипнотизируя взглядом стальной кружок фонендоскопа, — Да, я должен тебя послушать, — говорит врач, смотря на зависнувшего мальчика, который опять начал кашлять, — У меня на коленях останешься или на кровать переползёшь? — слегка улыбается Попов. — Останусь у тебя, и ты не будешь ничего делать, — протестующе предлагает свой план Антон, скрещивая руки на груди, — Только обнимать, — спешно добавляет он, не поднимая носа. — Обнимать я тебя буду, когда захочешь, а вот послушать мне тебя надо сейчас, — врач одной рукой продолжает придерживать мальчишку за бок, а второй снимает с шеи стетоскоп, — Подними, пожалуйста, футболку, — втыкая концы прибора в уши, просит Арсений и терпеливо ждёт. Антон, обиженно смотря на папу, аккуратно тянет майку вверх, тем самым не нарочно сбрасывая с плеч согревающее до этого одеяло. Брюнет осторожно прикладывает к молочной коже холодный круглешок, от чего мальчишка тут же вздрагивает, но продолжает сидеть смирно, — Молодец, — уверенно хвалит мужчина, — Сейчас задержи дыхание, — даёт следующее указание доктор, внимательно слушая каждый звук, — Умничка, теперь надо спинку, — голубоглазый меняет руки, продолжая придерживать мальчишку уже спереди. Антон старается держать футболку, чтобы папе было удобнее, но руки быстро устают, поэтому мужчина берётся за это дело сам, — Покашляй, — просит Попов и мальчик слушается. Вскоре взрослый возвращает прибор на шею, — Хрипов нет, но сухой кашель — мало приятного, — рассуждает доктор, поправляя майку на ребёнке. Арсений кладёт ладонь на детскую шею, слегка надавливая пальцами на лимфоузлы с одной стороны, потом и с другой, из-за чего младший на мгновение жмурится, — Больно? ⠀ — Немного, — отвечает ничего не понимающий Антон. Педиатр слегка хмурится. — Скажи, ломит ноги, руки? Сильно уставшим себя чувствуешь? — продолжает распрос старший. — Ну, наверное ломит, — не очень разбираясь в ощущениях, отвечает Антон, — Устал, как будто сто кругов вокруг школы пробежал, а потом ещё на две тренировки подряд сходил, — легко и отчего-то обижено приводит сравнение младший, переводя печальный взгляд на Арсения. — Хорошо, малыш, я понял. Перелезай на кровать, — подгоняет Попов, накидывая мальчишке одеяло до середины живота, — Померим температуру и всё, — встряхивает градусник в воздухе брюнет, сбивая прошлые показания, и просовывает прибор ребёнку подмышку, — Тридцать семь и девять, — тяжело выдыхает врач, спустя пять минут, параллельно слыша сильный кашель, — Я сварил супчик, пока ты спал, сейчас принесу.

***

— Не хочу больше, — хнычет Антон, отдавая небольшую тарелку папе. — Антош, ты даже половину не съел, — грустно смотрит на сына Арсений, на что получает не более счастливый взгляд в ответ, — Ладно, — выдыхает старший, — Сейчас таблетки, сироп и спать, — информирует врач, временно ставя посуду на письменный стол. В аптечке он находит нужные лекарства и возвращается к ребёнку, протягивая ему две белые таблетки и кружку воды, — Глотай, солнце, — наставляет Попов, когда видит скривившуюся от горького вкуса мордашку. — Пап, она очень горькая, — жалуется Антон, всё же приняв лекарство. — Знаю, — легко кивает старший, намекая на то, что никаких поблажек не будет, — Вторая безвкусная, пей, — обещает врач, отдавая второй белый кружок, который Шастун сразу выпивает, — Умничка. Теперь сироп и баиньки, — врач наливает в мерный стаканчик нужное количество лекарства и протягивает его ребёнку, — Он сладкий, попробуй, — улыбается Арсений. И действительно, когда стаканчик оказывается пуст, мальчишка ещё какое-то время облизывает губы. Попов тем временем относит посуду на кухню и возвращается обратно. — Я не хочу спать, пап, — отрешённо говорит Антон, когда старший вновь приземляется на край кровати. — Хочешь, я с тобой полежу? — предлагает брюнет, но Шастун всё равно строит недовольную мордашку, — Можем телик включить, — смягчается врач, ведь по идее младший не должен напрягать ни глаза, ни что-либо другое. Но ребёнок активно кивает, улыбаясь, поэтому медику пришлось сделать исключение. — Пап, я люблю тебя, — мальчишка прижимается к лежащему рядом Арсению и крепко обнимает его руками и ногами. — И я тебя, солнышко, — целует в макушку старший, поглаживая по спинке своего ребёнка.

***

Когда Антон просыпается, за окном уже темно, как и в комнате. Папы рядом нет, но за дверью слышны какие-то звуки. Шастун с трудом заставляет себя встать в туалет, потому что голова жутко гудит, ноги так и подкашиваются, всё тело бьёт крупная дрожь, а вся одежда неприятно липнет к телу, ведь полностью пропиталась потом, хотя мальчишка просто спал. Видимо Попов не услышал пробуждения сына, так как не вышел из кухни на топот маленьких медленных шагов. Антон идёт буквально по стенке, ему реально плохо, но мозг отказывается нормально соображать, поэтому когда он заканчивает все свои дела, то всего лишь наскоро умывается холодной водой, что немного и ненадолго, но помогло. Когда мальчик выходит из ванной, собираясь вернуться в спальню и просто поспать ещё, его случайно замечает Арсений, который тут же изменяется в лице, видя состояние ребёнка. — Тош, малыш, что с тобой? — тут же подходит ближе Попов, приседая на корточки, и держит Антона за плечи, с волнением смотря на мальчика. — Плохо, пап, — тяжело кашляет Шастун, после чего чувствует прохладные отцовские губы на своём взмокшем лбу. — Температура скаканула, — на выдохе обеспокоено произносит врач, — Иди ко мне, — Арсений с лёгкостью подхватывает мальчишку на руки, чтобы легче было добраться до постели. Он мягко опускает Антона на кровать, осторожно ставит ледяной, по мнению ребёнка, градусник и поглаживает по влажным кудряшкам. Когда через пять минут Попов видит на термометре не утешительные тридцать девять и шесть, то в голове проносятся миллионы мыслей разом: Зажать и сделать без разрешения, а потом оправдаться, мол, так нужно было? Сказать сейчас и сто лет ждать, пока согласиться? Поставить перед фактом, быть настойчивым, но мягким? Последнее вроде то, что нужно. Арсений подходит к столу, включая настольную лампу, находит в аптечке одноразовый шприц, три ампулы с разными препаратами, которые надо смешать, спирт и вату. Точно вбирает в шприц каждое лекарство по очереди, проверяет отсутствие воздуха, закрывает колпачок иглы, мочит руки и вату спиртом и, выдохнув, снова подходит к маленькому больному. Кладёт всё нужное на тумбочку и садиться на край кровати, начиная потихоньку поглаживать сына по животику. Пацанёнок лежал без одеяла и завернуться в него сил у большого не было. — Тош, солнышко моё, — зовёт Попов, перебирая пшеничные волосы. Антон приоткрывает глазки, выжидающе смотря на старшего, — Мы с тобой сейчас в не очень хорошей ситуации, — терпеливо начинает объяснять врач, стараясь подбирать правильные слова, — Температура подскочила и вскоре может стать очень опасной. Надо её быстренько сбить, — в этот момент Шастун шестым чувством чувствует неладное, — Перевернись на животик, зайка, я сделаю укол. — Нет! Нет, нет, нет! — отчаянно кричит Антон, приподнимаясь на локтях. Ожидаемо.. — Антош, это вынужденная мера, — Попов старается уложить мальчика обратно, держа за плечи, — Я бы не стал пугать тебя без надобности. — Пап, не надо! Не надо! Я не хочу! — Шастун активно пытается вырваться, но из-за слабости выходит плохо, — Это больно, нет! — Тоша, успокойся, пожалуйста, — мужчина с силой прижимает плачущего Антона к себе, не давая возможности выбраться, — Солнышко, я всё сделаю очень аккуратненько, обещаю, — старается утихомирить рыдающего ребёнка Арсений, у которого что-то болезненно щемит в сердце от такой картины. Спустя пару минут Шастун выдыхается, поэтому чуть успокаивается и перестаёт хаотично размахивать руками и ногами, — Давай я сейчас совсем не больно поставлю мааленький укольчик, и тебе сразу станет лучше, — поглаживает по спинке и голове доктор. — Я не хочуу, — обессиленно шепотом говорит Антон, сжимаясь в маленький комочек. — Зайка мой, — максимально нежно целует в висок старший, — Ложись на животик, пожалуйста. Всё будет хорошо, обещаю. Это надо сделать, — брюнет укладывает его в нужное положение, фиксируя ладонью поясницу. — Папочка, ну не надо! — всё ещё хнычет младший, — Я буду самые горькие таблетки пить… Вот прям какие скажешь буду, — тут педиатр понимает, что адреналин окончательно заканчивается в детском организме, ведь сейчас ребёнок находился уже на грани сознания, еле шевеля губами и никак не двигаясь. — Тош, к сожалению, таблетки не всегда могут помочь, — поглаживает по спинке и бокам Арсений, пытаясь хотя бы чуть-чуть настроить, хоть и понимает ненужность этого в таком состоянии мальчишки, — Как сейчас, потому что температура поднялась слишком высоко… Антон безнадёжно утыкается лбом в подушку, оставляя немного воздуха, чтобы дышать, что и так трудно с его-то насморком. Попов выдыхает, медленно стягивает с мальчишки шорты с боксёрами и берёт ватку, обрабатывая достаточно обширный участок кожи. Шастун всхлипывает каждую секунду, будто его пытают, а у голубоглазого сердце разрывается от вида этого несчастного зайчонка. Хочется уже скорее закончить с этой жуткой для детей медицинской процедурой и прижать к себе своё маленькое чудо. — Солнышко, постарайся не дёргаться, — негромко просит врач, снимая колпачок со шприца, и придерживает парня за спинку. В следующую секунду тонкая игла рассекает нежную кожу, от чего мальчик скулит в голос. — Ай, больно, больно! — не выдерживает Шастун, когда чувствует неприятную распространяющуюся боль вокруг места прокола. Но он никак не двигается — тело просто-напросто не слушается, не подчиняется, сил нет. — Знаю, малыш, лекарство болючее, потерпи, — продолжает медленно вводить препарат Арсений, стараясь не обращать внимания ни на жалостливые всхлипы, ни на то, что мальчишка отчаянно пытается сбежать даже сейчас, несмотря на свою полную беспомощность и то, что мужчина плотно прижимает его к постели, — Всё, зайка, ты молодец, — прикладывает к ранке ватку Арсений, слегка массируя кожу, когда лекарство было полностью введено, — Полежи так минутку. Попов выкидывает в мусорку под столом использованный шприц и убирает всё ненужное обратно в аптечку. Снова подходит к всё ещё по-детски плачущему мальчику, переворачивает его на спину, берёт подмышки и усаживает к себе на коленки, начиная баюкать. Мужчина целует своего ребёнка в щёчку, лобик, ушко, как бы извиняясь. Шепчет ему успокаивающие: «Ты умничка», «Я с тобой», «Всё хорошо» и «Я люблю тебя, зайчонок». Антон прижимается к папе максимально близко первую минуту, потом организм вновь слабеет, поэтому мальчишка уже просто висит на Арсении. Через десять минут лекарство начинает действовать: мальчик успокаивается и начинает потихоньку засыпать, утыкаясь холодным носом в шею старшего. Врач аккуратно перекладывает ребёнка на подушку, слегка накрывает пуховым одеялом, любяще целует в лобик, нежно шепча «Спокойной ночи, маленький мой» и уходит на кухню. Решает заварить себе чай и заодно позвонить Серёже. — Какие люди, — звонко приветствует Матвиенко, — Чего звонишь в начале десятого? Разве твой ребёнок сейчас не должен быть в объятиях любящего отца? — добродушно интересуется мужчина. — Серёг, мой ребёнок заболел, поэтому уже спит. Хочу получить каплю поддержки, — вынимает из кружки чайный пакетик Арсений, напряжённо усаживаясь за стол, — Абсолютно новые для меня ощущения. Ни за одного ребёнка в жизни я так не переживал!… — Мда. Ты же Папа теперь, не забывай. Конечно, свой дороже в миллиард раз, — неторопливо говорит коллега, валяясь на диване перед телевизором, — Что с ним? — Грипп, — отпивает из чашки Попов, — Проснулся к половине одиннадцатого с температурой и больной головой, но не признался сразу. Есть отказался, да и видно было, что плохо себя чувствует. В общем 37 и 7, уложил его спать. Потом часа через два кашлять начал, я его посмотрел, послушал, температура 37 и 9 — грипп, собственно, установили. Супа три ложки съел, дал ему противовирусные и для иммунитета, сироп от кашля, он опять заснул. Я готовить уш… — Погоди, — вдруг прерывает подробный рассказ Серёжа, — Ты оставил ребёнка с температурой 38? Не похоже на тебя, Арс. — Да знаю, что нельзя. Дурак! — растерянно потирает глаза мужчина, — Не понимаю, чем думал, и думал ли вообще, — повисает небольшая пауза. — Дальше-то что? Как парнишка сейчас? — первым нарушает тишину хирург. — Я готовил, а он проснулся и в туалет пошёл. Я не услышал сначала, а потом в коридоре его еле стоящего на ногах увидел. Подбегаю, а лоб горит, померили — тридцать девять и шесть. Прикинь, как скаканула? Я в шоке был! Он, к слову, вообще врачей боится до ужаса просто, я его с часовыми уговорами осмотрел днём… В общем, с горем и нашими с ним нервами пополам, уколол я ему тройчатку. Заснул минут пятнадцать назад, — тяжело выдыхает врач, понимая, что ему всё-таки стало легче от того, что он просто выговорился другу. — Бедный мальчишка… Ятрофоб, а папа — врач, — выцепляет главное Матвиенко, задумываясь, — Я б, наверное, с ума сошёл! Ты у нас теперь, получается, на больничном? — Да, пока не знаю на сколько, — допивает содержимое кружки Попов и ставит её в раковину, — Держи меня, пожалуйста, в курсе всего, что в клинике происходит. Вдруг так что, куда, чего, — просит брюнет, направляясь в ванную, перед этим заглядывая в спальню за пижамой. Он заодно проверяет ребёнка: температура падает, укол работает отлично. — Конечно. Спокойной ночи, если что — звони. Я помогу, чем смогу, — по-доброму прощается Сергей, ни в коем случае не бросая друга в неприятной ситуации. — Спасибо тебе, правда! И спокойной ночи, Серёж…